Перстень Солнцевой Девы

– У тебя есть семья? – Святобор удивился. Ему казалось немыслимым заводить семью и детей, не имея самому где голову преклонить.

– О да! Моя жена, королева Сванрад дочь Свейна, происходит из знатнейшего рода конунгов Халогаланда! У нас было несколько детей, но сейчас живы двое. Нашему старшему сыну Хакону уже шестнадцать лет, он сопровождает меня в этом походе и сейчас ушел на охоту с несколькими товарищами. А младшему моему сыну Хельги всего четыре года, и он вместе со своей матерью сейчас находится в усадьбе Свейна конунга. А сын Свейна конунга, Одд конунг, прошлой зимой однажды сказал мне…

– А-а! – вдруг закричала Велемила, будто ее укусили, вскочила на ноги и подалась вперед.

Все мужчины от неожиданности тоже вскочили и схватились за оружие.

– Ты что, сдурела, девка? – возмутился Доброня, поняв, что причина переполоха не вероломство данов, а очередное сумасбродство младшей сестры.

– Я знаю, знаю! – вопила Велемила, протягивая руки к Хрёреку, будто он мог убежать, не подтвердив сверкнувшую догадку. – А я все думаю, откуда я этих людей знаю! Одд! Одд Хельги, Ольг наш, князь варяжский! Так он тебе родич?

– Съешь тя Кощей! – Святобор с размаху хлопнул себя по колену.

– Да, мой родич Одд конунг бывал в Альдейгье и сказал мне, что здесь его должны помнить… – несколько оторопев, подтвердил Хрёрек.

– Ну еще бы! – обрадовался Доброня, тоже сообразив. – Еще бы не помнить! Он и нам вроде как родич… Что же ты сразу не сказал, дурная твоя голова! А все басни какие-то плетет! Сразу бы сказал, что ты шурь Ольга князя, мы бы тебя не так встретили!

Ладожане загомонили, а Хрёрек даже слегка растерялся: видимо, не ожидал, что имя брата его жены здесь произведет такое действие. А ладожане гудели, еще не зная, на что решиться. Муж сестры, близкий родич князя Ольга, которому Ладога была обязана избавлением от Иггвальда, требовал к себе самого радушного отношения. А Доброню смущала и еще одна мысль. Хрёрек – шурь Ольга, а Ольг – отец его, Доброни, сестрича, маленького сынка Яромилы… То есть все равно родня, хоть и через две сватьи. Такого не бросишь зимой в лесу – собственные чуры заклюют.

Подумав, Доброня поднялся и с достоинством поклонился.

– Прошу тебя, Хрёрек конунг, с людьми твоими быть гостем отца моего, Домагостя Витонежича. Как там на всю зиму будет, это он сам решит, а я тебя прошу к нам пожаловать.

Святобор улыбнулся и слегка кивнул: он понял, в чем причина такого радушия. Хоть сынок у Яромилы Домагостевны и считается маленьким Ярилой, но все же от прыжков через купальские костры дети не родятся – а больше от того, что после прыжков бывает. Чтобы Яромила прыгала через костер с князем Ольгом, никто не видел, зато все видели красную шелковую рубаху с золотым шитьем, в которой она принесла через год, как раз на следующую Купалу, своего трехмесячного сына к белому камню, чтобы наречь ему имя. Рубаха была Ольгова, тогда в Ладоге других таких еще не водилось. А значит, в Домагостевом доме Хрюрик этот повидается с братаничем своей жены, а сын его Акун – со своим двоюродным братом. Но эту новость пока следовало приберечь, и Святобор лишь ухмылялся в бороду.

Велемила сидела довольная, будто ее сватать пришли. В семье не принято было об этом говорить, но всех весьма занимало, вернется ли когда-нибудь Ольг в Ладогу и увидит ли своего сына. А Хрёрек, похоже, не подозревал о его существовании и не знал, что родство с маленьким беловолосым мальчиком, который еще ровным счетом ничего в жизни не совершил, обеспечит бесприютному дану такой теплый прием, которого ему не дало бы родство с Иваром Широкие Объятия и Харальдом Боевым Зубом, вместе взятыми!

– Он сидит там!!!

Велемила ворвалась в избу, едва помня себя, и застыла, вцепившись одной рукой в косяк, будто ее не держали ноги. Глаза выпучены, платок с головы упал на плечи.

– Кто? – Мужчины обернулись, прервав беседу, некоторые встали.

Стейн невольно бросился вперед, будто хотел прикрыть ее от неведомой опасности, но Святобор резко взмахнул рукой, призывая всех оставаться на месте и молчать.

– Х… хр… – Девушка не могла говорить, лицо ее исказилось, будто она сейчас заплачет, и сердце Стейна острым ножом пронзила жалость. Он не знал, что бойкая ладожская валькирия может плакать от страха.

Святобор уже все понял. Его-то неожиданная встреча с данами не заставила забыть, ради чего они все приехали в Вал-город. Не участвуя в общем разговоре, он сидел в самом темном углу возле печи, погруженный в тень, держал между колен свой волховской посох и слушал что-то, доступное ему одному, настраиваясь на предстоящее общение с духами.

Теперь, глянув на Велемилу, Святобор подошел, сначала плотно закрыл дверь, потом взял девушку за плечо и увел к печи.

– Воевода сидит? – спросил он, пристально глядя ей в лицо.

Велемила жалко закивала, держать обеими руками за горло, будто ее душили или что-то мешало сглотнуть.

Ведь еще совсем рано! Да, она хотела поучиться вызывать дух мертвого… Или для начала посмотреть с безопасного расстояния, как это делается. Святобор собирался звать Хранимиров дух не ранее полуночи, но сейчас едва темнеет, и ей казалось вполне безопасным прогуляться до нужного чулана. На обратном пути в избу она просто повернула голову и посмотрела туда, где земля провалилась над пятью большими ямами наспех зарытых могил… Хорошо, что она успела сходить куда было надо, а не то все могло бы кончиться еще хуже.

Когда дружина Иггвальда однажды весной три с половиной года назад захватила Вал-город, он достался им полуобгорелым и усеянным трупами. Викинги подошли на рассвете, справедливо рассчитывая захватить жителей врасплох, но их успели заметить – хозяйки к коровам выходят рано. Поднялась суета – одни бросились в лес, другие – в город, под защиту частокола и воеводы Хранимира. А когда оказалось, что находников слишком много и отбиться не получится – бежать уже было поздно. Ворвавшись в переполненный городок, викинги убивали всех, кто попадался. Загорелась одна изба, потом другая, пламя и дым увеличивали всеобщее смятение. Обезумевший народ валом валил прочь, через разрушенный частокол, и некоторым удалось спастись. Но большая часть жителей погибла, а вместе с ними сам воевода с двумя старшими сыновьями. Город сгорел, и значительная часть трупов осталась под углями. Но многие лежали снаружи – на лугу, между избами села. Подавив последнее сопротивление и разогнав по избам пленных, люди Иггвальда остались перед десятками трупов. Выбрав оттуда свои, они погребли их по обычаям. Надеясь собрать дань и нуждаясь в пристанище на время заживления ран, Иггвальд намеревался пожить в захваченном Валаборге еще какое-то время. Поэтому от трупов нужно было избавиться. Тех же пленных заставили рыть ямы, покидали туда останки, в том числе полуобгорелые с городища, потом забросали землей. После первой зимы могилы провалились, и теперь на их месте зияли вытянутые ямы, заполненные стылой водой, палой листвой и жухлой травой.

Святобор еще при свете дня обошел жальник, поясняя Велемиле, которая с непривычной робостью следовала за ним:

– Волхвы ведают: душа из тела выходит с ослепительно ярким сиянием, глазам больно и ничего вокруг не видно. Только видит это сияние не всякий, а у кого Вещее Око отворено. Когда душа уходит, то оставленное ею тело светится отголосками силы еще небольшое время. Волхвы, служащие Марене, умеют эту силу собирать. Потому-то и радеют[11] на могилах. Если умерший на краде сжигается, то вся сила выходит за тот срок, что тело сгорает. Если же покойный в земле лежит и огонь связь души с телом не разорвал, то сила по капле будет сочиться – долго-долго, пока тело в прах не обратится. Трех лет для этого недостаточно, а душа при таком теле будет пребывать между Навью и Явью, и ни Навь вперед, ни в Явь назад ей ходу нет. Страшны для живых такие пленники, что жаждут или людской силой напиться и в Явь воротиться, или освобождение получить и в Навь удалиться.

Все пять могил возле Вал-город светились ощутимо. Еще бы – сотня покойников там мается.

– Что же раньше-то не подумали? – сам себя корил Святобор. – Не свое, не рядом – и не до того было. А как теперь знать, кто этой силой кормился и для чего употреблял? Да уж поздно причитывать, надо дело делать.

Сейчас, как во все сроки поминальных велик-дней, когда Явь и Навь сближаются, свечение от могил было особенно сильное. Закрывая глаза, Велемила тоже видела его, кончики пальцев покалывало. Но она никак не ожидала, что дух старого воеводы прямо выскочит ей навстречу, едва дождавшись темноты!

– Как ты его видела? – спросил Святобор у девушки.

– Сидит вот так. – Она съежилась, опустила голову, сложила руки перед грудью. – И вроде как на меч опирается, а меч концом в землю погружен. Сидит, не шелохнется.

– Не глядел на тебя?

– Нет, слава чурам! Я бы умерла на месте!

– Но ты верно его узнала? – тревожно спросил Деленя.

– А как же!

– Запомнила место?

– Вторая могила от реки.

– А что случилось? – в это время спросил Хрёрек у Стейна. Разговор велся по-словенски, он ничего не понимал, но видел, что произошло нечто особенное.

– Девушка видела на могиле привидение, – коротко пояснил Стейн.

– Это меня не удивляет, – к изумлению самого Стейна, ответил датский скиталец. – И я, и мои люди каждую ночь видим там, на поле, голубоватые огни. Мы заметили их еще в первую ночь и с тех пор стараемся не выходить в сумерках. Верно, Хакон?

Его сын к тому времени вернулся из леса, привезя целую связку тетеревов и одну косулю, что пришлось очень кстати. Это оказался похожий на отца молодой парень, такой же темноволосый, с продолговатым лицом и смышленого вида. Черты лица у него были тоньше, а волосы вились и лежали красиво, несмотря на то что были порядком грязны. На охоту его сопровождали трое таких же, как он, юных викингов; Витошка мгновенно с ними перезнакомился, и эти пятеро устроились в углу своим кружком. При этом, как сразу заметил Стейн, Хакон сын Хрёрека часто бросал взгляды туда, где сидела Велемила. Из-за этого молодой дан ему не слишком нравился. Правда, его несколько утешило оброненное замечание Хрёрека, что у него уже есть на примете невеста для сына… но о ней он говорил как-то туманно, будто сам не был уверен, есть она или нет. Должно быть, догадался Стейн, Хрёрек хочет посватать для своего отпрыска дочь какого-нибудь могучего конунга или хёвдинга, который поддержит его в борьбе за владения в Дании или Франкии, да не уверен, что тому нужно это родство. Ну, точно как в саге об Ингваре: «Имеешь ли ты земли и подданных, или захватил в походах большие богатства и завоевал славу, чтобы быть достойным породниться со мной?» – «Я думаю приобрести все это после того, как породнюсь с тобой».

Но известие, принесенное Велемилой, прервало этот разговор.

– А он не опасен для живых? – спросил Хрёрек у Святобора. – Мы, правда, просили отца Брендана силой святой молитвы отогнать мертвецов, но иные мертвецы так сильны, что и молитва не помогает.

– А где сам Брендан? – спросил Деленя. – Сам в поход не пошел, отца послал старого?

– Да вот же он – отец Брендан.

Хрёрек показал на одного из своих людей: мужчину средних лет, которого выделяла из прочих удивительная прическа. Волосы с передней части головы были сбриты, так что образовалась широкая лысина от уха до уха, зато сзади росли пышной гривой. Бороду он тоже брил, а одеждой ему служила длинная рубаха из грубой некрашеной шерсти, овчинная накидка и такой же простой шерстяной плащ. В тепле избы, когда он снял плащ, при свете огня стало видно, что на груди у него висит бронзовый крест ирландской работы.

– Чей отец? Брендан – это его отец или он сам?

– Да нет же, он сам, но отец он не в том смысле! – Хрёрек засмеялся. – У него нет никаких сыновей, кроме духовных. Отец Брендан – священник, аббат монастыря Святого Колума Киле. Он сопровождает нас в этом походе, чтобы передать… одно поручение. Сила святой Христовой молитвы отгоняет нечисть, вот мы и надеялись, что он сможет защитить нас.

– Так вы христиане? – догадался Стейн.

– В целом, да. – Хрёрек почесал бороду, будто был не совсем уверен в истинности своих слов. – Я принял святое крещение во Франкии, а мой сын – во Фризии. И многие из наших людей тоже, потому что мы долго жили в христианских странах.

– Но большинство из нас думают, что важнее всего полагаться не на богов, а на свою силу и удачу! – добродушно закончил Гуннульв, один из его спутников. – Страны меняются, боги тоже, но если у человека есть удача, она будет с ним на море, на суше и даже в Валгалле!

– Я думаю, от воеводы Хранимира нам вреда не будет, – заметил Святобор, но не сразу, а будто прислушавшись к происходящему за стенами дома. – Вот что: коли воевода сам сказался, мне идти радеть незачем.

– Ты не пойдешь? – удивился Деленя.

– Нет. – Святобор бережно поставил свой волховской посох к стене за печкой. – Сам сказался, теперь знаем, где его кости, так и зачем я пойду, только Марену даром дразнить. Это не круги водить под березой – в Навь чем меньше соваться, тем лучше. А как его успокоить, я и сам знаю.

Стейн тем временем подсел к Велемиле и незаметно сжал ее руку, стараясь подбодрить.

– Да ты, оказывается, ясновидящая! Может, научишься предсказывать будущее, и слава о тебе пойдет по всей стране. Все богатые хозяева станут приглашать тебя на пиры, сажать на самое почетное место, подносить лучшее угощение.

– Без почетного места я и так не останусь, – с удивительной мрачностью отозвалась Велемила. – Так страшно! Я знала, что он там… И другие тоже. Но я там одна, а он – сидит!

– Ваш еще смирный, – шептал Стейн ей на ухо, желая развеселить девушку, но стараясь, чтобы его не слышали другие, особенно Деленя. – А представляешь, как людям было страшно, когда Трюггвард хёвдинг по ночам сидел у них на коньке крыши, бил пятками по скатам и выл! А еще он пролезал людям в дома и кидал в них камни, когда все сидели за столом. Хорошо, если попадал в кашу, но одному бонду он попал камнем прямо в голову, и тот от этого умер! Помнишь, я тебе рассказывал, за это убийство Трюггварда вызвали на суд, но он не явился.

– Вот будет дело, если Хранимир теперь придет ночью к Творинегу, сядет на крышу и начнет камни в кашу кидать! – Велемила фыркнула от смеха и прикрыла рот ладонью, тоже с опаской косясь на Деленю. – Он Творинега всегда не любил.

– Это у которого мы кур воровали? О тролли! – Стейн вдруг застыл, и на лице его отразилось самое искреннее сожаление.

– Ты чего?

– Этот драчливый лось меня уел! Теперь и у них в роду есть прыткий покойник!

Велемила прыснула от смеха, зажала себе рот, другой рукой вцепившись в руку Стейна, и он уже совсем не жалел о том, что утратил свое «преимущество» перед родом Делени. Они шептались, пока все не собрались ложиться спать; Велемила прижималась к нему плечом, Стейн чувствовал на щеке ее дыхание, их волосы соприкасались, и все внутри обмирало, его томило желание сжать ее в объятиях. Он даже не всегда слышал, что именно она говорит, и отвечал невпопад. Все это так его воодушевило, что когда Святобор и прочие ладожане собрались идти в другие избы спать, Стейн вызвался выйти первым.

Зажгли несколько факелов, Святобор снова вооружился посохом. Стейну мигом представилось, как за порогом возникает мертвец – с дико выпученными глазами, всклокоченными волосами и ухмылкой на сорок зубов, – а Святобор бьет его волховским посохом прямо по лбу! Это показалось ему настолько забавным, что он еще раз оглянулся на Велемилу, стоявшую между Деленей и Доброней, и улыбнулся, а потом бестрепетно шагнул на порог.

Он был уверен, что никого там нет.

И действительно, никакого свечения на могилах не наблюдалось, только ветер шумел над лесом. Шел мелкий дождь, отчего факелы мигали, но никто не бросался на них из темноты, и они благополучно достигли изб, которые еще при свете выбрали себе для ночлега. Там уже были постелены прямо на пол еловые лапы – утвари почти никакой не сохранилось, растащили где бывшие жители, перебираясь в другие места, а где просто случайные люди. За три года здесь неоднократно проходили из Варяжского моря торговые гости: брошенные дома Валаборга они использовали как бесплатные гостиные дворы, а годную утварь прибирали к рукам. Особо бессовестные даже лавки порубили на дрова и нужду, судя по застарелой вони, справляли прямо в сенях. Возвращаться, что ли, не собирались?

Не слишком доверяя друг другу, и датчане, и ладожане на ночь выставили дозоры возле своих изб. Всю ночь дозорные косились друг на друга и в сторону могил, но больше ничего не заметили. Наверное, воевода Хранимир, один раз показавшись, счел, что этого достаточно. А может, способностью увидеть его обладала здесь только Велемила, но она больше не высовывала нос наружу, пока полностью не рассвело. Стейн с четырьмя товарищами-варягами тоже отстоял свою стражу, но все было спокойно; прогуливаясь вокруг избы, где спала Велемила, он думал о ней, мечтал и чувствовал себя счастливым, несмотря на темноту и влажный холод. Ее близкое присутствие, память о вечере, проведенном вместе, согревали его. Иногда он подходил погреться к костру, который всю ночь горел перед избами, и мысли о мертвецах не тревожили. Мелькнуло даже было подозрение, что явление воеводы Хранимира Велемила выдумала, но его Стейн отверг: она могла бы пугать девушек на павечернице, но не посмела бы обманывать Святобора!

Весь следующий день ладожане были заняты подготовкой погребальных обрядов: рубили и носили из леса дрова, раскладывали по кругу на каждой могиле. Велемила с помощью отроков варила сразу на нескольких печах кашу и пекла блины: души предков питаются паром от пищи, и ее следует предлагать им еще горячей. Угощение разложили на всех пяти могилах, часть отнесли на старые сопки, где лежали все прочие предки Делени, до самого Франмара Викинга. Святобор ходил вокруг ям со своим посохом и приглашал души покойных угощаться. Потом развели костры, чтобы обогреть души, поставив наземь перевернутые горшки из-под поминальных треб.

Восславися, внук Дажьбожий, Хранимир Бьёрнов сын,И все родичи твои и товарищиВо роду небесном!

– провозглашал Святобор.

Помянут будь, внук Дажьбожий, Хранимир Бьёрнов сын,На лугах Велесовых!Славен будь, внук Дажьбожий, Хранимир Бьёрнов сын,Во полку Перуновом![12]

Стейн, слушая это, задумался: можно ли Хранимира назвать внуком Дажьбожьим? Ведь конунги северных стран называют себя потомками Одина. Он покосился на Хрёрека: тот внимал с почтительным видом, хотя совсем не разумел по-словенски, и сын его стоял рядом, старательно отдавая долг уважения к хозяевам земли, к которой их прибило волнами. Отец Брендан стоял в стороне и тоже шептал что-то. Едва ли он молился за варваров, не знавших Христа, скорее, стремился защитить себя от языческих бесов, к которым обращался Святобор.

На поминальной трапезе в честь погибших, которую ладожане устроили в избе, Хрёрек с сыном и несколькими приближенными тоже присутствовал. Стейн так и не понял, почему Святобор, Доброня и Деленя сочли возможным, после жаркого обсуждения вполголоса, допустить их к участию в трапезе по такому, казалось бы, чисто семейному делу. Ради их родства с халогаландцем Оддом сыном Свейна – но он сам-то здесь при чем? Стейн тайком спросил Велемилу о причине такого удивительного радушия, но она отвечала как-то уклончиво.

– Ну, сейчас они нам не родня… – Она улыбнулась каким-то своим мыслям. – А может, придет время, и будут родня…

Стейн в недоумении посмотрел на нее, потом перевел взгляд на Хрёрека и Хакона. Уж не на эту ли невесту для сына Хрёрек намекал? Конечно, еще вчера утром они не знали о ее существовании, но вполне могли заранее замышлять женитьбу на девушке из семьи какого-нибудь местного хёвдинга – чтобы получше закрепиться в чужом краю. Мысль эта как громом его поразила. А Велемила, видя его потрясенное лицо, только рассмеялась и ушла к печке, где шкворчали на глиняной сковороде блины.

Вопреки печальным обстоятельствам и неприютной обстановке, поминальное пиршество прошло хоть и скромно, но хорошо. Поговорили о Хранимире и его сыновьях, вспомнили Бьёрна Красноречивого и даже отметили, что по сравнению с прочими свеями этот был еще ничего… Хрёрек весьма оживил беседу. Он оказался довольно любопытен и хотел все знать о крае, куда его занесла судьба. Дотошно выспросив все о роде валгородских воевод, он задавал всем множество других вопросов. Откуда течет эта река? Какие еще есть на ней поселения? Многолюдна ли округа? А где живут здешние люди? Чем они богаты? Кто ими управляет и каким образом? Неужели тут нет ни одного конунга? Чем торгуют, какие товары отсюда вывозят и какие ввозят? Говорить о торговых путях ладожане предоставляли Стейну, но он сидел мрачный, расстроенный намеками Велемилы и собственными догадками. Правда, не похоже, чтобы Хрёрек или Хакон уделяли девушке внимание: они разговаривали в основном с мужчинами. Но, может, они просто хотят сперва удостовериться, достаточно ли знатен и могуч «Домагест харсир» и поможет ли родство с ним завоевать богатство и власть? Вот Хакон переместился к Витошке, а тот сидел бок о бок с Велемилой, и наследник Хрёрека оказался совсем рядом с девушкой. Они болтали о чем-то втроем, но Стейн почти ничего не разбирал, поскольку сидел довольно далеко, а говорливый Хрёрек помещался между ним и девушкой.

– А кто этот парень в вязаной шапочке? – тем временем шепнул Хакон, наклонившись к Велемиле и глазами показывая на Стейна. – Это, случайно, не сын твоего воспитателя?

– Кого? – удивилась Велемила. – Какой сын? Он сын… я не помню имени его отца, но его дядя по матери – богатый торговый человек, он зимует в Альдейгье.

– А я подумал, что это сын твоего воспитателя и что он в тебя влюблен. Уж больно злыми глазами он смотрит на меня. – Хакон улыбнулся, уверенный, что к нему очень даже стоит ревновать. Ему было всего шестнадцать, но за время многолетних странствий с отцом он столько повидал и столько пережил, что мог считать себя зрелым мужем.

– К тому же, судя по его виду, он недавно с кем-то подрался, – добавил Бирнир, сын воспитателя самого Хакона и вследствие этого его ближайший приятель с детства.

– Я знаю, с кем. – Хакон показал глазами на Деленю, у которого тоже вовсю цвели на лице синяки и ссадины. – Кулаки у обоих ободраны одинаково.

– Да это опасный человек! – Бирнир поежился, и оба залились смехом. – Он, верно, думает, что ты приехал в Альдейгью, чтобы посвататься к дочери хёвдинга.

– Наши невесты дорого стоят! – поддразнила их Велемила, но эта мысль ей понравилась.

Разве она не заслуживает того, чтобы к ней сватался сын конунга? Она не слишком разбиралась в древних северных вождях, всяких там Иварах и Харальдах, но смутно помнила, что иметь среди предков Харальда Боевого Зуба и еще Рагнара Кожаные Штаны – это очень даже неплохо! Вологор много занятного о них рассказывал по зимам.

– Уж я надеюсь, у меня хватит денег! – воскликнул Хакон, и оба они с Бирниром опять покатились со смеху, который Велемиле даже показался обидным. Видя, как она надменно поджала губы и отстранилась, Хакон перестал смеяться, сделал почтительное лицо, подвинулся по скамье вслед за ней и доверительно шепнул: – Я и правда намерен найти себе невесту на Восточном Пути. Я слышал об одной подходящей девушке. Скажу больше: ради встречи с ней мы и приехали. Правда, нам предстоит немало потрудиться… Но пока я не могу сказать тебе больше, – закончил он, многозначительным взглядом ответив на взгляд Велемилы, в котором горело любопытство.

Она даже отвернулась, чтобы скрыть волнение. Что Стеня ревнует – это видно. Но неужели он прав? Неужели Хрёрек привез своего сына, чтобы посвататься… к ней, Велемиле? По своему роду она – вполне достойная невеста даже для сына конунга, в этом ничего необычного нет. Женился же киевский князь Аскольд на ее родной сестре Дивомиле, и она теперь – его княгиня. Но откуда они узнали о ней и ее семье? Впрочем, ясно откуда, сама себе тут же ответила Велемила. От князя Ольга! Он-то знает, что у ее отца есть еще дочери, и мог сказать об этом мужу своей сестры. И вот они приехали… Ну, точно как в саге о Франмаре! Тот был знатен, но не богат и не имел никаких владений. Хрёрек тоже, хоть и ведет род от самых могучих древних конунгов, не имеет угла, где перезимовать. Брак с дочерью какого-нибудь из влиятельных людей – для него единственный способ прилично устроиться. Не для того же Франмар Викинг стремился к Ингебьёрг, чтобы один раз ее поцеловать! Да он ее и не видел ни разу до этого, может, она страшна была, как марушка нечесаная[13]. Нет, он стремился к владениям и власти ее отца, зная, что у того нет других наследников. А что с тех пор изменилось?

«Ничего у тебя не выйдет!» – мысленно поддразнила Хакона Велемила. Она уже сговорена, и желающим к ней свататься сперва придется разобраться с тем, кому она предназначена. А лихо было бы, если бы два князя из-за нее передрались! Тогда все знали бы, что и она не хуже Дивляны!