Девушка из песни
– Это работа, – буркнул я. – А где мама?
– Пошла по магазинам за продуктами.
– Мы не можем себе позволить ходить по магазинам с тех пор, как она уволилась из закусочной.
Чет усмехнулся.
– О, думаешь, твоей маме нужно вкалывать на двух работах, чтобы обеспечивать крышу над твоей башкой, пока ты весь день играешь в видеоигры?
– У меня учеба и работа, – процедил я сквозь зубы. – А вот чем, интересно знать, занимаешься ты?
– Если хочешь знать, мистер Умник, я получил травму. У меня инвалидность и хорошая компенсация. Вот почему твоей маме не приходится пахать на двух работах. Я забочусь о ней. И о твоей жалкой заднице.
Господи, это еще хуже. Мама не только хотела, чтобы он был рядом, но и нуждалась в нем. Уже не в первый раз я подумывал бросить школу, чтобы найти работу получше. Мои мечты о том, чтобы выбраться отсюда и заниматься музыкой, начали обугливаться по краям. Если ситуация еще ухудшится, они вообще сгорят.
– Ты пытаешься вспомнить слово «спасибо», – прервал Чет мои невеселые мысли.
Я проигнорировал его и пошел в свою комнату – крошечную клетушку, в которой умещалась двуспальная кровать, комод и небольшой стол со стулом, вплотную придвинутые к окну. Вся одежда валялась на полу, а стол был усеян бумагами. Гитару я всегда хранил в футляре под кроватью.
Теперь же футляр лежал на темно-зеленом клетчатом покрывале моей кровати, открытый и пустой. Несколько исписанных страниц с песнями валялись рядом, словно выпотрошенные внутренности. Я бросился обратно в гостиную, желудок скрутило узлом.
– Какого черта?..
Слова застряли в горле, когда Чет потянулся, взял с пола за кофейным столиком мою гитару и положил ее себе на колени.
Я в два шага оказался рядом со столиком и навис над Четом.
– Какого черта ты творишь?
Чет поднял гитару за гриф, между пальцами у него была зажата сигарета. Мясистыми пальцами другой руки он провел по струнам.
– Хороший инструмент. Это тебе папа подарил?
– Отдай, – потребовал я, протянув дрожавшую руку.
Он невозмутимо сыграл фальшивую ноту. Пепел с сигареты пролетел по корпусу гитары и упал в резонатор.
– Хорошая. Даже слишком, наверное.
– Отдай… ее… мне, – прорычал я, буквально выплевывая слова. Чет встретился со мной взглядом и медленно протянул гитару. Я резко выхватил ее за гриф. – Держись подальше от моей комнаты. – Он усмехнулся.
– Какой обидчивый.
Я зашагал обратно к себе, вернул гитару в футляр и забрал ее с собой. Мне пришлось сделать остановку возле холодильника и запихнуть в рюкзак кое-что перекусить и бутылку сока. Все это время по мне блуждал ленивый взгляд Чета, от чего по коже будто бегали полчища муравьев.
– Ты пишешь много ванильной хрени, правда? – заметил Чет.
Я захлопнул дверцу холодильника.
– Что ты сказал?
– Я читал твои песни, Бобби Дилан. Ты думаешь, что влюблен? – Он фыркнул. – Девушка, для которой ты пишешь… Думаешь, она в тебя влюбится, как только все это увидит… – Он обвел рукой убогую квартиру, потом снова усмехнулся. – Это должна быть просто убойная песня.
Во мне вспыхнула ярость, заволакивая глаза красным туманом. Но тут же угасла, оставив после себя выжженную пустыню. Он был прав. Вайолет никогда не переставала обо мне заботиться, даже когда – особенно когда – я жил в гребаной машине. Но одно дело – жалеть и заботиться. А целоваться, трахаться и ходить по школе за ручку уже другое.
Чет пробормотал что-то еще, но я едва расслышал. Я вышел, закрыв за собой дверь, и ноги сами понесли меня на пляж. К хижине.
Ронан уже был там. Он собрал плавник и обугленные остатки от других костров, чтобы соорудить свой собственный на небольшом участке пляжа перед хижиной. Положил последнее полено, завершив деревянный вигвам, выпрямился и откинул прядь темных волос с глаз.
Он кивнул в сторону моего футляра с гитарой.
– Ты играешь?
Я кивнул и сел на небольшой валун, положив футляр на колени.
– Дома застукал Чета со своей гитарой в руках. Теперь мне придется повсюду таскать ее с собой. Сюда. В школу… Гребаный ублюдок.
Ронан открыл маленький потрепанный холодильник и достал две бутылки пива. Протянул мне одну и уселся на другой низкий камень.
– Спасибо, – поблагодарил я и прочитал этикетку.
– Это просто пиво, – сказал Ронан. – Вода, ячмень, хмель.
– Мне нужно знать количество углеводов. У меня же диа-ба-титьки.
– Ах да, точно, – Ронан отвинтил крышку. – Отстойно.
– Мне можешь не говорить. – Я произвел кое-какие мысленные расчеты. – Останови меня после двух.
– А что случится, если выпить больше двух?
– Зависит от обстоятельств. Две бутылки могут поднять сахар. А если больше, то он, скорее всего, упадет.
Ронан округлил свои темные глаза.
– Хочешь сказать, что никогда не сможешь напиться?
– Смогу. – Я с ухмылкой поднес бутылку к губам. – Но доктор не рекомендует.
Ронан со свистом выдохнул.
– Черт.
– Ага.
Повисло молчание. Мне достаточно было провести с ним всего два вечера, чтобы понять – Ронан не из болтливых. Я не возражал. Тишина между нами была приятной. Я мог думать и просто дышать рядом с ним, не отвлекаясь на всякую ерунду.
Солнце зайдет только через несколько часов, но Ронан полез в свой потрепанный рюкзак за бутылкой жидкости для розжига и коробком спичек. Пока он был занят, я насчитал по меньшей мере четыре татуировки на его предплечьях и бицепсах.
– Сколько тебе лет? – спросил я.
– Восемнадцать, – ответил он, щедро поливая жидкостью поленья. – В марте девятнадцать. Меня оставляли на год в Манитовоке.
Восемнадцать. Чуваку на вид было года двадцать четыре, не меньше. Как будто жизнь нещадно выбивала из него юность.
– Это ты за год сделал столько татуировок или родители давали согласие?
– Нет, – ответил он и чиркнул спичкой. Швырнул ее в поленья, которые мгновенно с ревом охватило пламя.
Я отклонился назад, прикрывая глаза пивом.
– Господи…
Ронан уставился на огонь, наблюдая, как горят дрова. Когда адское пламя утихло до нормального костра, он снова сел.
– Нет… что? – уточнил я. – Не давали согласие или…
– Нет родителей, – ответил Ронан и сделал большой глоток пива. – Мама умерла, когда я был ребенком. Отец умер в тюрьме.
– Черт, – выдохнул я. – Сочувствую, мужик. Почему отец сидел в тюрьме?
Ронан обратил на меня жесткий взгляд своих темных глаз, серых, как округлые камни под нашими ногами.
– За убийство моей мамы.
– Черт побери… – Я отпил пива, так как у меня резко пересохло в горле. – С кем же ты теперь живешь?
– С дядей.
Прежде чем я успел сказать еще хоть слово, Ронан брызнул жидкость для розжига в костер. Желтая струя изогнулась, подобно моче, и огонь вспыхнул еще горячее и ярче. Такими темпами скоро будет нечего жечь.
Снова воцарилось молчание, на этот раз до жути неловкое, потому что я понятия не имел, что сказать. Но мною снова овладело то чувство – безмолвное понимание, которое связало нас с Ронаном с первых минут знакомства. Он не нуждался и не хотел, чтобы я что-то говорил, поэтому я промолчал. Довольно скоро тишина снова стала приятной.
Солнце начало опускаться в океан, загоревшийся под лучами заката, а глубокое синее небо напомнило глаза Вайолет. Когда Ронан отправился на поиски дров, я достал гитару и взял несколько аккордов.
Ронан вернулся с охапкой хвороста.
– Самое время.
Я смущенно завозился с ладами, настраивая гитару.
– Я редко играю на публику.
– Почему?
Я пожал плечами.
– Не знаю. К тому же ты не захочешь слушать то дерьмо, которое я сочиняю.
– Откуда тебе знать, черт возьми?
– Какую музыку ты слушаешь?
– Тяжелую. «Melvins». «Tool».
– Ага, а я играю совсем другое. В основном пишу песни для девчонки.
– Для девчонки. – Ронан достал еще пиво и протянул мне. – Теперь мне действительно жаль, что ты не можешь напиться.
– Аминь.
Мы чокнулись пивными бутылками.
– Что за история?
Я подозрительно уставился на него.
– Ты обзовешь меня слюнтяем, предложишь трахнуть кого-нибудь другого и забыть о ней.
– Ага, возможно, так и сделаю, – ответил он с легкой усмешкой.
Я рассмеялся, а затем покачал головой.
– Это безнадежно, вот что я думаю. Она идеальная и богатая, а я бедный безродный ублюдок, с неработающей поджелудочной железой.
Я вкратце рассказал Ронану о своих отношениях с Вайолет. Через некоторое время он кивнул.
– М-да. Тебе нужно трахнуть кого-нибудь другого и забыть о ней.
Мы посмеялись, глядя на пламя, а затем Ронан заговорил тише:
– Нет, это чушь собачья. Тебе нужно ей рассказать.
– Она до ужаса боится испортить нашу дружбу. Вбила себе в голову, что если мы решимся на что-то большее, то это может нас уничтожить.
– И что? Все равно скажи ей.
– Не могу. Она меня отошьет, и все уже никогда не будет как прежде. Хотя, думаю, мы и так уже порядком подпортили отношения.
Ронан кивнул.
– Ну тогда не говори ей. Просто… не знаю. Поцелуй ее.
– Ни за что.
– А почему бы и нет, черт возьми?
– Ну, во-первых, чертовы границы. Она провела черту, когда сказала, как ко мне относится. Как к другу. Я должен уважать ее желания.
Ронан фыркнул и допил пиво.
Я наклонился вперед и оперся на колени.
– Что я могу сделать? Говорил же, мы поклялись на крови.
– Когда были детьми. Она подозревает, что нравится тебе?
«Она мне не нравится. Я ее люблю каждой чертовой частичкой своей души».
Ронан выжидательно вскинул свои густые брови.
– Не совсем, – признался я.
– Где она сейчас?
– Не знаю. – Я ковырнул носком ботинка песок под ногами. – Сегодня вечером вечеринка. Она будет там.
– Так иди на вечеринку и скажи ей.
– Я просто сказал…
– Ты должен бороться, приятель, – прервал меня Ронан, повысив голос, а его глаза вспыхнули от гнева. – Должен, потому что иначе будет слишком поздно. А слишком поздно означает смерть.
Он быстро отвел взгляд и сжал кулаки. Его переполняли воспоминания, которые не имели ко мне никакого отношения.
Я подождал, пока его отпустит, а потом произнес в сумерки:
– Она нуждается… во мне.
– Значит, ты для нее вьючный мул. Взваливаешь на себя все ее дерьмо и стараешься облегчить ей жизнь, потому что заботишься о ней. Но что насчет тебя?
Ронан резко повернулся ко мне, в его глазах светился невысказанный вопрос: «Ты хочешь быть нужным или ты хочешь быть любимым?»
Возможно, мне в голову ударило пиво, а может, это простая истина. Семейная жизнь Вайолет разваливалась у нее на глазах, моя же горела синим пламенем. Если я не смогу спасти хоть что-то хорошее, то ничего не останется.
Я встал, отряхнул песок с задницы и взял гитару.
– Хочешь пойти? – спросил я. – Там, конечно, будет куча пьяных футболистов, играющих в пивной понг под дерьмовый хаус.
Ронан тоже поднялся на ноги и пнул песок в костер.
– Пойду. Уже говорил, что прикрою тебя.
Мои губы дрогнули в улыбке, когда что-то похожее на радость попыталось заполнить пустоту в душе. Но подозрительность пересилила.
– Зачем?
– Ты меня не раздражаешь, мать твою. Достаточная причина? – Его тон был резким, но серые глаза излучали тепло.
Радость вернулась.
– Достаточная.
7
Вайолет
Огромный двухэтажный дом Ченса Блейлока на Оушен-авеню оглушал «Годзиллой» Эминема и веселыми разговорами сотни гостей. Басы чувствовались еще на улице, когда мы с Эвелин шли по дорожке, бормоча проклятия. Я воевала со своим обтягивающим мини-платьем. То одергивала вниз, то подтягивала наверх, чтобы лучше прикрыть грудь.
– Ты можешь расслабиться? – попросила Эвелин, выглядя потрясающе в черных легинсах и черном топе-бюстье. – Ты просто огонь. Ривер слюной захлебнется, когда тебя увидит.
– Чувствую себя полуголой.
Она ухмыльнулась.
– Вот именно.
В прошлой жизни на подобные мероприятия я бы надела исключительно джинсы и толстовку. Это была моя первая домашняя вечеринка, и я чувствовала себя самозванкой. Или шпионкой с «другой стороны», которая явилась подсмотреть, как развлекаются крутые ребята.
Они увидят меня насквозь.
Но потом я отругала себя за глупость и вспомнила, что однажды сказал Дэвид Фостер Уоллес: «Ты будешь меньше волноваться, что о тебе подумают другие, если поймешь, как редко они о тебе думают вообще».
Внутри дома было темно, только кое-где горели маленькие лампы, а над аудиосистемой висела гирлянда. Комнаты наполняли гости. Они разговаривали, танцевали, целовались. Большинство с красными стаканчиками в руках. Каждый уголок дома заполняли люди и музыка.
Эвелин взяла меня за руку.
– Кухня. Нужно взять себе выпивку.
Мы протиснулись сквозь толпу и оказались в просторной, ярко освещенной кухне, которая буквально ослепляла после сумрака остальной части дома.
Из кухни открывался вид на большой задний двор, где вокруг бассейна тоже продолжалась вечеринка. Гирлянды сверкали разноцветными огоньками, а на шезлонгах кучковались гости, из рук в руки кочевал тлеющий огонек косяка.
Компания футболистов разбила лагерь вокруг бочонка с пивом рядом с огромным кухонным островом из серого мрамора, усеянным бутылками, пустыми стаканчиками и салатницей с вишнево-красным пуншем. Среди компании был и Ривер.
– Привет, мальчики. Это первая домашняя вечеринка Вайолет. – Эвелин сунула мне в руку стаканчик и многозначительно посмотрела на Ривера. – Будьте поласковее.
Я закатила глаза и покраснела.
– Ну спасибо.
– Тише, он идет.
Ривер, в джинсах, белой футболке и клетчатой рубашке, расстегнутой и с закатанными рукавами, обошел кухонный островок, и Эвелин отступила в сторону. Футболка облегала каждую линию мышц груди, но его предплечья просто завораживали.
– Привет, – поздоровался он.
Мой взгляд метнулся к точеным чертам лица, которое казалось высеченным из гранита.
На квадратной линии подбородка лежала легкая тень щетины.
– Привет.
Слабая улыбка Ривера несла в себе как раз то количество непринужденного веселья и уверенности, которое я и ожидала от капитана футбольной команды – парня, который, вероятно, в конечном итоге выиграет приз Хейсмана и через несколько лет попадет в НФЛ. Но его взгляд метался по сторонам, словно он проверял, есть ли у нас зрители. Или нервничал из-за разговора со мной.
«Здравствуй, эго. Это невозможно».
– Так… это действительно твоя первая вечеринка?
– Неужели все настолько очевидно?
– Не-а, все отлично.
– Какие-нибудь указания?
Он рассмеялся.
– Ага. Если Ченс предложит чашечку своего «знаменитого» пунша для вечеринок, говори «нет». Это дерьмо похоже на бензин.
Я тоже засмеялась и почувствовала, как от сердца отлегло. Ривер Уитмор, возведенный мною в ранг мифического существа – олимпийского бога, который не станет размениваться на общение с простыми смертными вроде меня, оказался обычным парнем, и ему тоже требовалось «растопить лед» в разговоре.
Ривер придвинулся чуть ближе, и я почувствовала аромат его одеколона – древесный, свежий, смешанный со слабым запахом моторного масла. Его голос стал тише. Интимнее.
– Послушай…
Я сглотнула.
– Да?
– Мама сказала, что была рада с тобой познакомиться.
– Ой. Да, точно.
– Ты ее порадовала, а для меня это очень важно. Поэтому спасибо тебе.
– Не за что. Она замечательная.
– Так и есть. – Его глаза заблестели, и он быстро отпил из стаканчика. Ченс и еще двое парней окликнули его из соседней комнаты, зовя своего короля к столу для пивного понга. – Ну… пообщаемся еще попозже? – спросил он. Почти смущенно.
– Конечно. Да. Буду рада.
Он улыбнулся на прощание.
– Не пей пунш.
У меня сжалось сердце. Ведь он тоже казался здесь немного чужим. Самому популярному парню приходится притворяться, что он круто проводит время, в то время как дома его ждут страх и боль.
Вечеринка вокруг меня то затихала, то вновь набирала обороты. Я допила пиво, и кто-то дал мне еще. Выпила и это, пол под ногами немного накренился, когда Эвелин взяла меня за руку, чтобы прогуляться по дому. Она вела себя непринужденно. Популярная, уверенная в себе, в меру кокетливая – все, чего мне не хватало.
Снаружи, у бассейна, я отвела ее в сторону.
– Я должна спросить. Как так вышло, что вы с Ривером?..
– Никогда не встречались? – Она пожала плечами. – Логичный вопрос. Но ответа не знаю. В нем есть нечто такое, чего я не могу понять. Мы с ним не на одной волне.
Я подумала, что это завуалированное «я попыталась, но он меня отшил». Но мы сблизились с Эвелин. Она так часто несла всякую чушь, что в такие моменты ее было гораздо проще читать, чем когда она была серьезна.
– Но, эй, моя потеря – твой приз, – воскликнула она. – Там, на кухне, вы так прелестно смотрелись вместе.
– Он милый.
– Милый. Ну да. Он уже пригласил тебя на Осенний бал?
– Нет. Но у него сейчас не самое веселое время.
– Верно. Бедному мальчику нужно отвлечься, ты не находишь? И небольшой толчок.
– Что это значит?
– Предоставь все мне. – Ее озорная улыбка исчезла, когда она что-то заметила у меня за плечом. – Боже. Твой пропащий мальчик здесь.
Я резко обернулась и увидела Миллера. Он сидел на шезлонге, с гитарой у ног, и разговаривал с крупным темноволосым парнем.
– О, похоже, он привел своего телохранителя, – заметила Эвелин. – Держу пари, это Ронан. Парень, который сломал Фрэнки нос. – Она оценивающе оглядела новенького. – Боже, посмотри на эти руки. Вкусняшка. Люблю татуировки, но… он не в моем вкусе. Выглядит так, словно только что сбежал из тюрьмы.
Миллер встретился со мной взглядом, и я помахала. Он не помахал в ответ, но что-то сказал Ронану, и тот кивнул. Тогда Миллер оставил гитару и подошел ко мне.
– О-о-о, – протянула Эвелин. – Сейчас не время позволять Риверу видеть тебя с другим парнем.
– Глупости. Это всего лишь Миллер.
Слова прозвучали как-то чуждо. Это всего лишь Миллер. Как во фразе «это всего лишь воздух» – всегда есть, но без него не выжить.
– Привет, – произнес он, кивнув Эвелин.
– Я так рада, что ты пришел, – воскликнула я, обнимая его.
От него пахло совершенно не так, как от Ривера – сигаретный дым, принесенный из дома, смешивался с более чистыми запахами костра и соленого океана. Его тело буквально вибрировало от напряжения.
Я отступила назад.
– Ты в порядке?
– Я… да, все хорошо. Хочешь что-нибудь выпить? – Он впервые окинул взглядом мое облегающее платье и нахмурился. – Или, может быть, пальто?
Я фыркнула.
– Давай выпьем. Можешь продолжать лекцию.
– Никаких лекций. Я просто не знал, что это костюмированная вечеринка.
– И как тебя понимать?
– Это значит, что раньше тебе никогда не нужно было так одеваться.
– Мне и сейчас не нужно так одеваться, – огрызнулась я. – Я так захотела. И вообще, какое тебе дело, что на мне надето?
– Никакого, в том-то и проблема. – Он яростно провел ладонью по волосам. – Черт, прости, не бери в голову. Мы можем отойти куда-нибудь в более тихое место? Мне нужно с тобой поговорить.
– Я бы сначала выпила. Просто воды. Меня немного шатает.
Мы протолкались сквозь толпу к кухне. Нас провожали любопытными взглядами, но к Миллеру никто не цеплялся. Он налил мне стакан воды из фильтра, стоявшего на столешнице, а себе налил пиво из бочонка.
Осушил полный стакан и сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться.
– Все хорошо? – снова спросила я. – Шайло с тобой?
– Только Ронан. Слушай…
В этот момент пивной понг закончился, и парни хлынули обратно на кухню, за ними последовала стайка девушек, среди которых были Эвелин, Джулия и Кейтлин. Еще больше любопытных глаз уставились на Миллера, но взгляд и улыбка Ривера целиком принадлежали мне. Я улыбнулась в ответ, затем отвела взгляд, остро ощущая присутствие Миллера.
Вдруг Эвелин стала похожа на Чеширского кота.
– Божечки, все здесь!.. – Ее внимание привлек щелчок зажигалки «Зиппо». – Беру свои слова обратно, – промурлыкала она. – Теперь все здесь.
Кухня внезапно наполнилась запахом гвоздичных сигарет, мы все обернулись и увидели Холдена Пэриша, прислонившегося к стене в углу между плитой и посудомоечной машиной из нержавеющей стали. Его внезапное появление настолько всех поразило, как будто он волшебным образом материализовался из облака собственного дыма.
Он оделся во все черное – шелковая рубашка, черные джинсы и блестящие черные оксфорды. Несмотря на почти летнюю ночь, на нем было черное пальто – расстегнутое, но с поднятым воротником. С шеи свисал длинный кроваво-красный шарф. Высокий, стройный, элегантный, с пронзительными глазами и серебристыми волосами, Холден немного напоминал мне Спайка из«Баффи – истребительницы вампиров».
– Вампирам нужно приглашение, – прошептала я Миллеру с пьяным смешком. – Если он нас съест, вини во всем Эвелин.
Она бочком подошла к Холдену и взяла его под руку. Заявила свои права.
– Вы все наверняка помните Холдена Пэриша.
Раскрасневшийся от пива Ченс нахмурился.
– Курим на улице, чувак.
На губах Холдена расцвела ленивая улыбка.
– Ты в этом уверен? В твоей гостиной пахнет, как на концерте Снуп Догга. – Он зажал сигарету в углу рта, щурясь от дыма, и протянул Ченсу маленький бумажный пакет. – В знак благодарности за приглашение на вашу маленькую вечеринку.
Ченс вытащил бутылку текилы «Patrуn Silver» и расплылся в улыбке.
– Чувак. Спасибо.
– Отлично, – произнесла Эвелин, не отлипая от Холдена, словно он ее личная игрушка. – Выстраивайте шоты, мальчики, пора поиграть в «Семь минут на небесах».
Вокруг раздались радостные возгласы и улюлюканье, а дерьмовый дешевый водочный пунш сменился дорогой текилой. Холден налил первые два шота.
– За хозяина вечеринки, – произнес он и протянул один из них Ченсу.
Парни чокнулись стаканчиками и залпом выпили. Ченс покачал головой, с шумом выдыхая, его глаза наполнились слезами. Холден же выпил спокойно, словно это была простая вода. Но, казалось, выпивка оживила и мгновенно согрела его. Он взял на себя командование кухней, как ведущий в цирке на арене.
– Подходите, леди и джентльмены, и давайте оставим на память парочку прекрасных воспоминаний.
– Мне нужно с тобой поговорить, – произнес Миллер мне на ухо во время очередного взрыва радостных возгласов.
– Вайолет занята, – встряла Эвелин. Она на мгновение оторвалась от Холдена и сунула мне в руку стаканчик с текилой. – И это вечеринка. Сначала пьем, потом поговорите. После игры.
– Ей не нужно это пить, – сказал Миллер.
– Она сама может за себя ответить, – заметила я, недовольно на него посмотрев. – Что на тебя нашло сегодня?
– Ты только что говорила, что тебе нужна вода.
– Может быть, я передумала.
– Может быть, я не хочу, чтобы тебя в чулане изнасиловал какой-нибудь футболист.
У меня округлились глаза.
Эвелин разинула рот.
– Какого черта?.. Ты серьезно?
Но Миллер ее проигнорировал, его голубые топазовые глаза буквально прожигали меня. Я еще никогда не видела его таким. Он всегда был напористым, но не по отношению ко мне. Не таким. Излишне заботливым. Даже собственническим.
– Я… я сама могу о себе позаботиться, – пробормотала я.
Миллер ничего не сказал, но забрал стаканчик у меня из рук. Не отрывая от меня взгляда, он выпил шот, бросил пустой стаканчик на пол, повернулся и вышел из кухни.
Я кинулась за ним.
– Миллер, подожди…
– Отпусти его, – велела Эвелин, оттаскивая меня назад. – Он совершенно не в себе. Ривер – хороший парень.
– Я знаю, но Миллеру нельзя столько пить.
Она закатила глаза.
– Он сам может о себе позаботиться. Ривер будет играть в мою игру. Ты понимаешь, к чему я клоню? Ты. Он. Темный чулан на семь минут?
Я посмотрела вслед Миллеру, вернувшемуся на задний двор. Слова Эвелин проникли в мои затуманенные пивом мысли.
«Мой первый поцелуй. Он может случиться. Сегодня».
Сердце дрогнуло, а щеки вспыхнули румянцем. Эвелин наблюдала за моим лицом.
– Вот, теперь поняла. – Она предложила мне свою текилу. – Пей.
Я оттолкнула стаканчик.
– Меня от этого тошнит. И если я собираюсь сегодня вечером поцеловать Ривера, то хочу быть трезвой. Хочу полностью при этом присутствовать. Запомнить и потом смаковать во всех подробностях.
– О боже, ты как Белоснежка. Чистая, как первый снег и прочая ванильная хрень. Все будет. Поверь мне.
Я кивнула. Потому что Миллер ошибался насчет Ривера.
«Может, он всем и не доверяет, но я не обязана следовать его примеру».
– И каким образом мы окажемся с Ривером вместе в чулане?