Коллективный сад «Шахтер» находился недалеко от Екатеринбурга, и многие горожане переезжали сюда на постоянное место жительства, особенно люди из области. В «Шахтере» развернулось большое строительство, почти каждый год на участках появлялись новые дома из камня, блоков, оцилиндрованного дерева. Дома люди строили большие, капитальные, в них жили даже зимой, и в самом саду оставалось все меньше и меньше просто дачных домиков, в которые люди приезжали только летом или на выходные. И как раз этот маленький домик больше других походил на дачный.
Небольшой, сделанный из не очень качественных, почти бросовых, досок, одноэтажный, когда-то покрашенный ярко-зеленой краской, но сейчас уже выцветшей, с крошечным крылечком, он стоял в самой глубине участка, и почти полностью скрывался от глаз разросшимися яблонями. В конце июня яблони уже отцвели, и весь дом закрывала изумрудная июньская листва. На всех участках, кроме этого, до поздней ночи, а иногда и до утра, копошились садоводы: ставили мангалы под шашлыки, на верандах и в беседках горел свет, подъезжали и отъезжали машины, загорались костерки. Но на этом участке с зеленым домиком всегда царили покой, темнота и тишина.
Катерине очень нравился этот маленький домик, он казался ей сказочным и немного таинственным. Катя в детстве очень любила читать сказки, и сейчас ей казалось, что именно в такой домишко в лесу могла забрести Белоснежка или Спящая Красавица и повстречать там гномов. Дом хорошо виднелся из окна спальни девушек на втором этаже, и ночью, когда Катерина просыпалась, она часто отдергивала занавеску на окне и взглядывала на свой любимый домик – он всегда выглядел таинственным и необитаемым.
– Сабира, а ты хотела бы жить за городом на даче? Ну, или в деревне?
– Нет, – ни на секунду не задумавшись, ответила та. – Я – типичный городской житель.
– А почему? Ты же у тетки своей живешь. И, по-моему, тебе нравится. Здесь хорошо.
– В доме за городом хорошо жить летом, когда тепло. А зимой и осенью здесь просто тоска смертная, делать абсолютно нечего. И потом, я же тут в гостях живу, ни за что не отвечаю, и на всем готовом.
– Твои же тетя с дядей живут.
– Они всегда мечтали жить за городом в большом доме.
– А я иногда думаю, что в своем доме жить совсем неплохо, например, в современном коттедже, – задумчиво произнесла Катерина.
– Ну, в коттедже, может, и неплохо жить. – После паузы Сабира добавила: – Но я все равно считаю, что в своем доме надо жить где-нибудь на юге. Или за границей, в Болгарии там или в Греции, чтобы море было рядом.
– Ну, это же очень дорого – иметь дом за границей, – протянула Катя.
– А знаешь, не так уж это и дорого, особенно дом в Греции. Я как-то читала, – оживилась Сабира, – что в Испании и Греции сейчас все побережья застроены новыми домами под продажу или под сдачу в аренду. А покупателей и арендаторов на них нет. Да сейчас хорошая квартира в городе, двушка, например, стоит столько же, сколько вилла в Греции у берега моря.
– Да ты что? Хорошо бы продать квартиру в городе и купить виллу в Греции!
– Боюсь, твои родители на это не пойдут, – рассмеялась Сабира. – Да и мои тоже.
– Да, максимум, что осилят мои предки, это тот маленький домик через улицу, – махнула Катерина на дом через улицу и тоже засмеялась. – Давай-ка спать, что-то мы с тобой засиделись, поздно уже.
Подруги улеглись на свои диваны и быстро заснули – впечатлений за день накопилось много. Сабира всегда спала крепко, и ночью редко просыпалась. А вот у Катерины сон был более чутким, к тому же она еще не совсем привыкла жить в новом месте. Поначалу ей особенно мешали спать крики чаек.
Примерно посередине сада «Шахтер» находился порядочных размеров пруд, в котором жили утки, селезни, водяные крысы, иногда даже заводились ондатры. А еще на пруду обитало много-много чаек. В августе они улетали на реку, а в июне выводили своих птенцов, и в светлые июньские ночи кричали почти беспрерывно. Особенно старалась «птица-хохотун», так ее называла Катерина. Ночью, примерно раз в пятнадцать-двадцать минут эта птичка разражалась воплем, который очень напоминал хохот: «Хо-хо-хо-хо». Майя Нургалиевна говорила, что это тоже чайка, но Катя упорно называла ее «птица-хохотун». Прочие обитатели дома привыкли к этим непрекращающимся воплям, и не обращали на них внимания, но у Кати еще так не получалось, и она часто просыпалась ночью от криков птицы.
И этой ночью девушка неожиданно проснулась от громкого хохота.
– Вот ведь горластая какая! – с досадой пробормотала про себя девушка.
Ее подруга крепко спала и явно ничего не слышала. Катя автоматически отдернула занавеску и выглянула в окно. Стоял предрассветный час, и все соседи уже угомонились, потушили свои мангалы и костерки, даже солнечные лампы стали светить еле-еле, кругом было темно и как-то по-особенному тихо.
В маленьком домике, заросшем яблонями, горел тусклый свет.
Глава 2
Воробьи расчирикались вовсю. В доме Майи Нургалиевны каждую весну в подкрылках крыши с двух сторон дома селились две воробьиные пары, сначала – одна, а через недельку – и вторая. Дядя Сабиры говорил, что это расселялись подросшие и вставшие на крыло птенцы предыдущих воробьиных семей. Все начиналось с того, что в одном из подкрылков, как правило, в том, который больше находился на солнышке, появлялась парочка влюбленных воробьев, которые начинали таскать туда в бешеном темпе разные веточки, иголочки, вату, перышки и другие материалы.
Вскорости по утрам стал раздаваться писк голодных птенцов, и тогда папаша-воробей принимался доставлять туда еду: мошек, разных козявок и червяков. Еще через несколько дней из подкрылков начинали выглядывать несколько маленьких любопытных клювиков и хвостов. Но воробьиха-мать бдительно следила за ними и с возмущенным писком заталкивала их обратно в родное гнездо. Еще через несколько дней в другом подкрылке появлялась вторая воробьиная семья, и все повторялось сначала. Уже к середине лета число воробьев увеличивалось до нескольких десятков. Как они помещались в двух гнездах – никто не понимал, но жили они всегда очень дружно – ни ссор, ни разборок не устраивали. В хорошую погоду птички любили сидеть рядком на ограде участка или на электрических проводах. Дядя Сабиры иногда у них в шутку спрашивал:
– Вы что, все наши, что ли? – И воробьи радостно чирикали в ответ.
Но сейчас стоял конец июня, и процесс взращивания птенцов находился в самом разгаре.
Сабира любила просыпаться под журчащий писк воробьев. Она сладко потянулась и резко вскочила с кровати. Она всегда вставала сразу, не нежилась в постели, как другие. Подруга ее еще крепко спала, Сабира подошла к окошку и посмотрела вниз.
Внизу по бетонной дорожке, ведущей вокруг дома, шел серый здоровенный и незнакомый котище. Шествовал он важно, не торопясь, как сказали бы, с чувством собственного достоинства, как будто он здесь чувствовал себя хозяином. Когда девушка пригляделась к коту внимательнее, она разглядела, что в зубах хищник нес добычу – там торчал длинный серый хвостик, явно, мышиный.
«Хорошо, что тетка не видит, – мелькнуло в голове у Сабиры. – Визгу было бы! И котику бы не поздоровилось».
Не смотря на жизнь за городом, Майя Нургалиевна просто панически боялась мышей. Именно этих животных, ни пауков, ни змей, а маленьких симпатичных мышек. Однажды Сабира даже прочитала в каком-то научно-популярном журнале статью, где рассказывалось, что у женщин эта фобия объяснялась генетически. В древние времена, когда женщина оставалась в пещере одна поддерживать огонь и присматривать за детьми, ей приходилось очень часто сталкиваться с крысами и с мышами, которые тогда вырастали до гораздо больших размеров и вели себя агрессивнее. Поэтому страх этот и передавался из поколения в поколения именно среди женщин.
Правда, девушка сомневалась насчет правдоподобности этого объяснения. Лично ей боязнь мышей генетически не передалась, и она с интересом наблюдала за котом. Тот тем временем дошел почти до их крыльца и в задумчивости остановился. Если бы он находился на своей территории, он оставил бы мышь на ступеньках как подарок хозяйке и демонстрацию своих охотничьих успехов. Но участок был чужой, и кот благоразумно его покинул, прыгнув с изящностью гепарда через георгины, и исчез через дырку под оградой.
«Ну вот, у кого-то уже есть завтрак», – подумала Сабира.
– Кать, вставай, хватит дрыхнуть! – громко позвала она. – Коты уже с охоты возвращаются.
– Какие коты? – сонно пробормотала подруга. – Дай поспать, я ночью часто просыпалась.
– Вставай. Завтрак уже, наверно, готов. Ты же знаешь, что моя тетка придерживается режима по еде.
За завтраком они сидели вчетвером. Сегодня воскресенье, и у дяди Рината выдался выходной день, а это случалось нечасто.
– Ну что, погода шикарная, дождя не обещают, надо нам сегодня куда-нибудь выехать, – предложил хозяин дома.
– А куда?
– Предлагаю съездить в Сысерть. Она недалеко, там красивая река, можно будет на плотину сходить.
– А купаться там можно? – спросила Сабира.
– Можно, конечно, там рядом с плотиной неплохой пляж. Только вода еще, наверно, не успела прогреться, – ответила тетка. – А вообще, по старым приметам лезть в воду можно до того времени, пока в ней олень рога не намочит. А это приходится где-то на начало августа.
– Что это за примета такая? – удивилась племянница.
– Ну, в старину говорили, что если олень подошел к воде, опустил туда голову и намочил рога, все – купаться нельзя!
– Почему? – заинтересовалась и Катерина.
– Да не помню я уже. Запомнилось, что это как-то с русалками связано, что потом они могут и под воду утащить, если человек купаться полезет.
– Значит, решено, едем в Сысерть, – подытожил дядя Ринат.
– Мне надо еще кое-что по дому сделать, – сказала хозяйка.
– Тогда выезд через час. Катя и Сабира тебе помогут.
– Не надо мне помогать, собирайтесь лучше сами.
