Алиса в Итакдалии

Не нужно было ей его сочувствие. Алиса подняла голову и, несмотря на пылающие щеки и колотящееся сердце, взглянула Оливеру прямо в глаза. Не важно, что он про нее думает, сказала себе девочка. (Даже если на самом деле это и не так. Не вполне.)

– Тогда будь честен и в остальном, – произнесла она. – Что ты тут делаешь?

Оливер вздохнул. Посмотрел на свои руки. Снова на Алису. Снова на руки. И снова на нее – на этот раз уже не отрываясь.

– Я знаю, что́ ты знаешь.

Полупрожеванная маргаритка выпала у Алисы из открытого рта.

– Боюсь, если я что и знаю, так только то, что не знаю, что ты знаешь.

– Ты не единственная видишь правду, Алиса.

– Что? – Глаза девочки расширились. – Ты… ты умеешь читать мысли? – продолжила она шепотом.

– Нет, – рассмеялся Оливер. – Я обладаю даром убеждения. А еще – способностью узнавать один факт о каждом человеке, которого встречаю.

– Серьезно?

Он кивнул.

– И что это за факт?

– Его самый страшный секрет.

Если бы Алиса уже не сидела, ей бы пришлось немедленно это сделать.

Теперь все наконец объяснилось. Симфония, звучавшая в его крови и костях; красота, заворожившая девочку накануне. Она проистекала из тайных песен и шепотков каждой души, которую встречал Оливер на протяжении вот уже тринадцати лет.

Это было поразительно.

– Ладно, – сказал мальчик, явно чувствуя себя более свободно. – Я был с тобой честен. Взамен мне нужна твоя помощь.

– Сядь, – велела Алиса, указывая на землю рядом с собой.

Оливер подчинился.

– И давно ты знаешь?

– Знаю что?

– Ну… Это самое… – И Алиса сделала замысловатый жест рукой, который не обозначал ровным счетом ничего.

Оливер тем не менее ее понял.

– С той минуты, как тебя увидел.

– Почему же ты молчал? Почему рассказал об этом только сейчас?

– Потому что, – и он вздохнул. – Со дня Сдачи прошел почти год, а я до сих пор не выполнил свое задание. Это уже кажется невозможным.

– Но если я тебе помогу… Это ведь будет жульничество?

– Никто не узнает.

– Если только я не расскажу, – нахмурилась Алиса.

– Не расскажешь.

Девочка вскочила на ноги.

– Оливер Ньюбэнкс, – начала она потрясенно, – за всю свою жизнь я солгала ровно три раза – и совершенно точно не буду лгать в четвертый ради тебя. Если ты думаешь, что можешь меня запугать и втянуть в какую-то противозаконную магию – в которую я, между прочим, даже не верю, – то тебе, должно быть, ананас упал на голову.

– Эй, эй! – запротестовал Оливер, тоже поднимаясь на ноги. – Никто от тебя не требует никакой магии. Ясно?

Алиса недоверчиво прищурилась. Мальчик вздохнул и пожал плечами.

– Как бы там ни было, ты наверняка передумаешь, когда узнаешь, что я могу тебе предложить.

– Не передумаю.

– Передумаешь, – ответил Оливер. – Потому что предложить я тебе могу кое-что очень ценное.

– Тебе нечего мне предложить, ты, огурец-переросток!

Оливер смерил девочку внимательным взглядом.

– Алиса, – сказал он, – я знаю, где твой отец.

– Ох.

Алиса почувствовала себя марионеткой, которой вдруг перерезали нитки. Девочка снова опустилась в траву, оглядываясь с таким видом, будто забыла, где находится.

– Ох…

– Ты поможешь мне, – повторил Оливер, наклоняясь к ней, – а я помогу тебе. Все просто.

Алиса не могла этого доказать, но она всегда знала, что отец жив. Да, она оплакивала его утрату, но ей бы и в голову не пришло оплакивать его смерть, потому что она была уверена – абсолютно, совершенно уверена, – что однажды его найдет. Папа просто ушел. Куда-то. Где-то он есть!

Однако ей нужно было удостовериться.

– А что, если ты врешь? – прошептала она, глядя на Оливера глазами размером с подсолнухи.

– Ты бы уже знала, – ответил мальчик, очевидно удрученный этим фактом.

Это и в самом деле было так. Она бы уже знала.

Через неделю после исчезновения отца Алиса совершила самую большую сделку в своей жизни. В то время ее сбережения составляли семь финков – не хватало одного финка до стоппика, – и она потратила их все, чтобы дать магический обет: до тех пор, пока с ее губ не слетит ни одна ложь, никому не удастся ее обмануть или одурачить. Только так она могла быть уверена, что рано или поздно найдет отца. Что никто не собьет ее с пути.

(Должна заметить, что, хотя в Ференвуде было в порядке вещей тратить финки и стоппики на сиюминутные фокусы и причуды, поступок Алисы, несмотря на всю его романтичность, представляется мне чрезвычайно непрактичным. В конце концов, она потратила целых семь финков! Впрочем, мы не можем винить девочку, которая пыталась вернуть хоть какой-то контроль над своей жизнью, правда? Но я отвлеклась.)

– Ох, Оливер, где же он? – вдруг спросила Алиса. Руки ее тряслись, сердце неслось вскачь, а голову переполняли страхи и надежды. – Куда он ушел?

– Не так быстро, – ответил мальчик, поднимая ладонь. – Сначала мы выполним мое задание, а потом вернем тебе отца.

– Но это нечестно…

– Это все, что я могу предложить.

– Нам обоим есть что терять, – возразила Алиса. – Если ты не выполнишь задание…

– Я знаю. – И Оливер смерил ее таким взглядом, что она умолкла. – Знаю, что случится, если я не справлюсь. Необязательно произносить это вслух.

Алиса как раз и собиралась произнести это вслух, когда осознала одно ужасное обстоятельство – и в отчаянии привалилась к дереву, причитая: «О нет, о нет!»

– Что? – Оливер старательно делал вид, что ему не интересно. – Что такое?

– Завтра, – простонала Алиса. – Завтра первый день весны!

– И что с того?

– А то, – ответила Алиса, закипая. – Завтра я сама получу задание!

– Тебе уже двенадцать? – удивился Оливер. – Я думал, девять.

Алиса предпочла пропустить это замечание мимо ушей.

– Что, если мне поручат поймать дракона, как Фэнни Бердфинску? Или отправят к звездам, как Сэлли Содкрайер? Или скажут целый год подковывать коров серебряным пенни?

– Глупости, – бросил Оливер. – Никто тебя не заставит подковывать коров серебряным пенни. На худой конец – золотым никелем, или…

– Или мне велят объезжать диких коз! Ох, Оливер, тогда я не смогу тебе помочь.

– Ладно, – сказал он, потирая лицо ладонями. – Я понял.

Едва родившиеся надежды Алисы были разбиты вдребезги. Их осколки аккуратной стопочкой лежали у ее ног.

– Если только… – вдруг начал Оливер.

Алиса подняла на него несчастный взгляд.

– Если только… – повторил мальчик и умолк.

– Продолжай.

Оливер с сомнением на нее покосился.

– Если только ты не откажешься от Сдачи.

Алиса судорожно вздохнула.

Отказаться от Сдачи было выходом, который выходом вовсе не был. Сдача была ее единственным шансом доказать, что она чего-то стоит, и заставить наконец вращаться шестеренки собственного бытия. Каждый ребенок в Ференвуде рос в предвкушении своего уникального задания, личного приключения и главного вызова в жизни.

Алиса мечтала об этом шансе двенадцать лет.

Да, на вид она могла отличаться от прочих горожан, но ее сердце было сердцем истинного ференвудца, и она имела право на задание, как и любой другой. Она шла к этому дню через весь младшерост, среднерост и домашнее обучение с мамой – к тому заветному часу, когда она, несмотря на все свои странности, сможет хоть в этой малости сравняться со сверстниками.

Если она упустит свой шанс, это разобьет ей сердце.

Как разбило ей сердце исчезновение отца.

Святые прянички, она совершенно не представляла, что делать.

Алиса потерянно брела к городу. Она и сама понятия не имела, почему выбрала этот путь, но сегодня у нее выдался чрезвычайно странный день, и она просто не могла сейчас отправиться домой. К тому же она ходила этой дорогой не так часто. Каждый визит в город становился для девочки болезненным искушением. Там можно было найти (и купить!) столько интересного – но с единственным финком в кармане Алисе оставалось в основном разглядывать и вздыхать.

Теперь девочка шагала по знакомым тропинкам, которые перетекали в мощенные булыжником улочки, без обычного предвкушения. Погруженная в свои мысли, она машинально переступала узловатые корни, обходила спящих пичуг и то и дело прислоняла отяжелевшую голову к какому-нибудь дереву. Вскоре она перестала замечать, где находится и куда направляется. Пообнимавшись пару минут с очередным деревом, Алиса вздохнула и уже собиралась продолжить путь, как вдруг ее внимание привлек какой-то шорох. Оглядевшись, девочка обнаружила и виновника: городская газета беспомощно хлопала бумажными крыльями, зажатая в пальцах переплетенных ветвей. Алиса привстала на цыпочки, высвободила газету и без особого интереса просмотрела новости на первой странице. Кто-то предлагает вареный картофель по пять финков за мешок. Городскую площадь готовят к церемонии Сдачи, приносим извинения за доставленные неудобства. Не видел ли кто карликовую козу мистера Персифаля? Зейнаб Тинксер продает лимонное каноэ за пятнадцать тинтонов.

От последнего объявления у Алисы расширились глаза.

Пятнадцать тинтонов! Да она в жизни не видела столько магии – и даже не представляла, что делать с такой уймой. (Глупости, конечно. На самом деле еще как представляла. Алиса потратила бы все до последнего финка, чтобы найти папу.) Девочка снова подумала, как славно было бы поскорее вырасти, начать зарабатывать самой и перестать зависеть от переменчивых щедрот матери.

Алиса сложила газету и сунула ее под мышку.

В Ференвуде редко происходило что-то, достойное сводки новостей; всё всегда было предсказуемо хорошо. Правда, недавно город потрясла нежданная беда: особенно яростный порыв ветра унес с поля нескольких поросят – но с тех пор прошла добрая неделя. Самой большой трагедией Ференвуда стало исчезновение Алисиного папы три года назад. Эта новость была одновременно и самой странной: никто из жителей города в жизни не покидал его границ.

Алиса тоже никогда не выезжала за пределы Ференвуда. И никто из ее знакомых ребят. Единственным исключением в размеренной жизни ференвудцев становилось традиционное задание – но, выполнив его, все они непременно возвращались домой. Городок был с трех сторон окружен морем, и чтобы выбраться в большой мир, им приходилось огибать Феннельскайн – в котором, как я уже упоминала, ни один из них не был по очевидным причинам. (Здесь нужно сделать оговорку, что лично мне эти причины отнюдь не очевидны, но за все время наблюдения за Ференвудом мне так и не удалось добиться хоть сколько-нибудь вразумительного ответа, почему ференвудцы с таким упорством избегают встреч с соседями. Боюсь, этот ответ оказался бы весьма банальным: например, они считают Феннельскайн невыносимо скучным, – хотя утверждать наверняка я опять-таки не возьмусь.)

Однако главная причина, по которой никто из ференвудцев не покидал города, заключалась в том, что для выживания им была необходима магия. Отец ушел три года назад – такой срок считался в Ференвуде смертельным. Едва ребятишки осваивали язык, родители принимались твердить им, что уйти из города – значит обречь себя на верную гибель. Они питались магией, дышали ею; магия составляла саму суть их бытия. Отношения ференвудцев с землей представляли собой полный симбиоз: горожане мирно жили среди грядок и деревьев, а те взамен обеспечивали их всем необходимым. Зерна магии, от рождения укорененные в обитателях Ференвуда, заботливо взращивались землей, которую они удобряли и вспахивали.

Без земли им было не выжить.

Именно в этом заключалась главная беда, боль и правда, которая делала потерю отца столь безнадежной: за пределами Ференвуда магии не было. По крайней мере, достоверно о таком никто не слышал. Конечно, ходили слухи, что есть и другие, далекие волшебные земли, – но людям только дай почесать языками, правда? Слухи рождаются от скуки, а подобная чепуха – от безрассудства. Что до Ференвуда, все его жители предпочитали полагаться на проверенные знания, а не выдумки и догадки. Они вообще не очень одобряли выдумки. По крайней мере, так полагала Алиса – хоть и не имела тому прямых доказательств. Утрата отца подточила благоразумие девочки, и теперь она была готова поверить в любую чепуху, способную его спасти, – даже если это делало ее непростительно странной в глазах окружающих. Может, отец нашел другой оазис магии; может, он еще жив. Может, он до сих пор ищет дорогу домой.

В глубине души Алиса жила в эпоху до появления надежных карт, уличных знаков и нумерованных домов. В глубине души она жила в эпоху, когда шагнуть за порог значило сказать «до свидания», а не «прощай»; когда разлука дарила надежду на новую встречу.

Видите ли, кроме надежды, у Алисы ничего не было – но с нею она могла взобраться на любой холм и переплыть океан.

Центр города всегда повергал Алису в шок – независимо от того, сколько раз она там бывала, – и я не могу сказать, что виню бедную девочку. Там было чему удивлять. Бесконечная вереница мощных зданий всем своим видом свидетельствовала о прекрасном знании геометрии. Дуги, выгибаясь, снова сходились в прямые линии; дома венчали черепичные треугольники, волны или купола – в зависимости от того, какого головного убора требовали монументальные стены. Что же до самих стен, они были щедро украшены треугольной, восьмиугольной и звездчатой плиткой. Завитые спиралями кирпичные трубы уходили прямо в небо, двери не уступали в высоте стенам, а цвета – вы уже догадались, да? – были яркими, сочными и дробились на множество оттенков. (Случайному прохожему могло бы показаться, что вся эстетика Ференвуда служит наглядным ответом на один вопрос: «Сколько красок уместятся на квадратном метре?») В расположении улиц тоже нельзя было усмотреть какой-либо логики, кроме стремления наилучшим образом подогнать друг к другу здания разных оттенков. Те же напоминали диковинные цветы, по прихоти светливня проросшие из ференвудской земли.

Семья Алисы была одной из немногих, которые жили в пригороде. И хотя порой ей было трудновато взбираться на гребни холмов и ловить неверное эхо последних новостей, такая удаленность от города позволяла избегать встреч с бывшими однокашниками и носатыми взрослыми, которые каждое утро проталкивались сквозь гомон толпы. В большинстве случаев Алиса получала искреннее удовольствие от этих вылазок в центр мира, но, даже опьяненная восторгом, никогда не забывала своего места в нем.

Девочка шагнула на булыжную мостовую и позволила звукам и запахам городской жизни накрыть себя с головой. Ференвуд купался в последних лучах светливня, под окнами качали пестрыми головками цветы, где-то звонили колокола и перекликались со своих крылечек старые друзья. Отцы прогуливались под руку с матерями, а те окликали «Спокойней, спокойней!» бойких детишек, завороженных уличными лотками и их громогласными хозяевами. Глядя на них, Алиса особенно отчетливо ощущала вес последнего финка в кармане. Как бы ей хотелось тоже пройтись по улице за руку с папой!

Впрочем, не важно.

Алиса накрыла ладонью кулак, в котором зажала монетку, и принялась пробираться через толпу. Девочка была уже достаточно высокой, чтобы видеть, куда идет, но все еще слишком маленькой, чтобы поминутно получать локтем по уху или чьим-нибудь подолом по щеке. Вокруг то и дело сверкали серебряные ковшики продавцов специй, и вскоре Алисе начало казаться, будто она плывет в огромном облаке кокосовой стружки, шелковистой мяты и шафрана.

Возле входа в «Асал Масал и Волшебный чай» творилось настоящее столпотворение: всем желающим предлагали продегустировать чай, увеличивающий рост минимум на четыре сантиметра. Особенным спросом он пользовался у младшеростников. Ребята постарше рылись в богато украшенных коробках с временными чарами:

ПЯТЬ ФИНКОВ, ЧТОБЫ ВЛЮБИТЬСЯ

СЕМЬ ФИНКОВ, ЧТОБЫ УДЛИНИТЬ ВОЛОСЫ

СТОППИК, ЧТОБЫ СТАТЬ НЕВИДИМЫМ

Старшее поколение в это время отдыхало на веранде за столиками, украшенными замысловатыми узорами из цветного стекла. Некоторые леди и джентльмены, чей преклонный возраст извинял подобные прихоти, с улыбкой попыхивали сусальными трубочками. Когда они смеялись, изо рта у них вылетали клубы голубого, алого и пурпурного дыма. Проходя мимо, Алиса шмыгнула носом, и голова ее сразу наполнилась горячей ароматной тяжестью. Девочка невольно улыбнулась и уже не в первый раз подумала, как славно будет поскорее вырасти и заняться более интересными вещами.

Но Алиса продолжала проталкиваться к «Ширини Фирини» – лучшему в городе магазину сладостей, – и никакая на свете сила не смогла бы ее остановить. Девочка преодолела мягкую гору ковров ручной работы (каждый – в своих цветах и узорах) и лишь на пару секунд замедлилась перед лотком с теплыми, только что испеченными караваями. Запахи золотистой, замешанной в самых невообразимых формах выпечки так вскружили Алисе голову, что она чуть не врезалась в толпу горожан, которые решили попрактиковаться в хоровом пении прямо посреди улицы. Алиса отскочила в сторону как раз вовремя, чтобы не попасться на глаза Дэниелу Рубину: тот переходил дорогу, чтобы присоединиться к певцам. Девочка едва удержалась от гримасы.

Все мы кому-то завидуем, верно?

Для бесцветной Алисы Дэниел Рубин представлял собой воплощенный кошмар. Это был самый яркий двенадцатилетка, которого девочка только знала: роскошные черные волосы, глубокие чернильные глаза и кожа цвета ночных сумерек, для которой природа смешала сангину, охру и корицу. Он обладал цветом – и умел его носить. Даже свои лучистые глаза он подводил темной краской, отчего Алиса совершенно теряла присутствие духа. Она слышала шепотки; она знала слухи. Горожане бились об заклад, что в этом году Дэниел выиграет Сдачу: без сомнения, столь красочный человек должен быть и самым магически одаренным. В глазах Ференвуда у Алисы не было ни шанса.

Ну и пожалуйста. Завтра они увидят, как ошибались.

Алиса сжала кулаки и бросилась в гущу толпы с такой яростью, что чуть не сшибла стайку девочек, которые красили ногти хной. На секунду Алиса оцепенела, страстно желая оказаться в их компании, – но потом опустила голову и строго напомнила себе, что ее возможности ограничены одним финком. Когда девочка наконец добралась до «Ширини Фирини», то еле дышала от усталости. Поход в город всегда был рискованным предприятием, но ей следовало дважды подумать, прежде чем соваться в центр сегодня, накануне Сдачи. Весь Ференвуд дрожал от предпраздничного возбуждения; должно быть, торжества продлятся до конца недели. На крыльце магазина Алиса оглянулась на небо – до наступления темноты оставалось всего ничего.

Едва девочка переступила порог, ее окутало густое сахарное облако. На целых три секунды в ее сердце воцарилась божественная легкость, а в мыслях – розовое видение, как она бросается на прилавки и сгребает полные пригоршни сладостей. Алиса понимала, что все это – магия сахарной пыльцы, но все же позволила себе на мгновение поддаться ей, прежде чем единственный финк в кулаке напомнил хозяйке о суровой правде. Алиса помотала головой и обвела прилавки уже более трезвым взглядом. Одна монетка не давала ей особого выбора, но она все же хотела осмотреться и прицениться.

С потолка свисали круглые стекляблоки; леденцы-трости продавались связками по три; в витрине поблескивали банки со сливишневым вареньем; из деревянных кувшинчиков выглядывали крыжовниковые ириски. Еще там были замороженный изюм и гранаты, корзины с листьями из золотого фигурного шоколада и десятки бочонков с абрикосовым медом, который шипел на языке. Рассматривая их, девочка еще сохраняла остатки самообладания – но потом углядела подносы с зулзулами и не смогла сдержать тоскливого и влюбленного вздоха. Зулзулы представляли собой спирали нежно обжаренного теста, вымоченные в меду и покрытые засахаренными лепестками роз. Когда бы вы ни спросили Алису о ее любимом лакомстве, она бы уверенно указала на них. (Разумеется, это было бы неправдой, потому что Алиса в жизни не пробовала ни одного зулзула. Но она вполне могла вообразить их вкус, и этого в каком-то смысле было достаточно.)

Наконец девочка с неохотой вытащила из маленького пластикового бочонка единственный чуденец и пообещала себе, что однажды непременно вернется сюда с карманами, полными стоппиков и финков, и купит себе все, что пожелает.

Однажды. Непременно.

Теперь, когда ее главная задача была выполнена, Алиса поспешила домой. Солнце почти село, а девочка не представляла, что с ней сделает мама, если она снова вернется по темноте.

Она ныряла из переулка в переулок, закладывала крутые виражи вокруг прилавков со специями и проскальзывала между вешалок с юбками. Она огибала торговцев, чудом избегала столкновения с прохожими и лишь изредка вскидывала голову, чтобы бросить взгляд на свои любимые витрины. «Стежок за шажок» продавал самошвейные иглы по три финка за упаковку, и Алиса мгновенно выбросила эту информацию из головы. Сабзи, местный бакалейщик, торговал лимонными плетенками по два финка за фунт, и этот факт Алиса положила на мысленную полку с ярлыком «для мамы». Но потом девочка заметила, что в «Переплет» – лучший книжный магазин в городе – завезли новые книги, и невольно сбилась с шага. Девочка затормозила так резко, что чуть не упала, и, отбросив благоразумие, жадно приникла носом к витрине. Первым делом она заметила за стеклом небольшую группу людей, столпившихся вокруг мужчины с опрятной бородкой. Он носил сразу несколько пар очков и тунику на три размера больше нужного, и Алиса догадалась, что это автор, представляющий новую книгу. Девочка вывернула шею, чтобы прочесть название томика у него в руках – «Рождение стоппика: проникая в умы Фенжуна Хартвезера и Сальды Миллердон, величайших чудопашцев в истории Ференвуда», – и разочарованно вздохнула.

Алиса никогда особенно не интересовалась историей чудопашества. Она находила это занятие невыносимо скучным и, если говорить начистоту, даже неприятным – поскольку опасалась, что в один ужасный день оно станет и ее участью. Всю свою недолгую жизнь Алиса страшилась бесславной судьбы под знаком мотыги и плуга. Чудопашество было почетным, но чрезвычайно безочаровательным делом, и Алиса многое бы отдала, чтобы оказаться по ту его сторону – например, преобразовывать сырую магию во что-нибудь полезное людям.

Она уже собиралась продолжить путь, как вдруг вспомнила, почему остановилась. На витрине были выставлены две книги: «Сдача, задание и долгий путь домой: как отпустить ребенка во взрослую жизнь» и «Чемпионы прошлых лет: вспомним наших ференвудских героев».

Глаза Алисы увеличились по меньшей мере вчетверо, и она, ураганом влетев в магазин, бросилась к книгам на витрине. С дрожащими руками и отчаянно бьющимся сердцем девочка схватила экземпляр «Чемпионов» и провела пальцем по обложке, с которой, в небольшой компании других городских героев, улыбался папа – тоже двенадцатилетний, сияющий от гордости. Победитель Сдачи тридцать лет назад.

Алиса всегда помнила, что папа был Чемпионом. Он заслужил этот титул благодаря живости ума и способности удерживать и воссоздавать даже сложные образы. Ему дали задание обойти весь Ференвуд и стать его первым настоящим картографом. Он должен был вместе со Старейшинами создать набор точных и удобных карт, которые украсили бы любой дом и сделали путешествия по городу легкими и безопасными. Папина работа оказалась столь выдающейся, что его попросили остаться со Старейшинами даже после ее завершения. Это было обычным делом для Чемпионов, которые считались самыми магически одаренными представителями своего поколения. Но папа был не просто Чемпионом. Он был другом Ференвуда. Его все любили. Ходили слухи, что однажды он и сам станет Старейшиной. Но вместо этого он ушел, и ни одна живая душа не знала почему.

Когда Алиса наконец добралась до дома – прямо перед наступлением темноты, – мама заваривала чай. Девочка проскользнула в открытую дверь. В кармане у нее лежала сладкая тайна – бережно завернутый в бумагу чуденец, припасенный для особого случая. Алиса неделями ждала возможности потратить этот последний финк и теперь вполне примирилась с потерей всех сбережений. Тройняшки ели яблониковое варенье прямо из банки; их круглые мордашки и пальцы были усеяны фиолетовыми пятнами. Мама передвигалась по кухне, напевая под нос какую-то мелодию, и хотя Алиса стояла прямо перед ней, она смотрела сквозь дочь, будто той здесь вовсе не было.

Ну и ладно.

Алиса была расстроена и устала до смерти, а потому просто плюхнулась на свой стул и устроила подбородок на скрещенных руках. Сегодня ничто не смогло бы смыть тяжесть мира с ее плеч – даже полные щеки сладостей. Алиса рассеянно подумала, что миру не помешало бы сбросить пару фунтов. Ей отчаянно требовалось найти отца, и так же отчаянно – получить задание. Днем она так и не смогла прийти ни к какому решению, оставив вопрос Оливера висеть в воздухе над лугом.

Чтобы найти папу, ей нужно было довериться Оливеру. Принести свое будущее в жертву ради спасения его. И это все равно ничего не гарантировало. То, что она могла видеть ложь, не значило, что ей стоит без оглядки доверять человеку, который ее уже однажды предал.