Стихотворения и поэмы для 11 класса

Серебряных несербских рыбинрубаем хищно.Наш пир тревожен. Сижу, не рыпаюсьв «Рыбарске хиже».Ах, Божидар, антенна Божья,мы – самоеды.Мы оба тощи. Мы рыбы тоже.Нам тошно это.На нас – тельняшки, меридианы —жгут, как верёвки.Фигуры наши – как Модильяни —для сковородки.Кто по-немецки, кто по-румынски…Мы ж – ультразвуки.Кругом отважно чужие мыслии ультращуки.Кто нас услышит? Поймёт? Ответит?Нас, рыб поющих?У времени изящны сетии толсты уши.Нас любят жёны,в чулках узорных,они – русалки.Ах, сколько сетокв рыбачьих зонахмы прокусали!В банкетах пресныхнас хвалят гости,мы нежно кротки.Но наши песнивонзятся костьюв чужие глотки!1967ДРЕBНИЕ СТРОКИ

Р. Щедрину

В воротничке я —как рассыльныйв кругу кривляк.Но по ночам я —пёс Россиио двух крылах.С обрывком галстука на вые,и дыбом шерсть.И дыбом крылья огневые.Врагов не счесть…А ты меня шерстишь и любишь,когда ж грустишь, —выплакиваешь мне, что людямне сообщишь.В мурло уткнёшься меховоев репьях, в шипах…И слёзы общею звездоюв шерсти шипят.И неминуемо минуемтвою бедув неименуемо немуюминуту ту.А утром я свищу насильно,но мой язык —что слёзы слизывал России,чей светел лик.1967НАПОИЛИНапоили.Первый раз ты так пьяна,на пари ли?Виновата ли весна?Пахнет ночью из окнаи полынью.Пол – отвесный, как стена…Напоили.Меж партнёров и мадамсинеглазобродит ангел вдрабадан,семиклашка.Её мутит. Как ей быть?Хочет взрослою побыть.Кто-то вытащит ей тазиз переднейи наяривает джазкак посредник:«Всё на свете в первый раз,не сейчас —так через час,интересней в первый раз,чем в последний…»Но чьи усталые глазастоят в углу,как образа?И не флиртуют, не манят —они отчаяньем кричат.Что им мерещится в фигуркемежду танцующих фигур?И, как помада на окурках,на смятых пальцахманикюр.1967ТОСКАЗагляжусь ли на поезд с осенних откосов,забреду ли в вечернюю деревушку —будто душу высасывают насосом,будто тянет вытяжка или вьюшка,будто что-то случилось или случится —ниже горла высасывает ключицы.Или ноет какая вина запущенная?Или женщину мучил – и вот наказанье?Сложишь песню – отпустит,а дальше – пуще.Показали дорогу, да путь заказали.Точно тайный горб на груди таскаю —тоска такая!Я забыл, какие у тебя волосы,я забыл, какое твоё дыханье,подари мне прощенье,коли виновен,а простивши – опять одари виною…1967СНЕГ B ОКТЯБРЕПадает по железус небом напополамснежное сожалениепо лесу и по нам.В красные можжевелины —снежное сожаление,ветви отяжелелыесветлого сожаления!Это сейчас растаетв наших речах с тобой,только потом настанеттвёрдой, как наст, тоской.И, оседая, шевелится,будто снега из детств,свежее сожалениемилых твоих одежд.Спи, моё день-рождение,яблоко закусав.Как мы теперь раздельнобудем в красных лесах?!Ах, как звенит вслед летуброшенный твой снежок,будто велосипедныйкруглый литой звонок!1967* * *Слоняюсь под Новосибирском,где на дорожке к пустырюприжата камушком записка:«Прохожий, я тебя люблю!»Сентиментальность озорницы,над вами прыснувшей в углу?Иль просто надо объясниться?«Прохожий, я тебя люблю!»Записка, я тебя люблю!Опушка – я тебя люблю!Зверюга – я тебя люблю!Разлука – я тебя люблю!Детсад – как семь шаров воздушных,на шейках-ниточках держась.Куда вас унесёт и сдует?Не знаю, но страшусь за вас.Как сердце жмёт, когда над осенью,хоть никогда не быть мне с ней,уносит лодкой восьмивёсельнойв затылок ниточку гусей!Прощающим благодареньемпройдёт деревня на плаву.Что мне плакучая деревня?Деревня, я тебя люблю!И, как ремень с латунной пряжкой,на бражном, как античный бог,на нежном мерине дремавшемприсох осиновый листок.Коняга, я тебя люблю!Мне конюх молвит мирозданьем:«Поэт? Люблю. Пойдём – раздавим…»Он сам, как осень, во хмелю,Над пнём склонилась паутина,в хрустальном зеркале хранятончайшим срезом волосинымвсе годовые кольца пня.Будь с встречным чудом осторожней…Я встречным «здравствуй» говорю.Несёшь мне гибель, почтальонша?Прохожая, тебя люблю!Прохожая моя планета!За сумасшедшие пути,проколотые, как билеты,поэты с дырочкой в груди.И как цена боёв и риска,чек, ярлычочек на клею,к Земле приклеена записка:«Прохожий, я тебя люблю!»1967BРЕМЯ НА РЕМОНТЕКак архангельша времённа часах над Воронцовскойбаба вывела: «Ремонт»,и спустилась за перцовкой.Верьте тёте Моте —Время на ремонте.Время на ремонте.Медлят сбросить кроныпросеки лимонныев сладостной дремоте.Фильмы поджеймсбондили.В твисте и нервозностиженщины – вне возраста.Время на ремонте.Снова клёши в моде.Новости тиражные —как позавчерашние.Так же тягомотны.В Кимрах именины.Модницы в чулках,в самых смелых мини —только в чёлочках.Мама на «Раймонде».Время на ремонте.Реставрационщикпотрошит да Винчи.«Лермонтов» в ремонте.Гаечки там подвинчивают.«Я полагаю, что пара вертолётовзначительно изменила бы ход Аустерлицкого сражения.Полагаю также, что наступил моментпроизвестидевальвацию минуты.Одна старая мин. равняется 1,4 новой. Тогда,соответственно, количество часов в суткахувеличится, возрастёт производительностьтруда, а в оставшееся время мы сможем петь…»Время остановилось.Время 00 – как надпись на дверях.Прекрасное мгновенье,не слишком ли тыподзатянулось?Которые всё едят и едят,вся жизнь которых – как затянувшийсяобеденный перерыв,которые едят в счёт 1995 года,вам говорю я:«Вы временны».Конторские и конвейерные,чья жизнь – изнурительныйпроизводственный ритм,вам говорю я:«Временно это».Которая шьёт-шьёт, а нитка всё не кончается,которые замерли в 30 м от финишасо скоростью 270 км/никогда,вам говорю я:«Увы, и вы временны…»«До – До – До – До – До – До – До – До» —он уже продолбил клавишу,так что клавиша стала похожа на домино«пусто-один» —Прекрасное мгновенье,не слишком ли ты подзатянулось?Помогите Времясдвинуть с мёртвой точки.Гайки, Канты, лемехи,все – второисточники.На семи рубинахциферблат Истории —на живых, любимых,ломкие которые.Может, рядом, около,у подружки ветренойчто-то больно ёкнуло,а на ней всё вертится.Обнажайте заживоу себя предсердие,дайте пересаживать.В этом и бессмертие.Ты прощай мой щебет,сжавшийся заложник,неизвестность щемит —вдруг и ты заглохнешь?Неизвестность вечная —вдруг не разожмётся?Если человечное —значит, приживётся.И колёса мощныевремя навернёт.Временных ремонтщиковвышвырнет в ремонт!1967* * *Сколько свинцового яда влито,сколько чугунных лжей…Моё лицо никак не выжметштангуушей…1968ЯЛТИНСКАЯ КРИМИНАЛИСТИЧЕСКАЯ ЛАБОРАТОРИЯСашка Марков, ты – король лаборатории.Шишка сыска, стихотворец и дитя.Пред тобою все оторвы припортовыеобожающе снижают скоростя.Кабинет криминалистики – как перечень.Сашка Марков, будь Вергилием, веди!Обвиняемые или потерпевшие,стонут вещи с отпечатками беды.Чья вина позапекалась на напильнике?Группа крови. Заспиртованный урод.Заявление: «Раскаявшись, насильникана поруки потерпевшая берёт».И, глядя на эту космографию,точно дети нос приплюснувши во мрак,под стеклом стола четыре фотографии —ах, Марина, Маяковский, Пастернак…Ах, поэты, с беззаветностью отдавшиесяситуациям, эпохам, временам, —обвиняемые или пострадавшие,с беспощадностью прощающие нам!Экспертиза, называемая славою,в наше время для познанья нет преград.Знают правые, что левые творят,но не ведают, где левые, где правые…И, глядя в меня глазами потеплевшими,инстинктивно проклинаемое мной,обвиняемое или потерпевшее,воет Время над моею головой!Победители, прикованные к пленным.Невменяемой эпохи лабиринт.Просветление на грани преступления.Боже правый, Саша Марков, разберись…1968РОЩАНе трожь человека, деревце,костра в нём не разводи.И так в нём такое делается —боже не приведи!Не бей человека, птица,ещё не открыт отстрел,Круги твои —ниже,тише.Неведомое – острей.Неопытен друг двуногий.Вы, белка и колонок,снимите силки с дороги,чтоб душу не наколол.Не браконьерствуй, прошлое.Он в этом не виноват.Не надо, вольная рощица,к домам его ревновать.Такая стоишь тенистая,с начёсами до бровей, —травили его, освистывали,ты-то хоть не убей!Отдай ему в воскресениевсе ягоды и грибы,пожалуй ему спасение,спасением погуби.1968НЬЮ-ЙОРКСКИЕ ЗНАЧКИБлещут бляхи, бляхи, бляхи,возглашая матом благим:«Люди – предки обезьян»,«Губернатор – лесбиян»,«Непечатное – в печать!»,«Запретите запрещать!»«Бог живёт на улице Пастера, 18. Вход со двора».Обожаю Гринич Вилиджв саркастических значках.Это кто мохнатый вылез,как мошна в ночных очках?Это Ален, Ален, Ален!Над смертельным карнавалом,Ален, выскочи в исподнем!Бог – ирония сегодня.Как библейский афоризмгениальное: «Вались!».Хулиганы? Хулиганы.Лучше сунуть пальцы в рот,чем закиснуть куликамибуржуазовых болот!Бляхи по местам филейным,коллективным Вифлеемомв мыле давят трепака —«мини» около пупка.Это Селма, Селма, Селмаагитирующей шельмойподмигнула и – во двор:«Мэйк лав, нот уор!»Бог – ирония сегодня.Блещут бляхи над зевотой.Тем страшнее, чем смешней,и для пули – как мишень!«Бог переехал на проспект Мира, 43. 2 звонка».И над хиппи, над потопомироническим циклопомблещет Время, как значком,округлившимся зрачком!Ах, Время,сумею ли я прочитать, что написанов твоих очах,мчащихся на меня,увеличиваясь, как фары?Успею ли оценить твою хохму?…Ах, осень в осиновых кружочках…Ах, восемьподброшенных тарелочек жонглёра,мгновенно замерших в воздухе,будто жирафа убежала,а пятна от неёостались…Удаляется жирафав бляхах, будто мухомор,на спине у ней шарахнуто:«Мэйк лав, нот уор»!1968ИЮНЬ-68Лебеди, лебеди, лебеди…К северу. К северу. К северу!..Кеннеди… Кеннеди… Кеннеди…Срезали…Может, в чужой политикене понимаю что-то?Но понимаю залитыекровью беспомощной щёки!Баловень телепубликив траурных лимузинах…Пулями, пулями, пулямибешеные полемизируют!..Помню, качал рассеянноцелой ещё головою,смахивал на Есенинападающей копною.Как у того, играла,льнула луна на брови…Думали – для рекламы,а обернулось – кровью.Незащищённость вызовалидеров и артистов,прямо из телевизоровпадающих на выстрел!Ах, как тоскуют корни,отнятые от сада,яблоней на балконена этаже тридцатом!..Яблони, яблони, яблони —к дьяволу!..Яблони небоскрёбов —разве что для надгробьев.* * *Суздальская Богоматерь,сияющая на белой стене,как кинокассиршав полукруглом овале окошечка!Дай мнебилет,куда не допускаютпосле шестнадцати…1968ДЕКАБРЬСКИЕ ПАСТБИЩА

М. Сарьяну

Всё как надо – звёздная давка.Чабаны у костра в кругу.Годовалая волкодавкаразрешается на снегу.Пахнет псиной и Новым Заветом.Как томилась она меж нас.Её брюхо кололось светом,как серебряный дикобраз.Чабаны на кону метали —короля, короля, короля.Из икон, как из будок, лаяли —кобеля, кобеля, кобеля.А она всё ложилась чащена репьи и сухой помёти обнюхивала сияющиймессианский чужой живот.Шли бараны чёрные следом.Лишь серебряный всё понимал —передачу велосипедаего контур напоминал.Кто-то ехал в толпе овечьей,передачу его крутя,думал: «Сын не спас Человечий,пусть спасёт собачье дитя».Он сопел, белокурый кутяша,рядом с серенькими тремя,стыл над лобиком нимб крутящийся,словно малая шестерня.И от малой той шестерёнкиначиналось удесятерённосумасшествие звёзд и блох.Ибо всё, что живое, – Бог.«Аполлоны», походы, страны,ход истории и века,ионические бараны,иронические снега.По снегам, отвечая чаяньям,отмечаясь в шофёрских чайных,ирод Сидоров шёл с мешкомс извиняющимся смешком.1969* * *Лист летящий, лист спешащийнад походочкой моей —воздух в быстрых отпечаткахженских маленьких ступней.Возвращаются, толкутсяэти светлые следы,что желают? что толкуют?Ах, лети,лети,лети!..Вот нашла – в такой глуши,в ясном воздухе души.1969УЛИТКИ-ДОМУШНИЦЫУже, наверно, час тому, какрассвет означит на стенеряды улиточек-домушницс кибиточками на спине.Магометанские моллюски,их продвиженье – не иллюзия.И, как полосочки слюды,за ними тянутся следы.Они с катушкой скотча схожи,как будто некая рукаоклеивает тайным скотчемдома и судьбы на века.С какой решительностью тащат —без них, наверно б, мир зачах —домов, замужеств, башен тяжестьна слабых влажных язычках!Я погружён в магометанство,секунды протяженьем в год,где незаметна моментальностьи видно, как гора идёт.Эпохой, может, и побрезгуют.Но миллиметра не простят.Посылки клеят до востребования.Куда летим? Кто адресат?1969ГРИПП «ГОНКОНГ-69»Гриппозная пора,как можется тебе?Гриппозная молвав жару, в снегу, в беде.Беспомощна наука.И с Воробьёвых горв ночном такси старухабормочет наговор:«Снега – балахоном».Бормочет Горгона:«Гонконг, гоу хоум!Гонконг, гоу хоум!»Грипп,грипп,грипп,грипп,ты – грипп,я – грипп,на трёхмогли б…Грипп… грипп…Кипи, скипидар,«Грипп – нет!Хиппи – да!»Лили Брик с «Огоньком»или грипп «Гонконг»?Грипп,грипп,хип-хип,гип-гип!«Открой “Стоп-грипп»,по гроб – «Гран-при»!Райторготкрыт.«Нет штор.Есть грипп».«Кто крайний за гриппом?»Грипп, грипп, грипп, грипп, грипп…«Как звать?»«Христос!»«Что дать?»«Грипп-стоп»…Одна знакомая лошадь предложила:«Человек – рассадник эпидемии.Стоит уничтожить человечество – грипп прекратится…»По городу гомон:«Гонконг, гоу хоум!»Орём Иерихоном:«Гонконг, гоу хоум!»Взамен «уха-горла» —к нам в дом гинеколог.«Домком? Нету коек».«Гонконг, гоу хоум!»Не собирайтесь в сборища.В театрах сбор горит.Доказано, что спорящийраспространяет грипп.Целуются затылками.Рты марлей позатыканы.Полгородународруки не подаёт.И нет медикаментов.И процедура вся —отмерь четыре метраи совершенствуйся.Любовник дал ходу.В альков не загонишь.Связь по телефону.«Гонконг,гоу хоум!»Любимая моя,как дни ни тяжелы,уткнусьв твои уста,сухие от жары.Бегом по уколам.Жжёт жар геликоном.По ком звонит колокол?…«Гонконг, гоу хоум!..»1969КОНСПИРАТИBНАЯ КBАРТИРАМы – кочевые, мы – кочевые,мы – очевидно,сегодня чудом переночуем,а там – увидим!Квартиры наши конспиративны,как в спиритизме,чужие стены гудят, как храмы,чужие драмы,со стен пожаром холсты и схимники…а ну пошарим —что в холодильнике?Не нас заждался на кухне газ,и к телефонам зовут не нас,наиродное среди чужого,и, как ожоги,чьи поцелуи горят во тьме,ещё не выветрившиеся вполне?…Милая, милая, что с тобой?…Мы эмигрировали в край чужой,ну что за город, глухой, как чушки,где прячут чувства?Позорно пузо растить чинуше —но почему же,когда мы рядом, когда нам здорово —что ж тут позорного?Опасно с кафедр нести напраслину —что ж в нас опасного?Не мы опасны, а вы лабазны,людьё, которым любовь опасна!Вы опротивели, конспиративные!..Поджечь обои? вспороть картины?Об стены треснуть сервиз, съезжая?…«Не трожь тарелку – она чужая».1964

BАЙДАBАЙДАBАЙ

Семидесятые

СКРЫМТЫМНЫМ«Скрымтымным» – это пляшут омичи?скрип темниц? или крик о помощи?или у Судьбы есть псевдоним,тёмная ухмылочка – скрымтымным?Скрымтымным – то, что между нами.То, что было раньше, вскрыв, темним.«Ты-мы-ыы…» – с закрытыми глазамив счастье стонет женщина: скрымтымным.Скрымтымным – языков праматерь.Глупо верить разуму, глупо спорить с ним.Планы прогнозируем по сопромату,но часто не учитываем скрымтымным.«Как вы поживаете?» – «Скрымтымным…»Из-за «скрымтымныма» закрыли Крым.Скрымтымным – это не силлабика.Лермонтов поэтому непереводим.Лучшая Марина зарыта в Елабуге.Где её могила? – скрымтымным…А пока пляшите, пьяны в дым:«Шагадам, магадам, скрымтымным!»Но не забывайте – рухнул Рим,не поняв приветствия: «Скрымтымным».1970ДОНОР ДЫХАНИЯТак спасают автогонщиков.Врач случайная, на ждавши «скорой помощи»,с силой в лёгкие вдувает кислород —рот в рот!Есть отвага медицинская последняя —без посредников, как жрица мясоедная,рот в рот,не сестрою, а женою милосердиядушу всю ему до донышка даёт —рот в рот,одновременно массируя предсердие.Оживаешь, оживаешь, оживаешь.Рот в рот, рот в рот, рот в рот.Из ребра когда-то созданный товарищ,она вас из дыханья создаёт.А в ушах звенит, как соло ксилофона,мозг изъеден углекислотою.А везти его до Кировских Ворот!(Рот в рот. Рот в рот. Рот в рот.)Синий взгляд как пробка вылетит из-подвек, и лёгкие воздохнут, как шар летательный.Преодолевается летальныйисход…«Ты лети, мой шар воздушный, мой минутный.Пусть в глазах твоихмной вдутый небосвод.Пусть отдашь моё дыхание кому-торот – в рот…»1970* * *Бобры должны мочить хвосты.Они темны и потаённы,обмакнутые в водоёмы,как потаённые цветы.Но распускаются с опаскойдва зуба алою печалью,как лента с шапки партизанскойиль кактусы порасцветали.1970МОЛИТBАКогда я придаю бумагечерты твоей поспешной красоты,я думаю не о рифмовке, —с ума бы не сойти!Когда ты в шапочке бассейнойко мне припустишь из воды,молю не о души спасенье, —с ума бы не сойти!А за оградой монастырской,как спирт ударит нашатырный,послегрозовые сады, —с ума бы не сойти!Когда отчётливо и грубострекозы посреди полейстоят, как чёрные шурупыстеклянных, замерших дверей,такое растворится лето,что только вымолвишь: «Прости,за что мне, человеку, это!С ума бы не сойти!»Куда-то душу уносили —забыли принести.«Господь, – скажу, – или Россия,назад не отпусти!»1970СBИТЯЗЬОпали берега осенние.Не заплывайте. Это омут.А летом озеро – спасениетем, кто тоскуют или тонут.А летом берега целебные,как будто шина, надуваютсяольховым светом и серебряными тихо в берегах качаются.Наверно, это микроклимат.Услышишь, скрипнула калиткаили колодец журавлиный, —всё ожидаешь, что окликнут.Я здесь и сам живу для отзыва.И снова сердце разрывается —дубовый лист, прилипший к озеру,напоминает Страдивариуса.1970СКУПЩИК КРАДЕНОГО1Приценись ко мне в упор,бюрократина.Ты опаснее, чем вор,скупщик краденого!Лоб краплёный полон мыслями,белый, как Наполеон,чёлка с круглыми залысинамилипнет трефовым тузом…Символы предметов реютв твоей комнате паучьей,как вещевая лотерея:вещи есть – но шиш получишь!2Кражи, шмотки и сапфирызашифрованы в цифири:«4704… моторчик марки “Ява»,“Волга» (угнанная явно).Неразборчивая цифра… списанная машина шифера,пешка Бобби Фишера,ключ от сейфа с шифром,где деньги лежат.200 000… гора Арарат,на остальные пятнадцатьномеров подрядвыпадает по кофейнойчашечке с вензелемотель “Украина»,печать райфина,или паникадило(по желанию),или четырёхкомнатная“малина»на площади Восстания,или старый “Москвич»(по желанию).236-49-45…непожилая,но крашеная под серебро прядьпоможет Вам украстьтридцать минут счастья +кофе в номер(или пятнадцать рублей денег).Демпинг!(Тем же награждаются все последующиечетыре номера.)№ 14709… Памятник. Кварц в позолоте.С надписью “Наследник —тете».Инв. № 147015… Библиотечный штамплиловый,золотые буквы сбоку:“Избранное поэта О-ва»(где сто двадцать строчекБлока).№ 22100… Пока ещё неизвестно что.№ 48… Манто, кожаное, нохлоркой сведено пятно.№ 1968… Судья класса А,мыло “Москва».На оставшийся 21-й билетвыпадает 10 лет.3Размечтались, как пропеллер, —воровская лотерея:«Бриллианты миссис Тэйлор,и ворованные еюмногодетные мужчины,и ворованная иминефть печальных бедуинов,и ворованные темисамолёты в Йемене,и ворованное Времяваше, читатель, к этой теме,и ворованные Временемнаши жизни в море бренном,где ворованы ныряльщикомбриллианты нереальные,что украли душу, телоу бедняжки миссис Тэйлор…»4И на голос твой с порога,мел сметая с потолков,заглянёт любитель Блокаучастковый Уголков,потоскует синеокои уйдёт, не расколов.(Посерьезнее Голгофучастковый Уголков.)С этой ночи нет покоя.Машет в бедной головесиний махаон с каймоюмилицейских галифе.Чуть застёжка залоснилась,как у бабочки брюшко.Что вы, синие, приснились?Укатают далеко.(Где посылки до кило.)Дочь твоя ушла, вернуласьи к окошку отвернулась,молода, худа и сжата,плоскозада, как лопатасо скользящим желобком, —закопает вечерком!(С корешами вчетвером!)Рысь, наследница, невеста.И дежурит у подъездавежливый, как прокурор,эксплуатируемый вор.5«Хорошо б купить купейныйв детство северной губернии,где безвестность и тоска!..Да накрылись отпуска.Жжёт в узле кожанка краденая.Очищают дачу в Кратове.Блюминг вынести – раз плюнуть!Но кому пристроишь блюминг?…»По Арбату вьюга дует…С рацией, как рыболов,эти мысли пеленгуетучастковый Уголков.1970ГОРНЫЙ МОНАСТЫРЬВода и камень.Вода и хлеб.Спят вверх ногамиБорис и Глеб.Такая мятнаявода с утра —вкус Богоматерии серебра!Плюс вкус свободыбез лишних глазКак слово Бога —природы глас.Стена и воля.Вода и плоть.А вместо соли —подснежников щепоть!1970КАБАНЬЯ ОХОТАОн прёт на тебя, великолепен.Собак по пути зарезав.Лупи!Ну, а ежели не влепишь —нелепо перезаряжать!Он чёрен. И он тебя заметил.Он жмёт по прямой, как глиссера.Уже между вами десять метров.Но кровь твоя чётко-весела.* * *Очнусь – стол как операционный.Кабанья застольная компанийкана восемь персон. И порционный,одетый в хрен и черемшу,как паинька,на блюде – ледяной, саксонской,с морковочкой, как будто с соской,смиренный, голенький лежу.Кабарышни порхают меж подсвечников.Копытца их нежны, как подснежники.Кабабушка тянется к ножу.В углу продавил четыре стулацентр тяжести литературы.Лежу.Внизу, элегически рыдая,полны электрической тоски,коты с окровавленными ртами,вжимаясь в скамьи и сапоги,визжат, как точильные круги!(А кот с головою стрекозы,порхая капроновыми усами,висел над столом и, гнусавя,просил кровяной колбасы.)Озяб фаршированный животик.Гарнир умирающий поёт.И чаши торжественные сводятнад нами хозяева болот.Собратья печальной литургии,салат, чернобыльник и другие,ваш хорменя возвращает вновь к Природе,оч. хор.,и зёрна, как кнопки на фаготе,горят сквозь мочёный помидор.* * *Кругом умирали культуры —садовая, парниковая, Византийская,кукурузные кудряшки Катулла,крашеные яйца редиски(вкрутую),селёдка, нарезанная, как клавиатураперламутрового клавесина,попискивала.Но не сильно.А в голубых листах капусты,как с рокотовских зеркал,в жемчужных париках и бюстахвек восемнадцатый витал.Скрипели красотой атласнойкочанные её плеча,мечтали умереть от ласкии пугачёвского меча.Прощальною позолотойпетергофская нимфа лежала,как шпрота,на чёрством ломтике пьедестала.Вкусно порубать Расина!И, как гастрономическая вершина,дрожал на столеаромат Фета, застывший в кувшинках,как в гофрированных формочках для желе.И умирало колдовствов настойке градусов под сто.* * *Пируйте, восьмёрка виночерпиев.Стол, грубо сколоченный, как плот.Без кворума Тайная Вечеря.И кровь предвкушенная, и плоть.Клыки их вверх дужками закручены.И рыла тупые над столом —как будто в мерцающих уключинахплывёт восьмивёсельный паром.Так вот ты, паромище Харона,и Стикса пустынные воды.Хреново.Хозяева, алаверды!* * *Я пью за страшенную свободуотплыть, усмехнувшись, в никогда.Мишени несбывшейся охоты,рванём за усопшего стрелка!Чудовище по имени Надежда,я гнал за тобой, как следопыт.Все пули уходили, не задевши.Отходную! Следует допить.За пустоту по имени Искусство.Но пью за отметины дробин.Закусывай!Не мсти, что по звуку не добил.А ты кто? Я тебя, дитя, не знаю.Ты обозналась. Ты вина чужая!Молчит она. Она не ест, не пьёт.Лишь на губах поблёскивает лёд.А это кто? Ты ж меня любила!Я пью, чтоб в Тебе хватило силывзять ножик в чудовищных гостях.Простят убийство —промах не простят.Пью кубок свой преступный, как агрессори вор,который, провоцируя окрестности,производил естественный отбор!Зверюги прощенье ощутили,разлукою и хвоей задышав.И слёзы скакали по щетине,и пили на брудершафт.* * *Очнулся я, видимо, в бессмертье.Мы с ношей тащились по бугру.Привязанный ногами к длинной жерди,отдав кишки жестяному ведру,качался мой хозяин на пиру.И по дороге, где мы проходили,кровь свёртывалась в шарики из пыли.1970УРОКИ

Из Роберта Лоуэлла

Не уткнуться в «Тэсс из рода д’Эрбервиллей»,чтоб на нас иголки белки обронили,осыпая сосны, засыпая сон!..Нас с тобой зазубрят заросли громадные,как во сне придумали обучать грамматике.Тёмные уроки. Лесовые сны.Из коры кораблик колыхнётся около.Ты куда, кораблик? Речка пересохла.Было, милый, – сплыло. Были, были – мы!Как укор, нас помнят хвойные урочища.Но кому повторят тайные уроки?В сон уходим, в память. Ночь, повсюду ночь,Память! Полуночница сквозь окно горящее!Плечи молодые лампу загораживают.Тьма библиотеки. Не перечитать…Чьё у загородки лето повторится?В палец уколовши, иглы барбарисасвой урок повторят. Но кому, кому?1970АBОСЬ!Поэма

Поэму «Авось» я начал писать в Ванкувере. Безусловно, в ванкуверские бухты заводил свои паруса Резанов и вглядывался в утренние холмы, так схожие с любезными его сердцу холмами сан-францисскими, где герой наш, «ежедневно куртизируя Гишпанскую красавицу, приметил предприимчивый характер ея», о чём откровенно оставил запись от 17 июня 1806 года.

Сдав билет на самолёт, сломав сетку выступлений, под утро, когда затихают хиппи и пихты, глотал я лестные страницы о Резанове толстенного тома Дж. Ленсена, следя судьбу нашего отважного соотечественника.

Действительный камергер, создатель японского словаря, мечтательный коллега и знакомец Державина и Дмитриева, одержимый бешеной идеей, измученный бурями, добрался он до Калифорнии. Команда голодала. «Люди оциножали и начали слягать. В полнолуние освежались мы найденными ракушками, а в другое время били орлов, ворон, словом, ели что попало…»

Был апрель. В Сан-Франциско, надев парадный мундир, Резанов пленил Кончу Аргуэльо, прелестную дочь коменданта города. Повторяю, был апрель. Они обручились. Внезапная гибель Резанова помешала свадьбе. Конча постриглась в монахини. Так появилась первая монахиня в Калифорнии. За океаном вышло несколько восхищённых монографий о Резанове. У Брета Гарта есть баллада о нём.