Скиталец. Боярин
– С катером все в полном порядке. Сегодня прошел ходовые испытания без крыльев. На воде чувствует себя хорошо, развивает максимальную скорость до штатного двадцати одного узла. То есть наша надежда на новую форму винта полностью оправдалась, и, несмотря на утяжеление судна, машины разгоняют его до заданных параметров в деревянном корпусе.
– Но ведь подразумевается, что установка крыльев не займет много времени, – тут же сделал стойку Борис.
Делать свое изобретение достоянием человечества Борис не собирался. Во всяком случае пока. Обойдется как-нибудь без всеобщего признания и славы. А потому и крылья они с Турусовым проектировали как съемные.
– Все верно. Но я хотел детально осмотреть катер после первого выхода в море, а к испытаниям самих крыльев перейти уже завтра. Однако если вы настаиваете…
– А как вы думаете, я буду настаивать или нет? – хмыкнул Борис.
– Пополдничаете со мной? – делая жест в сторону обеденного стола, поинтересовался инженер.
Заботливая Анна уже выставила на него крынку с молоком и корзиночку одуряюще пахнущей выпечки. Борис очень хотел немедленно приступить к испытаниям новинки, но выпечку он любил настолько, что у него даже мысли не возникло сражаться со своими вкусовыми рецепторами…
– Бо-оже, Яша, – не выдержал Борис и засмеялся в голос.
А как тут удержаться. Едва вышли из подъезда, как столкнулись с эдаким варнаком, который держит в руках тонкий поводок, тянущийся к мирно сидящему у его ноги песику. Разбойному виду Ганина куда больше подошел бы какой-нибудь лохматый кавказец, а не этот милашка.
– Все бы тебе посмеиваться, Борис Николаевич. А меж тем этот изувер ни в какую не желает оставаться один. Уж как его ни уговаривали! Прилип, как банный лист, и знай скандалит, – по обыкновению обращаясь по имени-отчеству, но на «ты», со вздохом доложил Яков.
– Сам виноват. Твой ведь подарочек, – забирая у него поводок, хмыкнул Борис.
– Так ить мне-то откуда было знать, что ты его так избалуешь, – развел руками Ганин.
– Ну, милай, на борту маленькой яхты мне его как-то было не с руки приучать к одиночеству.
До завода дошли быстро. Турусов предложил было обождать в конторке, пока он с рабочими приладит крылья, но Измайлов пожелал присоединиться. Ему хотелось лично наблюдать за всем процессом, хотя там ничего особенного и не было. Всего-то приладят крылья да затянут болты крепления стоек к закладным на корпусе.
Никто конечно же не расхаживал с транспарантами, возвещающими о том, что на заводе строится опытный образец на подводных крыльях, но и особой тайны из этого тоже не делали. Время такое. Научно-технический прогресс ежегодно рождал сотни, если не тысячи идей в самых разных областях. И зачастую они соревновались между собой в абсурдности.
Так что очередное чудачество не могло привлечь к себе сколь-нибудь пристального внимания. Иное дело, когда новинка докажет свою эффективность, причем не единожды. Потому как один раз – это случайность, два – совпадение, три – закономерность.
Не прошло и часа, как суденышко спустили на воду в заводской акватории. За ее пределы выходили, выдерживая не более десяти узлов. Крылья себя никак не проявляли. Согласно выкладкам и расчетам этой скорости явно недостаточно для того, чтобы катер встал на крыло.
Зато когда они вышли на чистую воду и Борис увеличил обороты, катер плавно и бодро поднялся над водой и понесся по прямой, как стрела. Все повторилось один в один, как с моделью в бассейне.
– Ох, ничего себе! – восхищенно выдал Яков.
– Да не говори! – радостно прокричал Борис.
– Т-тяв! – явно обеспокоенно выдал Шанти, вжавшись в угол кокпита.
Небольшая волна все же присутствовала и ритмично ударяла по корпусу, что никоим образом не способствовало душевному равновесию песика.
– Ну извини, дружище. Сам виноват. Что там у нас, Сильвестр Петрович?
– Сорок три узла, – сообщил инженер, наблюдавший за показаниями лага.
– Впечатляет.
– Согласен. Но это неполная загрузка. Вы ведь еще и щиты установить хотите.
– Кстати, когда планируете перейти к полноценным испытаниям?
– Экий вы быстрый! Мы сейчас рассекаем спокойную воду, и то чувствуются удары волн. Нужно смотреть, как поведут себя корпус и крылья, не полезут ли заклепки, и только после этого его можно будет начинать нагружать. Надеюсь, что к окончанию ходовых испытаний «Новика» управимся и с катером.
– То есть к сентябрю? – с нескрываемым разочарованием поинтересовался Борис.
– И это в лучшем случае. Если нам будут сопутствовать успех и, чего уж там, удача. Кстати, при такой скорости я не стал бы атаковать противника посредством минометного аппарата. Сорок и даже пятьдесят метров – это ни о чем. Вы попросту не успеете отвернуть и неминуемо столкнетесь с вражеским судном.
– Значит, нужна торпеда.
– Как вы сказали? – удивился инженер.
– Торпеда. Самодвижущаяся мина, – пояснил Измайлов.
– А, вот вы о чем. Да, вполне подходит. Самодвижущаяся мина сняла бы эту проблему. Только она слишком тяжелая, и результативность ее не впечатляет.
– Ну так атаковать с дистанции в сто, полтораста метров. Тогда места для разворота вполне достанет. И от взрыва уберечься получится.
– Удивляюсь я вам! Как вы, моряк, можете позволять себе такие вольности! Не боитесь, что господа офицеры не поймут вашего пренебрежения к морским мерам?
– А при них я начинаю маяться дурью и поминать кабельтовы. Хотя видит бог, это до крайности неудобно. Как, впрочем, и наши сажени.
В общей сложности они провели в море час. За это время выработали четверть топливного бака. При полной загрузке расход, конечно, будет больше. По расчетам Турусова, запас хода без дополнительного бака составит порядка трехсот морских миль экономичным ходом и около ста двадцати – полным. Порадовали германские котлы.
Борис решил, что патриотизм – штука, конечно, хорошая, но в угоду ему отказываться от изделий лучшего качества не собирался. Вот паровые машины тройного расширения на «Новике» российские, потому что на сегодняшний день в своем классе лучшие. И это общепризнанный факт. Их производят в Тверском княжестве.
– Ну и как твоя игрушка? – когда они собрались в трактире, дабы отметить совершеннолетие Измайлова, поинтересовался Рыченков.
– Сорок три узла, – со значением покачав пальцем, произнес Борис.
– Да не может быть! – наигранно восхитился шкипер. – И что, когда ты его нагрузишь, так же весело побежит?
– Вот зря ты так-то, Дорофей Тарасович. Помнится, кто-то сомневался, что из этого вообще хоть что-то получится, – расстилая на коленях салфетку, возразил Борис. – А он побежал. Причем, как я и предсказывал, поднялся над водой. Только волна в днище бьет. Но это некритично. В спокойную воду вообще как на салазках понесется. А то, что сейчас легкий… Ну, потеряет узла три, не больше, так и что с того? Скорость – вдвое выше, чем у самых быстрых катеров.
– Не обращай внимания на Дорофея. Это он завидует так, – отмахнулся Носов.
– Зависть, Дорофей Тарасович, – это грех. Добрый вечер, – усаживаясь за стол, приветствовал присутствующих Григорий.
– Еще одно недоразумение, йакорь тебе в седалище. Загубил детальку? Иль все же доточил как положено? – хмыкнул Рыченков.
– Да ла-адно, Дорофей Тарасович. Все бы тебе выдумывать! А четверную компактную «Аптечку» не желаешь? – подбоченившись, выдал Травкин.
– Бахвалишься, – отмахнулся шкипер.
– А как насчет очередного «Защитника»? Правда, одинарный, но ведь артефакт, – подняв палец, оповестил Григорий.
– И кто так сподобился? – вздернул бровь Рыченков.
– Тимур. Толковый артефактор получился.
Вообще-то небывальщина, чтобы этот старый ворчун позволял к себе подобное обращение. Но так уж вышло, что их четверка являлась костяком команды. Был еще Проскурин, но он сейчас окончательно бросил якорь на Голубицком.
К слову, Борис приглашал его на их скромное мероприятие вместе с Капитолиной Сергеевной, но женщина ни в какую не желала признавать себя ровней своему избраннику. Ни за стол, так, чтобы с посторонними, ни замуж. Измайлов уже голову сломал, думая над тем, как помочь влюбленным.
Меж тем застолье набирало обороты. Подтянулись художник Ершов, преподаватели и по совместительству магистры Голубицкого университета Лаврентьев и Соболев. И поди пойми, чего тут для Измайлова больше: радости от наконец-то обретенного совершеннолетия или удовлетворения от того, что строительство корабля проходит гладко, без сучка без задоринки. Кто сказал, что только у Бориса свербит? Вся команда ждет не дождется, когда останется за кормой родной берег, чтобы посмотреть в глаза неизвестности.
Глава 3
Нежданно-негаданно
– На сегодня все, Мария Платоновна, – отойдя на три шага от мольберта и обтирая ветошью кисть, произнес Борис.
– Уже? – удивилась боярыня. – Сегодня это заняло совсем немного времени.
Она поднялась с резного стула с мягкой обивкой и, обойдя мольберт, взглянула на свое изображение. Благодаря давней подруге Москаленко она хорошо разбиралась в живописи, а потому могла оценить не только сходство и красоту, но и технику. То, что Яковенкова видела сейчас, вызывало у нее чувство удовлетворения.
– Ничего удивительного, работа близится к завершению. Теперь основное время уходит на высыхание красок. В принципе, на этом этапе я могу обойтись и без вашего присутствия. Пары дней, я думаю, мне будет достаточно, – ответил Борис.
– Но вы не уверены? – уточнила она.
– Как я могу быть уверен? – пожал он плечами. – Холст – как живое существо, у него своя душа, характер, настроение, капризы. Пару лет назад я мог бы с точностью до часа сказать, когда закончу картину, потому что писал механически и в пренебрежительной манере. Пока мне доступно не разъяснили, что это тупик, и если я желаю развиваться, то должен выбрать другой путь.
– Да, Елизавета Петровна рассказывала мне об этом. Она живо интересуется вашими работами и этапами развития, – с нескрываемой иронией произнесла боярыня.
Матушка, стало быть. Ох уж ему эта Елизавета Петровна! Могла бы придержать язык за зубами. Впрочем, не глупа, понимает, что делает, и в Борисе вроде как заинтересована. Она и не пытается скрывать своих далеко идущих планов в отношении его. Князь, не меньше. Ага. Всем-то от него что-то нужно. Словом, в этом плане ей можно довериться.
Борис посмотрел на Марию Платоновну. Нет, негатива по отношению к сказанному она не испытывает. Разве только в ее облике угадывается любопытство. Эдак глядит на него, водя пальчиком по ожерелью из крупного жемчуга.
Это его подарок, который в этом мире все еще является дорогим и статусным украшением. Впрочем, особая ценность вот этого ожерелья в том, что жемчуг для него был добыт лично Измайловым. И без разницы, что Борис использует некий аппарат для дыхания под водой. Любой мало-мальски интересующийся вопросом знает, что для получения подобного улова нужно вскрыть чертову уйму моллюсков.
Само принятие подарка боярыней уже говорило о многом. А уж то, что она пожелала быть запечатленной в ожерелье на парадном портрете, так и вовсе свидетельствовало об особом расположении. И чтобы это понять, не нужно быть семи пядей во лбу.
Вообще-то все затевалось из-за Кати, но, как выяснилось, делать подобные подарки незамужней девушке могли только родители или жених. И никак иначе. Борис же таковым не являлся. Пришлось изделия из самых отборных жемчужин отложить в сторону до лучших времен, в которые он верил.
Н-да. И будь он проклят, если это будущее не под ударом! Если бы на его месте оказался и впрямь молодой человек восемнадцати годочков, то он, быть может, и не заметил бы этого. Но за плечами Бориса жизненный опыт, а потому он не мог не понять заинтересованности боярыни и того, что она ненавязчиво с ним заигрывает.
Иное дело, чем это вызвано. То ли она в самом деле желает завести ни к чему не обязывающую интрижку, чем никого не удивить, главное не переступать незримую грань допустимого, то ли решила проверить, насколько сильны чувства Измайлова к ее дочери. Вот только Борис не собирался играть заведомо проигрышную партию и решил изображать полное непонимание.
Дверь отворилась, и в комнату, отведенную под художественную мастерскую, вошел боярин Яковенков. Крепыш среднего роста с волевым лицом, проседью на висках и челке, затянутый в черный адмиральский мундир.
Кстати, получить таковое звание благодаря одному лишь положению невозможно. Его можно только выслужить. А потому подавляющее большинство бояр щеголяет в мундирах каперангов. И ситуация, когда боярской эскадрой командует вассал в адмиральском звании, не является чем-то из ряда вон выходящим. Причем не только в России. Хватает у сюзерена забот и помимо флота.
– Уже закончили? – видя супругу не на стуле, а подле мольберта, поинтересовался боярин.
– На сегодня – да, ваше превосходительство. А вскоре работа и вовсе будет завершена, – уведомил Борис.
– А что вы скажете, если я все же пожелаю написать свой портрет?
Борис сказал бы, все, что он думает о вице-адмирале. Нельзя было сразу присоединиться к супруге? Сейчас оба портрета уже были бы на выходе. Теперь же придется опять задерживаться на Яковенковском, в то время как заботы призывают его на Голубицкий.
Он конечно же рад возможности общения с Катей. Однако ввиду ее крайней загруженности в институте благородных девиц видеться они все одно могут лишь по воскресеньям. Да и то не весь день, а только малую его часть, так как единственный выходной нужно посвятить еще и родителям.
– Скажу, что почту это за честь, ваше превосходительство, – с долженствующим поклоном ответил Борис.
А что еще он мог сказать? Нет, не будь Георгий Иванович отцом Кати – и получил бы ответ в духе: «Я непременно изыщу для этого возможность в самое ближайшее время». Ну а там уж по обстоятельствам. Однако с ним он так поступить не мог.
Опять же, лишняя возможность пообщаться с возможными тестем и тещей не помешает. Во всяком случае, Измайлов надеялся на будущее родство. Неплохой шанс им понравиться. С Марией Платоновной вроде бы контакт наладился. Впрочем, тут нужно еще как-то вырулить, чтобы без последствий. А то обиженная женщина – та еще мина замедленного действия.
– Слухами земля полнится, Борис Николаевич, что на Голубицком заводе вы строите минный крейсер, – произнес боярин.
– Так и есть, ваше превосходительство.
– И отчего же тайком?
– Простите, но я как-то не подумал, что должен расхаживать по улицам с плакатом, возвещающим об этом, – с самым виноватым видом произнес Борис.
– Каков наглец, а, Машенька! – восхищенно хмыкнув, воскликнул Яковенков.
– Не уверена, что тут имеет место дерзость, – пожав плечами, решила заступиться за молодого человека боярыня. – Борис Николаевич ни разу еще не был замечен в бахвальстве. Даже лавры на службе испанской короне целиком уступил своему наставнику Рыченкову.
– Вот так вот, молодой человек. Цените. Мария Платоновна далеко не за каждого готова вступиться.
– Ваш покорный слуга, – несколько нейтрально ответил Борис, и поди пойми, чей именно: ее, его или обоих сразу.
– Хитер, а, Машенька? – хмыкнул вице-адмирал. – Так отчего же постройку заказали не на моей верфи?
А вот теперь в голосе присутствует толика ревности. Оно и понятно. Потомственное дворянство Борис получил из рук Георгия Ивановича. Приемная мать Измайлова – вассал Яковенкова. Ну и вообще… Пусть о том никто и не говорит. Не то чтобы судостроительный завод боярина испытывал трудности с заказами. Вовсе нет. Н-но-о… Понятно, в общем.
– Меня заинтересовал проект инженера-кораблестроителя Турусова, а он служит как раз на Голубицком заводе.
– Что-то новаторское? – тут же оживился Георгий Иванович.
Борис подтвердил его догадку и начал рассказывать о «Новике». Боярыня вскоре оставила мужчин, а те вошли в раж. Яковенков сыпал вопросами как из рога изобилия. Не забыл указать на несуразность расположения орудий и отсутствие противоминного вооружения. Вроде бы и сами пушки относятся к малому калибру, но для стрельбы по тем же минным катерам уже не так оборотисты, а в малой эффективности «Гатлингов» Борис и сам успел убедиться.
Тем более линейно-возвышенная схема не давала никаких преимуществ. Зато из-за надстроек придется поднять повыше и рубку. Как следствие, проекция корабля увеличивается. Соответственно вырастал и тоннаж, что никак не согласовывалось с основной боевой задачей минного крейсера: борьбой с миноносками и минными катерами противника, а также атакой крупных кораблей своим минным вооружением.
Оптимальное водоизмещение этих кораблей должно было составлять не более шестисот тонн. Тут же явно больше семисот, даже ближе к восьмистам. Борис это подтвердил, но все же настаивал на своей правоте.
– Н-да. Ну что я могу сказать… Коль уж вы так уверены, то желаю удачи. Только непонятно, отчего именно минный крейсер?
– Скорость, огневая мощь, запас хода в полторы тысячи морских миль.
– Мазут – специфичное топливо, которое имеется далеко не везде.
– Это единственный недостаток.
– Но существенный.
– Я бы не сказал. Если озаботиться достаточными его запасами, в остальном – сплошные плюсы. Одно лишь отсутствие дымного шлейфа днем и факелов при полном ходе ночью чего стоит.
– Допустим. Но огневая мощь… – с сомнением покачал головой боярин.
– Новые пироксилиновые снаряды, – пожал плечами Борис.
Производство взрывчатки началось в тот же год, как только он передал права на метод осушения. Кстати, Россия торгует взрывчаткой свободно, в том числе и на гражданском рынке. А вот факт изготовления тротила находится под строжайшим секретом. Снаряды, поступающие на вооружение русского флота, снаряжаются тринитротолуолом, но проходят как начиненные пироксилином.
– Эка. Да вы не мелочитесь, Борис Николаевич! Двадцать два рублика за снаряд. Дорогое удовольствие даже при ваших доходах, не находите?
– Все зависит от преследуемых целей. Меня в меньшей степени интересует финансовая сторона. Уже сейчас я не испытываю трудностей в деньгах. Со временем дела только улучшатся. Вы слышали о моем новом изобретении, асфальтобетоне?
– Мне говорил об этом ваш сводный брат, Федор Алексеевич. Он вроде бы даже строит асфальтовый завод.
При всем том, что в этом мире широко используют нефтепродукты, и битум в том числе, асфальта тут не знали. Правда, Борис об этом понятия не имел.
Когда старики-разбойники начали возводить первый морской вокзал своей пароходной компании, они собирались облагородить дорожки и площадку перед причалом бетонной тротуарной плиткой. Измайлов предложил им более дешевый способ. И каково же было его удивление, когда он получил два очка надбавок и целую гору опыта!
– Асфальтобетон годится для покрытия дворов, площадей, тротуаров, улиц и дорог. Он настолько практичен, дешев и технологичен, что его производство из года в год будет только расти. Ну и мне скромный один процент от производимого объема. В перспективе это огромные средства. Мой поверенный уже занимается рекламной акцией.
– Значит, цель постройки минного крейсера не деньги. А что, если не секрет?
– Для начала, сразу по завершении постройки «Новика» я поступлю в Добровольный флот.
– Ага. То есть к кому-либо из бояр на службу вы не желаете?
– Не желаю.
– А что дальше?
– Я уже собираю свою команду. По ходу каперства получится обзавестись дополнительным опытом на ее развитие. А там… Россия велика. Необитаемых островов и даже архипелагов у нас хватает.
– Даже та-ак, – протянул Яковенков.
– Плох тот матрос, который не мечтает стать адмиралом. И я не сижу на месте.
– Согласен, Борис Николаевич. Только вы забываете одну маленькую деталь. Государь не жалует каперов. Ему претит мысль о пиратстве, даже узаконенном.
– Я это помню, ваше превосходительство.
– Ну что же, позвольте тогда пожелать вам успехов.
– Благодарю.
– Но, надеюсь, в ваших амбициозных планах найдется местечко для написания портрета моей скромной персоны?
– Разумеется. Могу приступить прямо сейчас. Я ведь изначально готовил к работе два холста. Так что основа уже имеется. И если у вас есть время…
– Н-да. Ну что же, назвался груздем… Мне устроиться на стуле моей жены?
– Если хотите быть изображенным стоя…
– Только не с моим ростом. Я понимаю, что все в руках мастера, но хотелось бы получить портрет без прикрас.
– Тогда рабочий стол?
– Да, пожалуй.
– Значит, садитесь сюда.
Борис указал на другой стул у небольшого столика. Вице-адмирал посмотрел на него с сомнением, явно давая понять, что этот антураж никак не тянет на его рабочее место.
– Просто доверьтесь мне, – повторяя приглашающий жест, произнес Измайлов.
Сменив на мольберте холст, он быстро сделал набросок. Благо бывал в рабочем кабинете боярина и прекрасно помнил планировку и обстановку. Для детальной прорисовки можно будет переместиться туда и попозже, когда закончит работать над портретом Марии Платоновны. Постоянно таскать мольберт с места на место – дурная затея.
По окончании прорисовки наброска взялся за краски. Начало работы. Сейчас мазки ложились один за другим, быстро заполняя полотно. Уже через пару часов был нанесен первый слой и обозначились общие контуры картины.
– А говорил, что сегодня быстро, – укоризненным тоном встретил Бориса поджидавший на улице Яков.
– Ну извини, дружище. Так вышло. Боярин тоже захотел портрет. Но в этом есть и свои плюсы.
– Это какие?
– Шанти был со мной и не помешал тебе навестить пивную.
– Тяв! – встав на задние лапки и опершись передними на ногу моряка, возвестил о своем присутствии песик.
– Вот откуда ты свалился на мою голову!
– Яков, ты ничего не путаешь? – хмыкнул Борис.
– Да вот уже как жалею о своем подарке, – проведя по горлу ребром ладони, сокрушенно произнес Ганин.
– Но-но. Я бы попросил. Отличная была идея. Пошли уж.
– И куда?
– Как куда? В трактир, конечно.
– А чего же тебя не пригласили отобедать?
– Пригласили. Только я ведь помню, что мой верный Санчо Панса голодный стережет подходы к резиденции боярина, выискивая коварных врагов.
– А попроще?
– Яков, читай книги, расширяй кругозор. Или ты от голода плохо соображаешь?
– Может, и от голода, – не стал спорить телохранитель.
Трактир нашелся неподалеку. Так как центр рядом, заведение респектабельное, которое не зазорно посетить и благородной публике. Кстати, таковых тут предостаточно, что легко угадывается по костюмам европейского кроя. Борис остановился, чтобы отдать в гардероб шляпу и трость. Положение обязывает.
– Тяв! – Жалобно тявкнув, Шанти поспешил спрятаться за ногами хозяина.
Борис даже опешил от подобной наглости. Какой-то неизвестный господин, явно трезвый и при памяти, вдруг пнул песика, нечаянно оказавшегося у него на пути. Обойти шпица или остановиться, чтобы дать ему самому отвернуть в сторону, – никаких проблем. И зазорного в том ничего нет.
Скажи кто Борису еще полтора года назад, что он из-за какой-то собачонки… Вот только Шанти не какой-то. Он друг, не давший ему сойти с ума от одиночества, деливший с ним все тяготы одиночного плавания. Очень может быть, что у Измайлова на этом фоне малость протекла крыша, но…
– Сударь, придержите свои ноги, пока вам их не вырвали, – подхватив Шанти, бросил Борис.
– Что? – презрительно вздернул бровь незнакомец.
Судя по костюму, вальяжной манере держаться и жестам, дворянин, имеющий за плечами соответствующую светскую школу. По правильному московскому выговору угадывается обладатель третьего уровня «Лингвистики». Впрочем, за русского его можно принять только с пьяных глаз. Смуглая кожа и характерные черты лица выдавали в нем представителя южных краев.
– Яша, подержи Шанти.
Передав собачку, Борис одарил задиру самой приветливой улыбкой, на какую только был способен, после чего врезал от всей широкой души. Тот не ожидал ничего подобного, а потому отлетел в сторону, лихо взбрыкнув ногами, под изумленные вздохи и восклицания присутствующих.
Измайлов вдруг понял, что слова тут попросту бесполезны. Не поможет и охрана, будь ее тут хоть батальон. Если кто-то решит спровоцировать вас на дуэль, то так или иначе, но он своего добьется. Тем более если это профессиональный бретер, каковой и угадывался в незнакомце.
Не сказать, что Борис проникся дворянским духом настолько, что, отстаивая свою честь, был готов встать к барьеру. Но тут есть два обстоятельства. Первое: если откажется драться, то ему не видать Кати как своих ушей. И второе: хочет он того или нет, но тут сословное общество. Поведет себя как трус, в понимании местных, и никакая Харизма не сможет обелить его в глазах своих же соратников.
А раз хуже уже не будет и поединка не избежать, так отчего бы тогда не получить от этого удовольствие? Ну вот мало ему забрать у этого придурка жизнь. И, судя по всему, весьма удачливого или умелого. Борис видел его Суть. Восьмая ступень и в запасе – неизрасходованное возрождение.