Книга II. Дар светоходца. Враг Второй Ступени

– А почему кальдера? А почему нулевая? Где кальдера, там и вулкан. Не вижу вулкана… – подхватили на все голоса студенты.

Карфаген усмехнулся:

– Не спешите отрицать. Всё вокруг – часть Большого Замысла. Никто не знает точно почему этот учебный класс назвали «нулевой кальдерой», но, поговаривают, что сам Струве именовал свои тайники вдоль Дуги кальдерами под номерами. Эта, неучтённая, считалась нулевой, её координаты: 50.27.2796 северной широты и 30.31.428 восточной долготы. Струве считал её сердцем Гардаринии. Не знаю почему, но обещаю, эти координаты вы точно будете знать наизусть.

Кай решил, что вовсе не уверен, что когда-либо смог бы запомнить такую комбинацию цифр и знаков. И отметил в памяти, что надо будет переспросить и записать. Вдруг в Пути именно они понадобятся…

Он снова прислушался к словам Мастера.

– Мы с вами на старейшем учебном полигоне Академии. Его спроектировали специально для наших целей в момент закладки Университета. Умения, наработанные здесь, пригодятся на службе в Корпусе Стражей Света, если кто из вас удостоится такой чести…

В этом месте Кай послал в память вторую зарубку. Хтоник его как раз этому неведомому Корпусу Стражей и подарил… то есть предназначил.

Карфаген продолжал:

– Как вы заметили, электрификация отсутствует, и это не случайность. Полигон устроен таким образом, чтобы никакие внешние техногенные факторы не исказили результат ваших упражнений.

– Вентиляция бы не помешала… – пробурчал кто-то из студентов.

– Поверьте мне, огонь и естественная циркуляция через десять минут сделают своё дело, – Карфаген улыбнулся.

– А как наверх? Перерыва не будет? – раздался чей-то унылый голос.

– Наверх поднимает особый механический лифт. Чинно зайдёшь, тайно выйдешь и особо войдёшь. Разберётесь чуть позже… выходов два. Ещё вопросы?

Муза подняла руку. Он кивнул.

– Интересно всё же… Кто-то всё продумал, обустроил, но почему-то Академия столько лет не собиралась? Выходит, в этом зале мы первые?

– Да… Академия не собиралась триста лет.

– Говорили о расколе, – добавила наводящий вопрос Муза.

Карфаген кивнул, поднимая руки.

– Я знал, что без этого не обойтись. Хорошо… На самом деле… магия как солнце. Чем ближе подбираешься к её простой и ясной механике, тем сильнее слепнешь. Други мои, это не очень достойная страница нашей памяти. Вы все разные, маги из неофитов тоже разные получаются.

Кай подумал, что для первой недели слишком много упоминаний о постыдных страницах истории Академии. Соломея тоже их признавала.

Музу этот вопрос волновал особо.

– Странно. Судя по собеседованию, в момент зачисления никого и не интересовали наши моральные качества.

Карна нервно передёрнула плечами, Кай понял, что её кольнули воспоминания о первом контакте с Магистром Савонаролой, которого её моральные качества как раз и взволновали.

– Вам уже известна легенда о четырёх ступенях Золотой лестницы? – спросил Карфаген. – Мало кому удалось побороть врага третьей ступени – Силу. Сила – это возможности. Для некоторых неограниченные. Красные линии исчезают в головах наших выпускников, едва они переходят к третьей ступени… А алчность не самый последний порок, сломивший наши ряды.

– Магию использовали ради обогащения? Привлечения удачи? Это причина раскола? – спросил Глеб Володар.

– Ради обогащения – да. Но ошибаются те, друг мой, кто ставит на магию во втором случае. Использование Магна Кварты для привлечения удачи – это даже не то, что микроскопом по орехам, это будто сразу телескопом Хаббл…

По залу прокатилась волна смешков.

– То есть удача – игра случая? – не отступал Володар.

Мастер Афиногенов пару секунд помолчал.

– Нет, я не стал бы убеждать тебя, друг мой, что удача просто явится, наобум выбрав тебя из миллиардов на земном шаре. Это работает не так. Удачу надо позвать, выкричать, сотрясти и возмутить пространство вокруг себя. От Земной Тверди до Небесной. А для этого нужно знать, что «кричать»… Именно те конкретные слова с количеством нулей, с цветом волос, с географической ли координатой или годами жизни. И никогда не путаться в своих желаниях. «Желание, становясь намерением, становится законом Вселенной. Чтобы создать намерение, нужно намереваться. И ещё, намерение должно быть искренним». Так говорил Кастанеда. И Магна Кварта за тебя этого не сделает.

Володар скривил губы с выражением: «Если мне понадобится Хаббл, я ударю Хабблом».

Муза снова подняла руку.

– Разве нельзя это предвидеть ещё во время отбора и не принимать в свои ряды… злых? Это же в силах Академии?

Карфаген помял пальцы.

– Знаете ли… Это очень опасно, други мои. Во-первых, чем чернее дар, тем большему надзору он подлежит. – При этих словах Кай покраснел. Треть неофитов повернула к нему свои лица. Карфаген продолжал. – Выкидывать, игнорировать необученца – риск удесятерить зло. Достаточно ему примкнуть к другой стороне. Во-вторых, людям свойственно меняться. Вы все определяете свой путь в относительной свободе. Всегда находятся те, кто свернул на опасный путь, и взгляды Ордена с ними разошлись.

Логвин Лилье, кудрявый худой парень с необыкновенным именем, поднял руку и спросил:

– Их нельзя остановить? Просчитать? Тех… что свернут?

– К сожалению, нет. Маг – тварь очень хитрая и живучая. С высочайшей, пугающей приспособляемостью, – в зале захихикали, но Карфаген был серьёзен. Он взглянул на часы и заторопился. – Потом, если хотите, ещё поговорим. Но сейчас вернёмся к истории создания кальдеры. Итак. Судьба монархии нашей некогда огромной страны была предречена. В какой-то момент империя зациклилась в круге неверных решений и пала. Многие века Академия Гардаринии прозябала под кровом Могилянки, ещё прежде – в стенах Острожской Академии.

Дед Егор встрепенулся, радостно хлопнул Кая по плечу: «А я читал!» Кай настороженно затих. Мастер Афиногенов перехватил их взгляды.

– Да-да… В Остроге. Очевидно, это пенаты кого-то из ваших предков. После смерти князя Острожского его Дом стал приходить в упадок, и в 1640 году Острожинку закрыла иезуитская коллегия, распустив последних неофитов. Столпы тоже отступили. Мы остались без патроната. Куда уж тут звёзды наблюдать… Комета четырежды приходила и уходила. И с ней мы переживали нашествия кристаллимов.

«Столпы?» – шепнула Муза, повернувшись к деду Егору. Тот пожал плечами.

– И кто возродил? За какие деньги? – спросил длинноволосый парень, кажется, Кубракевич, запомнившийся всем по стычке с Савонаролой.

– А это возвращает нас к цели нашего занятия, други мои, – будто выныривая из полузабытья, радостно возвестил Карфаген. – О нас вспомнили, да! За гардарининскую Академию долго боролись. Под давлением Фридриха Струве, члена Ордена, основоположника звёздной астрономии, к нам было привлечено внимание царя Александра I. На личные средства государь построил триангуляционную дугу, она, к счастью, работает до сих пор. Для немажей её строительство оправдали научными целями – для градусного измерения длины и изгиба меридиана. Для магов – двести пятьдесят восемь триангуляционных пунктов были рычагами для уничтожения кристаллимов. Подключите воображение и представьте огромное арбалетное плечо от Баренцева до Чёрного моря.

– А можно подробнее? Как это работало?

– Выясним, всё выясним. Но по порядку. На протяжении трёх километров в землю были заложены каменные кубы по два метра в ребре, над ними установили опорные точки дуги меридиана. Внутри каждого блока запечатана капсула из метеоритного железа. Иридия, которому нет равных в качестве связующего. Так что Корпус Стражей Света, находясь на пункте Дуги, при обнаружении кристаллимов был во всеоружии.

– Иридий – лучшее связующее? – не удержался Кай.

– Небесный иридий. Наряду с камаситом и тэнитом. Самое мощное связующее. Самое безотказное. Он приходит на землю с метеоритными дождями, с хвостами комет, в общем, прямиком с Небесной Тверди. Орден многие поколения вёл сбор этих небесных даров, существовали тайные хранилища, целые артели производили специальные орудия и приспособления. Бесценные.

Орден Каргера, его орден, похищенный Тори, был сделан из небесного иридия. Так ему сказал антикварщик. Значит, кроме прочего, он работает как связующее. Воспоминания о Тори больно укололи.

– А где все эти запасы сейчас? – выкрикнул кто-то из-за колонны.

Карфаген пожал плечами. Он продолжал расхаживать перед рядами студентов.

– К сожалению, с развалом прежних Академий многие документы оказалось в архивах большевиков и их попросту уничтожили.

– А что если это всё выдумки? Раз ни архивов, ни доказательств нет.

При этих словах лицо Мастера Афиногенова радостно озарилось.

– Доказательств полно! В Эрмитаже по сей день хранится личная сабля царя Александра I – из метеоритного железа, подаренная ему британской Академией Золотой Лестницы… Он слыл просвещённым скептиком, и полученным знанием не пренебрёг. К тому же, дуги, подобные Дуге Струве, были построены не только у нас. Были перуанская, ост-индийская, голштинская дуги, ещё с десяток других, их охват перекрывал весь земной шар. По существу, Фридрих Струве убедил Александра I заложить не геодезические посты, а фортификационные…

В 1834 в небе начали искать Комету Галлея, и вскоре пережили очередное нашествие кристаллимов. Как водится, ничего не поняли, но не великий Струве. Комету наблюдал царь Николай I, и он, вслед за Александром I, братом, признал важность Магии Света, понял опасность кометы и призвал лучших европейских магов. Тогда и заложил наш университет. В числе первых возвели обсерваторию, под которой мы с вами находимся. Помните же, на медали к открытию Университета было высечено: «Во Свете Твоём Узрим Свет!» Это не фигура речи… это нужно понимать буквально.

– Я не ошибаюсь, наборы в Академию происходят по количеству секций Дуги? – спросила Муза.

– Более-менее. По одному Стражу на смежную пару «Связующее – рычаг – Связующее».

– Значит их было много, как и нас? Выпускники прошлых каденций ведь ещё не совсем старики. Где они все?

– Многих нет.

– В каком смысле? Уехали?

– В физическом. Их не стало одновременно с церквями и храмами.

– Ээ-э?

– Под ту же гребёнку… Они были непонятны. Не поддержали строй. И их убрали.

Карфаген сделал паузу, откашлялся, рассматривая мерцающую конструкцию под потолком, и затем объявил:

– Пожалуй, для начала достаточно. Самое важное – один из геодезических кубов, неучтённый «нулевой», двести шестьдесят шестой в цепи, заложен здесь. Как я сказал, его координаты: 50.27.2796 северной широты и 30.31.428 восточной долготы. На нём мы сегодня и потренируемся, – зал согласно загудел. – Прошу за мной…

Занятия пятницы уже дважды начинались со сдвоенной Метеоритики и проходили в Университетской Обсерватории. Кай был благодарен составителю расписания за этот порядок. В эти часы к Каю возвращалось светлое и безмятежное настроение, словно он на занятиях в «Эрудите». Но если школьный Горыныч был строг и требователен и даже иногда покрикивал на них, то Мастер Фарба оказался тем человеком, который от них вообще ничего не ждал, но простым своим существованием поощрял их тягу к предмету.

По общему признанию пожилой астроном был чудаковат. В том смысле, что он был даже более странным чем все остальные преподаватели Академии. Он был чудаковат не как маг, а как немаж.

Обычно говорил Мастер Фарба очень громко, интонационно не отделяя пауз от завершённых реплик, много раз исправлял себя и возвращался к началу, теряя последнюю мысль и также громко продолжая новую, начало которой забыл рассказать студентам. Написав тему занятия на доске, он украдкой каждую минуту поглядывал на запись, а иногда останавливался и, сосредоточенно морща лоб, перечитывал её, шевеля губами, будто заставляя себя о ней не забыть.

В течение урока его руки никогда не были спокойны – любая бумажка, встретившаяся ему на столе, занимала его пальцы в совершенном отрыве от его мозговой активности. Выходя из транса, Мастер прятал сложенный лист в ящик стола, произнося никому не понятный набор цифр, типа «один, один, шесть, девять, один, три, девять».

Он избегал прямого зрительного контакта и никогда не смотрел собеседнику в глаза. В редкие минуты просветления, Фарба умел пошутить и незлобиво поддеть студента, но такие минуты случались с ним не часто. Большей частью общение с ним отличалось крайней буквальностью интерпретаций и давалось ему тяжело ввиду явной трудности с пониманием смысла метафор, поговорок или университетского молодёжного сленга. А дедово восклицание «трибога в душу тарантас» недавно на перемене вогнало Мастера в ступор минут на семь.

Внешностью он обладал так же примечательной. Седеющие поэйнштейновски длинные его волосы ежедневно пребывали эйнштейновском же беспорядке. Зимой и летом не расставался Фарба со своим тёмно-синим макинтошем, от которого круглый год пахло жареной картошкой. Попытки перебить этот дух одеколоном «Дипломат» успеха не имели, и этот сложный шлейф из папоротника и прогорклого лука стал неотъемлемым ингредиентом общения с астрономом. По некоторым признакам, Кай пришёл к мысли, что астроном, по-видимому, жил в этой своей Обсерватории, и там же жарил свою картошку.

Поговаривали, что результаты его исследований строго засекречены. И никто из Посвящённых не имеет права задавать ему вопросы по сути его работы.

Может быть, именно поэтому Кай так полюбил часы, проведённые в обсерватории в обществе этого тревожного человека. Его манило небо и звёзды, и никого из людей, кто был бы к ним ближе Мастера Фарбы, Кай не знал.

…

В эту пятницу, как и прошлую, тема занятия была написана на доске.

«Кристаллимы: космическое вещество на Земле».

Студенты помаленьку собирались на солнечной лужайке перед зданием, большинство ещё курило за обсерваторией, часть толклась в раздевалке.

Несмотря на утреннюю прохладу, дед с Русланом и Карной улеглись на травку на пологом холме, рассматривая причудливую восьмигранную башню. Муза присела рядом с ними, с идеально прямой спиной и ногами, поджатыми под длинной юбкой.

Решение расспросить Фарбу созрело почти сразу после слов Карны о Тори, и, сегодня, оторвавшись от друзей, он подошёл к Мастеру.

Тот быстро обернулся.

– Острожский. Кай. Что тебе? Кристаллимами интересуешься?

– Эээ-э… да, сталкивался пару раз. В общем нет. Мастер Фарба, простите, я спросить хотел. Если кого-то нет на Земле, и достоверно известно, что… нет его и под землёй… И значит он где-то за пределами Земной Тверди, то где это может быть?

Астроном уткнулся носом в свой небольшой прибор и монотонно пробормотал:

– Ну… ты мог бы сходить и поискать сам. В Твердь Небесную.

Кай открыл рот. Это был самый неожиданный ответ.

– Как это?

Астроном повернулся к нему лицом, но глаз не поднял. Он уставил в него свой палец и глухо проговорил:

– Ты светоходец. Это твоя суть. И работа. Такие как ты и приносят открытия на Землю.

– Это… через Врата Гнозиса что ли? – Кай даже чуть присел, подогнув колени, чтобы увидеть глаза Мастера, всё же его совет больше походил на шутку.

Фарба отвернулся, подхватил свой прибор и обходя Кая по кругу спиной к нему, сварливо продолжил:

– Да. А как ты думал ещё? Телетайпами? По заявлениям? В рождественских корзинках? Нет. Когда кто-то из светоходцев сходит и добудет.

Кай последовал за ним, пытаясь подхватить громоздкий прибор из тонких рук худого Астронома.

– А потом?

– Потом «нобелевский» дождь.

– Но я думал, что всё, что мы учим в Академии нам послано… или как сказать… открыто.

– Хорошо бы… – Астроном пошёл в глубь аудитории. Он шёл, сгорбившись и нервно косясь. Кай следовал за ним, стараясь не пропустить ни слова. – Но если не взять самим, то долго никто ничего не пошлёт и не откроет.

– Но светоходцы же не понимают всех наук. Всего знать невозможно.

Они совершили полный круг по периметру класса. Астроном остановился перед глухой стенкой. Он настороженно на неё посмотрел и сделал шаг вперёд.

Кай замер с открытым ртом. Стена никак не отреагировала, не исчезла, не поднялась, не стала прозрачной. Астроном ткнулся в неё лбом и сделал шаг назад.

– Да, невозможно. Светоходец не гений и не пророк. Он, скорее, курьер, – Фарба шагнул снова с тем же результатом, потёр ушибленный лоб и затараторил. – Иногда на Земле вызревает некий вопрос. Учёные подходят довольно близко к разгадке, а иногда и к совершенно ошибочному и вредному решению проблемы. Тогда Гроссмейстеры принимают решение подкорректировать их теории.

Мастер отступил на шаг и вновь не отрывая взгляда от своих ботинок ударился лбом о стену.

Кая обожгло узнавание… такой баг он уже встречал. Похожим образом вёл себя его конь в давно игранной на PC пошаговой стратегии, когда, достигнув края игрового поля, он топтался, повторяя и повторяя свой наскок.

Требовалась перезагрузка…

– Ты, в общем, если интересуешься, то возьми и сходи, – в голосе Фарбы прозвучало лёгкое раздражение, после чего он снова шагнул вперёд.

– А как?

– Прикинь координаты, рассчитай вектор, простейшая формула через квадратный корень. Ну вспоминай же… Алгебра, восьмой класс, – Фарба выкинул руку вверх, вероятно изображая вектор, и почесал ушибленный лоб, увидев, как у Кая вытянулось лицо. – Всё же просто.

– Думаете, мне уже можно? – Кай не выдержал и, мягко придержав Мастера за плечи, слегка повернул его, направляя к преподавательскому столу.

Астроном словно спохватился, как-то весь сгорбился и метнул взгляд на двери. Он снова зачастил:

– Я, конечно, раньше времени тебе об этом рассказал, вас будут натаскивать годы. Но… если есть вера в себя… И цель.

Кай молчал, обдумывая слова Мастера.

– Так что там твой гранчак? – Мастер Фарба вдруг переменил тему.

Кай вопросительно вскинул бровь. Такого названия он раньше не слышал.

– Ну кристаллим твой. Как тебе удалось избавиться от него? Вас этому точно ещё не учили. Это вам тоже рано.

Кай начал вспоминать…

– Сам не знаю. Вообще-то он наскакивал. И я ударил его хлыстом, каким-то электрическим. Не знаю, как создался. И тот рассыпался.

– А кристалл был?

– Да, чёрный… остался там в воронке. Меня конь понёс…

– Очень плохо, – Мастер Фарба разволновался по-настоящему. – Туда надо вернуться. Найдёшь место?

– Это в конной школе моей, найду, совсем недавно было.

– Боюсь, боюсь придётся просить Магду Ван Бюрен и её команду… Его надо непременно дегистеризовать! Обезвредить! – Мастер Фарба вскинул руку с указательным пальцем. – И уверен, там он уже не один. Ну, ты давай, мне пора начинать урок. У меня ещё много работы… А гранчаки и есть кристаллимы, профессиональный сленг.

Кай это уже понял и сам заторопился.

…

Идея Фарбы была столь безумна и грандиозна, что её стоило обсудить немедленно. Его распирало от ощущения безграничности собственных возможностей, ведь Мастер Фарба не стал бы врать, зачем?

Кай нашёл друзей на травке, вовсе не расположенных к обсуждению серьёзных идей. Муза махнула ему рукой. Солнце так чудесно грело, а трава была так мягка, что Кай растянулся рядом со своими и отложил обсуждение новости на потом. Было так приятно, что даже обволакивающий всех дымом Русик не портил ему настроение.

…

Но Магистр Фарба с его словами засел в его мыслях очень прочно.

Вторая неделя закончилась, наполнив головы фотоников почти целостной картиной знаний об их скрытом Мире. Почти целостной.

Оставался последний вопрос, который волновал всех и успешно прояснился на последнем занятии последнего дня недели.

Пугающая трагедия в Белоложье рождала всё больше слухов. В каждой гардарининской семье появлялись пострадавшие, и общими усилиями фотоников Мастера Фарбу удалось отвлечь от темы «дезинтеграции кометных ядер».

Астроном был необычно «в себе», он вёл себя как рядовой уставший преподаватель, не терялся в пространстве и не путался в голосовых диапазонах. Студенты засыпали его вопросами, но он лишь махнул рукой, пробормотав что-то похожее на «если б не наши из Корпуса, то всё…», и побрёл к ящику в поисках мела и своей указки, намереваясь продолжить урок.

Кай нахмурился. Внутренний голос подсказывал, что самое время узнать об этом чуть больше.

– Корпус… Корпус Стражей света, они кто вообще?

Мастер Фарба бойко повернулся ко всем лицом, но глаз от ботинок не оторвал.

– О… Это герои, – со вздохом ответил Мастер Фарба. Не только гардарининцы. Это международная степень, с допуском к угрозам вселенского масштаба. Стражи!

– Они тоже здесь? В Академии?

– Нет дружочек, представь, маги, и вы в будущем тоже, мы все на свету, а они за границей тени. Они там, где близка смерть. Общаться с таким – редкая честь. Это великие люди. Стражи… – снова вздохнул астроном.

– Кто ими командует? Соломея Медвяна?

– Нет. Геос Дадиани. Глава Корпуса Стражей, Командор Геос. И Магда.

– Туда берут? – сыпались вопросы со всех сторон.

– Не всех. Тщательнейший отбор. Курс молодого бойца. Долгий и тщательный.

– А что на самом деле могло быть в Белоложье? Если бы не эти стражи с Геосом Дадиани из Корпуса? – раздался голос Ангелины Вейко.

– Как что? – ахнул Фарба. – Как что?!! Ядерный взрыв был бы другим!!! Международный совет физиков высчитал, это сказали по телевизору, что взрыв вызвал бы испарение топлива в трёх других реакторах, сравнял с землёй двести квадратных километров, уничтожил бы Древнеград, загрязнил бы воду, используемую тридцатью миллионами жителей, и более чем на столетие сделал север Гардаринии непригодной для жизни.

Выпалив всё это на одном духу, астроном закашлялся. Он переместился к стене, задумчиво её разглядывая. Кай забеспокоился, что есть опасность снова «потерять» профессора.

Аудитория загалдела. Кто-то на задних рядах зашикал: «Заткнитесь все. Дайте послушать».

– Откуда такие прогнозы? Ведь ничего такого не произошло… – спросила Леся Вятрович, девушка с длинной русой косой, говорившая с сильным белорусским выговором.

Астроном достал из кармана платок, протёр глаза под очками, потом высморкался и, спрятав платок в карман, разогнулся. Он стоял посреди аудитории очень худой и очень длинный, и совершенно вменяемый. Кай никогда не видел его таким спокойным.

– Не произошло. Спасибо Лёшке, Валере и Борису, – он медленно загибал пальцы на руке. – Слыхали небось про водолазов, которые прекратили реакцию? Немажи не дошли бы и до середины резервуара с водой. Их водолазные костюма не спасали ни от чего. Так… тряпочка на десять минут. Наша Мастер Весёлая выстроила для них особую Магна Кварту и усилила ткань. И живы-здоровы, хотя их тоже крепко задело… Но есть такое, о чём по телевизору не скажут. Если бы плавящаяся сердцевина реактора достигла воды, последовавший за тем взрыв уничтожил бы часть материка и сделал Европу, Гардаринию и часть Гипербореи необитаемыми на пятьсот тысяч лет.

Студенты снова зашумели.

Фарба поднял руки с указкой, успокаивая зал.

– Сейчас в Белоложье работает Магда Ван Бюрен со своей разведтысячей. День за днём. Они очищают территорию. И очистят… если немажи не прекратят им помогать… – и, в поднявшемся гаме, чуть прикрикнул, – всё, довольно с вас! По домам.

На последнем звуке прозвучавшего «по домам» в зале Обсерватории из ниоткуда появилась Магистр Соломея.

Она задержала их, составляя список неофитов, которые желают присоединиться к магическому конкурсу «Любомудрый эксперимент». Весь поток, кроме Кая, подал заявки.

Соломея, по обыкновению, сильно спешила и пообещала в ближайшее время устроить встречу с организаторами, где будущим конкурсантам объяснят правила.

…

Кай ни на минуту не пожалел о своём отказе.

Нет, это, конечно, прозвучало весьма интригующе, и он был не прочь сходить на встречу с участниками в какой-то там Зиккураторий, упомянутый Главой Академии… Но у него был Путь, и на пути к Пути надо было не потеряться лабиринте героических попыток объять необъятное.