Белый слонёнок с поднятым хоботом
«Нервы это всё, – подумал он, – пьянка, бабы, курево… нездоровый, мать его, образ жизни…»
Такси проехало мимо гостиницы «Звёздная», и Алексей стал смотреть в другое окно, за которым показалась зелень парка 50-летия Октября, в котором он почему-то сто лет как не был.
– Останови, я здесь выйду! – крикнул он водителю, изрядно того испугав.
– Зашем кричишь, э? – крутанув голову на сто восемьдесят градусов назад, выпалил гость столицы, – Спокойна не мог сказать, а?
– Извини, дорогой, забыл кое-что. Вот тебе за неудобство, – и Алексей протянул пострадавшему тысячу.
Увидев купюру, гость столицы мигом подобрел.
– Канечна, канечна! Выходи, дарагой, с кем не бывает!
С момента последнего посещения Алексеем этого парка место изменилось до неузнаваемости, и, что самое невероятное – в хорошую сторону. Дорожки, клумбы, газоны, детские площадки – всё было новое, чистенькое, ухоженное… немного портили вид странные фигуры в виде гигантских растопыренных ладоней, которые Алексей увидел на центральной площади, но во всём остальном парк производил крайне приятное впечатление.
«Да, это вам не сраный Лужок! – удовлетворённо подумал Алексей, вспоминая хитрожопую рожу могильщика столицы нашей Родины. – До Европы, конечно, ещё далеко, но от совка уже основательно оторвались…»
Алексей шёл по главной алле парка и наслаждался прогулкой. Он очень давно без нужды не гулял пешком, наверное, с тех времён, как перестал пользоваться общественным транспортом, то есть, когда всерьёз сел за руль. Наличие в семье двух машин, гаража и персонального парковочного места на работе сводило необходимость в пеших прогулках к нулю. Подобный образ жизни стоил ему былой стройности, но Алексей, как и многие его одногодки, спокойно смирился с потерей – в конце концов, серьёзного человека должно быть много.
Через сорок минут моциона парк закончился, и немного устававший Алексей оказался на задворках Мичуринского проспекта. Остаток пути до своего дома, который находился в элитном квартале «Шуваловский», он проделал на бомбиле.
В трёхкомнатной, недавно отремонтированной квартире Алексея никого не было. Он почему-то надеялся застать там Марину и попробовать ещё раз с ней объясниться, но предчувствие в который раз обмануло его. Немного улучшившееся за время прогулки настроение вновь стремительно испортилось, и Алексею захотелось выпить. Не раздеваясь, он прошел на кухню, по пути захватив стакан, привычно распахнул заветную дверцу, за которой всегда стояли две-три бутылки проверенного вискаря, и замер. Шкафчик был пуст. Не поверив своим глазам, Алексей пошарил внутри рукой, но нашел лишь пыль и старую этикетку от «Грантс». Поиски по другим шкафам и полкам ничего не дали. Алексей исследовал другие части квартиры, где хотя бы теоретически мог находиться алкоголь, но тщетно – квартира была чиста.
В принципе, ничего страшного не произошло, Алексей мог спокойно спуститься вниз и купить виски или чего-нибудь ещё в круглосуточном супермаркете, который занимал весь первый этаж дома, но ему было лень. Он развязал галстук и устало плюхнулся на диван. Его и без того поганое настроение испортилось окончательно. Алексей закрыл глаза и посмотрел в пульсирующую чем-то жёлтым темноту. Ему вдруг показалось, что кто-то большой и грязный навалился на него сверху и не даёт встать и идти дальше.
«Господи, во что я превратился, – с ненавистью к самому себе подумал он, – мне даже за бухлом идти лень…»
Вслед за этим Алексей испытал небывалый по мощности приступ жалости к самому себе. Такие приступы случались с ним и раньше, но этот оказался настолько сильным, что Алесей заплакал. Волна скорби подкатила к горлу и через секунду Ниагарским водопадом вырвалась наружу. Алексей так горячо, так искренне лил слёзы по самому себе, что буквально через пару минут ему стало лучше. Сделав ещё пару ритуальных всхлипов, Алесей поднялся с дивана, разделся и, пройдя незамеченным самим собой мимо зеркала, устремился в ванную.
Что ни говори, а душ – величайшее изобретение человечества. После унитаза, разумеется. Сколько чудесных открытий сделано, сколько судьбоносных решений принято и просто проведено спокойных минут наедине с самим собой именно там! Вот в этом самом волшебном месте и успокаивал свои расшатанные событиями последних дней нервы Алексей Анатольевич Ахабанин. Теплая вода и ни с чем несравнимое ощущение защищённости и комфорта постепенно привели обозначенного субъекта в норму.
Из ванной Алексей вышел совершенно другим человеком. Каких-то пятнадцати-двадцати минут хватило, чтобы избавиться от последствий истерики, стряхнуть с себя дурное настроение и, главное, разработать план действий на ближайшее будущее.
4. Искра
Искра, из которой в Алексеевой голове возгорелось пламя, прилетела от одного яркого воспоминания детства. Оно выпрыгнуло из неструктурированных глубин его памяти, словно дворняга из подворотни, внезапно. Это произошло, когда он стоял в своей душевой кабине «Luxus», купленной и установленной за бешеные деньги, пытаясь прийти в себя после безобразной истерики. Тогда ему отчётливо вспомнилось, как прабабушка показывала ему ту самую икону, которую её отец, Георгий Андреевич, заказал у своего брата по возвращении из большой китайской передряги. Икона хранилась в старом, запирающемся на огромный ключ сундуке, хотя в этом уже не было никакой необходимости – на дворе стояли восьмидесятые, и даже за целый иконостас в доме никаких неприятностей заработать было нельзя. Закрыв глаза и прислонившись к прохладной стенке кабины, Алексей увидел сухие прабабушкины руки, которые ласково, словно к живому прикоснулись сначала к лику, а потом также нежно прошлись по вышитому окладу.
– Вот здесь везде были камушки, – сказала она, – красные, зелёные, синие… всё чертовки Карауловы выковыряли, поскудницы…
Потом прабабушка пустилась в воспоминания, но Алексей слушал невнимательно. Он ждал, когда она достанет с полки заветный дедов альбом. Алексею тогда было лет одиннадцать, не больше, и его мало интересовала икона, другое дело – альбом с кораблями! Кроме того, он по малости лет не понимал, что значила для прабабушки эта потемневшая от времени икона в пыльном окладе, одна из немногих вещей, к которым прикасался её отец. К счастью, Алексей всё-таки кое-что запомнил из того прабабушкиного рассказа и, как выяснилось почти через тридцать лет, не зря.
…Ещё до окончания гражданской то, что осталось от некогда большой семьи Сувориных-Силаевых – прабабушка и её мать Александра Лазаревна – переехали из Хвалынска в Петровск, небольшой город примерно в ста километрах от Саратова. Причины переезда были банальны – новой власти очень приглянулся их большой купеческий дом, в котором позже расположилось какое-то советское учреждение. Пока не было собственного жилья, две измотанные судьбой женщины жили у родственников по отцовской линии, неких Карауловых. Вот на этих людей и возлагались все надежды Алексея – он совершенно точно помнил прабабушкины слова о том, что ей пришлось отдать все свои игрушки «чертовкам», видимо, в качестве откупа, поскольку те ей очень досаждали.
«Если статуэтка сохранилась, то она может быть только у них, – подумал Алексей. – Осталось только найти этих Карауловых, если они вообще живы, мать их за ногу».
Ещё раз упорядочив свои воспоминания и поверив в то, что это не шутка его вздрюченного последними событиями мозга, Алексей решил, чем займётся во время своего вынужденного отпуска. Разумеется, шансы на успешное завершение предприятия были мизерные, но Алексея это не волновало совершенно. Ему хотелось устроить себе небольшое приключение, а поиски артефакта из прошлого а-ля Индиана Джонс подходили для этого как нельзя лучше. Но сначала нужно требовалось решить, где он будет жить ближайший месяц.
Возвращаться к родителям Алексей не стал. Не потому, что у него с ними были плохие отношения, просто ему не хотелось лишних вопросов и дурацких советов. Месячное проживание в приличной московской гостинице, даже с его заработками, вышло бы слишком накладным, поэтому Алексей решил снять квартиру. Он позвонил бывшему коллеге, который давно занимался этим бизнесом и – о чудо! – у того оказалась свободной однушка на улице лётчика Бабушкина недалеко от железнодорожной станции «Лосиноостровская». Квартира располагалась в противоположном конце Москвы, относительно Алексеева прежнего жилища, но это было даже к лучшему.
Алексей оперативно собрал вещи, взяв с собой только самое необходимое для холостой жизни. Домашний компьютер, игровую приставку и прочую дребедень он брать не стал. Из одежды в огромный отпускной чемодан полетели джинсы, футболки, кроссовки и свитера – костюмы и другую деловую одежду Алексей решил оставить. Когда он был уже в дверях и думал, влезет ли всё, что собрано, в такси, ему захотелось написать Марине письмо. Алексей выдернул из записной книжки листок, сел на одну из коробок и начал писать. Исписав листок с обеих сторон, он понял, что если сейчас же не прекратит, то с ним случится такая же истерика, как чуть ранее, а, может, даже и сильнее. Алексей встал, скотчем прикрепил послание к клавише выключателя, вышел из квартиры и уверенно захлопнул за собой дверь. Когда помогший ему уложить коробки и чемоданы в машину таксист завёл двигатель, у Алексея защемило сердце.
Квартира в «Лосинке» оказалась обставлена как место для свиданий: единственную комнату почти полностью занимал фантастических размеров «сексодром», на стене перед которым висел огромный телевизор, должно быть, для просмотра порнухи. Ни шкафов, ни полок, ни какой-либо другой мебели в комнате не было. Алексей прошел на кухню, отгороженную от комнаты фальшивой стеной, и обнаружил там крохотный столик и одну табуретку. Осмотр единственного кухонного шкафчика показал наличие там двух кружек, одной банки растворимого кофе, пепельницы и нераспечатанной упаковки презервативов «VIZIT».
В ванной комнате ситуация была не лучше – здесь размещалась ванна джакузи, рассчитанная на две персоны, маленький умывальник, унитаз и биде. Стиральной машины не было, зато на стене висел телевизор размером поменьше, чем в комнате, но, очевидно, предназначенный для тех же целей.
– Н-да, похабная квартирка, – вслух произнёс Алексей и уже хотел выйти из ванной, но был отброшен назад неожиданно выскочившим из глубин зеркальной стены собственным отражением.
Алексей прислонился к холодному полотенцесушителю и шумно выдохнул.
– Так ведь и обделаться недолго, – сказал он своему перекошенному отражению и покинул-таки святилище разврата.
«Это, наверное, чтобы смотреть на себя во время траха и возбуждаться ещё сильнее, чем от порнухи», – додумался Алексей чуть позже.
Разумеется, квартира ему не понравилась. Особенно ванная. Сгоряча он хотел позвонить тому, кто предоставил этот притон, сказать всё, что о нём думает, и тут же съехать отсюда подальше, но довольно быстро успокоился.
«Не так уж всё и плохо, – думал он, лёжа посередине огромной, четырёх-, а то и пятиспальной кровати и щёлкая на телевизоре каналы для взрослых, – ну и что, что кухня маленькая, зато кровать большая…»
Так он провалялся до вечера. Когда вместе с облаками из области на Москву набежали синие сумерки, на улице лётчика Бабушкина зажглись фонари и из открытых окон, наконец, потянуло прохладой, утомлённый переездом и остальной дребеденью Алексей уже крепко спал на своём новом спальном месте, а когда проснулся, за окном уже ярко светило солнце.
Алексей прекрасно понимал, что просто так, не обращаясь в архив, найти людей в другом городе всего лишь по фамилии их предков практически невозможно, но дуракам, как говорится, везёт. В бумагах виновника Алексеевых настоящих злоключений – Георгия Андреевича Силаева – обнаружилось письмо на имя его жены Александры Лазаревны от каких-то родственников из Сызрани. В самом письме ничего интересного не наблюдалось, обычная бытовуха, но на конверте стоял адрес: «Город Петровск, угол Камышинской и Соборной улиц, собственный дом. Караулову Т.М.» и в скобках: «для Силаевой А.Л.» А это было уже кое-что.
Толком не позавтракав, Алексей прямо с утра сел за ноутбук. Предчувствие раскрытия тайны щекотало нервы и жгло полупустой желудок. Первым делом Алексей нашёл в интернете карту Петровска и обнаружил, что ни Камышинской, ни Соборной улиц в городе не существует. Поиск документов о переименовании ничего не дал, и для того чтобы выяснить новое название улиц и номера дома, Алексей позвонил в краеведческий музей города Петровска Саратовской области. Вежливая и спокойная сотрудница музея по имени Елена сообщила Алексею, что улица Соборная теперь называется улицей Энгельса, а Камышинская – улицей Ломоносова.
– Единственным, подходящим по времени постройки, тут может быть только дом номер восемь по улице Ломоносова, все остальные современные, – сказала в трубку Елена. – Это типичный купеческий дом постройки конца девятнадцатого века, нижний этаж каменный, верхний – деревянный. Дом запущенный, но ещё довольно крепкий.
– Там сейчас кто-нибудь живёт? – с замершим сердцем спросил Алексей.
– Думаю, да, – ответила Елена, – по крайней мере, брошенным он не выглядит. Я мимо него хожу регулярно, заметила бы. Я могу спросить, чем вызван ваш интерес к нашему городу и этому дому?
– Там во время гражданской войны жили мои родственники, – сказал Алексей, – вот я и…
– Восстанавливаете родословную?
– Не совсем так, но…
– Я бы могла вам оказать определённую помощь в этом вопросе. Архивный поиск, поиск по метрическим книгам, розыск пропавших предков – всё это моя специальность. Разумеется, это не бесплатно, но расценки у нас умеренные, не то, что у нас в Москве.
«Хваткая, однако, девица», – подумал Алексей, а сам сказал:
– Да нет, спасибо, ничего такого не нужно. Мои родственники вообще-то из Хвалынска, они просто жили в Петровске какое-то время…
– Понятно, – сказала Елена, явно потеряв интерес к собеседнику, – если будете у нас в городе, заходите к нам в музей, мы всегда вам поможем.
Алексей вежливо попрощался и снова полез в интернет. Найти свежую и доступную для скачивания версию телефонного справочника Петровска оказалось непросто, но он справился. У Алексея ощутимо ёкнуло за грудиной, когда в телефонном справочнике он увидел напротив установленного адреса следующее:
Доренко Людмила Сергеевна 1946 г.р.
Караулова Алевтина Тимофеевна 1915 г.р.
Серёгина Василиса Михайловна 1937 г.р.
Щеголькова Анна Львовна 1970 г.р.
Это была победа. Алексей радостно вскинул руки вверх, в голос прокричал: «Йу-ху!», а потом блаженно закрыл глаза. Сначала он наблюдал обычную в таких случаях, чуть подсвеченную световыми разводами, черноту, но затем рассмотрел в ней тоненькую, не толще человеческого волоса, ниточку, уходящую в никуда. Алексей подумал, что эта ниточка тянется в его нынешнее похабное жилище из прошлого, и за неё ему предлагается вытянуть того самого белого слонёнка с поднятым хоботом, а вместе с ним и какую-то тайну, которой просто не могло не быть.
«Какая же ты тоненькая… – подумал Алексей, осторожно беря её руками, – словно волосок… не порвать бы…»
Из школьного курса физики Алексей помнил, что средний человеческий волос может выдержать груз массой до трёх килограмм, а это давало некоторую надежду, поскольку искомая статуэтка, судя по фотографии, весила куда меньше. Нитка из его рук уходила далеко в темноту, и, сколько бы он ни всматривался в её пугающий и холодный мрак, не мог разглядеть там ничего, кроме чёрных теней на чёрном фоне. Алексей чуть-чуть потянул нитку на себя, и тут же почувствовал натяжение и лёгкую резь в ладонях.
– …и из рук бы не выпустить… – сказал он вслух и, открыв глаза, уставился на свои ладони.
Никакой нити там, разумеется, не было. Ощутив себя пойманным на школьной шутке про растительность на руках, Алексей полез за телефоном.
По найденному номеру ему никто не ответил. Алексей набирал номер снова и снова, но безрезультатно. Предположив, что дома просто никого нет, он решил отложить звонок до вечера, тем более что подошло время обеда.
Алексей встал с неудобной кухонной табуретки, размял затёкшие ногиеи спину, покурил в отрытое окно, загасил окурок в пепельницу и пошёл одеваться. Стоя в дверях, он осмотрел квартиру на предмет не выключенных плиты и электроприборов, похлопал себя по карманам и по привычке достал телефон. Алексей посмотрел, который час, и решил ещё раз попробовать счастья с петровским номером. Немного поколебавшись, он нажал на кнопку вызова.
– Алё! – неожиданно громко ответил женский голос из трубки. – Алё, я вас слушаю!
– Да, ало, – немного опешив, сказал Алексей, – это улица Ломоносова, дом восемь?
– Да, улица Ломоносова дом восемь, – передразнил его голос, – надо-то чего?
Алексей вернулся в кухню и быстро открыл ноутбук.
– Караулову Алевтину Тимофеевну, – пытаясь справиться с волнением, прочитал он, – пожалуйста.
– Бабушка спит сейчас, – сообщил голос, – а вам она зачем? Вы из Собеса, что ли?
– Нет, не из Собеса… я представитель одной исторической организации, – начал на ходу сочинять Алексей, – мы занимаемся поиском пропавших родственников и…
Голос в трубке не дал ему договорить.
– И чего? Причём тут бабуля?
– Мы просто хотели с ней побеседовать. В вашем доме…
– А! Опять по поводу дома? Он не продаётся, понятно? Забодали уже спрашивать… каждый день звонют, звонют, как оглашенные… сказала же: не-про-да-ёт-ся! Стройте свой магазин в другом месте, понятно?
Алексей с трудом сдержался, чтобы не заорать в трубку.
– Девушка, поверьте, ваш дом нас совершенно не интересует, – почти по слогам произнёс он, – нам нужно только поговорить с Алевтиной Тимофеевной, задать ей пару вопросов и всё. Нас интересует период времени с конца гражданской войны до начала НЭПа…
– Чего? – после паузы спросили на другом конце.
– Я говорю, нас интересует время с восемнадцатого по двадцать второй годы, – пояснил Алексей, – Алевтина Тимофеевна в это время проживала по этому адресу?
– Ну, проживала, – ответила женщина, – она тут с рождения живёт, ещё с до революции…
– Вот и отлично! Об этом я и хотел бы с ней поговорить.
Женщина на другом конце, похоже, немного успокоилась.
– А вы точно про дом не будете спрашивать? – аккуратно спросила она.
– Точно, не буду, – заверил её Алексей, – скажите, когда мне можно перезвонить?
– Вообще-то, бабушка по телефону не разговаривает, – совсем спокойно сообщила женщина, – она слышит очень плохо. Вы, лучше, зайдите, раз уж вам так надо… только если будете дом предлагать продать или какую-нибудь муру ей втюхивать, я вас сразу же на хрен выгоню и ещё милицию вызову! У меня дядька участковым работает, понятно?
– Понятно, понятно! Ничего такого, поверьте! Скажите, а когда к вам лучше зайти?
– Да хоть сейчас заходите, бабуля уже проснулась.
Алексей усмехнулся.
– Ну, сейчас я не могу… я сейчас в Москве, а к вам планирую приехать на днях…
В ответ в трубке так охнули, что Алексей нешуточно испугался.
– Это вы чего, c Москвы к нам поедете, что ли? – закудахтала женщина. – Что ж это за вопросы у вас такие, что с самой Москвы ехать не лень?
– Заказчик платит, – решил уйти от темы Алексей, – и вам, кстати, будут причитаться небольшие комиссионные. За помощь.
– Да-а-а-а?
– Разумеется… любой труд должен быть оплачен.
В трубке повисло молчание, изредка прерываемое сосредоточенным сопением.
– А сколько дадите?
– Начнём с трёх тысяч рублей, – сказал Алексей, лихорадочно соображая, немало ли даёт.
– Пять, – мгновенно отреагировали на том конце.
– По рукам, – быстро согласился Алексей.
– Только до обеда не приходите, бабушка спит, – затараторила трубка, – и вечером тоже не надо, бабушка рано ложится, лучше где-то часика в два, в три, только не раньше, а то бабушка в это время спит…
– Как скажете, – прервал её Алексей, – раз мы с вами обо всём договорились, давайте познакомимся. Меня зовут Алексей.
– А меня Анна, – совсем другим голосом сказала женщина, – можно Аня.
– Тогда, спасибо вам заранее, Аня, за всё, и до встречи.
– Да не за что пока… а вы точно заплатите?
– Точно, точно, – с улыбкой ответил Алексей, – не волнуйтесь.
«Судя по году рождения, эта Алевтина Тимофеевна и есть одна из сестёр Карауловых, – заедая нервную дрожь окрошкой на кефире в кафе напротив дома, думал Алексей, – и ведь жива ещё! Девяносто восемь, мать их, лет, охренеть, не встать… И какая удача, что она не переехала и не сменила фамилию, иначе, лови её майкой… Остальные же тётки, указанные в справочнике, вряд ли её дочери или внучки, скорее, дети её сестры или сестёр, а та, с кем я разговаривал, видимо, самая младшая…»
Алексей закончил с окрошкой и перешёл к макаронам с куриными котлетами.
«Разумеется, вероятность того, что у них в доме сохранились прабабушкины игрушки, ничтожно мала, – продолжал рассуждать он, – но другого пути, как говориться, не-е-е-т… надо срочно брать мне биле-е-е-е-т…»
Куриные котлеты оставили во рту привкус масла, на котором их жарили. Алексей попытался запить его компотом (ничего не вышло), потом жестом позвал томящуюся у стойки габаритную официантку. Та, покачивая кормой, подошла.
– Посчитайте меня, пожалуйста, – сказал Алексей.
Официантка прошлась по его лицу и, особенно, глазам оценивающим взглядом.
– Расплачиваться будете наличными?
– Нет, картой, – ответил Алексей и достал бумажник.
5. Саратов
Саратов встретил Алексея пылью, ярким южным солнцем и наглецом-таксистом, который опоздал минут на пятнадцать и не извинился. Пока такси не подъёхало, Алексей от скуки побродил вокруг стоящего напротив вокзала железного Феликса, который, видимо, со скидкой на местную климатику был отлит не в шинели, как на Лубянке, а в гимнастерке и галифе. Ещё одно отличие состояло в том, что главаря ВЧК здесь запечатлели в движении и с газетой «Правда» в руке.
– А куда направляется ваш Феликс Эдмундович? – спросил Алексей водителя, когда тот, наконец, приехал.
– Ясное дело, в сортир, – не задумываясь, ответил таксист, – он же с газетой!
Алексей поселился в гостинице с непереводимым названием «Рилла». Он нашёл это место в интернете и забронировал номер ещё из Москвы. При выборе отеля Алексей обычно уделял внимание удобству расположения, наличию интернета и количеству положительных отзывов на сайтах бронирования; цена вопроса его волновала редко. В этот раз он поступил также: гостиница находилась в историческом центре – на проспекте Кирова, беспроводной интернет в номере наличествовал, и хороших отзывов о ней было гораздо больше, чем плохих.
Номер за четыре тысячи рублей в сутки оказался небольшим, но достаточно уютным, и, что более всего понравилось Алексею, здесь имелся письменный стол с лампой и сделанным под старину письменным прибором. Коридорный, который помог дотащить до номера чемодан, объяснил, что интерьер заимствован у номера ныне несуществующей гостиницы, в которой останавливался сам Александр Сергеевич Пушкин во время своего путешествия по российским губерниям.
– Простите, а когда была построена ваша гостиница? – спросил Алексей.
– Году в девяносто девятом, – неуверенно ответил коридорный, – кажется…
Алексей понимающе кивнул, а сам подумал, что этот номер своим интерьером обязан, скорее всего, поздно докатившимся до провинции отголоскам столичного празднования двухсотлетия со дня рождения «нашего всего», которое как раз и обрушилось на белокаменную в девяносто девятом году. Улыбаясь своей догадке, Алексей подошёл к окну и отодвинул рукой краешек тяжёлой бархатной портьеры. Из окна ему открылся вид на памятник мрачного Чернышевского в одном углу кадра и башенку здания консерватории в другом.
– Что делать… – произнёс Алексей вслух.
– Ну, можете по городу погулять, – из-за спины подал голос коридорный, который всё ещё стоял в дверях, – погода-то какая!
– Именно так я и поступлю, – сказал Алексей и протянул неискренне улыбающемуся советчику полтинник чаевых.
После душа и не особенно вкусного завтрака Алексей отправился на прогулку. Вдыхая сухой саратовский воздух, он не спеша добрёл до Волги, прогулялся по набережной Космонавтов от речного вокзала до памятника влюблённым и обратно, посмотрел, как швартуется круизный теплоход «Семён Будённый», потом купил мороженного и подошёл к самой воде. Всё, что он видел вокруг, было ему знакомо с самого детства. Набережная, вокзал, мост через Волгу, всё было такими же, как раньше, но уже совершенно другим.
Алексей неоднократно гостил в Саратове у деда с отцовской стороны. Ему очень хорошо запомнился этот весёлый сморщенный дедок в пиджаке с приколотой к нему орденской колодкой и вечной беломориной в уголке рта. Обычно Алексей с отцом приплывали в Саратов на белоснежной «Ракете» откуда-нибудь из Вольска или Камышина и подолгу жили у деда в его старом-старом, но очень уютном доме на улице Кузнечной. В Алексеевых воспоминаниях здесь всегда стояла чудесная погода, город бултыхался в зелени, и всё было до того чудесно, как может быть только в навеки ушедшем детстве. Вообще у Алексея проживало много родственников на Волге – в Камышине, Волгограде, Вольске – и, как это практиковалось в советские времена, родители Алексея периодически оных навещали и непременно брали в поездки детей. Такие визиты порой затягивались почти на всё лето и заменяли Алексею обычные для советских школьников пионерские лагеря, в которых ему не довелось отмотать ни смены.