Предначертание. Том I
У входа в подъезд, парень затушил недокуренную сигарету, снял шапочку, затолкал ее в карман куртки и старательно пригладил ладонью волосы.
– Как зовут твоего отца? – впервые с той минуты, как мы покинули автобус, подал голос Эйнар, – Рина, ты меня слышишь? Как мне к нему обращаться? Рина?
– Дядь Витя его зовут! – опередила меня с ответом Симка, уставшая ждать, когда я перестану витать в облаках.
– А по отчеству? – уточнил парень, выстукивая барабанную дробь по железному дверному полотну.
– Геннадьевич, Виктор Геннадьевич, – вынырнула из вязкого болота своих мыслей я,– Эйнар, ты мне так и не скажешь, что происходит?
– Скоро сама всё увидишь, – парень улыбался, но от его улыбки ощутимо веяло едва сдерживаемым мандражом, и это еще сильнее укрепило меня в уверенности, что он собирается сделать очень важный и ответственный шаг, но на ум мне, будто назло, не приходило ни одной толковой версии. Я должна была предоставить Эйнару полную свободу действий и позволить ему самому найти нужный подход к родителям, сейчас мне следовало остаться на вторых ролях и без крайней необходимости не вмешиваться в развитие событий, но справляться с волнением становилось всё тяжелее и, чтобы поскорее разрубить это гордиев узел, я приложила магнитный ключ к домофонному замку и резко дернула за ручку.
Эйнар сразу занял место в авангарде процессии, а мы с Симкой пристроились в хвосте. Три пролета мы преодолели в тишине, нарушаемой лишь нетерпеливым цоканьем донельзя заинтригованной Симки, так и не заставившей парня раскрыть карты, и лишь на четвертом этаже Эйнар обернулся ко мне и почти беззвучно прошептал:
– Обещай мне не делать глупостей, что бы не случилось! Пожалуйста, Рина, просто пообещай мне!
– Что ты подразумеваешь под глупостями? – начало было я, тут же осеклась под пристальным взглядом Эйнара и без колебаний кивнула, – и ты тоже не делай глупостей, ладно?
– Одну глупость я уже и так совершил, когда позорно сбежал отсюда, испугавшись неудобных вопросов, – мрачно усмехнулся парень, – клянусь тебе, больше этого не повторится.
Я хотела открыть замок своим ключом, но не успела я достать связку из сумки, как дверь распахнулась изнутри, и я машинально попятилась назад.
– Рина, ты…, – осеклась на полуслове мама, увидев выступившего вперед Эйнара, и разительно изменилась в лице, – я думала, вы с Симой были на курсах. Рина, почему этот молодой человек снова здесь?
– Здравствуйте, Людмила Леонидовна! – голос Эйнара звучал на удивление спокойно, и пока мама боролась с охватившей ее растерянностью, парень сходу перешел к сути, – я здесь для серьезного разговора с вами и Виктором Геннадьевичем. Надеюсь, вы меня впустите? Если нет, то мы можем поговорить и на площадке, мне всё равно.
– Мама, дай нам войти, – попросила я остолбеневшую на пороге маму, – сколько нам еще тут стоять?
–Теть Люда, я тоже с ними, – высунулась из-за плеча Эйнара Симка, – не знаю, зачем, но Эйнар захотел, чтобы я тоже присутствовала.
– Заходите, – пропустила нас в квартиру мама, подозрительно покосилась на Эйнара и крикнула из коридора, – Витя, к нам делегация, встречай!
– Какая еще делегация? – проворчал безжалостно оторванный от вечернего телепросмотра отец, – я думал, это Рина со своих курсов пришла.
– Рина-то пришла, только, во-первых, не одна, а во-вторых, не с курсов, – сообщила мама, – иди посмотри, кто к нам на огонек пожаловал. Я так и думала, что они и не расставались, а Рина все это время водила нас за нос. Ну а Сима, получается, ей помогала
– Вот те на! – удивился показавшийся из зала отец и заинтересованно обозрел представшую перед ним картину, -Фима-Фима, как тебе не стыдно взрослым людям головы морочить? Небось, и своим родителям с три короба наврала? Уши бы тебе надрать, как следует! А ты, значит, и есть Ромео доморощенный, по которому наша Джульетта убивается? Звать тебя как, Ромео?
– Здравствуйте, Виктор Геннадьевич! Меня зовут Эйнар Мартис, – хладнокровие парня не подвело, но костяшки его крепко сжатых пальцев предательски побелели, – я прошу вас с Людмилой Леонидовной уделить мне немного времени и выслушать то, что я хочу сказать.
– А не спустить ли мне тебя с лестницы за наглость? – почесал в затылке отец, – благо, есть за что. Откуда мне знать, где вы с Риной эти два часа были? Мы ее на курсы английского отпускали, а оказалось, она к тебе побежала. Нехорошо это, юноша, как считаешь?
– Мы с Риной были на набережной, и Сима может это подтвердить, – от лица Эйнара словно отлила вся кровь, но его голос ни на мгновение ни дрогнул, – мне глубоко неприятны ваши намеки, и Рине, я думаю, тоже, поэтому я и хотел бы с вами объясниться.
ГЛАВА X
– Что ж, разувайся, раздевайся и проходи, раз ты здесь, -разрешил отец, не спуская с Эйнара испытывающего взгляда, – Фима, ты тоже на пороге не топчись …Чего в пол смотришь? Стыдно, небось? Знает кошка чье мясо съела! Эх, ремня бы вам всем троим выписать за то, что родителей ни во что не ставите, совсем совесть потеряли. А ты что встал, как вкопанный, Ромео? Давай сюда свою куртку, и марш в зал. Куришь?
– Курю, – не стал отрицать очевидного Эйнар, когда по исходящему от куртки запаху отец без труда сделал однозначный вывод, – если это большая проблема, я могу бросить. И прошу вас, не называйте меня Ромео, у меня есть имя, и я вам его уже озвучил. Мы же не в «Живых и мертвых», чтобы присваивать друг-другу погоняла.
Я прекрасно понимала, что у Эйнара окончательно расшалились нервишки, и заносит его вовсе не потому, что он избрал дерзость своим основным союзником, но на месте парня я бы, конечно, не лезла в бутылку в такой ответственный момент. Впрочем, Эйнар, по-моему, и сам осознал, что опять наступает на те же грабли, и, если он немедленно не возьмет себя в руки, попытка номер два завершится не менее провально, чем чаепитие с мамой, поэтому когда на лице отца отразилась причудливая смесь изумления и гнева, предпочел смущенно отвести глаза.
– Ладно, -отец определил на вешалку выцветшую куртку Эйнара и приглашающим жестом указал в сторону гостиной, – сначала поговорим, а потом я уже решу, чего ты заслуживаешь – кофе с печеньками или хорошего подзатыльника, чтобы неповадно было девчонке голову дурить.
– Папа, ты несправедлив к Эйнару, – не смогла промолчать я, – идея с курсами принадлежит мне одной, и Симку в эту историю втянула тоже я, а Эйнар с самого начала был против обмана, иначе зачем бы он сюда пришел?
– А в этом мы сейчас и без и тебя разберемся, – недвусмысленно пообещал отец, – тебя мы уже слушали, теперь послушаем твоего Ро…Эйнара. Люсенька, присаживайся, в ногах правды нет. Ну, рассказывай, что у тебя к нам за разговор, мы все внимание!
Под демисезонной курткой у парня оказался надет толстый шерстяной свитер, по всем признакам, благополучно переходящий по наследству на протяжении, как минимум, трех поколений. Эйнар явно нигде не планировал снимать верхнюю одежду и в первую очередь заботился о тепле, а не об эстетике, поэтому в сочетании с потертыми джинсами и выбивающейся из-под пуловера байковой рубашкой, родную сестру которой даже мой престарелый дедушка давно отправил на свалку, его наряд смотрелся особенно карикатурно, а следы штопки сразу на обоих носках лишь усугубляли плачевное впечатление. Похоже, в запале парень напрочь позабыл, что оделся по-походному, и, внезапно оказавшись под прицелом обращенных на него взглядов, ощущал запоздалое смущение за свой откровенно непрезентабельный внешний вид. И все же Эйнар был прекрасен: светлые, наспех приглаженные волосы, влажно блестящие от волнения глаза удивительного зеленого оттенка, гордый античный профиль, точеные скулы и волевая линия подбородка – как неограненный бриллиант излучал сияние даже без кропотливой шлифовки, так природную красоту и утонченность невозможно было скрыть за старыми обносками. Я села на диван рядом с парнем, готова в любую секунду встать на его защиту, если кто-то из родителей позволит отозваться о нем в нелестных выражениях, и почувствовавший мою решимость Эйнар мимолетно подарил мне благодарную улыбку, но одновременно дал понять, что не нуждается в моем заступничестве. В угловом кресле мышкой затаилась Симка, мама опустилась на стул, а отец остался стоять, облокотившись о подоконник. Обстановка в зале стремительно достигала точки кипения, все ждали, когда Эйнар начнет говорить, но он вдруг словно впал в странное оцепенение и упорно не мог сбросить удерживающие его цепи. Я уже испугалась, а быть может, наоборот, обрадовалась, что парень так и не отважится довести задуманное до конца, и чуть было не схватила его за руку, чтобы увести из гостиной, но Эйнар резко встряхнулся и рывком поднялся с дивана.
Сейчас он выглядел как обвиняемый в тяжком преступлении подсудимый, выступающий с последними словом перед присяжными заседателями, а его напряженные черты красноречиво свидетельствовали о невероятном внутреннем накале, заставляющем алые яблоки румянца отчетливо проступать на бледных щеках.
– Людмила Леонидовна, Виктор Геннадьевич, – усилием воли избавился от невидимых оков парень, – я не буду ходить вокруг да около, а скажу напрямик: я здесь, чтобы просить у вас руки Рины. К тому моменту, когда я вернусь из армии, ей как раз исполнится восемнадцать, и мы сразу поженимся.
– Эйнар! – потрясенно ахнула я, едва не задохнувшись от переизбытка эмоций.
– Обалдеть! Вот это номер! – в своем репертуаре отреагировала из угла Симка, ошарашенная ничуть не меньше моего.
– Я знаю, что вы обо мне думаете, – воспользовался всеобщим замешательством Эйнар, – не сомневаюсь, вы мечтаете совсем не о таком женихе для Рины и считаете, что у нее нет будущего с парнем вроде меня. Да, я вырос в «Живых и мертвых» и живу там до сих пор, но я равнодушен к спиртному, не употребляю наркотиков и не промышляю грабежами, хотя в это и сложно поверить. Я скажу вам начистоту – у меня есть несколько приводов в полицию, и я состою на учете у участкового инспектора, но не потому что я кого-то избил или обокрал, просто за самооборону у нас тоже приходится отвечать перед законом. Что еще вас настораживает? Моя семья? Я никогда не знал родного отца, а моя мать много лет сожительствовала с разными мужчинами прежде, чем вышла замуж за отчима. Сейчас она в положении и летом должна родить. Отчим пьет и почти не работает, так что все те деньги, что мне платят за разгрузку фур, я отдаю матери на продукты. Мы все втроем живем в одной комнате, я сплю на кухне, а если у отчима допоздна продолжается пьяное застолье, то бывает, что и не ночую дома. Согласен, что это не жизнь, а существование, поэтому я вижу свое спасение только в контрактной службе. Я трезво смотрю на вещи и не строю воздушных замков – приобрести собственное жилье мне еще не скоро удастся, на хорошую работу мне без образования не устроиться, но, если я пойду в контрактники, то сумею обеспечить нас с Риной всем необходимым. Золотых гор я не обещаю, но нормальный уровень жизни я, как мне кажется, гарантировать смогу. Я не собираюсь после свадьбы приводить Рину в «Живые и мертвые» и заставлять ее жить в бараке у кладбища, я установил себе четкие цели, и у меня обязательно получится их осуществить. Я понимаю, что одет, как бомж, и не внушаю вам доверия, но мне нужно время для того, чтобы встать на ноги. Рина – именно тот человек, ради которого мне хочется что-то менять и чего-то добиваться, до встречи с ней мне было безразлично, что будет со мной дальше, но теперь, когда у меня наступает черная полоса, а порой вся моя жизнь – это сплошная черная полоса, я вспоминаю о ней, и у меня вновь появляются силы бороться за наше счастье. Но я убежден, что это неправильно – скрывать от вас наши отношения и бегать на свидания под предлогом курсов английского. Я хочу навсегда связать с Риной свою судьбу, и она хочет того же самого. Не будь мы оба несовершеннолетними, я был женился на ней хоть завтра, чтобы ни у кого больше не возникало грязных мыслей, но нам придется полтора года ждать свадьбы. В конце апреля-начале мая меня забирают в армию, поэтому я делаю Рине предложение сейчас. У меня нет ни цветов, ни кольца, я толком не представляю, как всё это положено обставлять, и, наверное, я выгляжу полным идиотом… Рина, ты за меня выйдешь?
Мне часто снилось, что однажды этот момент непременно настанет, и Эйнар, словно герой голливудской мелодрамы, преклонит колено и обратится ко мне с просьбой стать его женой, но я и не предполагала, насколько быстро всё произойдет. Даже не знаю, кто был шокирован поступком Эйнара в большей мере, мои родители или я сама, но видок у нас всех, похоже, был тот еще, а Симка так на всякий случай встала с кресла, чтобы не упустить ни одной детали. Я же смотрела на застывшего в неподвижности парня и на глаза у меня наворачивались слезы радости. Я протянула Эйнару руку, и с моих губ уже практически слетело заветное «да», но тут обрела дар речи пришедшая в себя мама.
– Прекратите этот спектакль немедленно! – одним махом разрушила витающий в гостиной ореол романтики она, – ты с ума сошел, что ли? Рина –еще ребенок, ей не о замужестве надо думать, а уроки учить. Ей шестнадцать лет, у нее ветер в голове гуляет, но она, как и все влюбленные подростки, считает себя уже взрослой, а ты играешь на ее чувствах. Добился от нее обещания полтора года ждать тебя из армии и доволен, да? А посылки в часть тебе случайно отправлять не нужно будет? А на побывку ты приедешь, невесту проведать? По контракту он служить собрался, какой умник выискался! А Рина, значит, должна всю жизнь вслед за тобой прицепом мотаться, вместо того, чтобы университет заканчивать и карьеру строить? Ты хоть знаешь, что она готовится на юриста-международника в столицу поступать, а там конкурс по двадцать человек на место? Это у вас, в «Живых и мертвых», не успеют аттестат получить и сразу женятся, чтоб потом расплодиться, как кролики, и на детских пособиях сидеть, а наша роза не для тебя цвела, ясно? Любовь у Рины рано или поздно пройдет, и останется она у разбитого корыта – ни дома, ни профессии, только муж-солдафон, да и тот вечно в разъездах. Ты лучше пойди кому-нибудь в «Живых и мертвых» предложение сделай, там тебя точно по достоинству оценят, если ты и вправду весь из себя такой положительный!
– Я люблю Рину, что бы вы обо не думали, – упрямо возразил Эйнар, не меняя положения тела, и крепко сжал мои сведенные судорогой пальцы. Судя по всему, он предвидел посыпавшиеся в его адрес оскорбления, и не считал нужным принимать мамины слова близко к сердцу, – и вы зря так уверены, что я хочу привязать ее к себе и превратить в домохозяйку. Как только у меня появится возможность, я и сам постараюсь получить высшее образование, пусть даже по заочной форме.
– Эйнар, я вижу, что ты далеко не дурак, и голова и у тебя на плечах не только для того, чтобы шапку носить, – произнес отец, в отличие от мамы сохранивший львиную долю самообладания, – я даже могу понять, почему наша Ринка в тебя по втрескалась по уши, как у вас, у молодежи, говорят. Но вот ты тут планов на много лет вперед настроил, но не учел, что Рина после школы переедет в столицу и учиться она будет на дневном отделении, как все нормальные люди. И работу она тоже скорее всего найдет в столице, здесь с ее дипломом делать нечего…А ты не успеешь дембельнуться, как тебя, контрактника, на другой конец страны пошлют. И что, Ринка на первом курсе сорваться должна и за тобой чухнуть? Или ты рассчитываешь у нее наездами бывать? И что же это за семья такая?
– Витя, ты еще про родственничков его преподобных с «Живых и мертвых» забыл, – никак не унималась мама, – если они сейчас у него с карманов последнюю копейку выгребают, что дальше будет? У матери вот-вот ребенок родится, то купи, это купи, а самим на что жить? На Ринкину стипендию? Или он думает, мы поможем?
– Хватит! –порывисто встал с колена парень, и его зеленые глаза вспыхнули ослепительным пламенем, – какое право вы имеете меня оскорблять, Людмила Леонидовна? Я тот, кто я есть, я честно выложил вам всю свою подноготную и ничего от вас не скрыл. Не видите меня мужем своей дочери, ну и отлично, я не стану вымаливать у вас родительского благословения. Мне будет достаточно, если Рина скажет мне «да». Я назову ее своей невестой и буду ждать того дня, когда мы с ней сможем зарегистрироваться. Если Рина меня любит, а я верю, что любит, мы поженимся и без вашего согласия. Рина, тебе помешали ответить, и я спрошу еще раз- ты станешь моей женой?
ГЛАВА XI
Я смотрела сейчас на Эйнара и поверить не могла, что за какие-то неведомые заслуги, вероятно, уходящие корнями в одну из прошлых жизней, мне до такой степени повезло в жизни нынешней, и уже в шестнадцать лет я встретила человека, в точности воплощающего в себе не только мои девичьи мечты, но и отвечающего всем самым строгим требованиям, предъявляемым обществом к настоящему мужчине. Наверняка, родители видели в отчаянном поступке парня лишь бьющий через край юношеский максимализм и не воспринимали его слова всерьез, но для меня Эйнар символизировал наглядный пример личного мужества, и в моем сердце алым цветком полыхал негасимый огонь любви. Мои чувства к Эйнару были настолько сильны, что я готова была уйти из дома и последовать за ним в «Живые и мертвые». Семья, друзья, школа, налаженные бытовые условия и регулярно выделяемые на карманные расходы деньги – всё вдруг показалось мне неважным и вторичным по сравнению со страхом потерять Эйнара, и, если бы он тем или иным образом намекнул мне, что ждет от меня решительного шага, я бы без сожалений совершила безумство, и уже эту ночь провела бы в тесной каморке с выходящими на городской погост окнами.
– Да, Эйнар, конечно я за тебя выйду! –непроизвольно выступившие слезы застилали глаза и солеными каплями катились по щекам, я почти ничего не видела перед собой и горячую ладонь парня нашла практически наощупь. В этот момент для меня разом перестал существовать весь окружающий мир, очертания предметов потеряли привычную четкость, а пышущие гневом лица родителей и ошарашенная физиономия Симки слились в одно смазанное пятно, – да, Эйнар, да…
– Вон отсюда! –мамин выкрик внезапно перерос в истошный визг, и я поймала себя на мысли, что никогда прежде она даже толком не повышала голос в моем присутствии, и тем более отродясь не орала, как оглашенная, при наличии в квартире посторонних. Если для меня отважный шаг Эйнара выглядел сродни беззаветному героизму, то мама не ощущала ничего кроме жгучей ненависти. Создавалось впечатление, что она в состоянии одним лишь взглядом спалить парня дотла, а затем развеять пепел над рекой, чтобы бурное течение навсегда унесло с собой воспоминания о нашем драматичном романе. Несомненно, Эйнар понимал, что всё, чего бы он ни сказал или ни сделал, будет обязательно воспринято превратно и вывернуто наизнанку, но гордость не позволяла ему уйти, трусливо поджав хвост. Парень безусловно считал, что последнее слово должно было остаться за ним, и вместо того, чтобы с достоинством удалиться, он, можно сказать, своими руками вырыл себе яму.
– Вы допускаете большую ошибку, Людмила Леонидовна, – щеки Эйнара пылали багрянцем, а зеленых глазах бесновались искры негодования, но в остальном ему неплохо удавалось скрывать внешние проявлению бушующей внутри ярости. Парень стоял на краю бездны с занесенной над зияющей пустотой ногой, и это сумасшедшее бесстрашие завораживало меня необратимостью развязки, – вы вправе не доверять мне, но почему вы отказываете в доверии собственной дочери? Вы называете Рину несмышленым ребенком, но она уже давно выросла, у нее есть свои чувства, свои надежды, свои планы. Вы наперед продумали всё ее жизнь – на кого она будет учиться, где жить, где работать… А жениха вы Рине случайно уже не подсмотрели? Я ведь по вашему мнению ей не ровня, мой удел – спиться, сторчаться или загреметь на зону, вот и всё, на что у вас хватает воображения, так? Я для вас не более, чем отброс, кусок дерьма, который посмел сделать вашей дочери предложение, ни черта не имея за душой. Вы боитесь, что сразу после свадьбы я сяду вам на шею, забухаю и начну лупить Рину смертным боем за то, что она не дает мне денег на бутылку, я угадал? Знаете, мне всё равно, что вы обо мне думаете, я не стану вас разубеждать, время всё расставит по своим местам. Рина ответила мне «да», вы все это слышали, и больше меня ничего не волнует. Нам обоим теперь придется непросто, полтора года – немалый срок, но я почему-то верю, что Рина меня дождется, как бы вы ни на нее не давили. С этого дня она – моя невеста, я несу за нее ответственность, и поэтому прошу вас лишь об одном – не срывайте на ней свою злость, она ни в чем не виновата. Вот он я, стою перед вами, пожалуйста, оскорбляйте меня, унижайте, называйте, кем хотите, но не трогайте Рину, иначе я заберу ее от вас любой ценой.
– И по статье пойдешь, – многозначительно усмехнулся отец, – этого ты добиваешься?
– Я вас предупредил, – холодно произнес Эйнар, и бордовый румянец на его щеках разгорелся с новой силой, – не забывайте, я же из «Живых мертвых», на всю голову простуженный, с меня всякое может статься.
– Ты мне тут поговори еще, щенок, – угрожающе навис над парнем отец, – я с тебя за Ринку семь шкур сдеру, он тебе ни какая-нибудь сирота безродная, у нее отец с матерью есть, которые за свою дочь тебе башку отвернут и фамилию не спросят. А свой гонор ты для «Живых и мертвых» побереги, мы тут и сами не пальцем деланные, понял? Ты меня хорошо понял, Ромео хренов?
– Меня зовут Эйнар, Виктор Геннадьевич, -всё с той же пугающей бесстрастностью напомнил парень, – я не собирался с вами ссориться, у меня были совсем другие намерения, но вы сами свели все к скандалу. Возможно, мне действительно не стоило приходить к вам с душой нараспашку, Рина не зря этого не одобряла. Нам следовало и дальше вешать вам лапшу на уши, а в апреле я бы ушел в армию, и проблема рассосалась бы сама собой. Но я хотел быть с вами честным, я думал, вы зауважаете меня за прямоту и не будете запрещать Рине со мной встречаться, но всё получилось наоборот…
– Возвращайся в свои трущобы и, чтобы ноги твоей здесь больше не было, – защищающей родное гнездо наседкой двинулась на Эйнара мама, – оставь девчонку в покое или я в полицию обращусь, и ты вместо армии в колонию отправишься!
– Мама! – встала между парнем и родителями я, – если ты это сделаешь, я тебя никогда не прощу!
– Рина, тебе лучше помолчать! – попыталась оттеснить меня в сторону маму, но я намертво приросла к полу, – что ж, уперлась рогом в землю, да? Хорошо, тогда выбирай, раз ты уже такая взрослая. Либо вы расстаетесь, либо я немедленно иду в участок и пишу на твоего дружка заявление.
– Какое заявление, мама? – впала в бешенство я, – Эйнар не нарушал закона!
– А это не важно, – мрачно бросил парень, в отличии от меня, давно не питающий иллюзий касательно торжества правосудия, – пробьют по базе, увидят, что я на учете и особо разбираться не будут. Скажет Людмила Леонидовна, что я у нее в прихожей кошелек из сумки вытащил, и всё, приехали. Я могу хоть до утра доказывать, что это подстава и никакого кошелька я в глаза не видел, никто меня и слушать не захочет, я же из «Живых и мертвых», три привода, считай, опасный рецидивист, пора бы уже и по этапу пустить… Правильно я вас понимаю, Людмила Леонидовна?
– Мама, как ты можешь? -на миг лишилась способности к членораздельной речи я, – ты же это не серьезно?
– Еще как серьезно, – над переносицей у мамы залегли продольные линии морщин, и по опыту я знала, что точка невозврата пройдена, и обратного пути уже не будет, – я даю тебе выбор, Рина. Хочешь, чтобы твой Эйнар провел следующие несколько лет за решеткой, продолжай и дальше настаивать на своем, но если тебе небезразлична его судьба, прекрати с ним отношения, и он останется на свободе.
–Теть Люда, ну нельзя же так! – протестующе воскликнула затаившаяся в кресла Симка, про которую мы все успели благополучно позабыть, – они же любят друг-друга, и Эйнар, он, ну, по-моему, он нормальный парень!
– Я бы посмотрела на твоих родителей, если бы они узнали, что ты с таким «нормальным парнем» снюхалась, – отгрызнулась мама и уже чуть мягче добавила, – Сима, сиди помалкивай, мне Оля за твои похождения и так спасибо не скажет…
– Рина, не говори ничего, – на полуслове оборвал меня Эйнар, когда я уже открыла рот, чтобы обрушиться на маму с обличительной тирадой, а затем с размаху хлопнуть дверью и исчезнуть в ночи, – ты сделаешь только хуже и мне, и себе. Мне окончательно ясно, что твоя семья меня не примет, как бы я ни лез вон из кожи. Не думай, что я струсил, я не отказываюсь ни от одного своего обещания, но если ты сейчас уйдешь со мной, я не смогу тебя защитить, и полиция принудительно вернет тебя домой. Послушай, нам нужно дождаться твоего совершеннолетия, больше никак.
– Ромео дело говорит, – кивнул отец, уже в какой раз будто намеренно игнорирующий просьбу Эйнара называть его исключительно по имени, – не вынуждай нас с матерью идти на крайние меры. У тебя на лице написано, что ты уже к нему в «Живые и мертвые» намылилась, только бы нам насолить, но этим ты в первую очередь его под монастырь и подведешь. Уйдешь с ним, я его не за кражу, а за изнасилование засажу.