Море Осколков: Полкороля. Полмира. Полвойны

Маленькие грязные тайны

Каюта Шадикширрам была тесной, и внутри нее рябило в глазах. Три мутных окна-бойницы просеивали пятна тусклого света, кули с мешками, свисавшие с низких балок, отбрасывали пятна тени. Большую часть пола занимала кровать, заваленная простынями, мехами и несвежими подушками. Большую часть остального места – непомерный, окованный железом сундук. По углам валялись пустые бутылки. Пахло смолой, морской водой и жжеными благовониями, застарелым вином и потом. Но по сравнению с привычной жизнью Ярви – если это можно было назвать жизнью – капитан обитала в запредельной роскоши.

– Починка долго не продержится, – объясняла Сумаэль. – Надо возвращаться в Скегенхаус.

– Прелесть моря Осколков в том, что оно круглое. – Шадикширрам обвела в воздухе круг бутылкой. – Мы дойдем до Скегенхауса с другой стороны.

Сумаэль остолбенела.

– Но одно дело – за считаные дни и другое – за месяцы!

– Ты себе знай веди корабль, как обычно. Неужели это так трудно? Злейший враг морехода – это море, но ведь дерево не тонет, правда? Пойдем прежним курсом. – Шадикширрам скосила глаза на Ярви, когда тот пригнулся под притолокой. – Ага, мой посол! Раз наша кожа до сих пор с нами, значит, дела идут успешно?

– Мой капитан, мне надо с вами поговорить, – произнес он, опустив твердый взгляд: так служитель разговаривает со своим государем. – Наедине.

– Хммм. – Она выпятила губу и потренькала по ней пальцами, как музыкант по струнам арфы. – Когда мужчина хочет встретиться со мной наедине, мне всегда любопытно – даже если он слишком юн, искалечен и вообще такой невзрачный, как ты. Сумаэль, возвращайся строгать и заколачивать, мы должны к утру спуститься на воду, поняла?

На скулах Сумаэль заиграли желваки, когда та стиснула зубы.

– Лишь бы не под воду. – И, пихнув плечом Ярви, девушка вышла.

– Ну? – Шадикширрам потянула длинный глоток из бутылки и со стуком поставила ее на пол.

– Я уговорил шендов отнестись к нам по закону гостеприимства, капитан. У них бытует священная традиция не отказывать тому, кто надлежащим образом просит.

– Ловко, – отметила Шадикширрам, собирая в ладонях черные и серебристые пряди.

– Я договорился взять у них то, что нам нужно, и, на мой взгляд, обмен получился просто отличным.

– Крайне ловко, – сказала она, скручивая волосы в свой обычный клубок.

А вот теперь ему и впрямь понадобится вся его ловкость.

– Быть может, именно вы, капитан, не сочтете эту сделку такой уж отличной.

Ее глаза сузились самую малость.

– Это еще как?

– Ваш корабельный кладовщик и старший надсмотрщик запускают руку в вашу прибыль.

Наступило молчание, пока Шадикширрам аккуратно, одну за одной, втыкала в волосы булавки, закрепляя прическу. Она ни капельки не изменилась в лице, но Ярви внезапно ощутил себя на самом краю обрыва.

– Неужели? – произнесла она.

Он ждал чего угодно, но только не холодной отстраненности. Может, она все знала заранее и ей наплевать? И она сейчас просто отправит его обратно на весла? Прознают ли Тригг с Анкраном, что он их выдал? Ярви облизнул губы, понимая, что пошел по крайне тонкому льду. Но выбора не было. Только двигаться дальше, надеясь, что где-то там, впереди, берег.

– Не в первый раз, – просипел он.

– Что?

– В Вульсгарде они брали у вас деньги на сильных, здоровых гребцов, а привели отбросы, самые дешевые, какие только нашли, в том числе и меня. И, полагаю, сдачи вернули не много.

– Жалкие гроши. – Шадикширрам двумя пальцами подняла бутылку и вновь от души отхлебнула. – Но мне начинает казаться, что, купив тебя, я не прогадала.

Ярви переборол необъяснимое желание выложить ей всю правду и заговорил спокойно и убедительно, как подобает служителю:

– Оба раза они договаривались промеж собой на галинейском. Думали – так их никто не поймет. Но я владею и этим языком.

– Небось и поешь на нем песни. Больно ты талантлив для невольника на весле-то.

Не в правилах служителя допускать вопросы без подготовленного заранее ответа, и Ярви уже припас подходящую ложь.

– Моя мать была служительницей.

– А служитель дает обет никогда не расстегивать пояс, знаем. – Шадикширрам причмокнула. – Ох уж мне эти маленькие грязные тайны.

– Жизнь ими полна.

– Так и есть, малыш, так и есть.

– Мать учила меня языкам и числам, свойствам растений и множеству других вещей. Возможно, полезных для вас, капитан.

– Такой ребенок всегда на пользу. В бою нужны обе руки. Но заколоть в спину хватит и одной, верно? Анкра-ан! – протяжно крикнула она в открытую дверь. – Анкран, с тобой желает говорить твой капитан!

Застучали быстрые шаги кладовщика, но еще быстрее стучало сердце у Ярви.

– Я проверял склад, капитан, – оказывается, одного тесака не хватает… – Пригибаясь в проеме, он заметил Ярви, и его лицо исказилось: поначалу от неожиданности, потом от страшной догадки, а под конец от попытки улыбнуться. – Принести вам вина?

– Хватит, доприносился. – Во время недолгого, скверного молчания капитан сверкала глазами и улыбалась, с лица Анкрана сходил цвет, а кровь в висках Ярви грохотала все громче и громче. – От Тригга я ожидала предательства: он свободный человек и заботиться обязан лишь о себе. А ты? Меня грабит моя же собственность?

Шадикширрам осушила бутыль, слизнула с горлышка последние капли и покачала пустой склянкой.

– Это просто уже какой-то позор.

Хранитель припасов скривился.

– Он соврал, капитан!

– Вот только его вранье один в один совпало с моими догадками.

– Это все…

В один миг – Ярви почти ничего не разглядел, лишь только услышал тупой гулкий стук – Шадикширрам хватила Анкрана донышком бутылки по голове. Охнув, тот повалился на доски, с лица потекла кровь. Она шагнула вперед, занесла ногу над его головой и не спеша, сосредоточенно принялась давить его лицо сапогом.

– Объегоривал меня? – шипела она сквозь зубы, пропоров каблуком его щеку.

– Воровал у меня? – сапог свернул Анкрану нос.

– За дуру меня держал?

Ярви отвернулся в угол комнаты и слушал мерзкий хруст, покрываясь мурашками.

– После всего… что я… для тебя!..

Шадикширрам присела на корточки, положила локти на колени и свесила руки. Выставила подбородок и сдула с лица непослушную прядь.

– И вновь убожество рода людского поразило меня прямо в сердце.

– Жена, – прошептал Анкран, притягивая взгляд Ярви к своему обезображенному лицу. На его губах набух и лопнул кровавый пузырь. – Жена… и сын.

– Чего там с ними? – раздраженно бросила Шадикширрам, недовольно покосилась на красное пятнышко на ладони и вытерла его об рубаху Анкрана.

– Работорговец… у кого вы меня купили… в Торлбю, – голос Анкрана проседал. – Йоверфелл. Они у него. – Он закашлял и вытолкнул изо рта кусочек зуба. – Торговец сказал, что им ничего не будет… пока я привожу ему деньги… каждый раз, когда мы приходим туда. А если не заплачу…

У Ярви подкосились колени. Ему показалось, он падает. Теперь стало ясно, для чего Анкрану были нужны эти деньги.

Но Шадикширрам только пожала плечами.

– Мне-то что с того? – И она запустила пальцы в волосы Анкрана и вынула из-за пояса нож.

– Постойте! – вскрикнул Ярви.

Капитан осадила его резким взглядом.

– В самом деле? Точно?

Ярви собрал воедино и отдал все силы, что у него были, чтобы заставить свои губы растечься улыбкой.

– Зачем убивать то, что можно продать?

Она смотрела на него, сидя на корточках, а он гадал – неужели она убьет их обоих? А потом капитан расхохоталась и опустила нож.

– Прямо мои слова. Эх, погубит меня доброе сердце. Тригг!

Надсмотрщик, прежде чем ступить в каюту, замешкался лишь на секунду при виде Анкрана на полу с кровавым месивом на месте лица.

– Выяснилось, что кладовщик меня обворовывал, – произнесла капитан.

Тригг насупленно посмотрел на Анкрана, потом на Шадикширрам и, последним, долго-долго рассматривал Ярви.

– Что за люди пошли – о себе только и думают!

– А я так надеялась, что мы – одна семья. – Капитан встала, отряхивая пыль с коленей. – У нас появился новый хранитель припасов. Найди ему ошейник получше. – Она ногой перекатила Анкрана к двери. – А это брось взамен на весло Джойда.

– Так точно, капитан. – И Тригг выволок Анкрана за руку и пинком затворил за собой дверь.

– Теперь ты понял, насколько я милосердна, – весело сказала Шадикширрам, подкрепляя слова милостивыми жестами окровавленных рук, в одной из которых до сих пор болтался нож. – Милосердие – моя слабость.

– Милосердие – признак величия, – сумел выдавить из себя Ярви.

Шадикширрам просияла.

– А как же! Но… несмотря на мое величие… Анкран, пожалуй, исчерпал запас моей милости на этот год. – Длинной рукой она приобняла Ярви за плечи, подцепила большим пальцем его ошейник и подтянула к себе – ближе, ближе, достаточно близко, чтобы от ее шепота разило вином. – Если другой хранитель припасов предаст мое доверие… – И она погрузилась в тишину, куда более красноречивую, чем любые слова.

– Ни о чем не беспокойтесь, капитан. – Ярви посмотрел в лицо этой женщине, такое близкое, что ее глаза сливались в один. – У меня нет ни жены, ни детей.

Только дядя, которого надо убить, его дочь, на которой надо жениться, и Черный престол Гетланда, который надо себе вернуть.

– Я – ваш человек.

– Едва ли ты дотягиваешь до целого человека, но в остальном – молодец! – Она обтерла нож об рубашку Ярви – сперва одну сторону лезвия, потом другую. – Теперь дуй в трюм, к своим припасам, мой юный однорукий служитель. Разыщи, где Анкран держал мои деньги, и принеси мне вина! И, давай, паренек, веселей!

Шадикширрам стянула с шеи золотую цепочку и повесила ее на столбик кровати. На цепочке качался ключ. Ключ к замкам невольников на веслах.

– Мне по душе, когда мои друзья веселятся, а враги сдохли! – Она раскинула руки, поболтала в воздухе пальцами и рухнула навзничь, на свои меха и подушки.

– Утро начиналось неудачно, – протянула она в потолок. – Но все обернулось как нельзя лучше для всех.

Покидая каюту, Ярви благоразумно не стал напоминать, что Анкран, не говоря о его жене и ребенке, с ней бы не согласился.

Враги и союзники

Неудивительно, что управляться с запасами Ярви оказалось куда сподручней, чем с веслом.

В первый раз он еле вполз в новые сумрачные и скрипучие владения под палубой – все заставлено бочками, ящиками, полными через край сундуками, с крюков в потолке свисали мешки. Но через день-другой он навел там образцовый порядок, как у матери Гундринг на полках – несмотря на то, что свежесбитый горбыль непрерывно пропускал соленую воду. Вычерпывать противную лужу по утрам было занятием не из легких.

Но гораздо лучше, чем возвращаться на банку.

Ярви раздобыл гнутый железный лом и позаколачивал все гвозди, которые хотя бы немного ослабли. И старался поменьше думать о том, с какой сокрушительной силой Матерь Море давит на тонкие пазы грубо тесанной древесины.

«Южный Ветер» ковылял на восток. Невзирая на повреждения и недостаток команды, через несколько дней корабль достиг большого Ройстокского рынка. Там, на болотистом островке в устье Святой реки, теснились сотни различных лавок и заведений. Утлые речные суденышки цеплялись к причалам острова, словно попавшие в паутину мухи, и вместе с ними в паутину попадали и жилистые, загорелые моряки. Тех, кто долгими, трудными неделями греб против течения, кто выбивался из сил, таща ладьи на волоках, начисто избавляли от диковинного груза за пару ночей немудреных удовольствий. Пока Сумаэль ругалась и ставила на обшивке худые заплаты поверх прежних заплат, Ярви высадили на берег, и Тригг повел его на цепи смотреть припасы и рабов на замену тем, кого забрала буря.

На узких рыночных междурядьях, забитых кишащим людом всех сортов и мастей, Ярви занялся торговлей. Раньше он видел, как проворачивает сделки мать. На всем море Осколков не встречали такой остроглазой и скорой на язык, как Лайтлин, Золотая Королева, и оказалось, что сын с ходу перенял ее уловки. Он приценивался и спорил на шести языках, купцы приходили в ужас, когда против них оборачивались их же секретные фразы. Он льстил и грозился, высмеивал цены и стыдил за качество, решительно поворачивался спиной и милостиво позволял уговорить себя вернуться обратно, становился податлив, как масло, а потом вдруг непреклонен как сталь, и повсюду за ним тянулся след утирающих слезы торговцев.

Тригг до того свободно держал его цепь, что Ярви забыл о ней, считай, напрочь. До тех пор, пока – когда с делами было покончено и серебряные гривны со звоном ссыпались обратно в капитанский кошель – его ухо не защекотал злой шепот, от которого встали дыбом все волоски:

– Слушай, калека, выходит, ты у нас ушлый малый?

Ярви немного промедлил, пытаясь собраться с мыслями.

– Ну… кое в чем разбираюсь.

– Кто б спорил. Ясно дело, ты сообразил про меня с Анкраном и поделился соображением с капитаном. А у нее мстительный нрав, ага? Те басни, что она о себе плетет, могут быть от начала и до конца брехней, но, скажу я тебе, правда еще страшнее. Один раз я видел, как она убила человека за то, что тот наступил ей на ногу. А это был здоровый мужик, ох до чего здоровый!

– Видать, поэтому ее ноге и было так больно.

Тригг дернул за цепь, стальной ворот впился в шею, и Ярви вскрикнул.

– На мою доброту, паренек, особо не полагайся.

Да, хрупкая Триггова доброта не выдержит его веса.

– Что мне раздали, тем и играю, – сдавленно каркнул Ярви.

– Правильно, – промурлыкал Тригг. – Все так делают. Анкран сыграл плохо и поплатился. Я не хочу себе того же. Поэтому вот тебе прежнее предложение. Половину того, что ты забираешь у Шадикширрам, будешь отдавать мне.

– А что, если я не беру ничего?

Тригг фыркнул.

– Все, паренек, берут, все. Из того, что ты мне дашь, немножко перепадет и страже, и все будут жить дружно, в ладу и согласии. Не дашь мне ничего – заимеешь на свою шею врагов. Из тех, с кем лучше не ссориться. – Он намотал цепь на толстую ладонь и рывком притянул Ярви ближе. – Главное помни: и глупые, и ушлые ребятишки тонут, в общем-то, одинаково.

Ярви снова сглотнул. Как любила повторять мать Гундринг – хороший служитель не скажет «нет», если можно сказать «посмотрим».

– Капитан следит во все глаза. Я еще не втерся в доверие. Дайте мне немного времени.

Тригг толкнул Ярви в бок, направляя в сторону судна.

– Ты только не забудь про слово «немного».

Ярви это вполне устраивало. Старые друзья в Торлбю не будут ждать вечно, не говоря о старых недругах. Хоть старший надсмотрщик и был очаровательно мил, Ярви очень надеялся в скором времени его покинуть.

От Ройстока они повернули на север.

Они плыли мимо безымянных земель, где топи, покрытые зеркалами бочагов, простирались в нехоженые дали: тысячи осколков неба разметало по этому гиблому порождению суши и моря. Лишь одинокие птичьи крики проплывали над пустошами. Ярви вдыхал полной грудью холодную соль и тосковал по дому.

Он часто думал об Исриун, пытаясь вспомнить, как пахло от нее тогда, когда она стояла так близко, вспомнить касание губ, изгиб улыбки, солнце, вспыхнувшее в ее волосах на пороге Зала Богов. Он тасовал свои скудные воспоминания, пока они не стерлись до дыр, как рубище нищего. Может быть, она уже сосватана за кого-то получше? Улыбается другому мужчине? Целует нового возлюбленного? Ярви стискивал зубы. Ему нужно добраться домой.

Он заполнял планами побега каждую свободную минуту.

В одной из факторий, где стояли срубы из таких шершавых бревен, что можно было на ходу подцепить занозу, Ярви показал Триггу хорошенькую служанку. А сам, пока старший надсмотрщик отвлекся, вместе с солью и травами купил себе кое-что еще. Листья спотыкач-травы – достаточно, чтобы всей корабельной страже отяжелеть и размякнуть, а то и погрузиться в сон, если получится подобрать верную дозу.

– Как там наши деньжата, малый? – прошипел ему Тригг обратной дорогой на «Южный Ветер».

– Я уже кое-что придумал. – И Ярви сдержанно улыбнулся, представляя в этот миг, как скатывает сонного Тригга за борт.

На посту хранителя припасов его куда больше ценили и уважали, чем на королевском престоле, да и пользы от него, честно говоря, было намного больше. Весельным рабам хватало еды, их одежда стала теплее, и на мостках его встречали их ворчливые приветствия. В море, во время плавания, в его распоряжении был весь корабль, но, как бывает со скрягами и пьяницами, такой глоток воли лишь сильнее разжигал его жажду свободы.

Когда, по мнению Ярви, его никто не видел, он ронял возле рук Ничто хлебные корки, и тот быстро запихивал их под свои лохмотья. Однажды их взгляды пересеклись, но Ярви все равно не понял, заслужил ли он у скоблильщика благодарность – в этих ярких, впалых, чуждых глазах вряд ли сохранился проблеск чего-то человеческого.

Но мать Гундринг повторяла не раз: делай доброе дело ради себя самого. И он продолжал ронять корки, когда выпадал случай.

Шадикширрам с огромным удовольствием отметила возросший вес кошелька, и с еще большим – качество вина, ставшее возможным отчасти из-за того, что Ярви стал покупать его весьма солидными партиями.

– Этот урожай явно лучше тех, что приносил Анкран, – заключила она, изучив цвет вина сквозь стекло бутылки.

Ярви поклонился.

– Под стать вехам вашей славы. – Когда он вновь сядет на Черный престол, подумал и решил он под маской улыбки, то поглядит, как ее голову насадят на пику у Воющих Врат, а пепел этой клятой лохани развеют по ветру.

Иногда, с наступлением темноты, она подставляла ему ноги, и пока Ярви стаскивал с них сапоги, заводила то или иное предание о своей минувшей славе, где имена и подробности текли как масло с каждым новым рассказом. Потом она называла его хорошим и умненьким мальчиком, и, если ему в самом деле везло, угощала остатками со стола и жаловалась, что ее погубит собственное милосердие.

Если удавалось сдержаться и не набить объедками рот на месте, он относил их Джойду, а тот передавал Ральфу. Анкран же сидел между ними и угрюмо таращился в никуда. На его бритом черепе подсыхали свежие царапины, а запекшееся лицо после ссоры с сапогом Шадикширрам приняло совсем иную форму.

– Боженьки, – заворчал Ральф. – Уберите с нашего весла эту двурукую придурь и верните нам Йорва!

Вокруг засмеялись невольники, но Анкран сидел недвижно, как деревянный, и Ярви гадал, не перебирает ли тот в голове слова собственной клятвы отмщения. Ярви поднял голову и увидел, как Сумаэль мрачно смотрит на них со шканцев. Она всегда смотрела на него оценивающе, с опаской – словно он был непроверенным курсом движения корабля. Хотя их цепи крепили на ночь к одному и тому же кольцу, он ни разу не слышал от нее ничего, кроме недовольного бурчания.

– Гребем, – отрезал Тригг и, проходя мимо, плечом толкнул Ярви на весло, которое тот недавно ворочал.

Кажется, помимо друзей, он нажил себе еще и врагов.

Но враги, как говорила мать, – цена, которой мы оплачиваем успех.

– Сапоги, Йорв!

Ярви дернулся, как от пощечины. Мысли, как нередко бывало, унесли его в прошлое. На холмы, где боги внимали клятве отмщения над отцовским погребальным кострищем. На крышу башни в Амвенде, где все пропахло дымом и копотью. К невозмутимому, улыбающемуся лицу дяди.

Из тебя бы получился превосходный шут.

– Йорв!

Он выпутался из одеял, подхватил цепь и переступил через Сумаэль: девушка тоже укуталась на ночь, ее темное лицо беззвучно подрагивало во сне. Галера шла на север, становилось все холодней, промозглый ночной ветер наметал крупинки снега, припорашивая шкуры, которыми на банках укрывались рабы. Охрана забросила ночные обходы, и только двое караульщиков сутулились над жаровней у носового люка в трюм, их узкие лица покрывали отсветы оранжевого пламени.

– Эти сапоги стоят дороже тебя, черти бы тебя подрали!

Шадикширрам сидела на кровати, с влажным блеском в глазах, и пыталась ухватить свою ногу, но была такой пьяной, что постоянно промахивалась. Когда Ярви вошел, она откинулась на кровати.

– Руку мне дашь?

– Пока вам не понадобились две – пожалуйста, – ответил Ярви.

Она загоготала.

– Какой умненький сухорукий прощелыжка! Клянусь, тебя послали мне боги. Послали… стаскивать с меня сапоги. – Ее смешки превратились в похрапывание, и к тому времени, как он управился со вторым сапогом и закинул ее ногу обратно на кровать, она уже крепко спала, задрав голову. Черные волосы разметались по лицу и мелко тряслись с каждым храпом.

Ярви застыл как камень. Воротник ее сорочки был распахнут, из-под него вывалилась цепочка. На меховой оторочке, у самой шеи, сверкал ключ ко всем замкам этого корабля.

Он посмотрел на дверь, приоткрыл на щелочку – снаружи кружили снежинки. Потом достал лампу и погасил огонь – комната погрузилась во мрак. Риск был ужасен, но в его положении, когда времени остается так мало, поневоле приходится бросать жребий.

Мудрые терпеливо ждут своего часа, но ни за что его не упустят.

Он осторожно подкрался к постели и, покрывшись мурашками, просунул свою руку с одним пальцем под затылок Шадикширрам.

Тихонечко, осторожно, он приподнимал ей голову, поразившись, до чего увесистой та оказалась. Стараясь двигаться как можно медленней, он стиснул зубы – до чего тяжело. И вздрогнул, когда капитан всхрапнула и заерзала губами, уверенный – сейчас ее глаза распахнутся, а потом каблук расквасит ему лицо, как Анкрану. Потом перевел дух и, поддерживая голову, потянулся за ключом – Отче Месяц плеснул светом сквозь прорезь окна, и металл засиял в полумраке. Мышцы сводило от напряжения… но зудящим пальцам не хватило приблизиться к цели самую малость.

Его горло вдруг сдавило, почти до удушья. Обо что-то зацепилась цепь. Он повернулся, чтобы ее продернуть – и там, в проеме двери, сомкнув челюсти и стискивая его цепь в кулаках, стояла Сумаэль.

На миг оба замерли на месте. Потом она начала подтягивать цепь к себе.

Он выпустил голову Шадикширрам так мягко, как только смог, сам схватил цепь здоровой рукой и попытался дернуть к себе, сопя от натуги. Сумаэль лишь потянула сильнее, железный ворот врезался Ярви в шею, звенья вгрызлись в ладонь, и ему пришлось прикусить губу, только б не вскрикнуть.

Похоже на перетягивание каната, как в Торлбю на песке играли мальчишки – только здесь с двумя руками был лишь один, и, вдобавок, петля на конце захлестывала Ярви горло.

Он изворачивался и упирался, но Сумаэль была намного сильнее и, не проронив ни звука, подтаскивала его ближе и ближе. Его башмаки, проскальзывая по палубе, сбили бутылку, та покатилась. Наконец девушка поймала его за ошейник и, прижимая к себе, выволокла наружу в ночь.

– Придурок! – злобно выпалила она ему в лицо. – Ты что, сдохнуть пытался?

– А тебя что, волнует? – зашипел он в ответ. Ее кулак побледнел, смыкаясь на его ошейнике, а его кулак побледнел, смыкаясь у нее на руке.

– Меня, болван, будет волновать, когда они сменят замки из-за того, что ты спер ключ!

Оба умолкли, и пока они глазели в темноте друг на друга, его посетила лишь мысль: как же близко к ней он стоит. Достаточно близко, чтобы различить гневные морщинки на переносице, заметить зубы, мелькнувшие сквозь выемку на губе, ощутить тепло. Достаточно близко, чтобы почуять ее запах, слегка кисловатый, но от этого не становящийся хуже. Достаточно, почти достаточно, чтобы поцеловать. Должно быть, ей пришло в голову то же самое, потому что она выпустила ошейник, точно он раскаленный, отпихнула и рывком высвободила зажатое Ярви запястье.

Он заново прокрутил в голове ее слова, примеряясь к ним так и этак, и его осенило.

– Смена замков помешает только тому, у кого уже имеется ключ. Вероятно, тому, кто сумел сделать слепок?

Он сел на свое место, потирая здоровой рукой свежую отметину и недозажившие ожоги на шее. Увечную он сунул отогреться под мышку.

– А ключ нужен рабу лишь по одной причине – чтобы сбежать.

– Заткни свою пасть! – Она сползла рядом, и опять наступило молчание. С неба слетал снег и садился ей на волосы и ему на колени.

Лишь после того, как он простился с надеждой услышать от нее хоть слово, девушка заговорила вновь. Так невесомо, что он едва разбирал слова на ветру.

– Раб с ключом мог бы освободить и других рабов. Может быть, даже всех. Кто потом разберется, кто куда ускользнул в суматохе?

– Пролилось бы немало крови, – зашептал Ярви. – В суматохе – и кто знает чьей? Намного спокойнее усыпить стражу. – Сумаэль внимательно на него посмотрела – глаза девушки заблестели, дыхание курилось на холоде. – Раб, который разбирается в травах, разливает охранникам эль и подносит капитану вино, мог бы придумать как. – Рискованно, но с ее помощью многое получится куда проще, а когда времени остается так мало, поневоле приходится бросать жребий. – Пожалуй, вместе два раба смогли бы сделать…