студент универа без денег, с ним его мать,
и они выбирают пальто.
В нём – коридор и товарищи по несчастью,
имевшие глупость пойти изучать человека
(его психотравмы и стрессы,
и как его сделать кусочком безумного пазла),
дворы, что пропитаны дымом, пропиты.
В нём – третий десяток.
Рюкзак, потерявший подкладку
и чёрность под солнцем Лишбоа паляшим,
предмет, безусловно, второй.
В нём то, что на складе
в лето две тыщи седьмое я заработал:
унижение, страх быть избитым
в каморке за раздевалкой
водилой погрузчика Ваней
за то, что не стал проставляться.
В нём – ливень июльский,
на девять лет позже, шум Крымского вала.
Под козырьком в Музеоне я, без стыда раздеваясь,
меняю носки и футболку.
Подарки, что радостно было везти и дарить.
В нём – лица мои, что чешуйками пыли опали.
И третий предмет,
что хранит мою память,
смысл в этом буквальный, —
простой диктофон, но надёжный.
Покупкой доволен, иду на квартиру,
что куплена менее года назад
нам, молодоженам,
сажусь на диван, и пою,
что толпа декабрей не даёт мне согреться.
В нём – шелест вокзалов и рёв самолётов,
в нём крики детей,
в нём – речи, что в барах подслушал,
собранья на разных работах,
в нём – ожидание строчек,
и то ожиданье, что пытки страшнее.
В нём – скрип половиц,
в нём затяжка,
в нём птичия трель дверного звонка.
В нём – то, что прослушают после,
пытаясь понять, почему самолёт мой
разбился о землю.
В нём – воздух,
прошедший сквозь фильтр моей крови.
Все три предмета черны,
и в этом, должно быть,
есть физике что-то сродни:
не выпустит свет
