Вертикаль миров
– Мам, а как понять, во сне я или в каком-то мире?
– Перевести часы в режим энергометра. Если по нулям – то ты внизу, в Лихом. Если зашкаливает за пятьдесят – в Благом. Ну, а когда за семьдесят – вышла в Высший. Но я не уверена, что туда вообще кто-то попадает. Из нас, живущих в Нейтрале. Разве что великие учителя вроде Будды, Иисуса, Мухаммеда.
– Да, это вряд ли. Я и в Благой не знаю как попасть. Меня же вынесло вниз из-за того, что я была расстроена. Следуя этой логике, вверх я смогу попасть только если произойдёт что-то хорошее.
– Да. Люди часто попадают в Благой, когда преисполнены благодарности или искренне любят.
– На моих радарах ничего такого не предвидится. Я преисполнена раздражением и разбита.
– Я надеюсь, это не из-за Родиона? – Настя была похожа на белку, спрятавшую орехи за обеими щеками.
– Не только. Я просто не хочу ничего. Или нет, чтоб меня никто не трогал, спокойствия.
– Рита, ещё чаю?
– Да, так точнее: спокойствия и чаю. Мам, а что дедушка имел ввиду, когда говорил про посланников Благого?
– Может, подождём его для этого разговора?
– Ну, в двух словах, пожалуйста.
– Наш дедушка давно посланник Благого. Это человек, который долгое время жил там, а потом решил спуститься на ступень ниже, сюда, в Нейтральный мир.
– Э, зачем? – Настя округлила глаза.
– Чтобы помочь людям подняться вверх. Он несёт в себе свет, который освещает путь другим.
– И ты? – я была удивлена.
– И я.
– И как там, в Благом? – Настя щедро смазывала блин мёдом.
– Я уже давно там не была. Не могу подняться. Иногда энергия остаётся едва ли в пределах Нейтрала, – мама вздохнула и опустила голову вниз.
Мне стало страшно, что я могу так просто её потерять навсегда. Из Лихого вроде никто не возвращался. Ну, кроме меня.
– А то, что ты посланник не даёт бонусов? Например, если ты кого-то привела в Благой?
– Рит, ну это же не Орифлайм. Правила для всех одинаковы: если ты унываешь, не можешь разобраться в себе и жизни – иди в ад. Если гармонизировал себя – Благой ждёт. Всем по показаниям энергометра их.
– А чисто технически как происходит переход? Человек исчезает полностью? Или тело здесь, а душа там? Это смерть? Или как вообще? – Настя нервно теребила скатерть.
– Это сложный процесс, Насть. Ты же замечала, что показания энергометра скачут?
– Мам, ей это должно быть заметно как никому другому, она так часто плачет.
– Рита, не задевай сестру.
Настя смотрела на меня, угрожающе прищурив глаза.
– Замечала. У меня ниже сорока не опускалось.
– Как бы так попроще объяснить… Мы одновременно существуем во всех четырёх мирах. Для каждого из нас в любом из миров есть ячейка или, проще сказать – костюм, тело. Когда энергия опускается ниже десяти единиц, частички души постепенно улетают в «костюм» в Нижнем мире. Поэтому в печали мы произносим слово «опустошён». Такой человек физически, вроде бы, с нами, но душой уже почти ушёл. Это состояние может затянуться на годы. Бывает и так, что переход происходит за считанные секунды. Зависит от того, насколько низкая частота, на которой человек ощущает себя.
– А что происходит с телом здесь? – спросила Настя.
– Оно исчезает. Для нас это может выглядеть так, что человек без вести пропал. Есть случаи, когда память о нём стирается. Но я вам об этом не говорила, – мама приложила палец к губам.
– А там? Человек просто однажды просыпается в другом мире и что дальше?
– Точно не знаю, Рита. Дедушка хочет, чтобы ты помогла нам в этом разобраться. Но… я не уверена, что хочу тебя отпускать туда. Не такой ценой.
– В смысле, я помогла разобраться? Он хочет, чтобы я снова опустилась в Лихой?
– Он сам расскажет. Я и так много наговорила.
– А дедушка как давно был в Благом?
– Всего несколько лет назад нашёл в себе силы вновь подниматься туда. Воспоминания о бабушке долго держали его в пределах Нейтрала, он никак не мог выйти. Пока не начал осваивать духовные практики и повышать единицы энергии.
– Он никогда не говорил о ней. Как они вообще познакомились?
– Однажды дедушка пошёл в поход с группой, которая слушала его курс лекций по украинскому языку. Они разбили палатки и остановились на поляне. У ручья он обратил внимание на девушку, которая набрала ведро воды и силилась его поднять. Это была красивая девушка с белыми вьющимися кудрями, упрямо спадающими на лицо всякий раз, когда она наклонялась к ведру. Он подбежал, чтобы помочь ей. Она лишь улыбнулась в ответ, этой улыбки этой было достаточно, чтобы сердце молодого лектора встрепенулось. От её манкой лёгкости, от её детской застенчивости, от того, как она игриво, слегка прищурившись склоняла голову набок в душе рождались стихи.
Вскоре они обменялись кольцами и обещанием любить друг друга вечность. После родилась я, потом ваш дядя.
Жаль, вечность оказалась лишь красивым словом. Людям не стоит прибегать к таким выражениям, они рождают напрасные ожидания. В каждой встрече заложено расставание и это стоит учитывать каждому. Вашей бабушке было двадцать три года, когда однажды на работе в химической лаборатории она внезапно почувствовала себя плохо.
А мне было пять, когда мама навсегда сменила родительскую кровать на больничную койку в отделении онкологии.
Я помню, что она так хотела клубники, а на улице была зима. А потом мамы не стало. В тот день я смеялась. Это был глубинный хохот ужаса, горечи, дикой несправедливости мира к маленькой и беззащитной мне. Врач сделал мне укол и я уснула, – Мамин голос дрожал, а по щекам текли слёзы. Она пыталась смахнуть их с лица, как бы, не придавая значения. Мы с Настей видели, как глубоко и сильно она переживала эту утрату. Мы видели не совсем нашу взрослую маму, а ту печальную маленькую девочку с белыми бантами, которая искренне не понимала, почему это произошло с ней.
– Папа тяжело переживал эту боль и больше не мог подняться в Благой. Он много работал, писал стихи, воспитывал нас, ездил на раскопки древних стоянок. Брался за всё, лишь бы в его жизни не осталось свободной секунды на мысли о потере. По ночам, когда не мог уснуть, он садился на кухне и разыгрывал партию в шахматы с самим собой.
– А как ты в первый раз попала в Благой?
– О, это произошло в горах. Мы с отцом и братом забрались так высоко, что можно было ладошкой потрогать облако. Я запустила в него руку, а когда достала – увидела мелкую россыпь капелек воды. Это было настоящим чудом! Отец посмотрел на меня, взял за руку и мы оказались на побережье розово-золотистого моря. Это было всего лишь мгновение, спустя которое мы вернулись назад, на вершину горы. Ударила гроза и мы поспешили вниз.
– А брат что? Вы оставили его одного?
– Он мастерил рогатку, ему было не до нас. На самом деле, это произошло так быстро, что он не заметил.
Я сидела за столом, нервно дёргая ногой и думала о том, зачем всё это свалилось на мою голову? У меня вечно всё идёт наперекосяк: я вляпываюсь в разной степени неприятные истории. Одно радует, что мне есть что рассказать друзьям вечером у костра. Или в кафе, где нет вай-фая. В кафе, где нет вай-фая вообще ценятся люди, имеющие багаж историй.
Я невезучая. Хоть мама и старалась не родить меня в понедельник, но что-то пошло не так. Её привезли со схватками в понедельник вечером. Терпела до вторника. Когда я родилась, её первый вопрос был не о поле ребёнка, а «который час?». Когда ей сказали 2:00, она расслабилась. Вторник ведь, чего бы и не расслабиться.
– Рита, а это что? – мама вывернула мою кофту наизнанку и достала что-то из кармана. Я присмотрелась.
– Это лист… Оттуда.
Глава 5
Пару дней избегала встречи с дедушкой, под благовидным предлогом подготовки к сессии. Надеюсь, это достаточно красноречивый намёк, чтобы мой любимый дедушка перестал желать моего скорейшего прибытия в ад.
На самом деле, я давно не хочу учиться. Мне неинтересна журналистика и я не знаю, смогу ли я обеспечивать себя хотя бы едой с её помощью. Мне чуждо навязываться людям, чуждо искать свежие темы вокруг. Даже если бы рядом со мной проезжала английская королева и в этот момент с неба посыпались золотые монеты, я бы вряд ли быстро сообразила, как из этого на ходу смастерить сенсацию. Я несколько медленная и неповоротливая, мне не нравится хватать горячие события, обжигая пальцы. Я люблю сидеть и думать, а не бегать и думать.
Журналист неминуемо должен кого-то поймать, уличить, бесцеремонно ткнуть пальцем и крикнуть что-то вроде «А король-то голый!» А я так не хочу. Мне нет дела до чужого эксгибиционизма, даже если он королевский.
Когда поступала, мне казалось, что я буду расследовать что-то интересное и затейливо описывать. На практике выяснилось, что этот процесс ничуть не радует. Сейчас третий курс, а я уже всё. Выдохлась.
Дедушка подловил меня в пятницу вечером. У меня в планах было романтическое свидание с собой, килограммовой колбаской мороженного и драматическим сериалом. И всё бы пошло по плану, если бы не гирлянда. В моём случае это обязательный атрибут уютного романтического вечера, вне зависимости от времени года.
Возможно, моя золотистая гирлянда имела что-то против сериалов или мороженого. Или конкретно меня. Она сломалась.
Не оставалось ничего иного, кроме как подняться на второй этаж и попросить дедушку достать паяльник. Тут он и предложил мне отправится в поход на море.
И это нечестно. Я лишь просила достать паяльник, а он сразу козырь из рукава. Снова его эти волшебнические проделки. Он знал, что отказаться от моря я не смогу. И пусть долго ехать на автобусе, пусть идти с рюкзаком, натирающим лямками плечи, пусть потеть в спальном мешке – мы с морем одного бассейна водоёмы. Я тоже вечно волнуюсь и бьюсь о прибрежные скалы человеческого непонимания. И мне ой как нужна эта встреча с родственной лазурной душой.
Мороженое заняло законное место в морозилке, а вместо сериала я загружаю рюкзак и ложусь спать. Мама не едет, у неё свои заботы в пекарне. Сестра не хочет, не готова терпеть рюкзаки и ночевку в палатке.
Утро началось неприлично рано. Вернее, у меня оно началось раньше, чем об этом сообщил соседский петух.
Первые полчаса после пробуждения я немного сбита с толку собственным существованием и слоняюсь в поисках небытия. Подглядывая сквозь щёлочки опухших глаз нахожу лишь чайник. И то хорошо. Опускаю вниз рычажок и чувствую, как под звук закипания воды просыпается предвкушение тёплого завтрака. Мысли о небытии рассеиваются, как утренний туман с первыми лучами солнца. Вот ещё чуть-чуть и я смирюсь, а затем, может быть, и обрадуюсь, что живу.
К автобусной остановке шли молча. Дедушка иногда погружался в глубокие раздумья и его было сложно вернуть в этот слой мира. Когда пришли, он разложил на скамейке карту и сосредоточенно водил пальцем. Я рассматривала надписи на красных кирпичах и думала о том, что же за план вынашивает хитрый отец моей матери. Он ещё ни разу не заикнулся о междумирных путешествиях, а его цель явно не просто свозить меня к морям.
– Дедуль, а что ты высматриваешь там? – я пытаюсь понять, что же он задумал.
– Смотрю, как лучше пройти к морю.
– Это какая-то очень старая карта. Почему ты не пользуешься навигатором?
– Э, не доверяю я им. Моя карта уже тысячу раз проверена, никогда не подводила.
Скрипя и немного возмущаясь к нам подъехал автобус. Я с трудом засунула рюкзак под сиденье и достала наушники. Дедушка даже не пытался увлечь меня какой-нибудь познавательной беседой. Это странно. Может, мы действительно едем просто подышать морским воздухом?
Прошло полтора часа и мне стало скучно. Я полезла за бутылкой воды в рюкзак, а потом начала донимать деда вопросом: «А море скоро?»
Он лишь задумчиво ответил: «Скоро». И не обманул. Примерно через сорок минут мы уже шли через поле, которое явно настаивало, чтобы я задержалась у него в гостях. Я поняла это по круглым колючим шарикам, которые жадно впивались в обувь и цеплялись за одежду. Трава была повсюду, едва ли не опоясывала. Она почти не давала шанса выбраться. Щедро одарённые репяхами, мы, наконец-то вышли на песок. Потянуло прохладной свежестью и монотонной болтовнёй чаек.
Я помню эту дорогу из бетонных плит, которая вела к морю. Раскалённых полуденным солнцем плит, о стыки которых я сбивала ноги, когда босая бежала обниматься с морем. Я так любила, так спешила, что мне совсем не было больно. Прошло двенадцать лет, но мои ноги до сих пор помнят тепло того бетона. Помнят то особенное ощущение мира, о котором знают только дети. Помню того особенного волка из «Ну, погоди!», нарисованного на стене клуба развлечений, помню решетчатую, местами поржавевшую желтую дверь в номер пансионата. Всё было волшебным, везде был вход в другую плоскость, более глубокую и многогранную, чем кажется на первый взгляд. Мой преподаватель культурологии сказал бы о мифологическом мировоззрении, архетипическом мышлении детей, а как по мне – это нечто большее. Дети правда способны считывать реальность иначе. Слой за слоем.
– Колдуша! Пришли! – дедушка свернул карту и указал вперёд.
– Ну, здравствуй, море! – прошептала я и глубоко вдохнула прохладный соленый воздух.
Я бросила рюкзак на песок, на ходу откинула обувь и побежала к берегу. Волны кинулись щекотать мои ноги и игриво убегать назад.
Я не знаю, что так волнует в море: его цвет, масштабы, легкий воздух, нежная свежесть… От присутствия здесь внутри всё переворачивается, вдохи становятся глубже, а сердце счастливее. Едва я успела выдохнуть, как дедушка закрыл мне глаза.
Кажется, я потеряла сознание. Голова закружилась, а ноги подкосились. Я уцепилась за краешек мысли, что умираю.
Передо мной предстало чёрное ничего. Задыхалась. Через миг я снова увидела море. Оно было совсем другим. В нежных розовых волнах сверкали золотистые лучи.
– Вот ты и дома, – услышала я голос дедушки за спиной.
– Где я?
Окружающий мир был нереалистичным. В воздухе мерцали светящиеся частички, всё яркое, цветное, как будто кто-то выкрутил насыщенность на максимум.
– А сама-то как думаешь?
Взглянула на энергометр. «Не может быть!» – подумала я.
– Благой? Как тебе это удалось?
– Иногда для того, чтобы человеку стало хорошо, нужно сделать для него что-то хорошее.
– И не поспоришь… А как же шкаф? Разве он не нужен для перемещения?
– Шкаф обычный, платяной. Никакой магии в нём нет. Разве что в случае, когда ты наделяешь его таким свойством в своём представлении. На первых порах он поможет тебе перемещаться по Вертикали, но это скорее символ, чем магический лифт.
– А почему вы его запирали?
– Там дверца отвисла.
– А я-то думала, магия.
– Тебе нужно учиться перемещаться без шкафа.
– Как это сделать?
– С помощью контроля эмоций.
– А море? Зачем ты искал именно то место на карте?
– Потому что то место у тебя связано с приятными детскими переживаниями. Так легче переместиться.
Мы вышли из воды. Издали к нам приближалась какая-то странная фигура. Я пыталась навести резкость, чтобы понять, кто это, но зрение упрямо не поддавалось.
– Дедуль, со мной что-то не так или к нам бежит нечто с кроличьей головой?
Дедушка приложил ладонь ко лбу и посмотрел вдаль.
– А, да это же старина Криззер! Побежали к нему!
Он сорвался и резво побежал. Никогда не видела, чтобы дед двигался на таких скоростях. Я побежала за ним. Точнее сказать, не побежала, а поскакала как попрыгунчик. Или, даже нет, полетела как ветерок. Бежать было легко, ноги едва касались земли. Такое приятное, щекочущее в солнечном сплетении чувство. Я точно мяч. Лёгкий, беззаботный, звонко отскакивающий мяч.
Перед нами стоял большой, почти двухметровый кролик. На нем был синий пиджак и парусиновые салатовые шорты.
Они с дедушкой приветственно обнялись.
– Криззи, это Рита, Рита – это Криззи.
– Приятно познакомиться, дивное создание, – кролик протянул мохнатую лапу.
– Или Колдуша, если сокращённо, – добавил дедушка.
– Сокращённо… Что ж, пройдёмте в мою бутербродную капусту, – он развернулся и игриво вильнул хвостом.
Я посмотрела на деда.
– Колдуша, просто пойдём. Сейчас всё поймёшь.
Мы прошли по пляжу и свернули в сторону, на зелёную поляну. Неподалёку от нас возвышался гигантский кочан капусты. Криззер приподнял один из листьев и прошмыгнул внутрь капустной юрты. Мы с дедом последовали за ним.
Помещение напоминало небольшое кафе. Под потолком висели морковные гирлянды, а пол укрыт сочной зелёной травой. Криззер подошёл к высокому барному столу и принялся готовить.
Через пару минут он принёс треугольнички хлеба. Я сразу узнала их! Влажные посередине, с хрустящей корочкой, с подтаявшим сыром, листом салата и помидором. Это были те самые бутерброды от Зайчика, которые мне часто приносил дедушка. Я посмотрела на него.
– Нуу, что скажешь? – спросил дедушка.
– Привет от Зайчика?
– Догадалась! Догадалась! – кроличьи глаза заискрились счастьем.
– Я же говорил, она помнит! – воскликнул дедушка.
– Я же говорил, что я – кролик, – шепнул Криззер на ухо дедушке так, что все услышали. И только дедушка сделал вид, что не услышал совсем.
Криззера окликнул кто-то из кухни. Он сказал, что вынужден отлучиться на пару минут.
– Дедуль, я так непривычно хорошо себя чувствую. У меня так ясно в голове… И, знаешь, я какая-то… целая, что ли. Я чувствую себя проявленной, четко очерченной, настоящей. Как будто до этого и не было меня вовсе, как будто я была карандашным эскизом, а тут меня разрисовали цветными красками.
– Э, это всё влияние Благого. Здесь люди собраны, полны сил и счастливы. Жители этого мира взаимно любимы, здоровы, успешны в делах, счастливы в отношениях с окружающими и миром в целом.
– Это как будто мир, в который должны попадать все, кто получил пожелания на Новый год.
Дедушка засмеялся.
– Не все так просто. Человек должен почувствовать себя внутри так, как будто он уже здесь. Поймать, как это у вас говорят? Вайб?
– Ага.
– Вот, поймать вайб любви, благодарности, доброты и сияния.
– Всё ещё звучит по-сектантски, но так как я здесь, верится всё больше, что такое возможно. Слушай, дед, ну допустим, человек из Нейтрала поднялся сюда. А как же его родные и любимые? Они же там остаются? Разве может ему тут без них быть хорошо? А им без него?
– Главные люди в нашей жизни примерно на одной с нами волне. Люди одинакового внутреннего света перемещаются одновременно и истинно не нуждаются в других, тех, кто пока на другой волне. Для этого и нужны мы – вытягивать тех, кто не дотягивает, – ответил дедушка.
Находясь здесь это легче понять. Переживания и болезненные зависимости больше свойственны Нейтралу. Тут всё честнее и прозрачнее.
– А вниз тоже так спускаются?
– А про Низ никто здесь толком не знает. Поэтому мы нуждаемся в тебе, моя Маленькая Колдунья.
– Мама рассказывала, что человек уходит в Нижний постепенно. Его телесный сосуд освобождается, душа по частичкам уходит туда. Взгляд становится пустым и обречённым. Как происходит переход наверх?
– Стремительно. Человек расцветает и переходит. Он как воздушный шарик, который наполняют гелием и отпускают.
– А что там, ещё выше? В Высшем мире?
– Ходят легенды, что там и тела нет. Ты становишься светом или бабочкой. Из нас, посланников, никто точно не знает. Слухи, только слухи.
– И где эти посланники? Кто они?
– Не торопись, скоро будут.
– Мне было так легко бежать по пляжу, я почти не касалась земли. Это как в моих снах, где я летала над городом.
– Во снах твоя душа путешествовала здесь. Ей больше известно, она свободна
Криззи вернулся за стол. Надо признать, что его бутерброды всё так же божественны, как и в моём детстве.
Лист капусты на входе шелохнулся. Прогнувшись, внутрь зашёл некто желтый и продолговатый. За ним поспешили двое маленьких существ, отдаленно похожих на… даже не знаю… гвозди…?
– День добрый! – широко улыбаясь сказал Жёлтый.
– Добро дневное! – писклявыми голосами пропели гвозди.
Дедушка привстал и радостно обнял Жёлтого и погладил по шляпкам его маленьких сопровождающих.
– Кто это? – спросила я.
– Я скажу, только пообещай, что будешь смеяться, – сказал Жёлтый.
– Буду сдерживаться, – улыбнулась я.
– Человек-Банан, – он протянул мне руку.
– Ээээ, человек-Рита, – замешкалась я.
– Приятно познакомиться.
– Знакомо поприятничать! – снова запищали в один голос гвозди.
– Как зовут ваших милых друзей? – спросила я у Банана.
– Это братья Турноверы. Ты, заметила, наверное, что они необычно говорят.
– Да, они точно особенные, – сказала я так, будто Человек-Банан для меня обыденность.
– Турноверы переворачивают слова и мысли, как бы представляют всё наоборот.
– Это их суперспособность?
– Что-то вроде того.
С ума сойти… Или я уже сошла? Может, это одна из тех историй, когда на самом деле ты лежишь в психушке, а тебе всякое мерещится? Хотите анекдот? Заходит как-то в бар в форме кочана капусты Человек-Банан и двое гвоздеобразных существ, которые переворачивают слова. А бутерброды им подаёт гигантский кролик по имени Криззер. Можете не смеяться, конца у этого анекдота нет. По крайней мере, пока что.
Лист капусты захрустел и в дверях появился мужчина в рукавицах. Это было немного неожиданно, учитывая, что здесь тепло. Впрочем, ничего особенного, по сравнению с предыдущими персонажами.
– Здравствуйте, друзья! – он протянул руку в рукавице и, не снимая, поздоровался со всеми.
– Здравствуй, Хландо, – ответили присутствующие.
– А ты, должно быть, Рита?
– Да, – ответила я, – а почему вы в рукавицах?
– У меня ледяные руки.
– Оу, сочувствую. Проблемы с кровообращением?
Все дружно рассмеялись.
– Нет, Рита, только с рукопожатиями и сенсорными экранами, – улыбнулся Хландо.
Я немного смутилась и, кажется, покраснела. Хорошо, что в дверях появилась миниатюрная женщина в клетчатой твидовой юбке и белом свитере со слоником и все забыли про меня. Банан встал и подозвал её к столу.
– А это – Света, – заботливо придерживая её за острые плечики сказал он.
Я внимательно осмотрела её с ног до головы. Странно, но никаких странностей у неё нет. Кролик-великан, загадочные Турноверы, Человек-Банан, Человек-Ледяные Руки и, внезапно, просто Света. Удивительная компания.
Женщина присела, деликатно поправив салфетку на столе.
– Кажется, все в сборе, – дедушка придвинулся ближе к столу.
– Я за чаем! – Криззер побежал на кухню.
– Рита, наверное, ты уже поняла, что все собрались ради тебя. Тебе достался особенный дар – перемещаться по всей Вертикали Миров. Мы, посланники Благого, можем скользить только из Благого в Нейтрал и обратно. Мы можем делать лучше только жизнь людей из Нейтрала, вход в Нижний мир для нас закрыт, – продолжил дедушка.
– Вы хотите, чтобы я поднимала людей в Нейтрал?
– Пока стоит другая задача, – Криззер поставил большой золотистый поднос с чаем, – Нам нужен разведчик. Мы плохо знаем, как устроен Лихой, лишь в общих чертах. Нам нужно знать больше.
– Но зачем? Зачем вообще вмешиваться в жизнь людей? Всё может идти своим чередом, люди ведь и так могут попадать в Благой, а затем и в Высший.
– Не всё так просто, – продолжил Хландо, – Нижний мир борется на каждую душу, чтобы она принадлежала ему. Они пытаются увести каждого на дно.
– Так это разве не норма? Вы хотите людей на свою сторону, они на свою. Всё по классике. Или они сильно побеждают?
– Побеждают. Уже давно что-то не так и мы не понимаем, что именно. Борьба добра со злом извечна, ты права. Раньше распределение было более ли менее равномерным, а сейчас всё будто сломалось. Поэтому нам важно понять, в чём дело, а затем и перетащить вверх как можно больше людей. У посланников Лихого свои ограничения, они не могут попасть сюда, в Благой.
– А что в итоге? Ну, допустим, перенесли вы всех сюда. И?
– Колдуша, в итоге все души переместятся в Высший и будут плыть в потоке вечного блага и сияющего спокойствия. А если нет, то человечество обречено на муки и страдания.
– Какое клише… Чувствую себя героиней средней руки блокбастера. Не хватает высосанной из пальца любовной линии.
Дедушка кинул косой взгляд, который я расценила как намёк на немного некультурное поведение. Ну, а что они хотят? Мне, конечно, любопытно происходящее, но наша мама достаточно любит своих детей. У нас нет настойчивого желания спасать мир ради всеобщего одобрения.
– Интересно, а что конкретно вы делаете для того, чтобы люди попадали в Благой? – я решила чуть перевести разговор.
– Я остужаю гнев, – Хландо снял одну рукавицу и показал, как из его ледяной руки идёт пар.
– Айс ти, Бани, как ты любишь, – он сунул палец в чашку с чаем Банана.