Мы договорились, что около полуночи я приду к нему домой. До этого времени меня терзало много мыслей и сомнений, но я должна была знать, как он это делает.
Я постучала в его дом в назначенное время, и он тут же вышел ко мне.
«Пойдём, нам предстоит путь», – неожиданно сообщил Иван.
Мы почти не говорили до самых ворот деревенского кладбища, что по сей день стоит между нашей и соседней деревней.
«Ты это видишь?» – спросил он, застыв перед землёй мёртвых.
«Нет».
Я ничего не видела и искренне призналась в этом. Тогда он научил меня видеть.
«Смотри впереди себя так, будто ты смотришь сквозь это полотно. Найди точку вдали, сфокусируйся вон, к примеру, на том могучем дубе».
Он указал мне пальцем на тёмный силуэт огромного дерева, знаменующего конец Ошкладбища. Я сосредоточилась на нём. Вдруг всё кладбище озарилось непонятным свечением. Позже видение приобрело чёткость, и я заметила, как из каждой могилы тонкими светящимися струями выходят столбы энергии.
«Теперь ты видишь?»
«Теперь вижу», – призналась я.
Иван начал работать с энергиями смерти. Каждую ночь он выходил на кладбище и напитывался энергией со свежих захоронений.
«Я вижу их яркими лучами света, исходящими из земли, – продолжал он. – Я даже могу поспорить на деньги, где находится самая свежая могила. И знаю точно, что, даже не заходя на кладбище, я увижу её с поразительной точностью».
«Как долго они излучают это?» – поражённая увиденным, я уточняла детали.
«До сорока дней они блещут так, словно кто-то вставил в землю мощный фонарик и забыл его выключить. Затем медленно угасают и после года исчезают вовсе».
Мы зашли на кладбище. Иван повёл меня к самому, по его словам, мощному излучению. Я припала к ещё совсем свежему бугру. Вчера! Мужчину похоронили вчера.
«И вправду, свежее уж некуда», – иронично произнесла я.
«Дамы вперёд?» – гостеприимно простёр он руку.
«Нет, дорогой коллега, это не моя энергия».
«Ну, как знаешь», – пожал он плечами и, разложив на могиле свои многочисленные амулеты, плетёные куклы и свечи, лёг на неё сам.
Он принялся стонать и содрогаться так, словно сквозь него пропускали электрический ток. Картина, мягко говоря, шокировала, но я решила досмотреть спектакль до конца.
«Я насытился», – заключил он, поднимаясь с могильной земли.
Собрав свои побрякушки, он вдруг изверг такую отрыжку, что даже самые древние деревья на кладбище содрогнулись. Он так лечил, заряжался и творил свои чудеса. Однажды вечером ко мне пришёл молодой парень, назвавшись учеником Ивана.
«Мой учитель сломал ногу. Он просит вас навестить его».
«Он просит меня навестить его, потому что сломал ногу?» – удивилась я.
«Не совсем. Он начал хворать. Зовёт специалиста, сам разобраться не может».
Где-то внутри я понимала, что добром такое не закончится, но предпочла оставить колдовские методы Ивана на его же усмотрение. Однако я не могла оставить момент его болезни без внимания. Я схватила, что нашла для его лечения и поехала к нему.
Иван лежал почти без движения. Кожа приобрела сероватый оттенок. Я зажгла самодельную свечу и закрыла глаза. Когда я взглянула на него своим сознанием, увидела мертвеца. Голубая кожа частями повисла, обнажив кости, а глазные впадины казались совсем чёрными. Я вздрогнула, когда он открыл свои болезненно мутные глаза.
Я вскочила и отошла на несколько шагов. Мои глаза мне говорили, что Иван болен. Но своим более тонким зрением я видела, что Иван мёртв.
«Что ты видишь?» – встревожился он моим поведением.
«Ты же покойник!» – воскликнула я.
«Я уже две недели не был на кладбище…»
Он не мог питаться привычным способом. Остальные же пути получения жизненной силы были блокированы энергией смерти. Нельзя питаться смертью и оставаться при этом живым. Она разрушает, старит и блокирует другие потоки.
– Бабуль, но ведь эти потоки из могил – это же остатки жизненной энергии, как мне кажется.
– Да, Кира, это остатки жизни, но с каким зарядом?
– Ты говоришь, что у энергии есть заряд?
– Конечно, как у всего на свете! То, что готовится умереть, неизбежно стремится к разрушению.
– Ты помогла ему?
– Да, – сухо ответила бабушка.
– Чем ты его лечила?
– Ничем, мы отнесли его на кладбище!
Я резко повернулась от окна и взглянула ей в глаза.
– Конечно, что здесь удивительного? Мертвецу не нужен эликсир жизни, ему нужно лишь ещё немного смерти.
Несмотря на прекрасный летний вечер, я легла спать с тяжёлыми мыслями. Мои мечты, что колдун не меньше жив, чем я, всё больше походили на беспочвенные фантазии. Вся эта неприязнь к мертвечине медленно, но верно убивала во мне романтические чувства. Одно оставалось крайне странным: почему же моя бабушка не почуяла его своим безотказным чутьём?
Перед сном голова была тяжёлой. Виски то и дело сдавливало внутренним давлением. Дыхание осложнялось болезненными ощущениями в зоне лба. Я долго мучилась, вспоминая едкий цвет полыни, но всё же наконец уснула.
Я очутилась снова в студенческом общежитии. Длинный коридор слегка озарялся красным цветом, а привычных взгляду дверей, закрывающих комнаты от любопытных глаз, не оказалось вовсе.
«Неужели колдун где-то здесь, среди студентов?» – пронеслось в голове.
Такого я совсем не могла предположить. В животе расплылось лёгкое ожидание долгожданной встречи.
Я побрела по слабо освещённому длинному коридору, заглядывая в бездверые комнаты. Благодаря странному свечению, исходящему от окна, на кроватях без труда различались спящие силуэты. Я застыла перед одной из комнат: кроме отсутствия дверей и таинственного свечения, что-то в этих неподвижных темных силуэтах всё-таки было не так. Пройдя дальше, я наконец поняла – все эти люди лежали в одной и той же позе. Они, словно отряд солдатиков, были помещены кем-то по своим кроватям. Подойдя к своей комнате, я увидела смирно спящую Аню и Свету. Они жили далеко и не всегда могли поехать домой на выходные. Моя же кровать была пуста.
Я подошла к окну, пытаясь выяснить источник таинственного сиреневого света. Привычный пейзаж не успокоил и не обрадовал глаз. Все здания смотрели на меня чёрными безжизненными окнами. Некоторые из жилых домов были даже полуразрушены, обнажая внутренние пролёты лестниц и обшарпанные обои тесных квартир. И без того покорёженный асфальт теперь был разделён бездонной трещиной на два кривых берега. А ещё вчера цветущие деревья теперь тянули свои острые голые ветки, пытаясь пронзить любого смельчака, решившего прогуляться по разрушенному городу.
