Герцогиня тьмы

Глава первая

В комнате, освещенной бледно-зелёным светом, было слышно только пение из тихо работающего телевизора. На полках еще стояли старые учебники, и аккуратно причесанные куклы сидели в ряд на подоконнике. Рассматривая свою комнату, я неожиданно четко поняла, насколько давно прошло моё детство. И все эти куклы и что книги с веселыми картинками – всего лишь призраки далекого детства. Как же мне хотелось вернуться в это беззаботное время, когда можно быть слабой и беззащитной! Можно разрыдаться от пустяковой обиды или пустяшной неприятности и, прижавшись к брату, почувствовать себя защищенной. Ещё год назад я могла себе это позволить, еще год назад я была всего лишь школьницей, и жизнь казалось значительно проще.…

Хотя нет, кого я пытаюсь обмануть? Даже в детстве у меня не было ничего легкого и простого!

Но меня ждали, и я, взяв необходимые документы, захлопнула за собой дверь и, глубоко вздохнув с шипением, выпустила из легких воздух.

«Ну, помоги мне Бог!» – прошептала я и медленно, с большой неохотой спустилась к своим гостям. Они сидели неподвижно, с застывшими лицами. Мои бывшие друзья пришли ко мне за помощью, а я не могла их даже обнадежить.

Мы дружили столько, сколько себя помнили, наша дружба казалось прочной и не раз проверенной, но с появлением Дракерианцев мы перестали понимать друг друга. Друзья исключили меня из своего круга, я стала для них предателем, парией! Мое вынужденное общение с завоевателями и особое отношение ко мне одного высокопоставленного офицера, его речи о великой военной карьере для меня оттолкнули всех.

В квартале, где я жила, мне сначала завидовали. Но через пару месяцев Дракерианци неожиданно для всех из друзей превратились в завоевателей, и меня стали проклинать!

Ситуация изменилось, когда выяснилось, что захватчикам не хватало людей для многочисленных фронтов, и все те, кто от меня отвернулся, пришли за помощью!

В руках каждого из них был лист бумаги с печатью и всего с тремя строчками, в которых заключалась их дальнейшая судьба. В комнате меня встретила тишина, напугавшая так, что руки мои задрожали, а по спине пробежала струйка холодного пота.

«Всё-таки, как тяжело лишать людей надежды»! – Эта мысль мучила меня с той секунды, как все мои одноклассники, друзья по детской площадке и товарищи по тренировкам в спорткомплексе появились на пороге моего дома. Я пыталась потянуть время, чтобы набраться храбрости, и пошла в свою комнату, оттягивая момент, когда они возненавидят меня ещё больше, чем прежде.

Еще совсем недавно мне казалось, что произнести слово «нет» легко, но теперь оно просто застревало у меня в горле. Оказалось, у меня тоже есть совесть, и она могла серьёзно влиять на меня, но её нужно было заставить молчать, иначе я никогда не смогу выполнить задуманное!

– Я перебрала все варианты и могу сказать только одно: армии нам не избежать! – протараторила я, как будто слова обжигали мне язык.

На меня обрушилась эмоциональная лавина. Говорили все сразу, перебивая друг друга, и если бы не телефонный звонок, заставивший всех замолчать, мы, наверное, продолжали бы спорить до самого утра.

Я видела ореол смерти над головами некоторых моих друзей и, до боли сжав кулаки, заставила видение исчезнуть из моего сознания, но горький вкус предчувствий изгнать мне не удалось.

– Надо ложиться спать, – сказала я удивительно спокойным голосом. – Завтра у нас у всех будет очень тяжелый день. Дракерианци появятся с утра пораньше, они не любят терять время понапрасну.

– Ничего себе, успокоила! – прохрипел Вадим. Его голос неожиданно стал старческим, он схватил куртку и, подходя к двери, добавил: – Ложитесь спать пораньше и завтра проснетесь в аду!

Вадим ушел, хлопнув дверьми, и остальные засобирались вслед за ним. Я видела, что они стараются не смотреть в мою сторону, но почему-то мне это уже стало безразлично. Меня накрыла волна апатии, уже ничего не хотелось знать о судьбах моих прежних друзей, и, усевшись перед телевизором, я попыталась привести мысли в порядок. Стойкое предчувствие скорых перемен не покидало меня уже несколько дней. Я думала, что это связано с призывом в армию, но нет, предчувствие становилось сильней, однако четкого видения будущих событий не было, и это настораживало. Обычно за сутки до ожидаемого происшествия я вижу более или менее четкую картинку будущего. Сейчас же я по-прежнему лишь предчувствовала, но не видела его.

В ту ночь в квартале никто не гасил свет, каждый по-своему готовился к роковому часу. Кто-то пытался покинуть квартал, но никому это не удавалось.

Захватчики перекрыли все пути к отступлению за пару дней до выдачи призывных листов, и незадачливые беглецы возвращались в свои дома избитыми.

Утро, звонкое, по-весеннему яркое и теплое, с птичьими трелями и запахом цветущей сирени, наступило неожиданно быстро. Я всегда любила такую погоду, когда кажется, что мир прекрасен и в нем нет места ничему плохому…

Дракерианци не заставили себя ждать! Тишину квартала нарушил рев двигателей. Солдаты, высыпав из грузовиков и разделившись на группы, распределились по району. У дверей, где вчера получили призывные листы, стояло по три человека, в любой момент готовых применить силу. Медленно и спокойно из машины вышли два офицера, один из них в форме штабс-ротмистра взял мегафон и начал выкрикивать имена, но добровольцев не было.

Никто не вышел из своих домов. Офицер передал мегафон своему подчиненному и со скучающим видом вернулся в машину – похоже, эта работа для него давно превратилась в рутину. Он устроился поудобней, положив ноги на руль, и закрыл глаза.

– Все люди, получившие право на великую честь служить в Дракерианской императорской армии, бросайте все! Выходите из домов! В случае неповиновения мы вынуждены будем применить силу. Вам дается десять минут на то, чтобы проститься с родными и друзьями!

Где-то в глубине улицы был слышен истошный плач, и казалось, в ушах каждого из призывников звучит тиканье секундомера, отсчитывающего последние минуты нашей свободы. Я смотрела в окно, разглядывая офицеров, и тоже слышала это назойливое тиканье.

Задернув занавеску, я посмотрела на свою мать. Та по-прежнему старательно делала вид, что ничего не происходит.

– Ну, вот и всё, – прошептала я, все еще ожидая от нее того, чего она никогда не делала. Я видела, она хочет мне что-то рассказать, но не решается.

– Я знаю, что мне не остановить тебя, – наконец, вырвалось у нее, и голос ее дрогнул. – Ты всегда была своенравной и редко меня слушалась.… Сначала ушел твой брат, теперь ты, и я остаюсь совсем одна. Что ж, того и следовало ожидать: вы – дети своего отца!

Впервые за всю свою жизнь я услышала, как мама добровольно упомянула об отце, но сразу же поняла, что больше не услышу о нем ни слова.

– Мама, они все равно заберут меня, хочу я того или нет! – Я попыталась обнять ее, но она движением руки остановила меня.

– Да-да, я знаю! Но ты присоединилась бы к ним, даже если бы они не знали о твоем существовании. Такова твоя суть! – В ее голосе появилась какая-то досада, но мама всегда умела держать себя в руках. Не зря в нашем квартале ее называли «Снежной Королевой», и местные сплетницы и скандалистки предпочитали с ней не связываться: мама умела одним словом и взглядом поставить всех на место.

– Иди, но помни: твой брат по другую сторону войны, и теперь вы будете врагами!

– Нет! – Я не дала я ей договорить. – Врагами мы не будем никогда! Всегда можно вести двойную игру!

– Людские жизни не игра! – возмущенно выкрикнула мама, резко вставая из-за стола. И снова лишь на миг я почувствовала, что она хочет мне рассказать нечто важное, но её самоконтроль просто потрясало меня.

– Все возможно в подлунном мире! – со злостью ответила я. Ее лицо побелело, как никогда раньше: похоже, она не в первый раз слышала эту фразу, и именно эта фраза напугала ее больше всего.

Наши взгляды встретились, и я осознала, что стою перед абсолютно чужим мне человеком – столько ненависти и одновременно отчаяния я никогда не видела. И все же передо мной была моя мать, и от этого мне стало совсем плохо.

– Мама, я…

– Иди, твое время истекло! – Она просто ушла, даже не попрощавшись.

Я медленно открыла дверь и вышла из дома. Мое добровольное появление вызвало легкое удивление и разочарование у солдат, дежуривших у моей двери. Но как только я вскарабкалась в грузовик, они потеряли ко мне всякий интерес. Мне оставалось только наблюдать за тем, как солдаты врываются в дома и выволакивают на улицу сопротивляющихся новобранцев. Я все ждала, когда же появится страх или еще какие-то чувства при виде того, как избивали тех, кто выл от ужаса, а теряющих сознание от побоев грузили в машины, туши мяса, но спокойствие не покидало меня! Я видела, как один из солдат проломил череп соседскому парню, и труп несчастного оставили на пороге его же дома! Убитый горем отец пытался накинуться с ножом на офицера, но был хладнокровно застрелен. Они так и остались лежать на дороге – отец и сын, никому не нужные! Они были все лишь списанным материалом и уже не волновали Дракерианскую военную машину.

Вскоре грузовики были заполнены стонущими новобранцами.

– Добро пожаловать в новую жизнь! – сказал один из солдат, закрывая борт грузовика, и он был прав: мы начинали путь в абсолютно новую для нас жизнь.

– Они не имеют права! Это незаконно! – снова и снова повторял парень слева от меня. Его лицо было залито кровью, а в глазах светилась смесь гнева и страха. Он крепко сжимал в пальцах чей-то клок волос.

– Они теперь могут все! Мы отдали наш мир, почти не сопротивляясь, и теперь они могут все! Вы смеялись над моим братом и отцом, когда они присоединились к повстанцам, и говорили, что они зря рискуют головой! Так что ваши головы пострадают не зря! – рыдая, закричала Виола. Она была моей одноклассницей, и уж ее-то я никак не ожидала увидеть среди призывников. Ее родственники с первых дней высказывались против союза с Дракерианцами и одними из первых попали в списки «нарушителей мирной жизни». Когда же образовалось повстанческое движение, мой брат ушел вместе с ними.

«Почему же она не присоединилась к повстанцам?» – подумала я и заглянула в ее глаза. В них я увидела спокойную решимость. Вся ее истерика и слезы были хорошо отрепетированным спектаклем.

«Значит, ты задумала то же, что и я? Какая наивная глупость! У тебя нет ни единого шанса!» – мысленно фыркнула я.

Дракерианци вели тщательную сортировку новобранцев. И если у призывника были хотя бы мизерные магические способности, он попадал в элиту и имел шанс прожить дольше, если же магические силы были на нуле, его жизнь была очень недолгой. Такие солдаты попадали на передовую, где не проживали и года. У Виолы не было и намека на магические способности, а, соответственно, ни одного шанса на выживание, и все же она рискнула всем ради идеи!

Я со злостью посмотрела на остальных и увидела только страх, лишивший многих понимания того, что с ними происходит. Больше желающих погибнуть смертью храбрых не было…

– Пожалуйста, перестанет злословить! Лучше помогите мне? Этому парню совсем плохо! – Я протолкалась поближе к девушке у самого борта машины и увидела Вадима. У него был поврежден позвоночник, лицо было бледным от потери крови, и губы дрожали, когда он пытался говорить.

– Ирия, прошу, тебя прекрати эту боль! Я знаю, ты можешь это сделать, я не хочу стать одним из них?! – Он смотрел мне в глаза с мольбой о спасении, и мне вдруг показалось, будто бы он знает все тайны моей души.

«Почему же он тогда просит меня сделать это? Неужели он не понимает, как тяжело пойти на такое?!» – Мои мысли бились в такт с моим сердцем, и я чувствовала, как во мне что-то просыпается, изменяя меня навсегда.

Как и все вокруг, я понимала: Вадим будет умирать долго и мучительно. Сев рядом с ним и положив свои руки ему на голову, я замерла, и в памяти всплыла давно забытая молитва, которой меня когда-то научила мать…

– Я всегда хотел, чтоб моя смерть была такой красивой, как ты! – еле слышно прошептал Вадим, и я резко повернула его голову влево и вверх.

Кто-то вскрикнул, кто-то выругался, но никто меня не остановил, все прекрасно понимали: теперь каждый сам за себя!

Я вернулась на свое место и постаралась не думать о том, что впервые убила человека, и, чтобы трясущиеся руки не выдали моего состояния, я зажала ладони между колен. Я заставила себя думать о брате. Сколько я его уже не видела? Больше года, и только теперь поняла, насколько мать оказалась права!

«Волею судьбы нас разделила война, – твердила я сама себе, как клятву, как молитву.– Но никто, никогда не заставит меня предать тебя, брат!»

И я была готова пройти через ад, пройти по трупам, но получить необходимые знания и навыки у Дракерианцев, чтобы использовать их на пользу повстанцам!

Колонна грузовиков спешила к месту назначения, и мирный пейзаж сменялся пожарищами деревень и города, когда-то пытавшихся восстать против военного режима захватчиков, но их с легкостью уничтожали, не считаясь ни с кем и ни с чем. Я почувствовала, как моя совесть начала вгрызаться в мою душу и тихо нашептывать, будто бы и я скоро стану одним из тех монстров, уничтожавших не только наш мир. Но я должна была заставить совесть замолчать хотя бы на время!

Резкий поворот отвлек меня от моих невеселых раздумий, и я снова оглядела тех, кто меня окружал. Теперь я видела своих ровесников и друзей, но они, как и прежде, старались держаться от меня подальше. Их страх был настолько силен, что казалось, стоит мне протянуть руку, и его можно будет почувствовать физически. И лишь Гарана, не самая моя близкая подруга, сидевшая рядом со мной, вела себя так, словно ничего страшного не произошло, ее волновало только порванное платье. Она пыталась прикрыть руками грудь, но толку от этого было мало. Я сняла куртку и отдала ей, мы сели поближе друг к другу и стали наблюдать за тем, как колонна грузовиков становилась все больше и больше.

– Ты, как всегда оказалась права: они именно такие, как ты говорила – фанатики войны! – Гарана встряхнула головой, пытаясь убрать с глаз непокорную челку.– Знаешь, говорят, что они хорошо относятся только к тем, кто обладает магическим даром. Так что тебе повезло во всех отношениях: в твоих способностях сомневаться не приходится!

– В твоих способностях тоже, поверь мне. Анализаторы тогда не выявили у тебя способностей только потому, что после меня они были повреждены. Старая модель, глючная, – прошептала я, положив голову на колени, и сделала вид, что сплю. Она же смотрела на меня с недоверием, но я точно знала,:у не очень терпеливой Гараны есть способности, но они были заблокированы ее подсознанием.

Я ненавидела свой дар с самого детства! Сильные боли после каждого пророчества заставляли меня молить Бога об избавления от мучений!

Зачастую заранее зная, что думают, обо мне люди и, видя их лицемерие и фальшь, я давно лишилась иллюзий относительно людских добродетелей. Испытывая каждый раз физическую боль, не имея возможности контролировать себя, свои вспышки агрессии, я вынуждена была прятаться от людей. И только брат умел меня утешить и приободрить, он обещал, что с возрастом я научусь самоконтролю и мне будет легче справиться со своими силами. Он оказался прав! Я повзрослела, мои пророчества стали не так болезненны, и все же они мучили меня своей внезапностью. Я с упорством училась самоконтролю, старалась не поддаваться эмоциям, а брат настойчиво требовал, чтоб я еще лучше контролировала свои способности. Только благодаря его настойчивости я научилась предчувствовать приступ, контролировать его, и боль стала появляться все реже и реже.

Я ненавидела свои силы, а захватчики были в неописуемом восторге от моих «талантов»! Они ни на один день не оставляли меня без внимания и заставляли регулярно проходить осмотры в центре учета магических способностей. С седьмого класса они обещали мне золотые горы в обмен на преданную службу Дракерианской империи., к которой мой мир был «добровольно» присоединен через шесть месяцев после сенсационного открытия одного захудалого исследовательского института. Они открыли портал в другой мир, а в наш мир попала Дракерианская зараза с «дружескими» намерениями.

Меня разбудил звук летящего в над колонной вертолета. Машины резко прибавили скорость, я заставила Гарану лечь на пол и, прижавшись к борту, стала наблюдать за тем, как вертолет с символикой повстанцев обстреливал машины охраны, сопровождавшей колону. Ближайший к нам грузовик неожиданно загорелся, его водитель успел свернуть на обочину и сразу же взорвался. Вспышка множественной смерти на какое-то время скрыла от меня вертолет, но вскоре я снова могла его видеть. Он падал на замыкающий колонну грузовик…

В машине царила тишина. Сгустившаяся темнота скрыла лица, и каждый был рад, что никто из окружающих не видит никого. Все мы в эту минуту тайно радовались, что не ехали в тех взорвавшихся машинах, и наслаждались, как никогда прежде, чувством голода и усталости. Многие были рады по-прежнему испытывать чувство боли, и никто не хотел теперь поскорей умереть. Хотя еще утром некоторые призывали смерть. Насколько быстро повстанцы перестали быть для многих спасителями, а Дракерианци – исчадием ада! Столько эмоций пережить за один короткий день еще не приходилось никому из нас! Я вдруг поняла, как много мне еще предстоит узнать о людях и об их переменчивости, сколько еще скрыто от меня в их душах, как мало я знаю даже о себе!

К базе колонна машин прибыла только к полуночи. Нас выгрузили у складских помещений и, выдав скромный ужин и тонкий матрас, загнали в пустующий ангар.

В течение ночи было слышно, как прибывало все больше и больше новобранцев, но меня беспокоил не шум за стенами ангара, а теснота и спертый воздух в самом помещении. Мы спали плечом к плечу, не имея даже возможности лишний раз пошевелиться, к тому же кто-то обязательно устраивал истерику или пытался пройти к небольшому биотуалету. И все же ночь прошла удивительно быстро, на рассвете двери распахнулись, и сержанты, щедро раздавая пинки, выгнали нас на утренний холод высокогорья.

– Женщины – налево, мужчины – направо! – проорал офицер, и сержанты начали распихивать самых непонятливых по рядам.

– Встать в две шеренги! Не разговаривать! отвечать на вопросы четко и коротко! – раздавал инструкции, сопровождая их тумаками, огромный прапорщик.

Дрожа от холода и голода, я наблюдала за тем, как два офицера в форме спецслужб шли вдоль строя. В руках каждого из них был прибор, о назначении которого я узнала еще в школе. Я вспомнила, с какой радостью я восприняла то, что энергетический детектор выделил меня из толпы одноклассников, и сколько во мне появилось гордости, когда меня записали иномиряне, пообещав в будущем позаботиться обо мне. И как же была горька эта забота теперь, четыре года спустя!

Капитан и штабс-капитан медленно продвигались вдоль многометрового строя. Тех немногих, кого они записывали, оставляли в покое, но тех, кто не удостаивался подобной «чести», отогнали обратно к грузовикам.

Чтобы избавиться от страха, сжимающего горло, Гарана стиснула мою руку, и сержант, стоявший позади нас, сразу же отреагировал на ее движение ударом резиновой дубинки по рукам. Девушка вскрикнула и получила еще один удар по спине. На этот раз она смогла сдержаться, но, если бы не подошедшие офицеры, она получила бы еще несколько «воспитательных» ударов.

Но штабс-капитан остановил сержанта лишь для того, чтобы проверить Гарану и записать ее личные данные. Когда же настала моя очередь и детектор был направлен на меня, аппарат пискнул и отключился от перенапряжения. Офицер удивленно посмотрел на меня и встряхнул детектор, убежденный в том, что он просто сломался. Но аппарат по-прежнему показывал перенапряжение и полностью отключался, стоило ему снова направить его на меня. Второй офицер посмотрел из-за плеча первого и чертыхнулся. Он тоже направил свой прибор на меня и получил тот же результат.

– Вы знаете, что у вас очень большие магические способности? – слегка откашлявшись, спросил, капитан.

– Да, я иногда могу предугадывать то, что произойдет в ближайшие двадцать четыре часа.

– Что же произойдет сегодня? – вмешался в разговор сержант, хватая меня за волосы.

– У вас будет очень тяжелый день из-за непогоды, – спокойно ответила я, но мой ответ не понравился сержанту, и он замахнулся, чтобы ударить посильней.

– Сержант, займитесь списанным материалом! – резко приказал кто-то за моей спиной, и сержант, немедленно разжав пальцы, покинул зону распределения.

Перепись закончилась, и тех, кто не прошел отбор, погрузили в машины. Их судьба мне показалась мне кошмаром, и все же я не позволила себе долго на этом зацикливаться. Сидя на голой земле, я смотрела на вершины еще не оттаявших гор, на то, как утреннее солнце постепенно прогревает листву на деревьях, виднеющихся за пределами базы. Мой взгляд медленно переместился на то, что я могла разглядеть за ангарами и складскими помещениями. Серые здания, серая форма солдат и серые тучи на горизонте. От появления туч я вздрогнула и на какой-то миг потеряла над собой контроль. Предвидение беды стало отзываться болью в моих висках. Мне захотелось бежать от того кошмара, который пришел ко мне раньше, чем он настигнет остальных, но бежать было некуда, и мне стоило огромных сил возвратить контроль над своими видениями. Стараясь отвлечься от дурных мыслей, я изучала лица людей, окружавших меня, и старалась представить их личную жизнь до вступления в армию. Мой взгляд скользил от одного человека к другому, и неожиданно для себя я увидела нашивки генерал-майора.

«Странно, – подумала я, – слишком высокое звание для простого надзирателя».

Проснувшееся во мне любопытство заставило меня заглянуть в глаза офицера, и я увидела в них презрение и ненависть к кому-то из числа призывников.

Густые черные волосы нависали над лицом, испещренным шрамами, как тучи над скалой, но при этом он был красив, и во всем его облике чувствовалось благородство происхождения. Я продолжала поддаваться любопытству и попыталась заглянуть в его разум, он был холоден, сразу же почувствовал вторжение, и я, обожженная его ненавистью, оттолкнулась от мыслей генерала.

Он стал внимательно всматриваться в лица, ища того, кто посмел прикоснуться к его разуму, но его отвлекли, и я вздохнула с облегчением, когда увидела, как к нему подошел медик и сообщил о готовности принять первую группу новобранцев.

Нас, дрожащих от холодного горного воздуха и окончательно ошалевших от страха, повели через всю базу к одному из зданий, отличавшихся от остальных лишь тем, что на его крыше находился автономный энергатор, казавшийся злокачественной опухолью. Как же мне не хотелось заходить в это здание! Внутренний голос кричал: «Беги!», но я покорно стояла, утешая себя тем, что предстоящая боль будет скоротечной, а польза будет огромной.

Первую группу увели сразу же, за второй через пятьдесят минут вышел медик, и следующие уходили через равный отрезок времени.

– Прям конвейер какой-то, – еле слышно прошептала Гарана. Вздохнув, она отвернулась и, слегка задев меня локтем, прошептала: – Этот офицер не сводит с тебя глаз. Вы что, знакомы?

– Нет, и знакомиться с ним не советую. В нем столько ненависти, что мне жаль любого, кто попадет к нему под горячую руку!

– Молчать! – взревел один из сержантов, и я уже приготовилась получить пару ударов за свою болтливость, но после отбора отношение к нам изменилось, и сержантам оставалось только орать по любому поводу…

Войдя в здание, я едва устояла на ногах. Страх хлестнул меня по спине больнее сержантов. Увиденное мною в огромном помещении, разделенном на три зала, отняло последние силы, и лишь гордость заставила меня высоко держать голову и не поддаваться панике.

В первом зале нас осмотрели медики. Они ставили красные метки на наших телах, указывая обнаруженные патологии или болезни, и вскоре кожа новобранцев стала почти полностью красной от меток. Это очень веселило сержантов и раздражало медиков, и лишь четверо прошли медосмотр без единой метки. Я и трое парней огромных размеров остались стоять в сторонке и наблюдать за тем, как остальных завели во второй зал, имевший прозрачные стены, которые начали темнеть, как только за новобранцами закрылась дверь.

– Вам повезло, что вы не пройдете через процесс оздоровления! – шёпотом проговорил один из сержантов, проводя ладонью по моей обнаженной спине. – Через это проходят не все. Кто-то сходит с ума, а кто-то уже никогда не откроет глаза.

Я еле сдерживала желание ударить нахала. Мне приходилось молча сносить его вольности, но тот становился все наглей и наглей. Меня спас сигнал о начале обработки, отвлекший сержанта от меня.