– Ну что, добрался я до табора быстро, бед в дороге не было. Встретила меня цыганка и молвит, мол, я уже всё знаю и давай быстрее в путь собираться. Мало времени осталось. Но вот в обратном пути…
Здесь цыганка слово держала:
– На пути к вам, встретились люди, чьи глаза выкипели от злости. Гневались они страшно на нас. Сделали колдовство, что наша лошадь прямо на скаку издохла. Потом прятались мы в лесу, а они своим ходом нас искать пошли, как ищейки лазили и принюхивались. Но давно, когда я ещё в девках была, бабка моя рассказывала об опушке на другом конце того леса, мол там зло не проходит, там мы ждали два дня, а на третью ночь увидели, что ходит кто-то у края опушки. Ходит, но ступить не может. Там ещё пару дней ждали, а потом решили снова в путь тронуться.
Всё это время с нас не сводил глаз бедный раб, ведь он не понимал ни единого слова. Решили мы его спрятать, пока вся эта дьявольщина не закончится, но он боялся и всё что-то лепетал. В это время я с Глашей рисовали на побелённой дощечке углём. Вот он протягивает руки и будто просит кусочек угля. Бабушка сказал дать ему уголёк и тут принялся он рисовать. Рисовал, выводил, а когда закончил все мы ахнули. На первой картинке нарисовал он храм на фоне солнца, а рядом с ним стоят люди без глаз.
На второй картинке было, видимо, внутренне убранство храма. В центре высокий постамент, а над ним висят острые пики. Рядом он пририсовал 4 человечка.
Третья пугала больше всех. На постаменте четыре человека они убиты пиками, на самих пиках стоит женщина и она подписана ”??????? ”.
– Что за узоры такие? – спросил Прохор.
– Химера это. С греческого. – Цыганка выдохнула и побледнела. По ней сразу стало видно, что не ждала она такого и боится этого очень. После около получаса она сохраняла молчание. За это время уговорили мы нашего тёмного друга спрятаться, и он без колебаний согласился, покачивая головой.
После вернулись к цыганке и стали упрашивать её рассказать, что её так испугало, но она лишь ответила:
– Завтра, а теперь давайте спать. Утро вечера мудренее.
Степан и Иван проводили Прохора, мало ли что может случиться. Меня с Глашей отправили на печку за балдахин, а бабушка с цыганкой заперлись в обеденном зале и долго шептались. Мы с Глашей гадали долго – о чём они разговаривают, но не подозревали, что о таких вещах расскажут нам – детям.
7 глава
Вы когда- нибудь просыпались от оглушительной тишины? Эта тишина как холод, который спрятался где- то между вашими органами и вы не можете согреться. Вот такое ощущение было у меня утром следующего дня. Глаза мои открыты, тишина со всех сторон глушит и давит. Я не слышу, дышит ли Глаша.
Первая мысль – я оглохла. Как, от чего и почему? Может закричать? Или потрясти Глашу за плечо? Нет, буду лежать и ждать, может это сон.
Лежу на спине. Солнечные лучи играются с кружевом балдахина. Видимо, ненастная погода закончилась и настал черёд бабьего лета. Может с этой погодой уйдёт и череда всех несчастий, что свалились на наши головы?
Глаша стала ворочаться и я это услышала! Я всё слышу, но всё же от чего стоит мёртвая тишина: ни слабого ветерка, ни щебетания птиц, ничего. Я решила посмотреть в окно, что напротив печи. Натянула чулки и набросила на плечи тёплый плед, всё- таки осень и утро может быть холодным.
Спускаться стала спиной к выходу, так удобно. Плед немного сковывал движения, но я могла хвататься за лестницу, не придерживая его. От чего то мне стало не по – себе. Снова тишина? Нет, на этот раз, что- то совсем близко и осязаемое. Я остановилась на предпоследней ступеньке. Стою, жду, что это может быть…
Сопение, вздох – выдох. Этот кто-то дышит тяжело и вонь его тоже омерзительно тяжёлая. Может, если не дышать он меня не увидит? На этом моменте у меня вспыхнули вчерашние воспоминания о новом чернокожем друге. Может он заболел и от этого так дышит.
Во мне бушует огромный страх, ведь тот, кто позади меня явно злой. От него исходит холод и что- то ещё- необузданное и пламенеющее… Пытаюсь развернуться на этой ступеньке, удаётся с трудом. При этом стараюсь не дышать.
Встретившись глазами с тем, что источало зло, я впервые почувствовала, как остановилось моё сердце, и холодный страх сковал все движения. Передо мной стояла…мама. Всё такая же худая, с глазами как дыры в ад. Она стояла, ссутулившись и смотря сквозь меня, видимо, ждала, когда я дам о себе знать.
Я не хочу дышать, иначе она всё поймёт и найдёт меня. Сколько же я стою? 5 или 10 минут? Не помню. Что же делать? Нужно постараться забраться обратно на печь. Но почему- то именно сейчас лесенка начинает предательски скрипеть. Что же делать?
Позже чувствую на своём плече чью- то руку, было страшно и неожиданно, но это проснулась Глаша и пыталась затащить меня на печь. Она напрягается и тянет меня, но в этот момент мама что-то услышала и сделала шаг к нам. Теперь нас отделял лишь один метр. С замиранием сердца мы обе смотрели на маму. Я не могла вынести её животный взгляд и обернувшись к Глаше стала шептать, чтоб та тянула сильнее. Зря, очень зря я это сделала…
Глаша меня уже не слышала, смотрела вперёд, я же боялась обернуться. Теперь я чувствовала дыхание маменьки на своём ухе:
– Попалась, – тихо прошептала мать и, рванув меня за волосы, потащила прочь от печи. Её хохот раздавался ото всюду, он был скрипучий металлический и просто жуткий. Имела она просто не человеческую силу, лишь одной рукой меня тащила.
– Маменька, отпусти! Больно! Маменька… Глаша, помоги, помоги… – кричала я. Мать не слышала, а Глаша просто сидела и смотрела в одну сторону, будто в трансе. Нет, скорее мама всё слышала и понимала, но мои крики и мольбы лишь смешили её. Страшный раскатистый смех меня доводил до безумия. Безумия соизмеримого с безумие маменьки. Потом просто кричала и звала всех, кого могла вспомнить. Я испытывала лишь один страх и ужас.
Тут мама швырнула меня к дальней стене, от боли я перестала видеть на долю секунды. Пытаюсь вздохнуть, но не могу. Потом вздохнула благодаря удару коленом в грудь. Это мама просто вдавила своё колено в меня. Я дышу, но боль неимоверная.
– Пора тебе понять, доченька, что не убежишь ты от меня. Нас ждут… Мы должны сделать это… Помоги нам… Всего четверо, это так мало, но потом нас ждёт вечность. Всего потерпеть немного боли и мы будем все вместе, как ты и я того хотели…Хи-хи-хи! – мама убрала колено, просто села рядом и хихикает. Качается взад и вперёд и шепчет, что всего немного боли, совсем чуть- чуть.
Топот и грохот, кто-то бежит, вижу большой силуэт. Бабушка Агафья, миленькая, мне так плохо и больно! Помоги, я дышать не могу. Это всё в голове, я даже не шепчу, просто молчу.
Отрывками рыдание, положили на что- то мягкое, но всё равно больно. Замечаю, как маменьку отводят в её дальнюю комнату конюхи. Она вырывается и рыдает, царапает и бьёт их, потом кричит:
– Алёнушка, прости… Что же я… Что же я сделала..? Ааа..
Последнее, что я увидела – это глаза чёрные…Цыганка.
8 глава
Как темно? Может открыть глаза? Нет, не хочу! Мне страшно! Пусть всё закончится: боль, обида, страх. Всё! Почему так плохо мне? Всё тело горит при малейшем движении, а спина и грудь разрываются. Может я уже умерла и это ад? Ведь я горю.
Значит ад.
Маменька обещала затащить меня в ад и затащила.
Может всё же открыть глаза? Совсем чуть-чуть, ведь к облику чертей нужно привыкать. Я с ними надолго…
Приоткрыв глаза, вокруг себя я не увидела ни кого, кроме цыганки, стоящей у окна. Она обняла себя за плечи и следила за чем-то или за кем-то в окно. В её взгляде читалась тревога, лицо было хмурым и задумчивым.
На улице стояла спокойная солнечная погода. Была всё та же тишина без птиц, ветра, без всего.
Я всё так же смотрела на цыганку и следила за её тревожным взглядом:
– Ты можешь говорить. Не молчи. Спрашивай, что нужно. Уже нет смысла умалчивать, – спокойно сказала цыганка, так и не отведя взгляда от окна.
– Как она попала сюда и где она сейчас? Она убить меня хотела? – по- моему, сказала я это очень спокойно. Будто умирать у меня это в порядке вещей.
– Не знаю, как она сюда попала. Двери закрыты были, окна тоже. Но убить она тебя не хотела, она за другим пришла.
– Зачем пришла? И почему Глаша так странно себя повела, ведь я ей кричала?
– Вот за этим твоя мать и пришла. Защиты она тебя лишила, ведь Глаша одна из Непокорных.
– Это как? – для меня это звучало неправдоподобно и слишком сложно.
– Каждому человеку приставлен его ангел – хранитель. Твоим была Глаша.
– Нет, что за Непокорные?
– Во все времена были народы, которые не признавали никакую власть. Жили так, как было принято у них. Были среди этих народов такие люди, которые могли повести за собой, направляли их жизнь, защищали их культуру, их истоки. Эти герои были отражением уклада жизни этих народов, при этом многие из них имели и божественную сущность или были полубогами. Негласно они носили знамя Непокорных…
– А откуда вы это знаете, вы одна из них? – моё предположение вызвало у цыганки улыбку.
– Нет, дитя, я лишь из народа Хранителей. Нам было дано сохранять и оберегать всю историю не только Непокорных, но тех с кем они боролись. Однажды, наш народ был в гонениях, от нас отреклись, но от этого мы не забыли свою историю и историю тех, кто нас прогнал. Мы всё помним… – на этих печальных словах, цыганка снова повернулась к окну и, видимо, долго обдумывала, что же мне ещё сказать, – так вот, теперь Глаши с нами нет. До неё не достучаться. Она не видит, не слышит и не чувствует, что вокруг неё происходит. Твоя мать в этом случае сыграла как воронка, она засосала душу Глаши в свою бездну и теперь только Дьявол знает, где её душа. В каких просторах тьмы она теперь обитает. Мы думали, она и тебя забрала…
