Легенда о солнечном свете

Предисловие.

Цитата «С рождения до смерти наша жизнь идёт на автопилоте, и надо обладать сверхчеловеческим мужеством, чтобы изменить её ход.»

Фредерик Бегбедер

Глава первая. Побег

Сара тяжело дышала. Яков прижал к груди её голову и стал гладить спутанные мокрые от пота волосы любимой. Он понимал, что ранение, полученное шестнадцать часов назад, может оказаться смертельным. Но поверить в такой исход событий он не мог. Потерять Сару, всё равно что потерять саму жизнь.

– Мне кажется, – простонала женщина, – что она мне до кости ногу прогрызла. Прям слышу скрежет её зубов. Как больно…

– Потерпи милая, родная моя! Скоро всё кончится. Мы выберемся отсюда, обещаю. Свет залечит твою рану.

– «Свет, Свет!» – передразнила его Сара, пытаясь придать голосу иронии (не очень-то получилось). – Веришь в это божество, как…

Она не успела договорить, Яков прижал ладонь к её губам.

– Тебе надо силы беречь. Идти ещё долго. Часов сорок – сорок пять.

– Давай поспим здесь, Яков.

– Они могут настигнуть нас и сожрать тоже!

– Зачем, зачем ты потащил меня за собой?! – спросила Сара, задыхаясь. Она готова была разрыдаться, но слёз в её красивых больших глазах больше не осталось. Как и сил на любые эмоции. – Лучше бы я умерла там же, у южного склона, где вечно теперь мой сыночек будет лежать.

– Наш. Наш сын, Сара. Ты думаешь, мне не больно?

Яков перестал гладить жену по волосам, он аккуратно уложил её головой на свои колени, прикрыв куском бычьей шкуры, служившей ему и накидкой, и одеялом. Сара уснула. Яков положил руку ей на грудь, отчасти для того, чтоб слышать биение её сердца, которое учащалось с каждой минутой, отчасти для того, чтоб ощущать тепло родного тела. «Жизнь уходит из неё… Крови много потеряла, да ещё, видать, зараза или яд», – как-то отстраненно подумал Яков. Спина его гудела от напряжения. Они более шестнадцати часов шли пешком, пили лишь солёную воду. У южного склона горы, что была последней в череде из восьми гранитных скал, упирающихся в каменное небо, и составляющих центральную часть их города, населенного тремя с половиной тысячами жителей, шестнадцать часов назад произошла очередная трагедия. Она унесла жизни последних обитателей каменного мира. Да, нашествия крыс-мутантов участились в последний год. Мерзкие твари величиной с небольшого кабана на неестественно тонких для мощного тела лапах, с черной лоснящейся шерстью и жутким оскалом, напоминающим клоунскую улыбку, с мелкими глазёнками и длинными, двухметровыми хвостами, вроде стальных прутьев, которыми можно было сбить с ног или задушить насмерть любого, кто попадётся на пути. Они, кажется, обладали интеллектом, эти крысы. Те немногие, которые выжили после нападения, рассказывали, что перед тем, как разинуть смердящую пасть с острыми клыками и липкой гадкой слюной, крыса, будто с ехидством в упор смотрела в глаза жертве, как бы наслаждаясь предсмертным парализующим страхом. Но им было всё равно, кого жрать. «Почему они стали такими?» – размышлял Яков, – «Наверное, питались отходами. Точно. Мир процветал семь столетий. Люди жили, строили жилища, женились, плодились, радовались праздникам. Любили друг друга и своих детей. Разводили скот. Обучались письму, наукам, изучали историю предков. Наш мир состоит из камня, из горных пород, лабиринтов пещер, подземных озёр, рек, сталактитов, сталагмитов. Красивых гротов, сводов и арок. Всё это природное богатство было усердно возделано, превращено в десять городов, расположенных в нескольких десятках километров друг от друга через горные перевалы и озёра. Внутри скал мы век за веком строили свои дома, школы, фабрики, на которых обрабатывали шкуры животных и шили одежду. Мы живём в тёмном мире и поклоняемся богу Огня. Его мы бережём тщательно, ибо он даёт нам свет и возможность видеть. Над нами простирается бескрайнее каменное небо. В некоторых местах оно так низко, что можно достать его рукой, а кое-где так высоко, что не видно его вершины. Смотришь вверх, вглядываешься, что есть мочи, а там – темнота. Ещё год назад население нашего мира исчислялось двумя сотнями тысяч жителей, но теперь… Крысы уничтожили всех. Они когда-то были маленькими, как летучие мыши, но всё чащи стали появляться крупные особи, особо агрессивные. Они стали нападать и убивать. Наверное, они видоизменились, так как ели многие годы трупы с кладбищ и разоряли мусорки. Конечно, у нас всегда были проблемы с захоронением тел усопших, но мы так старались! Мы устраивали кладбища под водой, или засыпали тела известняком. Сжигать мы их не могли, так как кислород тратился при горении, и город наполнялся запахами горелой плоти. Старики и дети задыхались. Воздух, которым мы дышали, и пока ещё дышим (Яков отвлёкся от мыслей, плотнее прижал руку к вздымающейся грудной клетке Сары), производят наши многочисленные микроорганизмы, которые размножаются под присмотром наших учёных, которые так же поддерживают необходимый уровень воды и её давление в водоёмах, откуда тоже мы извлекаем воздух (раньше извлекали). А ведь в детстве я тоже мечтал ученым стать. И придумать устройство, которое вечно излучает свет. Чтоб это был не огонь, который можно потерять навсегда, а что-то такое, невероятно яркое, чтоб озаряло не отдельно каждый наш дом или улицу. А всё небо. Такое, чтоб увидеть каменное небо во всей красе целиком».

Сара пошевелилась. Яков вздрогнул, заметив, что его клонит в сон. Ещё бы, воздуха становилось всё меньше. Крысы разрушили последний город, его город. И теперь он явственно ощущал запах ядовитых пещерных испарений. Что это? Сероводород? Метан? Нет, метан не пахнет.

– Я думаю, это радиация сделала их такими. Залежи урана, они в ста километрах от нашего Таунаса. Это ведь не далеко. – проговорила Сара, открыв глаза.

– Не знаю. Тогда почему не изменились мы сами? – спросил Яков. Он обрадовался, что Сара, подремав, немного воспряла духом. – Давай не будем об этом. Идти сможешь? Я помогу.

Он поднялся, спина была как каменная. Даже не болела. Сделал несколько приседаний, чтоб размять затёкшие ноги. Сара тоже встала, но тут же скрючилась от боли. Повязка, перетягивающая правое бедро тут же намокла кровью, хотя до этого начала подсыхать. Одной рукой Яков подхватил жену за талию, другой вытащил факел из расщелины в гранитной породе и пошёл так быстро, как только мог. Сара продолжала постанывать, но старалась изо всех сил помогать мужу себя тащить. По его расчётам, через пару часов они доберутся до водопада, там сделают привал, затем им предстоит карабкаться вверх по склону, потом снова идти уже на запад, а там…

Уже полчаса он не думал о сыне. Его больше нет. В мозгу всплыла жуткая картина. Вот их лагерь, последнее убежище под открытым каменным небом у южного склона, освещённое по периметру огнями сотен факелов так, чтоб свет огня отпугивал крыс на расстоянии (они нападали всегда в темноте, так как их чёрный окрас позволял подкрадываться незаметно). Вот дети. Их тридцать семь. Самому маленькому два годика, его мать и отца загрызли на его глазах неделю назад… Старшему- одиннадцать. Он старается держаться, но мелкую дрожь не скрыть. Они жмутся друг к другу, озираясь по сторонам. Они молчат. Да, Яков собирался вывести всех. Он один верил и знал. Знал о том, чего не знали другие, и о чём он собирался поведать всем, как только они доберутся до водопада. Измученные люди, взрослые и дети настолько привыкли к смерти, многие наблюдали картины расправ со своими родными. Кто – то сходил с ума. На улицах городов валялись грудами останки тел, которые прожорливые чёрные твари рвали на куски и, насытившись, бросали изуродованными. Матери кидались яростно вырывать своих детей из зловещих лап, но нет. Они были сильны. И вечно голодны. Сначала исчез Морити, город, в котором прошло детство Якова, потом Доломитико, потом Кварцид, потом все остальные. Дома и замки, в которых жили старейшины запустевали. Они не разрушались, но наполнялись мёртвыми жителями, мёртвыми животными, вокруг которых кишели полчища разнообразных насекомых, блох, каких-то гусениц и червей. Войти в такие жилища уже было нельзя. Сами крысы обитали под водой и в расщелинах. Их было много, тысячи. Огня так же становилось мало, факела гасли один за другим, иссякал кислород. Они, люди в лагере были последними выжившими. Тридцать семь детей и восемь взрослых, в том числе Яков, Сара, их пятилетний Еврашка… Долгожданный сыночек. Яков с Сарой, как самые крепкие и молодые отправились на разведку. Они, оставив лагерь, вскарабкались по склону на высоту примерно метров сто, чтоб убедиться: на пути нет крысиных следов (их не было). Яков огляделся, сравнил маршрут с картой (карта, так же, как манускрипт была обнаружена им в архивах городской библиотеки всего часов десять назад, когда он, ведомый одним лишь предчувствием перелопачивал горы старинных фолиантов, хранившихся здесь с начала времён, написанных часть старинными писалами на берестяных досках, а часть на пергаментах). Они уже собрались возвращаться, как пространство наполнил полный ужаса крик, всколыхнувший в них обоих чувство животного страха. Это был крик, сотканный из многих отдельных истошных криков, слившихся в один большой невообразимой силы вопль. Кричали все одновременно, там в лагере. Их всех, одновременно ели. Пожирали эти твари, напавшие впервые при свете огня. Яков остолбенел, а Сара с такой скоростью бросилась вниз по склону, что уронила свой факел, чего было делать никак нельзя (их всех с детства приучали беречь огонь, и ни при каких обстоятельствах они не имели права выпускать из рук факела, если находились на улице). Яков, успев молниеносно ругнуть Сару в сердцах, бросился вслед. Он догнал её перед самым спуском в долину и силой повалил наземь. Сара пыталась кричать, бить его, но Яков зажал рот жены так сильно, что почувствовал боль от вдавленных в его ладонь зубов. Им нельзя выдать своего присутствия. Он увидел, выглянув из-за серого кварцевого валуна, как там, внизу творится невообразимое: штук двадцать крыс, удобно устроившись в центре огненного круга, созданного догорающими факелами, поедали куски полуживой плоти, вгрызались в свои жертвы, громко чвакая и пыхтя. Ему показалось, что даже хруст человеческих костей раздаётся. Буквально через пять минут стихли стоны и редкие вскрики медленно умирающих жителей, тех, чьи лица, глядящие на него с надеждой и молчаливым отчаянием в глазах, он не забудет никогда. На фоне чёрно-бордовой крови, образовавшей подобие небольшого озера, чётко вырисовывались силуэты этих монстров. Их туши были не такими жирными и неповоротливыми, как ранее казалось, они имели явно очерченный торс и нижнюю часть, как у собак, с довольно длинными лапами. Головы, не как у обычных крыс, интенсивно покачивались на толстых шеях в такт движениям мощных челюстей. Они неторопливо перебирали лапами куски тел, кропотливо очищая мясо от жил, смакуя лучшие кусочки. Видно, они чувствовали себя хозяевами мира. Наконец, разбросав беспорядочно останки своих жертв, чудовища медленно стали удаляться прочь, лишь одна крыса отстала и ковыляла позади всех, лениво волоча толстое пузо. И тут Сара вырвалась. Она бросилась вниз, оказавшись в мгновение ока посреди кровавого озера, она страшно закричала, её лицо исказила зловещая гримаса. Он так и запомнит потом её такую: воинственно стоящую в свете огня женщину со вскинутыми руками, готовую на всё. Сара поскользнулась, упала схватила что-то попавшееся под руку и начала молотить крысу по спине этим факелом. Это был не факел, чья-то нога, точнее, кость с остатками красного мяса, свисающими с неё короткими рваными ленточками. Она лупила долго и яростно, потом стала топтать морду крысы ногами, с силой вдавливая ступни в её глазницы. Когда туша превратилась в бесформенное месиво, которое нельзя было отличить от других истерзанных тел, Сара тихо села рядом и уставилась в одну точку. В лужу крови села. Яков в исступлении стал трясти её за плечи, по его глазам текли слёзы. Ему казалось, что она сейчас окаменеет и навеки так и останется сидеть тут, слившись с окружающими скалами. Минут через десять Сара отживела и зарыдала. Она стала ходить среди недоеденных трупов, вглядываясь в их изорванные лица, или в то, что от них осталось. Она тщательно перевернула каждый труп, который выглядел меньше остальных и мог быть телом ребёнка. Ни одного целого тела, оторваны конечности, головы, снята и изжована кожа. Яков тоже осматривал останки, но делал это машинально, отстраненно. Сара должна видеть, что он ей помогает. Наконец она отчаялась и отошла, прислонилась спиной к каменной глыбе. Сказала так задумчиво: «Одни кости. Евраша не найти. Ни одного кусочечка не оставили-и-и» – зарыдала она. Якову захотелось умереть после этих слов. Только теперь он заметил, что в правом бедре жены зияет огромная рана. Тварь перед расправой успела тяпнуть Сару. Он быстро разорвал на себе рубашку из тонкой овечьей шерсти и перевязал ей ногу. Ей было больно, её нога потрясывалась, но она не замечала этого. Странно, жители мира за последние месяцы привыкли к смерти и к нависшему под каменным небом смрадному запаху протухших и сгнивших трупов людей и зверей, но каждая расправа чудовищ сопровождалась громким плачем оставшихся в живых. Теперь же никто не плакал, стояла мертвая тишина. Потому что никого не осталось. Никого не вернуть. «Мы сможем, мы дойдём до Света. Ради них всех, ради памяти сына. Мы выживем и родим ещё детей. Нам надо выбираться», – сказал Яков тогда жене, глядя в глаза, полные боли. И они пошли. Сара, подволакивая ногу, он, крепко сжимая в одной руке факел, в другой сумку с флягой и несколькими кусочками сушёной баранины, картой окрестных пещер и древним манускриптом, находка которого изменила его жизнь и подарила надежду на будущее.

Через два часа они дошли до водопада. Тяжелая тёмная вода падала с высоты трёхэтажного здания, каких было мало в их мире, и принадлежали они в основном старейшинам и самым зажиточным людям. Остальные миряне проживали в пещерах, коих было множество. Их выдолбили в скалах их предки, постоянно строились и новые жилища из камня, правда не последний год, когда численность людей стала сокращаться из-за крысиных набегов. Яков приметил просторное место под сенью свисающих с потолка грота блестящих сталактитов, отгородивших узкий водопад от плоского дна небольшой карстовой пещеры. Он аккуратно просунул драгоценный факел, который за время похода трижды чуть не погас, в расщелину между двумя белыми сталагмитами, взял слабеющую Сару на руки и перенес в эту импровизированную комнатку, с потолка которой падали редкие капельки. Затем вернулся к мелкому озерцу, тихому пристанищу бурной стекающей вниз воды, которая незаметно впитывалась в скользкое дно пещеры. Там он наполнил флягу водой, смыл пот с лица и шеи. Когда он вернулся, расстелил на полу шкуру, уложил Сару на мягкое и снял с себя кожаные штаны, которыми накрыл её по самую шею. Посветив факелом ей в лицо, заметил, что она бледная, как мел, черты лица заострились.

– Я умираю, дорогой. Ног не чувствую, даже боли. И дышать трудно, – прошептала она.

Яков и сам понимал, что наверх Сару не вывести. Она не сможет встать больше. Всю дорогу до водопада он старательно не замечал тонкую кровавую струйку, которая предательски стекала по её ноге. Стало действительно тяжело дышать, они попали в пещеру с малым содержанием кислорода. Но другого пути не было. Яков развернул карту. Сразу же отложил её, вспомнив о сушеном мясе.

– Милая, тебе надо подкрепиться – сказал он, порывшись в сумке. Он поднёс кусочек к её рту, но Сара просто отвернулась.

– Себе оставь.

Она повернулась на бок, свернулась калачиком и закрыла глаза.

– Сара, не засыпай! Это нельзя! Через тридцать часов мы окажемся на воле. Надо чуть-чуть отдохнуть и идти. Почему ты мне не веришь?

– Если ты прав, и твоя легенда не врёт, и существует какой-то другой свет, кроме нашего огненного, – она сделала большую паузу, прокашлялась и продолжила уже тише, – ты должен его найти. Это твоя мечта, ведь правда?

– Я хочу с тобой! Мне не мила жизнь без моей любимой, как ты не понимаешь? Мне так Свет не нужен!

– Прости.

Яков лёг рядом с Сарой, она же съёжилась от холода. Их тела были приспособлены к низким температурам каменного мира, но то, что существуют какие-то другие температуры в окружающей среде, раньше никто и не знал. Но легенда гласит… Его взгляд снова заскользил по телу Сары, в котором едва теплилась жизнь. А может всё- таки она сможет дойти?

– Любимый, обними меня, а? И знаешь, прочитай мне свою легенду ещё раз. Я.. Я думаю, что это просто красивая сказка. Но… Ох, дышать нечем…

Яков обнял Сару, подсунув руку к ней под голову. Свободной рукой он вынул старинный манускрипт, выбитый на тонком куске кожи, служившей с древних времён для письма. Факел над их головой горел слабым огнём, и Яков не мог не поглядывать на него через каждые несколько минут. Он давно за этим старым документом охотился, везде искал. Бабушка когда-то в детстве рассказывала ему, что существует легенда о солнечном Свете, которую кто-то из древних записал, который сам знал всю правду. Этот манускрипт старейшины прятали веками, чтоб никто и подумать не мог, что существует другой мир и другой свет. О том, что существует Солнце и воздух. О том, что существует день и ночь. Что там есть настоящее небо, звёзды и такие похожие на них люди… Нельзя было, чтоб кто-то пошёл на поиски Света, ведь тогда их мир разрушится, его надо было защищать от вторжения существ из верхнего мира, вход к ним должен быть всегда закрыт. Ведомый детской мечтой увидеть Свет, в который никто не верил, Яков рос, учился грамоте, истории и наукам. Ведь старейшины были учеными, они передавали свои знания из века в век, и только друг другу. От отца к сыну, и так далее. Они многое знали, чего не знали обычные жители, они научили всех когда-то как жить в каменном мире, как строить, создавать пищу из планктона и создавать воздух из воды. И ещё продлевать жизнь домашним животным, которые не могли нормально плодиться в подземелье. А питались в основном мясом и рыбой, которую разводили в специальных водоёмах. А Яков всё искал какое-то свидетельство того, что в легенде говорится правда. И вот наконец, нашёл. Да что говорить об этом. Мудрость старейшин не помогла их народу выжить. Монстры сожрали всех. В нём всё же теплилась надежда выбраться, он расправил манускрипт и стал читать его Саре в самое ухо.

Глава вторая. Непутёвая

Маша Кривулина проснулась рано, майское солнце светило в окно с пяти утра, отгоняя остатки сна. Она всё равно лежала с закрытыми глазами, пытаясь уснуть хотя бы на час, ведь сегодня ей надо выглядеть свежо и бодро. На суточное воскресное дежурство она начала собираться ещё с вечера субботы, напекла сдобных пирожков с разными начинками, сладкими и несладкими. Покажет сегодня своему любимому доктору, какая она хозяйка. Борис печёное любит, это она сразу поняла, в первый же месяц интернатуры. Он ведь один жил, никто о нём не заботился. Это не важно, что он девок меняет каждые три месяца, уже всех сестёр в больнице перебрал. Но ни одна из них (в этом Маша уверенна), не умела печь, как она. А путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Боже! Как любовалась она им, таким мужественным и умным, когда он, устало сняв свой бирюзовый хирургический колпак, придя в ординаторскую после очередного насыщенного операционного дня, принимался за её кулинарные шедевры. И расхваливал их, поедая одно за другим, прихлёбывая травяной чай из её же термоса.

К сожалению, Машу, как начинающего врача, Борис Владимирович никогда не хвалил. Ведущий хирург краевой Калининской больницы, тридцатитрёхлетний красавец-сердцеед (совмещать работу и любовные утехи в ночные смены он умел, а почему бы и нет?) работал на износ. Когда ему дали в помощники молодого врача-интерна Кривулину, он обрадовался. Но уже через неделю понял: хирург из Марии – никакой. Она сразу же зарекомендовала себя непутёвым доктором. Ей даже кличку дали: Кривуля. Ну не даётся ей хирургия, руки «не из того места растут». Ну и пусть, решил потом Борис, хоть истории болезней будет печатать за него, на побегушках год побудет с ним, а потом куда-нибудь в «приёмку» (прим: приёмное отделение) работать пойдёт. Не вставать же ей у операционного стола. Это ж кошмар!

– Борис Владимирович! Вы тут? – крикнула медсестра Ира, просунув голову в дверь ординаторской.

Борис выглянул из-за шкафа, в который только что повесил свою уличную одежду, облачившись в хирургическую пижаму. Иру он давно хотел. И она отвечала взаимностью, флиртуя с ним при каждой встрече, завлекая его как бы невзначай распахнувшимся до середины бедра итак коротким халатиком или не вовремя выскочившей из-под него кружевной бретелькой лифчика. Все эти приёмы Борису были знакомы, но толку-то. Переспать с Ириной никак не получалось. Последнее время дежурства были интенсивными, так как начались майские праздники и летние отпуска. Из операционной не вылезал. А приглашать дамочек домой он не любил.

Ирина, убедившись, что доктор один, впорхнула в ординаторскую и молниеносно впилась в губы Бориса своими пухлыми сексуальными губами. Борис прижал разгорячённую девушку к стене, уткнувшись в её упругие бёдра своим быстро затвердевшим достоинством, про себя прикидывая, что на секс времени не хватит, но можно просто поприжиматься и зарядиться хорошим настроением на весь день. Это так бодрит! Но не тут-то было. Дверь резко распахнулась, и на пороге появилась она: девушка «не от мира сего», интерн Кривуля. Борис, оглянувшись, сразу заметил, как не эстетично нависает толстая жировая складка Машиного живота над ремнём обтягивающих ляжки чёрных брюк. Хоть сверху и была надета лёгкая белая блузка, Машин жирок она скрыть не могла, предательски топорщась как раз над её самым проблемным местом. Второе, на что обратил внимание Борис, это две большие сетки в её руках, набитые всякой всячиной. Он знал, что Кривуля классно готовит, и мысли о сексапильной Ирише как-то сразу ушли на второй план. Он чмокнул девушку в щёчку (стесняться Машу, заставшую его в щекотливом положении, ему в голову не приходило никогда) и сказал:

– Здравствуй, Маш. А ты чего на дежурство пришла? У тебя разве по графику сутки?

– Здрасте, Борис Владимирович! Нет, у меня во вторник, я просто Вам помогать пришла. Вы меня сегодня ассистировать возьмёте?

– Конечно! Проходи, переодевайся.

Ира состроила недовольную гримасу, запахнула халатик плотнее и собралась выйти, но Борис её удержал:

– Ириш, может чайку?

– Да, я сейчас заварю! Я тут пирогов напекла. Угощайтесь! – сказала Маша, водрузив одну из сумок прямо на стол.

У Бориса потекли слюнки. Промелькнула бредовая смешная идея: «Вот бы соединить тело Ирки (сиськи, попу, ноги и лицо) с руками Машки, которые так плюшки пекут. Можно ещё мозги какие-нибудь вставить в Иркину голову. Клёвая тёлка получится». Доктор улыбнулся своей мысли, а девушки приняли его улыбку каждая на свой счёт.

После девяти хирурга вызвали в приёмный покой.

– Кривулина, сходи-ка в приёмку, пациента осмотри. Я минут через десять спущусь. (Хирургия находилась на третьем этаже, а приёмный покой на первом).

– Ага, уже бегу! – ответила Маша, бодро соскочив с дивана. Она аккуратно заложила закладкой книгу, которую читала, повесила на шею фонендоскоп, поправила круглые очки в пластмассовой оправе и с умным видом отправилась диагностировать.

Борис закурил, взял в руки Машину книгу. «Теория эволюции. Победа разума над животным началом» гласило название. Книга неизвестного автора не вызвала у него интереса, даже листать не стал. «Вот, блин, чудо заумное. Лучше бы «оперативную хирургию» почитала за четвёртый курс, вместо этой философской байды. Экзамен на носу» – подумал Борис. Затушив сигарету, он вышел из ординаторской.

В приёмном покое на жесткой узкой кушетке лежал очередной страждущий. Мальчишка тринадцати лет. Мария, присевшая рядом на кушетку на одну половину попы, с чувством, с толком, с расстановкой мяла живот бедняги. При этом она многозначительно щурилась, прикидывая в уме, что бы мог значить тот или иной симптом. Борис отстранил её, присел слева от мальчика и, перед тем, как начать осмотр, обратился к Маше:

– Ну, ваше мнение, коллега?

– Я сопоставила жалобы, анамнез, данные осмотра, пропальпировала живот, и мой диагноз: острый цистит! (прим: цистит – воспаление мочевого пузыря) – радостно сообщила Мария.

– Какой цистит!? – послышался возмущенный женский голос из-за спины Маши. Это мама мальчика вступила в диалог. – Был у меня цистит сто раз, он не так протекает.

– Женщина, выйдите в коридор, пожалуйста, – вежливо попросил Борис Владимирович.

Мама мальчика удалилась, а доктор стал расспрашивать пациента:

– Тебя как зовут?

– Саша Руденко.

– Покажи где у тебя болит? И расскажи с чего всё началось.

Ребёнок стал повествовать, стараясь не упустить ни одной детали. При этом Борис спокойно пропальпировал живот мальчика и вынес свой вердикт: острый аппендицит. Он позвонил по внутреннему телефону дежурным медсестрам в опер. блок и скомандовал: «Готовьте операционную. Через полчаса пацана возьмём» – приказал он.