Крогстад. Хорошо. Но внизу я добавил несколько строк от имени вашего отца – его поручительство за вас. Эти строки должен был подписать ваш отец.
Нора. Должен был?.. Он и подписал.
Крогстад. Я оставил место для числа. То есть ваш отец сам должен был проставить день и число, когда подпишет бумагу. Помните вы это, сударыня?
Нора. Кажется…
Крогстад. Я передал вам долговое обязательство, чтобы вы переслали его по почте вашему отцу. Не так ли?
Нора. Да.
Крогстад. Вы, разумеется, сейчас же сделали это, так как дней через пять-шесть принесли мне вексель с подписью вашего отца. И сумма была вам вручена.
Нора. Ну да, и разве я не аккуратно выплачивала?
Крогстад. Ничего себе. Но… чтобы вернуться к предмету нашего разговора… Верно, тяжело вам приходилось тогда, фру Хельмер?
Нора. Да.
Крогстад. Отец ваш, кажется, был тяжко болен?
Нора. При смерти.
Крогстад. И вскоре умер?
Нора. Да.
Крогстад. Скажите мне, фру Хельмер, не помните ли вы, случайно, дня смерти вашего отца? То есть какого месяца и числа он умер?
Нора. Папа умер двадцать девятого сентября.
Крогстад. Совершенно верно; я осведомлялся. И вот тут-то и выходит странность… (вынимает бумагу), которую я никак не могу объяснить себе.
Нора. Какая странность? Я не знаю…
Крогстад. Такая странность, фру Хельмер, что отец ваш подписал этот вексель три дня спустя после своей смерти.
Нора. Как так? Я не понимаю.
Крогстад. Отец ваш умер двадцать девятого сентября. Но взгляните. Вот тут он пометил свою подпись вторым октября. Разве это не странность?
Нора молчит.
Можете вы объяснить мне ее?
Нора все молчит.
Примечательно еще вот что: слова «второе октября» и год написаны не почерком вашего отца, но другим, который мне кажется знакомым. Ну, это можно еще объяснить: ваш отец мог забыть проставить число и год под своей подписью, и кто-то другой сделал это наугад, не зная еще об его смерти. В этом нет еще ничего плохого. Главное дело в самой подписи. Она-то подлинная, фру Хельмер? Это действительно ваш отец подписался?
Нора (после короткой паузы откидывает голову назад и вызывающе смотрит на него). Нет, не он. Это я подписалась за него.
Крогстад. Слушайте, фру Хельмер… вы знаете, что это опасное признание?
Нора. Почему? Вы скоро получите свои деньги сполна.
Крогстад. Могу я спросить вас, почему вы не послали бумагу вашему отцу?
Нора. Невозможно было. Он был тяжко болен. Если просить его подписи, надо было объяснить ему, на что мне понадобились деньги. А не могла же я написать ему, когда он сам был так болен, что и муж мой на краю могилы. Немыслимо было.
Крогстад. Так вам бы лучше было отказаться от поездки за границу.
Нора. И это было невозможно. От этой поездки зависело спасение моего мужа. Не могла я отказаться от нее.
Крогстад. Но вы не подумали, что таким образом обманываете меня?..
Нора. На это мне решительно нечего было обращать внимания. Я и думать о вас не хотела. Терпеть вас не могла за все ваши бессердечные придирки, которые вы делали, хотя и знали, в какой опасности мой муж.
Крогстад. Фру Хельмер, вы, очевидно, не представляете себе ясно, в чем вы, в сущности, виноваты. Но я могу сказать вам вот что: то, в чем я попался и что сгубило все мое общественное положение, было ничуть не хуже, не страшнее этого.
Нора. Вы… Вы хотите уверить меня, будто вы могли отважиться на что-нибудь такое, чтобы спасти жизнь вашей жены?
Крогстад. Законы не справляются с побуждениями.
Нора. Так плохие, значит, это законы.
Крогстад. Плохие или нет, но, если я представлю эту бумагу в суд, вас осудят по законам.
Нора. Ни за что не поверю. Чтобы дочь не имела права избавить умирающего старика отца от тревог и огорчения? Чтобы жена не имела права спасти жизнь своему мужу? Я не знаю точно законов, но уверена, что где-нибудь в них да должно быть это разрешено. А вы, юрист, не знаете этого! Вы, верно, плохой законник, господин Крогстад!
Крогстад. Пусть так. Но в делах… в таких, какие завязались у нас с вами, вы, конечно, допускаете, что я кое-что смыслю? Так вот. Делайте что хотите. Но вот что я говорю вам: если меня вышвырнут еще раз, вы составите мне компанию. (Кланяется и уходит через переднюю.)
Нора (после минутного раздумья, закидывая голову). Э, что там! Запугать меня хотел! Не так-то я проста. (Принимается прибирать детские вещи, но скоро бросает.) Но… Нет, этого все-таки не может быть! Я же сделала это из любви.
Дети (в дверях налево). Мама, чужой дядя вышел из ворот.
Нора. Да, да, знаю. Только никому не говорите о чужом дяде. Слышите? Даже папе!
Дети. Да, да, мама, но ты поиграешь с нами еще?
Нора. Нет, нет, не сейчас.
Дети. Ах, мама, ты же обещала!
Нора. Да, но мне нельзя теперь. Подите к себе, у меня столько дела. Подите, подите, мои дорогие детки! (Ласково выпроваживает их из комнаты и затворяет за ними дверь. Потом садится на диван, берется за вышивание, но, сделав несколько стежков, останавливается.) Нет! (Бросает работу, встает, идет к дверям в переднюю и зовет.) Элене! Давай сюда елку! (Идет к столу налево и открывает ящик стола, снова останавливается.) Нет, это же прямо немыслимо!
Служанка (с елкой). Куда поставить, барыня?
Нора. Туда. Посредине комнаты.
Служанка. Еще что-нибудь подать?
Нора. Нет, спасибо, у меня все под рукой.
Служанка, поставив елку, уходит.
(Принимаясь украшать елку.) Сюда вот свечки, сюда цветы… Отвратительный человек… Вздор, вздор, вздор! Ничего такого не может быть! Елка будет восхитительная. Я все сделаю, как ты любишь, Торвальд… Буду петь тебе, танцевать…
Из передней входит Хельмер с кипой бумаг под мышкой.
Ах!.. Уже вернулся?
Хельмер. Да. Заходил кто-нибудь?
Нора. Заходил?.. Нет.
Хельмер. Странно. Я видел, как Крогстад вышел из ворот.
Нора. Да?.. Ах да, правда, Крогстад, он заходил сюда на минуту.
Хельмер. Нора, я по твоему лицу вижу, он приходил просить, чтобы ты замолвила за него слово.
Нора. Да.
Хельмер. И вдобавок как бы сама от себя? Скрыв от меня, что он был здесь? Не просил ли он и об этом?
Нора. Да, Торвальд, но…
Хельмер. Нора, Нора, и ты могла пойти на это? Сговариваться с таким человеком, обещать ему что-нибудь! Да еще вдобавок говорить мне неправду!
Нора. Неправду?
Хельмер. Ты разве не сказала, что никто не заходил? (Грозя пальцем.) Чтобы этого не было больше, певунья-пташка. У певчей пташки горлышко должно быть всегда чисто, ни единого фальшивого звука! (Обнимает ее за талию.) Не так ли? Да, я так и знал. (Выпускает ее.) Ах как у нас тепло, уютно. (Перелистывает бумаги.)
Нора (занятая украшением елки, после короткой паузы). Торвальд!
Хельмер. Что?
Нора. Я ужасно рада, что послезавтра костюмированный вечер у Стенборгов.
Хельмер. А мне ужасно любопытно, чем-то ты удивишь на этот раз.
Нора. Ах, эта глупая затея!
Хельмер. Ну?
Нора. Я никак не могу придумать ничего подходящего. Все у меня выходит как-то глупо, бессодержательно.
Хельмер. Неужели малютка Нора пришла к такому заключению?
Нора (заходя сзади и опираясь локтями о спинку его кресла). Ты очень занят, Торвальд?
Хельмер. Гм!
Нора. Что это за бумаги?
Хельмер. Банковские дела.
Нора. Уже?
Хельмер. Я добился от прежнего правления полномочий на необходимые изменения в личном составе служащих и в плане работ. На это и уйдет у меня рождественская неделя. Хочу, чтобы к Новому году все уже было налажено.
Нора. Так вот почему этот бедняга Крогстад…
Хельмер. Гм!
Нора (по-прежнему опираясь локтями на спинку кресла, тихонько перебирает пальцами волосы мужа). Не будь ты так занят, я бы попросила тебя об одном огромном одолжении, Торвальд.
Хельмер. Послушаем. О чем же?
Нора. Ни у кого ведь нет такого вкуса, как у тебя. А мне бы так хотелось быть хорошенькой на этом костюмированном вечере. Торвальд, нельзя ли тебе заняться мной, решить, чем мне быть и как одеться?
Хельмер. Ага, маленькая упрямица ищет спасителя?
Нора. Да, Торвальд, мне не справиться без тебя.
Хельмер. Ладно, ладно. Подумаем и, верно, сумеем помочь горю.
Нора. Ах как мило с твоей стороны! (Снова отходит к елке, пауза.) А как красиво выделяются красные цветы. Но скажи мне, то, в чем этот Крогстад провинился, – это правда очень дурно?
Хельмер. Он провинился в подлоге. Ты имеешь представление о том, что это такое?
Нора. Не из нужды ли он это сделал?
Хельмер. Да, или, как многие, по легкомыслию. И я не так бессердечен, чтобы бесповоротно осудить человека за один такой проступок.
Нора. Да, не правда ли, Торвальд?
Хельмер. Иной павший может вновь подняться нравственно, если откровенно признается в своей вине и понесет наказание.
Нора. Наказание?
Хельмер. Но Крогстад не пошел этой дорогой. Он вывернулся всякими правдами и неправдами, и это погубило его нравственно.
Нора. По-твоему, надо было…
Хельмер. Ты представь себе только, как человеку с таким пятном на совести приходится лгать, изворачиваться, притворяться перед всеми, носить маску, даже перед своими близкими, даже перед женой и собственными детьми. И вот насчет детей – это всего хуже, Нора.
Нора. Почему?
Хельмер. Потому что отравленная ложью атмосфера заражает, разлагает всю домашнюю жизнь. Дети с каждым глотком воздуха воспринимают зародыши зла.
Нора (приближаясь к нему сзади). Ты уверен в этом?
Хельмер. Ах, милая, я достаточно в этом убеждался в течение своей адвокатской практики. Почти все рано сбившиеся с пути люди имели лживых матерей.
Нора. Почему именно матерей?
Хельмер. Чаще всего это берет свое начало от матери. Но и отцы, разумеется, влияют в том же духе. Это хорошо известно всякому адвокату. А этот Крогстад целые годы отравлял своих детей ложью и лицемерием, вот почему я и называю его нравственно испорченным. (Протягивая к ней руки.) Поэтому пусть моя милочка Нора обещает мне не просить за него. Дай руку, что обещаешь. Ну-ну, что это? Давай руку. Вот так. Значит, уговор. Уверяю тебя, мне просто невозможно было бы работать вместе с ним; я испытываю прямо физическое отвращение к таким людям.
Нора (высвобождает свою руку и переходит на другую сторону елки). Как здесь жарко. А у меня столько хлопот…
Хельмер (встает и собирает бумаги). Да, мне тоже надо немножко позаняться до обеда вот этим. И костюмом твоим займусь. И повесить кое-что на елку в золотой бумажке у меня, пожалуй, найдется. (Кладет ей руки на голову.) Ах ты, моя бесценная певунья-пташка! (Уходит в кабинет и закрывает за собой дверь.)
Нора (помолчав, тихо). Э, что там! Не будет этого. Это невозможно. Должно быть невозможно.
Анна-Мария (в дверях налево). Детки так умильно просятся к мамаше.
Нора. Нет, нет, нет! Не пускай их ко мне! Побудь с ними, Анна-Мария.
Анна-Мария. Ну хорошо, хорошо. (Затворяет дверь.)
Нора (бледнея от ужаса). Испортить моих малюток!.. Отравить семью! (После короткой паузы, закидывая голову.) Это неправда. Не может быть правдой, никогда, во веки веков!
Действие второе
Та же комната. В углу, возле пианино, стоит обобранная, обтрепанная, с обгоревшими свечами елка. На диване манто и шляпа Норы. Нора одна в волнении бродит по комнате, наконец останавливается у дивана и берет свое манто.
Нора (выпуская из рук манто). Идет кто-то! (Подходит к дверям, прислушивается.) Нет… никого. Разумеется, никто сегодня не придет, – первый день Рождества… И завтра тоже. Но, может быть… (Отворяет дверь и выглядывает.) Нет, в ящике для писем ничего нет, совершенно пуст. (Возвращается назад.) Э, глупости! Разумеется, он ничего такого на самом деле не сделает. Ничего такого быть не может. Это невозможно. У меня трое маленьких детей.
Анна-Мария (выходит из дверей налево, неся большую картонку). Насилу отыскала эту картонку с маскарадными платьями.
Нора. Спасибо, поставь на стол.
Анна-Мария (ставит). Только они, верно, бог знает в каком беспорядке.
Нора. Ах, разорвать бы их в клочки!
Анна-Мария. Ну вот! Их можно починить. Только терпения немножко.
Нора. Так я пойду попрошу фру Линне помочь мне.
Анна-Мария. Опять со двора? В такую-то погоду? Фру Нора простудится… захворает.
Нора. Это еще не так страшно… Что дети?
Анна-Мария. Играют новыми игрушками, бедняжечки. Только…
Нора. Часто обо мне спрашивают?
Анна-Мария. Привыкли ведь быть около мамаши.
Нора. Да, видишь, Анна-Мария, мне теперь нельзя будет так много бывать с ними, как прежде.
Анна-Мария. Ну, малыши ко всему привыкают.
Нора. Ты думаешь? По-твоему, они забыли бы мать, если бы ее не стало?
Анна-Мария. Господи помилуй! Не стало!
Нора. Слушай, Анна-Мария… я часто думаю… как это у тебя хватило духу отдать своего ребенка чужим?
Анна-Мария. Пришлось; как же было иначе, коли я поступила кормилицей к малютке Hope?
Нора. Но как же ты захотела пойти в кормилицы?
Анна-Мария. На такое-то хорошее место? Бедной девушке в такой беде радоваться надо было. Тот дурной человек ведь так-таки ничем и не помог мне.
Нора. Но твоя дочь, верно, забыла тебя?
Анна-Мария. Ну зачем же? Писала мне, и когда конфирмовалась, и когда замуж выходила.
Нора (обвивая ее шею руками). Старушка моя, ты была мне хорошей матерью, когда я была маленькой.
Анна-Мария. У бедняжечки Норы не было ведь другой, кроме меня.
Нора. И не будь у моих малюток другой, я знаю, ты бы… Вздор, вздор, вздор! (Открывает картонку.) Пойди к ним. Мне теперь надо… Завтра увидишь, какой я буду красавицей.
Анна-Мария. Верно, на всем балу никого краше не будет. (Уходит налево.)
Нора (принимается опоражнивать картонку, но скоро бросает все). Ах, только бы решиться выйти. Только бы никто не зашел. Только бы тут не случилось без меня ничего. Глупости. Никто не придет. Только не думать. Не думать об этом… Надо почистить муфту. Чудные перчатки, дивные перчатки… Не надо думать, не надо! Раз, два, три, четыре, пять, шесть… (Вскрикивает.) А! Идут! (Хочет кинуться к дверям, но останавливается в нерешительности.)
Из передней входит фру Линне, уже без верхнего платья.
Ах, это ты, Кристина! И больше там никого нет?.. Как хорошо, что ты пришла.
Фру Линне. Мне сказали, ты заходила ко мне, спрашивала меня.
Нора. Да, я как раз проходила мимо. Мне так нужна твоя помощь. Сядем сюда, на диван. Видишь, завтра вечером у верхних жильцов, у консула Стенборга, костюмированный вечер, и Торвальд хочет, чтобы я была неаполитанской рыбачкой и сплясала тарантеллу. Я выучилась на Капри.
Фру Линне. Вот что? Так ты дашь целое представление?
Нора. Торвальд говорит, что надо. Так вот костюм. Торвальд заказал его мне еще там. Но теперь все пооборвалось, и я просто не знаю…
Фру Линне. Ну, это мы живо поправим. Только отделка местами пооторвалась немножко. Иголки, нитки?.. А, тут все, что нужно.
Нора. Как это мило с твоей стороны.
Фру Линне (шьет). Так ты завтра будешь костюмироваться, Нора? Знаешь, я зайду на минутку взглянуть на тебя разодетой. Но я совсем позабыла поблагодарить тебя за вчерашний приятный вечер.
Нора (встает и ходит по комнате). Ну, вчера, по-моему, было вовсе не так мило, как обычно. Тебе бы приехать к нам в город пораньше, Кристина. Да, Торвальд большой мастер устраивать все изящно и красиво.
Фру Линне. И ты не меньше, я думаю. Недаром ты дочь своего отца. Но скажи, доктор Ранк всегда такой пришибленный, как вчера?
Нора. Нет, вчера он как-то особенно… Впрочем, он ведь страдает очень серьезной болезнью. У бедняги сухотка спинного мозга. Надо тебе сказать, отец у него был отвратительный человек, держал любовниц и все такое. Вот сын и уродился таким хворым, понимаешь?
Фру Линне (опуская работу на колени). Но, милочка Нора, откуда ты набралась таких познаний?
Нора (прохаживаясь по комнате). Э!.. Раз у тебя трое детей, значит, тебя иногда навещают такие… такие дамы, которые кое-что смыслят и в медицине. Ну, иной раз и расскажут кое о чем.
Фру Линне снова шьет; короткая пауза.
Фру Линне. Доктор Ранк каждый день бывает у вас?
Нора. Каждый божий день. Он ведь лучший друг Торвальда с юных лет и мой хороший друг. Он совсем как свой у нас.
Фру Линне. Но скажи ты мне: он человек вполне прямой? То есть не из таких, которые любят говорить людям приятные вещи?
Нора. Напротив. С чего ты это взяла?
Фру Линне. Вчера, когда ты нас познакомила, он уверял, что часто слышал мое имя здесь в доме. А потом я заметила, что муж твой не имел даже понятия обо мне. Как же мог доктор Ранк?..
Нора. Да, это совершенно верно, Кристина. Торвальд так безгранично меня любит, что не хочет ни с кем делиться мною… как он говорит. В первое время он прямо-таки ревновал меня, стоило мне только заговорить о своих милых близких, о родных местах. Ну, я, понятно, и перестала. Но с доктором Ранком я часто разговариваю обо всем таком. Он, видишь ли, любит слушать.
Фру Линне. Послушай, Нора, ты во многом еще ребенок. Я постарше тебя, поопытнее. И вот что я тебе скажу: тебе бы надо постараться выпутаться из этой истории – с доктором Ранком.
Нора. Из какой такой истории мне надо постараться выпутаться?
Фру Линне. Из всех этих историй вообще. Вчера ты тут болтала что-то о богатом поклоннике, который завещает тебе деньги.
Нора. Да, только нет такого, к сожалению!.. Ну и что же?
Фру Линне. Доктор Ранк человек состоятельный?
Нора. Да, состоятельный.
Фру Линне. И у него нет никого, о ком бы он должен был заботиться?
Нора. Никого. Но…
Фру Линне. И он каждый день бывает здесь в доме?
Нора. Ну да, ты же это уже слышала.
Фру Линне. Как же это воспитанный человек может быть настолько неделикатен?
Нора. Я тебя положительно не понимаю.
Фру Линне. Не представляйся, Нора. Ты думаешь, я не догадываюсь, кто одолжил тебе те тысячу двести специй?
Нора. Да ты в уме? Как тебе в голову могло прийти? Наш друг, который ежедневно бывает у нас! Ведь это было бы невыносимо мучительное положение!
Фру Линне. Значит, не он?
Нора. Уверяю же тебя. Мне и на ум прийти не могло ни на минуту!.. Да и где бы он тогда взял денег раздавать взаймы? Он получил наследство уже позже.
Фру Линне. Ну, это, пожалуй, счастье твое, дорогая Нора.
Нора. Нет, мне бы и в голову никогда не пришло просить у доктора Ранка… Впрочем, я вполне уверена, попроси я только у него…
Фру Линне. Но ты, разумеется, этого не сделаешь.
Нора. Нет, естественно. Я как-то и представить себе этого не могу. Но я вполне уверена, что, поговори я с доктором Ранком…
Фру Линне. За спиной мужа?
Нора. Мне все-таки надо покончить то дело. Тоже за его спиной. Надо покончить.
Фру Линне. Да, да, и я тебе вчера говорила, но…
Нора (ходит взад и вперед). Мужчине куда легче разделаться в таких случаях, чем женщине…
Фру Линне. Если это ее собственный муж – да.
Нора. Пустяки. (Останавливаясь.) Раз уплачиваешь весь долг сполна, то ведь получаешь долговое обязательство обратно?
Фру Линне. Само собой понятно.
Нора. И можно разорвать его в мелкие клочки, сжечь эту противную, грязную бумажонку?
Фру Линне (смотрит на Нору в упор, откладывает работу в сторону и медленно встает). Нора, ты что-то скрываешь от меня.
Нора. Разве это заметно?
Фру Линне. С тобой что-то случилось со вчерашнего утра, Нора, в чем дело?
Нора (идя к ней). Кристина! (Прислушивается.) Тсс! Торвальд вернулся. Слушай, поди пока к детям. Торвальд не любит, чтобы при нем возились с шитьем. Пусть Анна-Мария поможет тебе.
Фру Линне (собирает часть вещей). Да, да, но я не уйду от вас, пока мы не поговорим начистоту. (Уходит налево.)
В ту же минуту из передней входит Хельмер.
Нора (идет к нему навстречу). Ах, я жду не дождусь тебя, милый Торвальд.
Хельмер. Это швея, что ли?
Нора. Нет, это Кристина. Она помогает мне поправить костюм. Увидишь, какой эффект я произведу.
Хельмер. Да, разве я не удачно придумал?
Нора. Восхитительно! Но разве я тоже не умница, что слушаюсь тебя?
Хельмер (берет ее за подбородок). Умница – потому что слушаешься мужа? Ах ты, плутовка! Я знаю, ты не то хотела сказать. Но я не буду тебе мешать. Тебе, верно, надо примерять.
Нора. А ты, верно, за работу?
Хельмер. Да. (Показывая кипу бумаг.) Вот. Я заходил в банк. (Хочет уйти к себе.)
Нора. Торвальд…
Хельмер (останавливаясь). Что?
Нора. А если твоя белочка хорошенько попросит тебя об одной вещи?..
Хельмер. Ну и что же?
Нора. Ты бы сделал?
Хельмер. Сначала, естественно, надо знать – что именно.
Нора. Белка так бы разыгралась, расшалилась, позабавила бы тебя, если бы ты был так мил, послушался!
Хельмер. Так говори же.