Лети, не бойся

Она оборачивалась, ожидая, что вот-вот её младший брат погонится следом. Но он всё не шёл. Девочка продолжала углубляться в лес, но с каждым шагом всё менее уверенная в том, что это стоит делать. Ну почему же он не идёт за мной? – задавалась она вопросом. И игра становилась всё более скучной. Ей уже хотелось крикнуть, что-нибудь, обнаруживая себя. Однако и сдаваться пока вроде было рано. Может птицей покричать? – размышляла девочка и сама не заметила, как остановилась.

Она присела на широкое в обхват обеих рук дерево, лежащее в зарослях дикого папоротника. Как ступени на дереве обосновались диски древесного гриба супеша. Взрослые говорили, что этот гриб нехороший. Он забирает силу у деревьев, убивает их и потом ждёт на мёртвом стволе, чтобы сползти в землю, раствориться, и превратиться в чёрную змею.

Девочка подобрала к себе ближе ножки и стала прислушиваться, не кричит ли где её брат. Неосознанно она стала шептать под нос: – Ну, кричи же, ищи!

Однако голоса мальчишки слышно не было. Зато показалось девочке, что она слышит чьё-то сиплое горловое дыхание. Будто измотанный в конец человек тяжело дышит с открытым ртом. И дыхание это становится к ней всё ближе.

Она огляделась по сторонам. Вроде нет никого. Но это же лес. Здесь всё находится в движении. Лёгкий ветерок может вызвать такое покачивание в кронах, словно лось стонет. Где-то в ельнике справа шевельнулась ветка.

– Мама! – вскрикнула тихонько девочка.

Ей стало вдруг страшно. Пора бежать отсюда. Она вскочила, но молодые ноги не шли. Налились тяжестью, будто к ним камни налипли. Девочка попятилась прочь от ельника. Споткнулась о сук и упала на спину. Икра ноги полыхнула болью. Она посмотрела на голую лодыжку. Там алел кровью порез, что оставил сук.

Это ничего, ничего, – залепетала девочка и поднялась на ноги. Она замерла на мгновение, прислушиваясь. Вроде всё тихо. И вдруг где-то совсем рядом снова раздалось это ужасное сипение.

Девочка взвизгнула и ринулась назад к дороге. Что-то холодное и влажное коснулось её спины. Она зажмурилась, ноги потеряли землю, и девчонка зацепилась ими о дерево. Затем упала лицом вниз. Прижалась к земле, словно ища у той защиты, и замерла. Дыхание раздалось прямо над её головой. Ноздри ребенка учуяли отвратительный сладковато-затхлый запах.

Девочка закашлялась и перевернулась на спину. Последнее, что она увидела, были белесые, обескровленные глаза на пепельно-синем лице чудовища, чем-то походившего на человека. Затем ей на лицо опустилась большая холодная, скользкая рука. И наступила темнота.

***

Гобоян очнулся в тот момент, когда порог его дома переступила нога высокого человека с безволосой, как колено, головой. Дверь старик никогда не закрывал. Почти никогда.

Он сел на лавку: – Здравствуй Крос.

– Здравствуй Гобоян, – ответил гость. Он был настолько велик ростом, что не мог стоять в избе, не склонив голову. Поэтому сразу присел к столу и сложил на нём огромные, словно черпаки ладони. Лицо гостя было крупным под стать телу. Баранки топорщащихся ушей, мясистая груша носа, выдающиеся крепкие скулы. Похожее на высеченный спорыми ударами долота в куске скалы набросок. Он выглядел как человек, однако полностью человеком не был.

– Хорошо, что ты пришёл, – сказал старик.

– Ты же знаешь, я не мог не прийти. Твоя весть не стала сюрпризом. Мы того ждали, признай. Быть может лишь не в таком виде.

Крос был намного старше Гобояна, а выглядел так, будто мог тому годиться в сыновья. Он был щедро одарён от природы силой и могучим телосложением. Единственное, в чём ему судьба отказала, это были волосы. Их у него не было с рождения вовсе. Не появились они и позднее. Ни бровей, ни усов. Однако усмехнуться над таким недостатком Кросу в лицо не осмелился бы ни один здравомыслящий человек. Поэтому всякий стремился как можно скорей свыкнуться с необычным образом гора-человека.

– Нам не из чего выбирать. И после того, как ты посмотрел на него, что скажешь? – спросил Гобоян.

– Лучше бы я этого не видел.

– Не юли, Крос. Скажи прямо, что думаешь.

– Я думаю это тот человек. Предвестник конца.

– Звучит как приговор. И всё же тебе прекрасно известно, что он не один, кто может летать. Так скажи мне, как мы должны расценить его появление – как знак, или пришествие спасителя? Или мы всё же ошибаемся в своих предположениях будущего?

– Я был бы рад ошибаться. Но нет. Все признаки сходятся. Мы слишком давно смотрим туда, чтобы перестать путаться в настоящем. Нет у нас на то ни права, ни времени. Сценарий начертан и начат. Похоже худший из всех. Если бы твой человек появился в другом краю, хотя бы в Лилте или Палте, я мог бы колебаться. Но он пришёл прямиком к нам сюда. Неужели не довольно совпадений?

– Пожалуй, ты прав. Я сомневаюсь лишь затем, чтобы дать себе паузу всё обдумать. Так или иначе, скоро мы узнаем правду.

– Тебе надо будет его удержать. Этого человека. Хочешь попросить о помощи?

– Нет. Не стоит преувеличивать. Ему некуда идти. Останется как миленький.

– Я вижу по твоим глазам, что ты не хочешь выносить пока это на всеобщее обсуждение. Если тебе интересно знать моё мнение – я и сам мало верю в возможный союз. Такое случается, лишь когда с плеч уже полетели головы. А до той поры все будут цепляться за последний довод спать спокойно, как и ты за свои сомнения.

– Ты прав, Крос. Ты как всегда понимаешь всё и без слов, но не можешь удержаться от соблазна высказаться вслух обстоятельно, не упуская возможности подтрунить надо мной. Если у таких как ты и бывают слабости, то все они связаны с языком.

– Потому что он у меня такой же большой, как и я сам. Если не выпускать его на волю, он попросту меня задушит.

Они рассмеялись.

– Ну, значит, так и быть, – сказал Гобоян, – пообвыкнемся с ним. Когда мне нужна будет помощь – скажу.

– Ого! Если великий Гобоян заговорил о том, что ему потребуется помощь, значит, он действительно напуган.

– Прощай, Крос. Рад был встрече.

Они обнялись, и великан вышел из дома. В окне, затмив на мгновение закат, мелькнула его большая фигура. Старик лёг на скамью и закрыл глаза: – Час пробил.

Глава 2.

Новый старый мир.

      Михаил проснулся и с наслаждением вдохнул запах сухой люцерны и клевера, которые прятались в стогу. Коготки сухих травинок покалывали шею и щеку мужчины. Он почесался волосами о траву и приподнялся. Незнакомый амбар со стоящими вдоль стен разнокалиберными бочками, свесившимися с крюков плетёными корзинами, сложенным у осевшей двери деревянным инструментом. Запах натурального хозяйства обрадовал Мишу. Напомнил ему его сельское детство, где каждое утро начиналось в беспрестанном труде. Сейчас он не слышал близкого запаха скотника. А в юные годы тот жил на дворе постоянно. Что ж, видать, эти выходные он проведёт на выселках цивилизации. Прочистит в организме закись азота городского наследия.

Миша вывалился из сена на деревянный настил пола, смахнул налипшие стебли с одежды и расчесал пятернёй волосы. Он громко чихнул, породив в сводах высокого амбара звонкую канонаду и спугнув присевшую снаружи птицу. Однако даже это действо не порвало связь мужчины с увиденным им сном.

В минувшем сновидении Михаил явился главным действующим лицом невероятных событий, что вершились во времена, когда человечество ещё не изобрело двигатель внутреннего сгорания и не отправили в космос спутник. Люди жили в деревянных срубах, пахали каменистую землю сохой, собственными руками делали одежду и домашнюю утварь. Ладони тех людей потрескались от работы, ногти потемнели от грязи. Лица шелушились обветренной кожей, а волосы не знали причесок. В этом сне Миша владел языком зверей и птиц, которые вели его к удивительным местам. Где он имел великую цель жить, а его ноги были полны сил к ней идти. Во сне Миша увидал собственную возлюбленную и даже держал ту за руку, пока над их головами кружились белогрудые ласточки. Во сне закаты солнца разливались у горизонта таким праздником цвета, что захватывало дух и хотелось занять подходящее место в кинотеатре природы и без устали смотреть на её великолепие. В этом сне Михаил был воином. Разве мог он даже помышлять о таком в жизни? Впечатлений сновидения ему хватило бы на год, по чайной ложечке на каждый день. Реальная жизнь не вмещала в себя даже намека на подобные сюжеты. Впрочем, то, что с ним случилось теперь, иначе как приключением тоже было не назвать.

– Что ж, пойдём разбираться, – пробормотал Миша, подходя к пузатой кадке с водой. Прежде, чем зачерпнуть оттуда воды, он взглянул на собственное отражение и охнул: – Во дела! – На глянцевой поверхности отражалась физиономия вне всяких сомнений ему принадлежавшая, но куда более спортивная. Щёки осели, подсдулись, раскрыв вполне себе мужественные скулы; подбородок обрёл угловатость и выразительность; глаза раскрылись и под ними исчезли привычные одутловатые мешки. Превращение коснулось не только лица. Чудесным образом местный воздух подчищал и иные огрехи в физиологии. Словно искусный скульптор он взялся освободить от нагромождения лишней плоти идеальные черты тела. Живот Миши стал ещё меньше, и на боках усохли выпуклые складки жира. Не скрывая радости, мужчина потёр руки и направился из амбара наружу.

Он толкнул плечом широкую створку ворот. На дворе, слева, превосходя Мишу ростом, возвышался сплюснутый горбылём стог сена. Правее о забор облокотился навес, укрывший пень-колоду с воткнутым в него колуном и аккуратную кладку дров. Босиком, по приятному теплу земли Миша пошёл к дому, где на уже знакомом ему пне сидел старик Гобоян.

– Доброе утречко! – гаркнул неожиданно громко Михаил. – Простите. Что-то не узнаю свой голос, – немного сконфузился он.

– И тебе здравствуй, добрый человек, – ответил старик, – хорошо ли спалось?

– Даже и не спрашивайте! Сто лет так не спал. Как младенец.

– Ты вспомнил, как спят младенцы?

– Что?… А, да. Отлично выспался! А который же сейчас час?

– Час? Может, ты хочешь спросить какая нынче пора дня?

– Да нет, как раз хотел спросить – сколько сейчас времени. Сколько часов и минут.

– Ты меня прости, Михаил, не могу ответить на твой вопрос.

– Что ж, судя по солнцу, ближе к полудню, – Миша протянул старику ладонь, – спасибо вам огромное за ночлег! Вчера вы меня здорово выручили. А про снадобье ваше вообще молчу! Просто чудо какое-то. Нет, вам действительно надо поделиться этим рецептом с каким-нибудь комитетом по здравоохранению, больницей района или ещё кем. Просто феноменальный эффект! Я до сих пор в таком возбуждении, и сил хоть отбавляй. Даже живот подтянулся. Чудеса, да и только!

– Михаил, у тебя есть короткое имя?

– Ну, разумеется! Миша, как вы, наверное, и без подсказки должны знать.

– Вот что, Миша, не благодари меня. Я ничего хорошего для тебя ещё не сделал. Ты лучше иди поработай. В твоё тело пора вдохнуть силу. Болеет оно ещё. Поколи мне дров, покуда не устанешь. А я тем временем сготовлю чем нам подкрепиться. Как раз к полудню, который ты помянул, и сядем. На тебе тени ещё лежат.

– Тени лежат? Э-э… я извиняюсь, ваше гостеприимство мне, без сомнений приятно, но всё же. Вы чудаковато как-то себя ведете. Я ж не на постой к вам подался. Мне домой надо. Понимаете? Я хотел бы уехать к себе. Бесконечно благодарю вас и всё такое, но настоятельно прошу указать мне дорогу к остановке транспорта, откуда могу добраться до Златоуста. Вы же взрослый человек! И снова вынужден просить вас помочь мне с одеждой. В этом рубище… я даже не знаю, как я могу в таком виде показаться на людях. Только без обид!

Гобоян поднялся на ноги: – Миша, ты много говоришь непонятных моему уху слов. Твои намерения мне тоже не ясны. То говоришь, что всё тебе нравится, то сбежать торопишься. Тех мест, о которых ты толкуешь у нас нет. И, уж коли ты заблудился, тебе надобно сперва отыскать их на карте, а затем в путь собираться. Куда ты сослепу то?

– Ну, дайте мне карту! – развёл руками Миша.

– А нет её у меня! Её сперва рисовать надо. На это время требуется.

– Что вы мне тут голову морочите? – рассердился мужчина. – Скажите где вокзал, я сам там уточню!

– Какой еще вокзал? – Гобоян напротив был невозмутим, как врач психлечебницы. – Сядь, дорогой, и внимательно послушай меня. Тех мест, что ты ищешь, нет и не было в наших краях. Нет вокзала, нет города твоего. Есть столица нашего государства, но да той десятки вёрст ходу! Когда ближайшая подвода будет, не знаю. Да и не возьмёт тебя никто, поскольку платить нечем. Ты мой на поруках. За этим двором пока тебе не рады. Считаю, надо сказать напрямую об этом. Смирись, Миша. Тебе теперича среди нас жить. Нравится это, или нет. И что бы ты сейчас не подумал, искать прежнюю жизнь, выходит, уже поздно. Невозмутимо встречать повороты судьбы дано не каждому. Но ты на пути к исцелению. Пойдёшь поработаешь, или посидишь попьёшь отвара со мной?

– Отвара? – Миша оттолкнул протянутую стариком руку с кружкой. Бледно-зелёная жидкость вылилась наружу и упала в траву. – Что вы меня тут за дурака держите? Думаете, я на вас управу не найду что ли? Снова напоить меня наркотиками хотите? Чёрта с два! – он выкрикнул и отбежал в сторону калитки в ограде участка дома. – Вы что здесь за цирк устраиваете? Думаете, я законы не знаю? А я знаю! Имею право… Почему меня здесь держат? Кто вы вообще такой? Сначала чуть не засекли насмерть у какого-то доисторического столба, потом отравой накачали. С чем это я должен смириться? Вы в своём уме вообще? Не хотите помогать – не надо! Я сам всё сделаю. Но, клянусь, заставлю заплатить за причинённый ущерб! Так и знайте! Я не оставлю это так!

Мужчина выбежал за калитку на дорогу. На поднятый им шум подошли люди к своим оградам.

– А вы что смотрите? – крикнул им Михаил, – Тоже не поможете? Не хотите мараться о преступника? Исподнего пожалели? Тряпок не хватает в вашей жизни. Чего ж сами тогда спрятались здесь от мира? Идите, покажитесь ему во всей красе! Побахвальтесь имуществом. Где ваши машины? Что вы тут за декорации настроили?… А, я знаю! Вы сами преступники и есть. Скрываетесь тут от закона. Ну, ничего! Я вас выведу на чистую воду! – Миша прокричал и бросился вниз под уклон дороги.

Глаза людей вспыхивали от обидных слов мужчины, как искры поверх костра. За щербатыми, высохшими на солнце, заборами головы жителей обернулись в сторону вышедшего вслед Мише на дорогу Гобояна. Осуждающие гримасы разглаживались под успокоительными жестами старика. Жители возвращались к работе, перестав оценивать брошенные в них нападки. Лишь куры, петухи да собаки не скрывали возмущения и сердито голосили на спешащего мимо них Михаила.

– Я разворошу тут всех, – приговаривал тот себе под нос пока бежал по межколейной полосе вверх по улице. Он загребал дорожный песок краями разошедшегося на лаптях лыка. Их мужчина прихватил с забора старца в качестве платы за причинённые страдания. И, хоть лапти оказались не закончены, Миша признавал, что стащил их не зря. Казавшаяся ему ранее декоративной обувь была вполне мягкой и практичной. Конечно не такой, как спортивные кроссовки на подошве из резины и полиуретана, но для недолгой дороги – вполне подходящей. Длительного пути Михаил для себя не рисовал. Отчего-то он пребывал в уверенности, что километр-другой и сельские ухабы упрутся в дорогой его сердцу асфальт магистрали, на которой он отловит попутку и благополучно доберётся до ближайшего города.

В два счёта Миша добежал до восточной оконечности деревни, за которой раскатилось обширное изумрудно-зелёное поле. Мохнатый ковёр, будто сошедший с картинки весеннего цветения, шевелился под лёгким движением ветра. Дорога из деревни вильнула в обход поля и спряталась вдалеке в неизвестности. У горизонта жирным слоем лёг лес, а за ним скалился пиками рельеф туманных гор. Михаил приставил ко лбу ладонь и обвёл взглядом растянувшуюся перспективу. Он искал смог индустриальных площадок, сигары чадящих в поднебесье труб, белый след трасс самолетов. Но, увы. Словно издеваясь над ним, природа звенела кристальной чистотой и свежестью, а вместо самолетов в небе пикировали лишь голосистые птицы. Никаких признаков и шума современности.

Миша сплюнул от досады: – Странно. Может быть, действительно в этом направлении только дикая глушь? Такое у нас на Урале встретить можно.

Он обернулся. Надо бежать назад. Туда, откуда он пришёл вчера в это проклятое место. Наверняка там и лежит путь к нормальным людям. Здесь он больше не останется. Нет и нет! В следующий раз они его на костёр кинут, дикари! Следом за образом Христа, Миша припомнил о сожжённом инквизицией Джордано Бруно. Я им буду про машины и генную инженерию рассказывать, а они меня за это линчуют? Ну, уж нет! Накоси-выкуси!

Он развернулся и побежал обратно тем же путём. Люди, что остались у своих оград, со смехом встретили Михаила, несущегося уже в противоположном направлении. Пробегая мимо дома Гобояна, Миша победоносно вскинул вверх кулак. Старик ничего не ответил, но в его глазах не скрывалось разочарование. Молчаливо он проводил бег своего бывшего гостя в обратном направлении и лишь после этого пошёл в свой двор.

Тем временем, пока Михаил достиг другой окраины деревни и знакомого ему гумна, он отмахал добрый километр пути. Он успел взбежать на холм пыльной площади с позорным столбом и спуститься с него вниз. Он миновал все каверзы деревенской дороги, ловкими финтами уходя от атакующих его ноги гусей, коз и собак. Ещё день тому назад такой марафон с лёгкостью привёл бы мужчину к обширному инфаркту. Однако сейчас он всего-то мучился отдышкой, но, вполне мог в схожем темпе махнуть и дальше.

Не предавая пока происшедшие с ним изменения глубокому осмыслению, мужчина перешёл на шаг и сошёл с дороги. Он решил в точности проследовать путём, которым шёл накануне, но наоборот. Мужчина направился в сосновую рощу и после неё пересек то самое поле высокой травы. Обутым и одетым он проделал весь путь втрое быстрее. Смахивая с лица и шеи атакующих его насекомых, с каждым шагом Миша чувствовал себя всё ближе к выходу из возникшей западни. Ему казалось, что вот-вот он натолкнётся на отгадку своего здесь появления и отправную точку к дому. Той ли в точности тропой он шёл, мужчина не задавался вопросом. Это не имело никакого значения. Лишь бы выбраться из этой дыры поскорее, – думал он. А, приметив знакомый холм, и вовсе чуть не вскрикнул от радости.

Миша опустился на колени и стал исследовать землю вокруг дерева, о которое он совсем недавно тёрся голым задом. Он тщательно осмотрел кору ствола, корни и углубления рядом с ними. Увлёкся было созерцанием снующих вдоль ствола муравьев, но вовремя пресёк это непродуктивное занятие. После Миша расширил зону поиска ответа на собственные вопросы до соседних деревьев и кустов, но тщетно. Никаких зацепок.

Михаил поднялся на ноги, потянул затёкшие мышцы. Его взгляд обратился к скрытой деревьями деревне. Над кронами удалось разглядеть тонкие нитки серого дыма, вьющиеся от печей. Ещё вчера его глаза способны были воспринимать этот пейзаж лишь в виде размытых цветных пятен. Видеть настолько тонкие детали как теперь было совершенно невозможно. Что же со мной происходит? – спросил он себя. Затем с необъяснимой грустью подумал вдруг о том, что сейчас в доме Гобояна можно было бы чем-нибудь перекусить.

Миша задумчиво простоял ещё с минуту, ускользнув в сомнения относительно того, что он делал. Затем очнулся и скомандовал себе идти дальше. Пора прощаться с миром фантазий. Хоть и, надо признать, не самых плохих в его жизни. Он был благодарен за возвращающееся здоровье, но предложенная за это цена жизни в лубочном стане старообрядных извращенцев ему казалась завышенной. Я переосмыслю всё позже и, может быть, не стану их винить, – великодушно заключил он. – Старик был добр. Пожалуй, как-нибудь вернусь сказать ему спасибо.

Мужчина кивнул соснам на прощание и побежал лесом прочь на поиск утерянной жизни.

***

Гобоян вошёл в дом и с досады хлопнул за спиной тесовой дверью.

Любой путь начинается с неверия, – думал он. – Разве можно было рассчитывать на другое? Но ставки слишком высоки. Сделал ли он всё, чтобы не дать ему сбежать? И как было удержать после предъявления правды? От неё большинство взбрыкивает будто необъезженная кобыла. Нет времени скармливать её по щепотке вперемежку с ложью. Всегда лучше одним махом.

Старик вынес из дома наружу маленький деревянный челночок, палочку-трутень и пучок засохшей бордовой травы. Он вложил в челнок немного мелкой щепы, зажал меж ладоней палочку и стал интенсивно вращать её конец в углублении с щепой. Вскоре зачался дымок и в челночке вспыхнул огонь. Для манипуляций старика нужен был только живой огонь, добытый, в том числе и таким способом. Приёмы старца были рождены за тысячелетия до нынешнего дня. Когда и плуг выглядел инородным телом. Однако сила ворожбы от достижений эволюции не зависела. Она была другой природы, стать истинной частью которой удавалось лишь избранным.

Гобоян отщипнул чуток бордовой травы и бросил её на язычки огня. Тот спрятался под травой и вскоре дохнул вверх ароматным дымком. Старик стремительно раскрыл над челноком рот и вобрал весь дым в себя. Затем он прикрыл тлеющую траву ладонью и выдохнул дым изо рта по направлению на восток. Потом убрал ладонь, снова вдохнул дым и выпустил его на юг. После старик тоже самое проделал, послав дым от сухой травы на запад и север.

Он прошептал несколько заклинаний. Аккуратно высыпал содержимое деревянного челнока в ямку под углом дома. Бережно сложил челнок и палочку на кусок материи, свернул её и отнёс в дом. Затем сел на скамью у окна: – Пусть тебя сбережёт каждый, кто сам ищет спасения. Ты найдёшь путь домой. В свой истинный дом.

***

По мнению Михаила с тех пор, как он оставил опушку и отправился в западном направлении, прошло часа три, не меньше. Солнечный диск неуклонно приближался к горизонту, где исполосовал небо оранжевым маревом. Воздух остывал от полуденной бани, разгоняя свежим ветерком застоявшийся жар. Миша держался в стороне от частокола леса, что вытянулся по его правую руку. Он всё ждал, когда же появится дорога или, на худой конец, река, стороной которой можно было выйти к сёлам и городам. Но чем дальше он шёл, тем призрачней виделись ему шансы встретить в этих местах следы урбанизации. Мифические очертания автозаправочных станций и вышек сотовой связи, что миражами мерещились ему то и дело вдали, более не возникали и не вводили в заблуждение. Небо так и не вскрыл рёв турбин самолета, и царственное кружение крупных ястребов оставалось единственным примечательным в нём полётом.

Более того, уже довольно долго на земле не наблюдалось и малейшего намёка на тропу. Мужчина брёл по колено в траве и всё ждал, что вот-вот его прихватит за лодыжку потревоженная гадюка или какой-нибудь мелкий хищник. От мыслей о том, что в этих местах водятся хищники и крупнее, Мишу пробивал холодный пот. Пока ещё солнце стояло в небе, он позволил себе пару раз крикнуть: «Ау! Есть кто-нибудь?» Но со скорым наступлением темноты лишнего шума уже поднимать не стоило.

      Чем более тусклым становился небесный свет, тем всё больше его одолевали сомнения в правильности сделанного выбора. А стоило ли так опрометчиво рвать отношения со стариком? Не лучше ли было оглядеться сперва вокруг? Может и правда здесь на десятки километров вокруг непроглядная глушь? Не это ли он мне пытался втолковать? Живут же у экватора дикие племена и по сей день; бегают без штанов по джунглям и плевать им на покорение человеком ядерной энергии. Не могут ли и эти поселенцы быть добровольными изгоями современности? В конце концов, это могло стать их выбором. Россия большая. За пределами крупных центров здесь, порой, легче затеряться, чем найтись.

Миша выслушивал внутренний голос, соглашался с той частью самого себя, которая утверждала о бесполезности слепой беготни по неведомым лесам и полям, но упрямо продолжал идти дальше. Сперва его гордыня активно противилась возвращению. А теперь стало очевидно, что без света дня дойти обратно он попросту не сможет. В темноте он заблудится и тогда точно пропадёт.

Оставалось идти и продолжать надеяться напасть на след людей, либо подходящее для ночлега место и переждать ночь там. Жаль только уверенность в благополучном исходе стремительно покидала Мишу, оставляя один на один с ощущением возрастающей взамен тревоги.

Вот уже и темнота расползлась по небосводу, превратив голубое свечение в тёмную безысходность. Алая полоса заката продолжала таять у горизонта и скоро исчезнет без следа. Михаил заторопился. Где же переночевать? Опустившаяся вместе с вечером прохлада подгоняла его мысли, порождая лишнюю суету.

Миша посматривал на лес, который тянулся рядом. А что, если найти укрытие в нём? Что если отыскать крону пораскидистей и взобраться туда? Разве зверь там достанет? Но тут его воображение услужливо представило образ огромного косматого медведя, играючи взбирающегося по стволу дерева и отгрызающего там Мишину голову, отчего лес показался ему ещё более враждебным, чем ранее. Мужчина сглотнул подступивший к горлу комок нервов и пошёл дальше. Хорошо, если не лес, то куда?