Раннее

Шиза

Он говорил, что если обогнуть трубу

и взять левее, то можно сквозь щель

выйти из нашего измерения и войти

в другое, но там тоже унитаз.

Виктор Шендерович.

"Из последней щели".

В последнее время у Володи явно едет крыша. Он стал подозрительно придирчив к мелочам. Ночью он постоянно что-то подсчитывает в уме. Он вообще перестал мыться, мало ест, а его взгляд напоминает пару медных монет с изображением ощипанного двуглавого орла. Вчера он заметил трещину на стене и тщательно измерял каждый её прямолинейный участок при помощи линейки, всё это складывал, перемножал, а результаты записывал красным маркером прямо тут же, на стене. Когда я спросил его, что он делает, он сразу забеспокоился, сунул маркер в карман и сел на угол кровати, невинно хлопая глазами.

– Может, ты переутомился? – спросил я. – Сходил бы, проветрился. Нельзя же всё время учиться. Сдашь ты свой экзамен. Это которая по счёту пересдача?

– Не помню, – сказал он.

– Ну, не последняя?

Он поднял на меня свои бессмысленные глаза и задумался. Минуты через две заговорил:

– Знаешь, эта трещина явно имеет какой-то смысл. Если длину самого длинного звена в миллиметрах умножить на 761 и сложить с длиной всех остальных звеньев, а потом умножить ещё раз на 761, получится расстояние от Земли до Солнца.

– Ну и что? – спросил я.

– А если сложить длину всех нечётных звеньев в сантиметрах и вычесть 761, получится 666.

– Ну?

– Здесь что-то нечисто, – Володя весь сжался, будто пронзённый сильной болью. – Близится конец света. И источник его – Солнце.

Я сел рядом с ним.

– Володя, успокойся. Эту трещину сделал Тюков. Когда ты ходил очищаться в фонтан у главного входа, он пришёл в стельку пьяный и стал биться об стенку головой. Тут в паре мест даже застряли его волосы.

– Да, – кивнул Володя. – Я хотел замерить расстояние между ними.

– Ну и как?

– Не измеряется. Представляешь? Здесь что-то нечисто.

– Как не измеряется?

– Линейки не хватает.

Я хотел было дать свою длинную линейку, которая лежала у меня в тумбочке, но понял, что это может плохо сказаться на психическом здоровье Володи, поэтому предложил ему прогуляться, питая слабую надежду, что он согласится попутно зайти к доктору.

Володя испуганно отшатнулся от меня:

– Я там уже был.

– Где?

– Внизу, в магазине.

– Ну и что?

– Там что-то нечисто.

– Почему?

– Там продают китайский сахарный песок в пенопластовых вёдрах.

Я невольно засмеялся.

– Не смейся, – сказал Володя. – Ты когда-нибудь видел пенопластовые ведра?

– Нет, – ответил я.

– Вот видишь. Это неспроста.

– Перестань, – сказал я. – Что за чушь? Ты что-то перепутал.

– Ты мне не веришь, – сокрушённо заметил Володя. – Пошли.

Он встал, схватил меня за руку и потащил по лестнице вниз. Лифтам он уже не доверял.

Мы зашли в небольшой магазинчик возле столовой, и Володя ткнул пальцем в витрину. На витрине стояло огромное пенопластовое ведро, заклеенное сверху синей бумажкой с иероглифами. На ценнике было написано: "Сахар-песок, 20кГ, 250 руб".

Я был сильно удивлён. Впрочем, чего только не придумаешь, чтобы сбыть свой товар. Однако Володя на этом не успокоился.

– Вот смотри, – сказал он. – С этой стороны край вроде как оплавлено. Видишь?

– Да.

– От чего?

– Ну мало ли. Может, у батареи стояло.

– А может быть, это влияние патологических изменений пространства?

Мне это надоело. Я собирался уже уйти, плюнув на ведро и Володю, но он меня удержал:

– Постой. У нас как раз песок кончился. Давай купим.

– Дорого же.

– Ну, за мой счёт. Ты только донеси.

– А ты сам не можешь?

– У меня ещё дела. В других магазинах.

Это все звучало чуть более здраво, чем предыдущие его реплики, поэтому я не стал возражать. Через мгновение Володя уже плюхнул на пол передо мной это злосчастное ведро и, бросив:

– Только не деформируй. Я хочу замерить параметры, – куда-то исчез.

Я вздохнул и попытался поднять ведро за ручку. Ручка, разумеется, сразу же оторвалась. В местах отрыва ушек я увидел, что пенопласт, из которого сделано ведро, был тоненький – сантиметра полтора. Благо я ещё был в магазине, я сказал продавщице пару тёплых слов по этому поводу.

– А я при чём? – сказала она. – В Китай жалуйтесь.

– Действительно, – ответил я. – Извините.

Я попытался взять ведро за края. Пенопласт рвался и ломался. Тогда я присел, обхватил ведро руками и понёс, как идиот, перед собой.

До лифта добрался без особых приключений. Правда, по тихому шуршанию догадался, что где-то в ведре дырочка.

Женщина в очках и с пакетом – скорее всего, комендантша – спросила, на какой мне этаж.

– Шестнадцатый, пожалуйста.

Она нажала кнопку.

– Из вас песок сыплется, – сказала она.

– Это из ведра, – сказал я.

– Вы как со мной разговариваете? – она развернулась ко мне, изобразив заинтересованность в дальнейшем разговоре.

– Простите, – сказал я.

– Вы ж весь пол уже изгадили своим сахаром! Свиньи.

– Я уберу, – сказал я. У меня от ведра уже начинали ныть руки. – Вернусь, и уберу.

– Как же! – воскликнула женщина. – Уберёт он. Вон второй день в углу нарыгано – хоть бы кто убрал.

– Это не я. Честное слово.

– Как же! Всё вы, студенты.

К счастью, это был её этаж. А следующий – мой.

Я выбрался из лифта, сделал пару шагов и почувствовал, что ведро сейчас выскользнет у меня из рук. Я чуть-чуть подбросил его, чтобы обхватить пониже, и тут выяснилось, что ведро склеено из двух половинок. Шов моментально разошёлся, и на пол высыпалось сразу килограмма два. Я с силой сжал половинки ведра, отчаянно надеясь, что последние метров тридцать как-нибудь дотащу. А песок все сыпался и сыпался.

Я шёл быстро как только мог. Однако меня хватило ненадолго. То ли половинка соскользнула, то ли сжал я слишком сильно, но ведро с хрустом рассыпалось у дверей комнаты 16-31.

Мои ноги оказались по щиколотку засыпанными блестящим сахаром. Дверь комнаты раскрылась, и вышла светловолосая девушка в тёмно-жёлтой водолазке и спортивных штанах.

– Это что? – спросила она.

– Что, что! – неожиданно для себя выкрикнул я. – Ведро пенопластовое!

– А что вы орёте? – она тоже повысила голос. – Сами вы ведро! Навалили тут у меня под дверью и орёте.

– Я в следующий раз вам не того навалю! – заорал я. – Нельзя мимо пройти, сразу облают. Это ж вам песок, а не говно.

– Я не лаю, а говорю! Я вам не кобель, чтобы лаять. И не нужно мне вашего говна, у меня своего хватает!

– Ещё бы вы были кобель! Ну и подавитесь своим говном!

Она возмущённо выдохнула всё, что у неё было в лёгких, запрыгнула в комнату и заперла дверь.

Я разбежался и всем телом прыгнул на дверь. Двери в МГУ прочные, а вот косячок у неё явно подкачал. Я с явным удовлетворением проследил, как щепки осыпают её спину.

Она взвизгнула и начала орать:

– Я щас милицию позову! Раз кобель, так всё можно! И срёшь-то сахаром! Щас твоя харя разлетится, как эта дверь!

Я тоже орал:

– Чем хочу, тем и сру! Сама сука! Ну, посмотрим, чья харя…

Я уже замахнулся, но лицо было портить жаль, да и руку мою она в воздухе перехватила.

– Стойте! – сказал я. – Давайте так: сначала выслушайте меня, пожалуйста.

Она раскрыла рот, но сдержалась и просто сказала:

– Ну-ну.

Мы опустили руки. Я приземлился на табуретку, почему-то оказавшуюся у неё в предбаннике, поджал под себя ноги и несколько возбуждённо заговорил:

– Мой сосед по комнате сошёл с ума. Он сказал, что скоро конец света, потому что в магазине продают пенопластовые ведра с сахарным песком. Я не поверил, и он меня потащил туда. Действительно, стоит ведро…

Она молча слушала, несколько приблизившись ко мне. Я сел на корточки.

– Китайцы, мать их… – продолжил я. – Двадцать килограммов. А у него скоро экзамен. Последняя пересдача. Так что я ведро домой понёс. Ручка, конечно, оторвалась. А в лифте какая-то дура вроде вас… простите… Короче, женщина какая-то ругается. Говорит, что я обрыгал весь лифт. А это неправда, потому что я блюю всегда в раковину.

Моё колено почему-то упёрлось в её лобок.

– Ну кто будет класть двадцать килограмм сыпучего продукта в пенопластовое ведро с бумажной крышечкой? Ну, нёс я, нёс…

Она обхватила мою нижнюю губу пухлыми своими.

– А оно раыклеилось… – промычал я, но понял, что вроде дальше рассказывать не нужно.

Через мгновение мы оказались в комнате, и я уже сдирал с неё водолазку, а она нашаривала левой рукой презерватив в щели между матрацем и спинкой. Замочек на бюстгальтере оторвался… ну и фиг с ним… Теперь время поцелуев и ласк…

Как я мог не заметить, что она такая красивая… Левая грудь… Правая грудь… Ложбинка между ними… Родинка… Пупок… Ну да, пупок ведь я тогда под водолазкой не видел…

Её кожа, белая, гладкая, податливая, как сгущённое молоко, трепетала под моими ладонями и пальцами… Её рука стаскивала с меня трусы, готовые лопнуть от напряжения. Вот так… Вот так… Благословен будь изобретатель латекса за то, что сквозь эти тонкие стенки можно так чувствовать… О Боже мой… Её глаза, и губы… О Боже мой… Вот ведь китайцы с этим их ведром… О Боже мой… С неё упало последнее, что на ней было – резинка для волос, и они распластались по какому-то учебнику, лежащему у неё под головой… Вот так… Вот так… Вот так… Всё… Ну, ещё… ещё…

…Она приподнялась на локте и отбросила в сторону книжку.

– Чуть шею не сломала, – сказала она.

– Как тебя зовут? – спросил я.

– Аня.

– А меня Костя, – при этих словах меня словно бы ударило током. – Чёрт! Да я же тебя знаю! Мы с тобой как-то в кино ходили.

– Хотели сходить, – поправила Аня. – Только у тебя денег не было.

– Так… Где мои штаны? Смотри – сейчас на кино хватит.

Пойдём?

– Пойдём, – сказала Аня. – Но сначала возьми совок и веник.

Совместными усилиями мы переместили весь сахар с первого и шестнадцатого этажа, а также из лифта, в канализацию. Пару раз нам по дороге попался Володя в ластах и маске для подводного плавания.

Короче говоря, часа в три мы наконец-то вышли на улицу. Я обнял Аню за талию и поцеловал в щёку возле розового наушника.

– А ты классно выглядишь зимой, – сказал я. – Куда пойдём?

– Не знаю, – сказала Аня. – Для начала к метро. Смотри, какое красное Солнце.

Солнце палило нещадно. Снег покрывался черными дырами и быстро утекал, куда только мог. Мы сбросили с себя шкуры искусственных животных и побрели в сторону метро. А за нами яркими факелами вспыхивали здания, автомобили и деревья…

– Что будем смотреть? – спросила Аня.

– "Армагеддон" смотрела? – спросил я.

– Нет.

– Давай посмотрим. Наверняка где-то идёт.

И мы спустились в полыхающее оранжевыми сполохами метро. И помчались вглубь бесконечного чёрного тоннеля. И сказал я, что это хорошо. Потому что знал, что Аня возле моего плеча тоже так думает.

15:09 09.01.1999

Звёздная дурь

– Ходжа, почему ты забрался на верблюда?

Ведь раньше ты ездил на ишаке.

– Я хочу возвыситься.

Из рассказов о Ходже Насреддине.

I

Тусклый светильник гудел и метал в потолок искры. В зале было душно. Белые стулья для почётных гостей мелко тряслись – вибрация успокаивала нервы.

Председательствующий попыхтел, испустил несколько клубов дыма и произнёс важно, процеживая каждое слово сквозь частокол прекрасных гнилых зубов:

– Клянусь всеми нашими собравшимися господами и господинками, что мы все-таки здесь собрались! Кто-нибудь хочет высказаться по поводу или сказать что-нибудь?

Зал захихикал и дважды простонал букву "з".

– Я разделяю ваше одобрение! – радостно вскричал председатель. – И хочу сказать, что знать не хочу, что тут можно хотеть сказать ещё. Повод для причины простой, как любое гениальное яйцо, и выеденной яйцы не стоит. Смею потому надеяться, что единодушие ваше станет всеобъемлющим и будет таковым на протяжении. Итак, я вопрошаю: "Доколе?" Собственно, вопрос в том, до каких пор. И состоит он тоже в этом. Итак, я вопрошаю второй раз: "Доколе же оно так?", подразумевая, что это так больше не может продолжаться, хотя и продолжается некоторый уже промежуток времени, большой довольно. Итак, я посмею вопросить раз и в третий, попытаясь вывести из себя и донести до вас сокровенный смысл вопроса: "Может ли более длиться эксперимент, заключающийся по созданию и изучению наших подобий и созданных с целью изучения созданий?" То бишь: создая центр по изучению, мы предполагаем изучать, а не изучая, и оное создание предвосхищено быть лишённым смысла. Мы ждали, пока планета Ёрз окрепнет. Что же? Ничего. Как вы относитесь к этому, господа и господинки? Прошу докладать.

Докладчик Сокровенного Форума Левых Знаний. Вы все, кто смотрите на меня так, абсолютно правы. Мы действительно производим пищу – для вас и для ваших кухонных комбайнов. Чем более мы потребляем, тем более потребно наше существование, неверно же обратное, ибо идя в лес за дровами, не забудьте взять спички, дабы согреть своё тело в случае экстремальной ситуации. Все в порядке у нас с лесами, уверяю вас – лесов у нас не было и нет, но если кто из вас захочет стать лесом, то не встретит возражений с моей стороны. Если же посмотреть с противного зрения, то и самоё оно представляется весьма противным. Например: пища она и есть пища, пока её не съешь. И, подводя итог моей долгой ретираде, я вынужден сказать: "вот".

Докладчик, Ответственный за Брожение Умов. Я не столь красноречив, чтоб состязаться. Скажу просто: нет. Я тоже ведь оно. И даже если, то ничего не скажешь. Пища, конечно, хорошо, но не человек хлебом единым. Какой же он единый, этот хлеб? И какой же я человек? У меня всё, милые господиночки. А господа и так знают, что всё.

Докладчик от Внешних Сношений. Я не помню, здоровался ли я уже с этим залом, и поэтому не нахожу этого делать. Вы говорите: скандалы и кандалы. Я в этого согласен до самой конечности. Ведь трамвай, как уверенно подметил первый докладчик, он и есть трамвай, пока он не ездит. Кандалы готовить надо летом, и только после телеги, а скандалы нам не нужны, но его не убегёшь, поелику он уже скандалит. Что же касаемо до и после приёма пищи, то это мы завсегда и справим всё по чину и без имени, и спросите у кого угодно: "Доколе?", любой вам прямо скажет: "Не знаю".

Председательствующий (стучит по тумбочке пальцем и громко шуршит пачками денег). Я прослушал столь различные гости и пришёл к выводу, что решение принять уже не поздно и, можно сказать, в самую тютельку нужно. Я решение принимаю: необходимо прибытие субъекта с Ёрза, потому что – как я заключил из ваших сообщений – положение дел весьма заставляет желать, и желания наши преступны. Не будем же впадать и возраптывать, а возьмём бразды и оценим плод свой.

2

Мы копали кольцевой тоннель для новой, третьей очереди Обнинского мезонно-нейтринного ускорителя. Вскоре после обеденного перерыва я обнаружил, что у моей лопаты сломался секундомер. Пришлось идти в инструментальный склад и просить новую.

Когда я уже вышел из инструменталки с новой лопатой в руках, мне встретился мой непосредственный начальник, Сергей Сергеевич Фролов.

– О! – сказал он. – Володя? Тебя-то я и ищу. Там по твою душу пришли два гражданина – не пойму, откуда. Может, просто знакомые твои, а может из министерства. Поди разберись.

Я ничего не понял, но покорно погасил запал в черенке лопаты и отправился разбираться.

Около будочки сторожа действительно топтались двое.

– Володя? – спросил один.

– Володимир? – уточнил второй.

Я окинул их оценивающим взглядом. Выглядели они совершенно не так, как должны были выглядеть люди из министерства: большие уши, рты с огромным, я бы сказал, нечеловеческим количеством зубов, и одежда из ткани, напоминающей многократно использованную наждачную бумагу.

– Я Володя, – ответил я. – А что вы хотите?

– Поихалы, – предложил один.

– Эх, прокачу, – спокойно, с утвердительной интонацией произнёс второй.

– Э, нет, – замахал я руками. – Никуда я не поеду. У меня там лопата во взведённом состоянии. ещё выстрелит ненароком, пока я с вами гуляю.

– Быстро, – сказал один.

– Одна нога тут, а здесь вторая, – согласился другой.

– Да кто вы вообще такие? – возмутился я их непреклонности.

– Поихалы, – сказал первый.

– Эх, прокачу, – упорно бубнил второй.

Вокруг меня закружился воздух. Я посмотрел в их лица и вдруг понял, что это не люди. Ну разве бывают люди с такими косыми глазами?

– Поихалы! – услышал я сквозь бесившийся вокруг смерч.

– Даю форсаж, – ответил второй.

Раздался звук громкого чиха. Нас с головы до ног окатило линейным пространством, и, когда я более или менее очухался, меня окружало огромное сборище странноватых существ…

Их голоса представляли из себя ровный гул, и я только спустя некоторое время стал понимать, что говорят-то они обо мне…

3

Господинка Гвендолини, представитель оценочно-развесочной комиссии. Мы видим тут субъекта. Субъект этот имеет некоторые параметры, изложить которые нижеследующим образом я предполагаю ниже. Очевидно и ухослышно, что означенный субъект не отнюдь символизирует новое поколение подобных нам существ. Взять хотя бы его ногу. Или руку. Или другую ногу. И все эти конечности у него тёплые, тогда как у нас они всего лишь имеют определенную температуру. Желающие могут пощупать данного субъекта и тщательно убедиться в моей его справедливости. Более того – рост данного субъекта в холке составляет около шестидесяти сантиметров в единицах планеты Ёрз. Наш же рост в выпрямленном положении гораздо больше, чем рост данного субъекта на четвереньках. Далее. У субъекта во рту находится 32 зуба, тогда как у нас – шестнадцать плюс шестнадцать. Итак, я делаю однозначный вывод: перед нами действительно субъект, и сомнений в этом может не быть.

Докладчик от Философско-Арматурного завода. Добро пожаловать, господа! В том смысле, что я не понял, к чему это я. Вопрос, если он поставлен правильно, заключается в сравнении стоящего перед нами существа с тем, что нам нужно. И вот оно стоит, и мы его сравниваем. Что же дальше? М-да. Я думаю, всякий со мной согласится, если я скажу: нет, нет и нет. Поясню на примере. Взять, скажем, два подобных треугольника. Вот вы их крутите-вертите, а всё без толку. Всё, понимаете ли, никак. А вы возьмите бумажку, ткните их туды-сюды, и всё станет ясно. "Вот, – скажете. – Действительно". Так и тут. А то стоит он, видите ли. Хоть десять минут стой, а более подобным не станешь. Это ведь гомотетия, господа!

Докладчик от Третьей Триады. Мы ведь достигли уже лечения заболеваний. А он? Тьфу! У нас – вона! – стулья летают. А это вы кого притащили? Мы – это самое… А он глазами моргает. Ну что тут поделаешь?

Председатель. Может, ему слово дать?

Голоса из зала. Дать! Дать!

Председатель. Ну, пусть берет.

4

Перед моим носом закачался микрофон. Я чихнул – почти так же громко, как форсажный клапан хронофора, на котором меня доставили сюда. Где-то в ушах пронёсся голос Председателя: "Ну что это такое… Перед высоким собранием – и чихать не пойми кого…"

Я ухватил микрофон за пимпочку и заговорил:

– Кхм… Если я правильно понял, вы сравнить меня с собой хотите. Что ж… Наша земная цивилизация шлёт вашу цивилизацию… Большой привет, так сказать.

Я вдруг понял, что не знаю, что говорить дальше, и испуганно оглядел зал.

– Это… ну как его… у вас четыре ноги, и у меня две руки и две ноги… У вас по одной голове на брата, и у меня дома брат один остался…

– Ваше время истекло! – взревел Председатель.

Микрофон рассыпался у меня в руках.

5

Председатель.Итак, я выношу. Все вы и сами видите всё, но должен же я немножко постоять и подытожить. Не похож этот Володимир на любого нашего Володимира? Не похож. Хотели, чтоб был похож? Хотели. Вот и всё. Что же делать… Пусть живут. Хе-хе. А про большой привет очень складно. Кто-нибудь понял, что он сказал? Я тоже – нет. Ну-ну, людишки с этой Ёрзы… В смысле, давайте-давайте… Ну, значит, решение:

1. На протяжении всего последующего времени, следующего за временем предыдущим, считать планету Ёрз действительным объектом.

2. Володимира считать действительно Володимиром, и потому эксперимент признать неудачным.

3. Приняв во внимание отсутствие какого-либо сходства между нами и ними, вернуть Володимира на Ёрзу и пусть его там.

4. Плюнуть на всё и объявить обеденный перерыв.

6

Хронофор нёсся над засеянными полями, ледяными торосами и львиными гривами… Подо мной мелькнул ярко-оранжевый цилиндр, уходящий вдаль, за горизонт… В этот момент меня сбросили.

– Поихалы! – крикнул на прощание первый.

– Варлодимммммир… – добавил второй.

Я упал в жидкую грязь возле инструменталки.

– Привет, – сказал подошедший Фролов. – Ты из министерства?

– Умгу, – ответил я, сплюнув попавшую в рот грязь. – А как там моя лопата?

– Ты б ещё полгода где-то шатался, – сказал Фролов. – Давным-давно к другому переметнулась. Видел новую очередь?