Замкнутый круг

–Милая, – Кирилл прикоснулся губами к моему ледяному лбу и я ощутила приятное покалывание во второй руке, – я больше никогда, слышишь, никогда y причиню тебе боль, поверь мне! Я –черствый сухарь, Изольда, я не понимал, что творится у тебя внутри, я считал, что безразличен тебе, я хотел отомстить тебе за равнодушие, я…

–Тихо! – жестом остановила я излияния парня, с удовлетворением отмечая, что нижняя половина туловища тоже понемногу оживает, – в чем-то и я была не права… Спасибо, что откликнулся, ты так мне сейчас нужен!

Мое жизненное кредо не претерпело существенных изменений, я была, есть и всегда буду за честность. Разве моя в том вина, что для многих преподнесенная мной правда не является очевидной? Почему я должна отвечать за тех, кто до сих пор не научился читать между строк?

Софа в прихожей оказалась, узкой, скользкой и до жути неудобной, но я даже не знала, что в большей степени сыграло роль афродизиака для моего энергетического донора: мой жалкий вид или необычная обстановка. Тела сливались, канал бурлил, а я возвращалась к жизни. Жестокая тактика, зато действенная. Прости, дорогой, сидеть до вечера в позе лотоса и самозабвенно предаваться медитации у меня катастрофически не хватает времени.

Исцеление любовью прошло на ура, от избытка чувств на меня внезапно накатила сентиментальность, и мне захотелось отблагодарить Кирилла. Те Ранги называл меня «великим тохунга» и утверждал, что я способна управлять «маной», так неужели я не могу потратить чуть –чуть энергии на пустяковый обряд? Грош тогда мне цена! Я в два счета изготовила простейший оберег из лавровых листиков и незаметно вложила заговоренный подарок Кириллу в портмоне. Деньги, удача, карьера, что еще нужно человеку для полного счастья? Любовь? Семья? Ну, извините, как-нибудь в другой раз!

Самостоятельно ехать домой по обледеневшей дороге, пребывающий в состоянии остаточной эйфории Кирилл мне категорически запретил, и я, скрепя сердце, подчинилась его требованию и лишь попросила не лишать меня личного автотранспорта и сесть за руль моей машины. Мы тепло расстались у подъезда, обменялись затяжными поцелуями, и как только нас разделила железная дверь, я рывком взлетела по лестнице, словно и не валялась недавно в полумертвом состоянии на софе. Жизнь была прекрасна и удивительна – жаль, что лишь до того момента, когда по мою несчастную душу вновь явится татуированный маори. Кстати не мешало бы вкратце прояснить, кто такие маори и с чем их едят.

Очередной культурный шок случился со мной, когда оказалось, что каннибализмом грешат, вернее, грешили в далеком прошлом, как раз-то сами маори, и по неподтвержденным данным именно предки моего незваного гостя без соли и без лука сожрали одного известного путешественника, опрометчиво вступившего в конфронтацию с коренным населением Новой Зеландии. Помимо навсегда запятнанной репутации, представители маори славились независимостью и крайне воинственным нравом, а также ритуальной татуировкой «та моко», ярчайший образец которой я имела возможность лично наблюдать сегодня утром. Та моко служила для маори аналогом паспорта, и как гласили внушающие доверие источники, для опытного глаза не составляло труда прочесть всю биографию ее обладателя. В моих же неопытных глазах за Те Ранги окончательно утвердился статус настоящего дикаря, подлежащего изоляции в местах компактного проживания. Что касается прочих словосочетаний, прозвучавших из уст прямого потомка новозеландских людоедов, я почти ничего не запомнила, случайно наткнулась только на знакомое название Аотеороа и выяснила, что так на языке маори именуется их родина.

При всей той запредельной степени ужаса, внушаемой мне одним лишь видом Те Ранги, я не особо верила, что он решит употребить меня в пищу, и интуиция советовала мне опасаться ни жуткой участи быть поджаренной на медленном огне, а скорее испепеляющего воздействия животной энергетики на не подлежащие восстановлению клетки головного мозга. Наиболее существенное разочарование поджидало меня при попытке отыскать в сети то самое злополучное пророчество и поближе познакомиться с легендами о загадочных «людях тумана». Поисковый сервер выдал мне массу результатов из серии «Федот да не тот» и еще сильнее усугубил бардак в голове. Возможно, если бы я потратила несколько суток на процеживание колоссального объема информации через сито интересующих меня вопросов, то мне бы улыбнулась удача, но «изводить единого слова ради тысячи тонн словесной руды» мне опять же было элементарно некогда.

С родителями я общалась каждый вечер. Первое время по телефону плюс звонок за счет вызываемого абонента, потом уже счета оплачивала я сама, а после того, как мой бизнес начал окупаться, я обзавелась персональным компьютером и купила ноутбук родителям, мы стали разговаривать по видеосвязи. Была у меня мыслишка нагрянуть в Мурманск без предупреждения и неожиданно осчастливить семью, но я слишком хорошо знала маму и ее патологическую боязнь любых сюрпризов. Как-то раз она честно призналась, что одного единственного сюрприза ей хватило на всю оставшуюся жизнь вперед, и я не могла не догадаться о чем, точнее, о ком, здесь велась речь.

Почему Мурманск? Что за мазохистское желание добровольно отправиться в самое чрево полярной ночи и провести целый месяц в холодных потемках? Не лучше ли полететь на Гоа и отдохнуть на солнечном пляже? Для кого-то другого, вероятно, намного лучше, но какой смысл мне лететь в тропики, если ультрафиолет я практически не переношу, и мне придется круглосуточно торчать в отеле, в три горла поглощая халявное шампанское? Притом, еще не известно, как долго мне придется отсутствовать в столице, чтобы Те Ранги, наконец, убедился в бесплодности своих поисков и благополучно отбыл, например, в Норвегию, или куда он там собирался. Одним словом, для меня было намного предпочтительнее пересидеть сложные времена под крылышком у родителей, чем бесцельно мотаться по белу свету.

Главная проблема состояла в приостановке идущего в гору бизнеса, и вот за упущенную выгоду я готова была самолично содрать с Те Ранги семь шкур, невзирая на отсутствие у меня каннибальских генов. Я законсервирую салон, растеряю клиентов и по возращении буду вынуждена начинать все с нуля. Что ж, остается надеяться лишь на то, что популярности мадам Изольды не грозит даже временное прекращение приема. Да и если уж посмотреть правде в глаза, сколько раз я была в отпуске за последние пять лет? Вот то-то и оно, что ни разу.

Вторую проблему звали Кирилл, и я до сих пор не решила, как мне с ним поступить. Позвонить из аэропорта перед самым вылетом и поставить его перед фактом? Предложить поехать в Мурманск вдвоем? Соврать, что у родителей неприятности, и мое вмешательство просто жизненно необходимо? Первый вариант был свинский, но легкий, второй сулил мне массу ненужного напряга, а вот третий был всем хорош, кроме его сопряженности с пресловутой ложью во спасение.

Не умели лгать только картонные короли и дамы, я же сочинила достаточно убедительную байку практически на ходу, и дабы не откладывать дела в долгий ящик, позвонила Кириллу. Да, он бы с удовольствием поехал вместе со мной, но на фирме внезапно открылась вакансия директора филиала (лавровый амулет, похоже, начал действовать), и он бы хотел поучаствовать в конкурсе. Нет, нет, он обязательно отвезет меня в аэропорт и лично проводит до трапа самолета. И он очень надеется, что у моей семьи все разрешится удачно. Естественно, он заедет ко мне вечером, и мы обо все поговорим подробней. Ну и отлично!

Билеты на утренний рейс я купила перед тем, как звонить в Мурманск. Врать Кириллу было легко, а вот врать маме было невозможно. Объяснять, какого рожна меня ни с того, ни сего потянуло на родину в самый разгар зимы и доказать при этом, что меня не угораздило вляпаться в дурнопахнущую историю – вот где задача из задач. А потом ведь придется сотню раз выслушать отцовское «а я же тебе говорил», и тогда точно всё – жизнь удалась.

Как ни крути, из-под родительской опеки я вырвалась пять лет назад, и за время, проведенное в столице, окончательно распрощалась с детством и отрочеством. Как-нибудь уж вытерплю и мрак полярной ночи, и мамины причитания, и отцовские нравоучения. Если уж на то пошло, упакую в чемодан свой магический реквизит, и попробую удивить мурманскую публику, чтобы совсем не помереть со скуки. Нормально работать в столице в течение ближайшего времени мне при любом раскладе не даст взявший след Те Ранги и чем дальше от него я буду в этот период, тем больше у меня появится шансов сохранить бизнес, рассудок и собственную жизнь.

ГЛАВА XI

Весь вечер я провела в «трудах праведных», старательно подчищая все остававшиеся нерешенными дела, коих внезапно обнаружилось превеликое множество, но так как энергии у меня сейчас было, что называется, навалом, я завершила все поставленные задачи в рекордные сроки. В конце концов, я не собиралась покидать столицу на долгие годы, а всего лишь уезжала навестить живущих на крайнем севере родителей, о чем и поставила в известность охранную фирму, на бдительное попечение которой мне пришлось оставить гадальный салон. Строго-настрого запретив секьюрити поддаваться на провокации и впускать в помещение посторонних лиц, а также настоятельно потребовав обязательно звонить мне в случае даже самого малозначительного происшествия, я с некоторой тревогой на душе вывесила на двери ставящее жирный крест на чаяниях потенциальных клиентов объявление. Поживу месяц в Мурманске, встречу Новый год с семьей, а когда все утрясется, можно будет и возобновить прерванный трудовой стаж.

Помимо оккультной практики, я на месяц бросала и своего неверного возлюбленного, причем делала это с гораздо меньшим беспокойством. Мое доверие к порядочности Кирилла было подорвано раз и навсегда, и сейчас я даже особо не переживала, что сразу после моего отъезда он почувствует пьянящий аромат свободы и самозабвенно пустится во все тяжкие. Какая мне, в сущности, разница? Единожды солгав, как говорится… По крайней мере, мне больше не стоило опасаться, что акт прелюбодеяния произойдет в моей собственной постели, ибо кого бы не мнил из себя Кирилл, вход в мою квартиру для него отныне был возможен лишь по специальному приглашению.

Я взяла билет на утренний рейс, и ночь перед отлетом мы с Кириллом провели вместе. Я убеждала парня не дергаться и не рисковать шатким положением на скрипящих ступенях карьерной лестницы ради совершенно бессмысленной поездки в Мурманск и обещала звонить ему по сто раз на дню, а он рассеянно гладил мои распущенные волосы и так крепко стискивал меня в объятиях, словно подсознательно боялся потерять навсегда. В подобные моменты я невольно ловила себя на мысли, что я бы с удовольствием прошла процедуру частичной очистки памяти: та, кто всегда считала себя прожженным циником, на поверку оказалась наивной идеалисткой. До измены я искренне полагала, что мы с Кириллом в большей степени друзья, чем любовники, я не ждала от него пламенных признаний и шикарных драгоценностей в бархатных коробочках, я просто хотела, чтобы рядом был человек, на которого можно положиться в любой ситуации, но только теперь я полностью осознала всю глубину своего заблуждения. Идеалы существовали лишь в моем чрезвычайно богатом воображении – мои личные критерии хорошего и плохого здорово отдавали незрелым максимализмом.

Причиненная изменой боль почти утихла, но ощущение предательства все равно осталось, и я устала с ним бороться. Кирилл лез из кожи вон, пытаясь искупить свою вину, но он не понимал главного – доверие сродни бумаге: если ее однажды скомкать, до прежнего состояния она уже никогда не разгладится. В итоге мы пришли к диаметрально противоположному положению вещей: любовники вытеснили друзей. Печально, конечно, но меня это абсолютно устраивало. Почему двое объективно чужих людей не могут периодически встречаться, заниматься сексом, делиться мыслями и вместе готовить завтрак? Разве для этих простых радостей уж настолько необходимо доверие?

Утро моего отлета ознаменовалось, прежде всего, официальным наступлением календарной зимы. В Мурманске первого декабря по традиции провожали солнце, однако, над столицей светило шпарило совсем не по-зимнему. Признаков каких-либо атмосферных осадков, автоматически влекущих за собой нелетную погоду, на горизонте не наблюдалось, сообщений о заложенных в аэропорту взрывных устройствах, судя по рутинному поведению службы безопасности, вроде бы тоже не поступало, и я обоснованно надеялась, что рейс внутренних авиалиний унесет меня в город детства точно по расписанию. Без каблуков, в простенькой болоньевой куртке поверх спортивного костюма, с гладко собранными в пучок волосами и полным отсутствием макияжа на бледном лице – узнать прославленную мадам Изольду в этом тщедушном существе с громадным чемоданам было так же нереально, как и навести чистоту в колхозном свинарнике. Учитывая, что мадам Изольда откровенно не желала быть узнанной, для посещения больших скоплений народа моя природная внешность являла собой наилучший маскировочный фактор. И это при том, что в толпе встречающих – провожающих мои клиенты попадались буквально на каждом шагу.

У повсеместно подстерегающих нас проблем в общей массе есть одно крайне пакостное свойство и имя ему –коварство, причем сие качество порой приобретает настолько угрожающие масштабы, что всерьез начинаешь задумываться о наличии у судьбы развитого чувства юмора, жаль, как правило, юмора исключительно черного. Но если я по долгу службы общалась с судьбой на «ты» и состояла с ней в довольно панибратских отношениях, то у Кирилла до сих пор не выработался иммунитет к ее причудливым капризам. Невероятно, но на подброшенный изобретательным фатумом подарочек первым среагировал именно мой неверный возлюбленный.

–Да что за чертовщина! – с нескрываемым возмущением воскликнул Кирилл, – опять он!

Глупых вопросов из оперы «кто?» и «где?» я принципиально не стала задавать, а ментальную стену воздвигла и вовсе машинально, и лишь потом позволила себе осторожно проследить за полным справедливого негодования взглядом Кирилла.

Те Ранги стоял в окружении трех вполне ординарного вида парней с огромными рюкзаками на спинах и вел с ними оживленную беседу. В ту самую секунду, когда я, повинуясь бесконтрольному инстинкту, отгородилась от всего мира непробиваемой стеной, он явно что-то почувствовал, потому как мигом прекратил разговаривать и принялся лихорадочно озираться по сторонам. Но вчера я предусмотрительно подзарядилась от Кирилла два раза кряду, а затем еще от души полирнула свою ауру утренней медитацией, так что моя нынешняя защита запросто могла выдержать даже лобовую атаку. Поэтому сколько бы Те Ранги не прикасался к обжигающему грудь амулету, и сколько бы не всматривались его разноцветные глаза в заспанные лица ранних пассажиров, избежать неизбежного разочарования ему все равно не удалось.

Те Ранги и компания находились от нас так близко, что я прекрасно слышала каждое слово их проходящего на достаточно эмоциональном уровне разговора. Атлетического телосложения парни с рюкзаками тщетно старались выпытать у резко помрачневшего маори причину внезапной смены настроения, а тот, в свою очередь, невнятно отмахивался и непреклонно мотал головой.

–Ранги, брось, такой шанс выпадает раз в жизни! Стена Троллей ждет нас!– юноша в ярко-оранжевой ветровке для пущей убедительности чувствительно ткнул маори в бок, – ты подводишь команду, как ты не поймешь? Нас должно быть четверо на этом утесе, мы же все решили еще летом! Может хоть сейчас ты, наконец, скажешь, какого дьявола с тобой творится в последние дни?

–А может, бесстрашный маори просто сдрейфил?– язвительно подлил масла в огонь второй парень, ожесточенно размахивая пластиковой бутылкой с водой, – так разве не ты сам всё это придумал? Не поздновато ли отступать?

–Да я никогда не поверю, что Ранги струсил, – пренебрежительно фыркнул третий участник перепалки, наголо бритый молодой человек с некрасивым, прыщавым лицом, – это его подружка не пустила, правда, Ранги?

–Сейчас я кому-нибудь врежу, – весьма благородно предупредил о своих намерениях маори и выразительно сверкнул разноцветными глазами, – я сказал, не могу ехать, значит – не могу, и хватит мне тут предположения строить. Думаете, мне самому по большому кайфу торчать всю зиму в этом морозильнике? Кай хамути, вы трое лучше всех знаете, что я много лет мечтал прыгнуть со Стены Троллей, я столько времени и денег потратил, чтобы организовать этот прыжок, а теперь мне остается только ждать, когда вы вернетесь и привезете мне осколок с утеса Кастель!

–Кто-то из нас может и не вернуться, Ранги, – серьезно заметил парень в оранжевой ветровке, – в бейсе ведь каждый прыжок последний… А ты даже на прощание не хочешь рассказать своим друзьям, что тебя так держит в гребаной столице!

Непроницаемая маска татуированного лица маори подернулась нервной рябью.

–Алекс, не грузи меня! – топнул обутой в легкие, не по сезону, кроссовки, Те Ранги, и его золотисто-коричневая ладонь инстиктивно легла на скрытый под курткой нефритовый амулет- я должен остаться, и точка.

–Слушай, Ранги, я всегда знал, что ты безбашенный псих, – честно признался прыщавый паренек, – но псих в хорошем смысле слова. По ходу, я ошибся. Отвечаю, это твоя подружка виновата…

–Эй, стоп, народ, вы что, совсем погнали? – бейсер с минералкой выронил бутылку и на пару с Алексом кинулся разнимать сцепившихся товарищей, – всё, брейк, Ранги, угомонись, мы всё поняли!

–Надеюсь, – постепенно остывая, процедил сквозь зубы маори, – не забудьте снять прыжок на камеру и залить видео на сайт. Весь мир должен это видеть. И пусть только кто-нибудь из вас попробует не вернуться назад! Да, и не попадайтесь норвежским егерям, я слышал, что после смерти Бениша за бейсерами у Стены Троллей охотится целый отряд. Все, двигаем, провожу вас до терминала.

–Не смей даже упоминать про совпадения, – Кирилл красноречиво приложил палец к моим губам, – этот дикарь все время оказывается рядом с нами, разве это нормально?

В ответ я лишь с деланным безразличием повела плечами. Главное, что ментальная стена не только выстояла, но и надежно скрыла меня от вездесущего амулета и его татуированного хозяина. Все остальное – не больше, чем лирика.

Поневоле подслушанный нами с Кириллом разговор бейсеров, неожиданно показал мне совсем другого Те Ранги. В кругу друзей от маори у него оставались лишь экзотичный внешний облик да чрезмерно вспыльчивый характер – он практически не разбавлял речь вкраплениями на родном языке, вовсю употреблял сленговые словечки и тщательно избегал малейшего упоминания о древнем пророчестве и связанных с ним поисках. Тем не менее, кипящая, разрушительная энергетика все также была при нем, из чего прямо следовало, что Те Ранги в любом случае представлял для меня источник повышенной опасности. Интересно, где он освоил русский язык? Я бы не удивилась, если бы маори в совершенстве владел английским, а вот откуда взялось знание великого и могучего? В общем, сплошные вопросы и загадки. Я могу сколько угодно задаваться ими до скончания веков, но мне, однозначно, лучше не знать на них ответа.

Ментальную стену я держала до самой посадки в самолет. Грустно улыбалась Кириллу, с нежностью приникала к его плечу, традиционно махала ручкой, но ни на мгновение не забывала про защиту. Кирилл же списывал мою отстраненность на нежелание расставаться, и крайне польщенный моей запоздалой тоской, постоянно подпитывал энергетический резерв. Кто знает, а вдруг у него все-таки хватит ума вновь не наступить на те же грабли и провести месяц разлуки, блюдя целомудрие?

Что касается меня самой, я тем более не планировала устраивать в Мурманске вакханалию чувств. Во-первых, я слишком разборчива в связях, а во-вторых, энергетический канал в Заполярье был открыт круглогодично, а уж во время северного сияния живительную силу и вовсе можно было черпать ложками. Я долго не понимала, почему мой родной город не превратился в Мекку для колдунов, экстрасенсов и прочих оккультистов, но в конечном итоге пришла к ошеломительному выводу: причиной отсутствия в Мурманске паломников от магии являлся даже не суровый климат, а банальное неумение пользоваться щедрыми дарами вселенной. Я подключилась к каналу с момента своего рождения на дрейфующей в Арктике льдине, и куда бы я впоследствии не уезжала, эта неразрывная связь всегда сохранялась.

На родине я становилась всесильной. Я с легкостью двигала предметы одним усилием мысли, втайне от родителей практиковала пирокинез, а в возрасте одиннадцати лет я настолько увлеклась проверкой своих паранормальных способностей, что в запале скрутила в бараний рог большую часть столовых приборов. Тогда мама не просто испугалась, а натуральным образом впала в панику. Одно дело, что ели мы в тот день одной уцелевшей ложкой на троих, и, совсем другое, что разогнуть пострадавшую утварь до исходного состояния не удалось даже славившемуся богатырским здоровьем отцу. Получив в тот раз хороший втык, больше я дома ни над чем не экспериментировала, хотя меня неоднократно подмывало попробовать, смогу ли я поднять в воздух заполненный одеждой шифоньер.

В столице я напрочь теряла способности к подобным трюкам. Если будучи дома, я спокойно перемещала, к примеру, забытый на другом конце гостиной пульт от телевизора посредством телекинеза, то здесь я могла разве что вызвать взглядом образцово-показательную бурю в стакане, годившуюся лишь на то, чтобы пугать дилетантов вроде Кирилла, имеющего не больше магического дарования, чем поролоновый матрац. К счастью, моя экстрасенсорика от смены места жительства особо не страдала, и предсказаниям мадам Изольды обоснованно доверяло немало столичных жителей.

Обидно мне было сейчас другое: поездку в Мурманск я привыкла воспринимать в качестве регулярного пополнения резервов безжалостно расходуемой на работе энергии, а сегодня я летела домой, чтобы малодушно спрятать голову в песок или, применительно к полярным реалиям, в снег.

ГЛАВА XII

Похоже, в этом году в ноябре месячная норма осадков обрушилась не только на столицу, но и на Мурманск. Родной город встретил меня повсеместными снежными завалами и хмурой мглой полярной ночи, а отец с мамой– изрядно разбавленной тревожными предчувствиями радостью. Не нужно было быть великим магом, чтобы без труда оценить сложившуюся ситуацию: до сего момента шансы дождаться визита единственной дочери в самый разгар зимы у моих родителей были столь же ничтожно малы, как и циркулирующие в крови вирусы.

В предыдущих случаях я обычно возвращалась в Мурманск на пике столичного пекла, когда зной и духота два месяца подряд заставляли мое рожденное во льдах тело мучительно изнемогать от жары, а утомленный мозг неумолимо достигал температуры кипения. Мы с Кириллом с наслаждением меняли раскаленный мегаполис на прохладу северного города и каждый год проводили недельку-другую на побережье Кольского залива. Впервые за пять лет моя поездка к родителям не совпадала с полярным днем, неизменно очаровывающим гостей Мурманска романтическим ореолом легкого белесого сумрака. Например, Кириллу постоянно казалось, что ночь вот-вот наступит, и он мог часами простаивать у окна, тщетно пытаясь поймать тот загадочно неуловимый момент, когда заканчивается одно время суток и наступает другое. Однажды мой неверный возлюбленный сказал поразительную фразу, и впоследствии я осознала, что именно в ней заключалась квинтэссенция сложившихся среди жителей Большой Земли стереотипов относительно Мурманска.

«Этот город великолепно годится для экстремального туризма, но никак не для жизни», – озвучив распространенную точку зрения, Кирилл получил в ответ лишь снисходительную улыбку. Объективно говоря, черт был совсем не так страшен, как его привыкли малевать на «материке» и слухи о нечеловеческих условиях, в которых влачит свое жалкое существование почти четыреста тысяч местного населения, раздувались и преувеличивались без каких-лицо рациональных оснований и в большей мере уходили корнями в школьный табель, где в девяноста процентах случаев красовался вымученный трояк по географии.

Между тем, благодаря теплому течению, климат в Мурманске отличался удивительной мягкостью, а дующие с Баренцева моря муссонные ветра придавали здешнему воздуху давно позабытую в загазованной столице свежесть, и ключевым препятствием для адаптации новоприбывших являлся чрезвычайно затяжной характер ночи, укутывающей северный город в плотный кокон непроницаемой тьмы.

Уж если даже коренные жители поголовно страдали от ежегодной зимней депрессии, а научный термин «синдром полярного напряжения» широко использовался в медицинских кругах, что говорить о выходцах из средней полосы нашей необъятной родины? Да я бы и не слишком изумилась, узнав, что в южных регионах, где крестьяне умудряются собирать по два урожая за сезон, существующее представление о Мурманске сродни древним скандинавским мифам о ледяном Асгарде!

В столице у меня нередко создавалось впечатление, что на Большой Земле крайний север считают чем-то вроде оригинальной разновидности ада, вместо поджаривающего души грешников пекла, самозабвенно извергающего запредельный холод. По мнению моих столичных собеседников, быт рядовых мурманчан складывался исключительно из борьбы за выживание, причем, далеко не каждый выходил победителем из схватки с природой. Определенная правота в словах рафинированных обитателей мегаполиса, возможно, и содержалась. Нехватка солнечного света, хронический авитаминоз, привозные, в большинстве своем, продукты – всё это было неотъемлемой составляющей моего детства и открытом текстом запечатлелось у меня на лице. Но, поверьте мне, ничто так не закаляет силу воли, как Север. Он испытывает твои нервы на прочность, он проверяет тебя на живучесть, он учит тебя ждать, надеяться и верить. Север не только отнимает – взамен слабого здоровья и расшатанной психики тех, кто с честью выдержал его негласный экзамен, он щедро вознаграждает несгибаемой стойкостью духа, а особо отличившимся, дает умение видеть мир под иным углом.