Химера
– Простите, у вас не будет телефона позвонить?
Никто из шестерых хмурых попутчиков даже не поднял голову на её голос. Все продолжали заниматься своими делами. Кто-то доедал сэндвич, кто-то вызывал к вокзалу такси, кто-то стаскивал чемодан с полки. Опустив глаза, девушка вышла из вагона в тамбур.
Тугая дверь хлопнула и тут же снова отъехала в сторону. Я выбежала следом за нищенкой и схватила её за руку, разворачивая к себе. Едва сняв блокировку, подставила экран ей под нос:
– Вот, возьми.
Но телефон так и остался в моей руке. Щёлкая пальцем по иконкам с цифрами, девушка пыталась набрать по памяти номер. Символы не пропечатывались. Мобильный никак не реагировал на её прикосновения.
– Давай я сама, – не успев проанализировать происходящее, выпалила я. – Кого позвать и что передать?
– Позвони в Антикриминальный Департамент, – бессильно пролепетала брюнетка. Её светлые, горящие фосфорическим мерцанием глаза поднялись на меня. – Скажи, что времени осталось мало. Скоро он родится, а мы все погибнем…
– Кто родится?!
– Тот, ради кого мы прибыли на остров.
– Так ты с острова?! – воскликнула я хрипло. – Из Озарённых?!
– Нет никаких Озарённых, – теряя голос, шептала девушка. – Нас обманули.
Её силуэт зарябил, как помехи на старом телевизоре, и только тогда я поняла, что это не живой человек, и даже не призрак, а астральная проекция.
– Я помогу тебе! – проговорила я взволнованно. – Я учусь в ЛИМБе, мы все очень переживаем за вас. Мы что-нибудь придумаем! Честное слово! Продержитесь ещё хотя бы чуть-чуть!..
В тамбур вышел мужчина, и я поспешно осеклась. Во-первых, потому что не следует никому подслушивать наш разговор, а во-вторых, потому что мне редко выдавалось встретить настолько высоких людей – два с чем-то метра ростом, и плечи широкие, как у баскетболиста, но тело не накаченное, а скорее угловатое, будто его контуры вырезали из картона.
Несмотря на поздний час, незнакомец носил круглые солнечные очки, за которыми совсем не было видно глаз. Увидев нас, он хмыкнул в тонкие чёрные усы, закрученные вверх как у Сальвадора Дали. На секунду призадумался, потом раздвинул полы длинного кожаного пальто, потянувшись к внутреннему нагрудному карману.
Сначала мне показалось, что он решил закурить, и я хотела было напомнить ему, что в тамбурах давно уже запрещено дымить, но мои глаза наткнулись на его многочисленные кармашки, и слова застряли в горле. На подкладке пальто, из нескольких десятков узких чехольчиков, торчали прозрачные стеклянные колбочки, закрытые гранёными крышками. Внутри колыхалось в такт стуку колёс разноцветное сияющее содержимое. Можно было подумать, что это какой-нибудь сумасшедший химик, который, уходя с работы, решил прихватить с собой опасные кислоты или радиоактивные вещества, но что-то мне подсказывало, что он, хоть и выглядел как человек, на самом деле им не являлся.
– Какая красота!.. – проговорил мужчина, подняв лицо на нас. В чёрных стёклах его очков блеснула висящая над выходом белая лампа. – Какая сила воли! Какая жажда жить!.. Только человеческая душа, преисполненная надеждой, может испускать столь яркое сияние! Вы будете достойным экземпляром в моей коллекции!
И тут до меня дошло, что именно с этим типом не так. Когда он вышел к нам, дверца тамбура не открывалась! Не было привычного лязга, свет не бликовал на глянцевом стекле, не ударялась о косяк резиновым торцом створка. Он просто прошёл насквозь через все преграды, разрезав пространство, будто это лист бумаги, облаком своей туманной серой ауры.
Раздался хлопок – это слетела крышка одной из пустых пробирок, но не упала, а зависла над плечом мужчины. Он вытянул вперёд руку, и в центре его раскрытой ладони засветился искрами магический символ, похожий на лежащий рожками кверху полумесяц. Воздух вокруг закрутился вихрями, как крутится вода, спускаясь в сточное отверстие ванны. Лёгкий сарафан девушки всколыхнулся. Её проекция исказилась, пошла волнами, ослепительно вспыхнула и сжалась в маленький плазмоид. Мерцающий светло-голубой шарик притянулся ладонью незнакомца как магнитом. Осторожно сжав пальцы, словно ловит хрупкую бабочку, мужчина поднёс руку к пробирке и бережно опустил в неё свою добычу.
Всё закончилось так быстро, что я не успела осознать происходящее. Скрипнула, плотно затыкая горлышко сосуда, стеклянная крышка, и вместе с ней скрипнули о рельсы колёса поезда. Экспресс остановился на станции. Мы прибыли в Петербург.
Слева и справа из вагонов пытались выйти в тамбур люди, нагруженные сумками и чемоданами, но все двери заклинило, и даже свет везде притушился, как бывает во время аварийной ситуации.
– Выпусти её! – воскликнула я. – Преврати обратно в человека!
Мужчина лишь надменно фыркнул, не удосужив меня взглядом. Я попыталась трансформироваться, чтобы намекнуть ему, что таких, как я, нельзя игнорировать, но крылья не раскрывались. Совсем забыла! Чёртов верблюжий браслет!
Запахнув пальто, злодей шагнул на перрон – прямо через закрытую дверь. Как только он покинул поезд, свет снова зажёгся, все замки разблокировались, и я выскочила следом за ним, плюнув на оставленный в купе багаж.
– Стой! – заорала я. Шерстяной амулет полетел на асфальт, и его тут же затоптала толпа. Распихивая локтями встречный поток людей, я неслась за усатым «химиком». Когда я догнала его, он уже стоял у конца платформы, в том месте, где перрон заканчивался высокой бетонной оградой. Подняв пробирку так, чтобы её содержимое освещал самый яркий на всей станции фонарь, он восхищённо любовался мерцающим голубоватым шариком, бьющимся о стеклянные стенки.
Моя рука взметнулась в воздух. Пальцы превратились в стальные перья. Пять чёрных заточенных лезвий сорвались с ногтей и полетели вперёд, целясь в сосуд. Увернувшись, пригнувшись, метнувшись в сторону, мужчина на секунду присел и спрятал свой трофей в нагрудный карман. Снова поднялся. Отряхнул распоротый рукав, искромсанный «пулями» на клочки, поправил поцарапанную и искривлённую дужку тёмных очков, стёр с рассеченной щеки капли крови, которая в тусклом ночном освещении казалась синей, и посмотрел на меня в упор.
– Подумать только, какая находка! – после недолгой паузы тихо процедил он сквозь зубы. Его обволакивающее шипение оседало над станцией сизым туманом. – Феникс, двенадцать спиралей! И уже почти готова! Как жаль, что сегодня у меня нет с собой нужного резервуара! Но я вернусь за тобой, обещаю! До скорой встречи!
С этими словами он отвернулся. Подол чёрного кожаного плаща взметнулся в воздух, и мужчина нырнул в белую бетонную стену как в молоко. Я снова вздёрнула напряжённую, налившуюся сталью руку и кинулась за ним, но в этот момент кто-то уверенно схватил меня за локоть:
– Выход с перрона в другой стороне.
На моё запястье лёг потрёпанный и мокрый верблюжий браслет. Застегнулась прозрачная пуговичка. Я обернулась и столкнулась нос к носу с Черновым. Поудобнее взявшись за ручку моего чемодана, он протянул мне мои наушники:
– Пойдём. Я тебя подвезу.
* * *– Зря ты с ним сцепилась, – словно между прочим подметил Чернов, заводя мотор «доджа». – Таким, как он, лучше не переходить дорогу, если не хочешь нажить себе проблем.
Ёжась от внутреннего холода, я растирала онемевшие и всё ещё немного одеревеневшие пальцы.
– И девушку зря обнадёжила. Мы не успели бы ей помочь, она была так энергетически слаба, что не протянула бы на острове и пары дней. Впрочем, это уже не важно, ведь её душа теперь у коллекционера…
– Кто он такой?
– Коллекционер приходит к тем, чьё сердце кровоточит. Он чувствует уныние, острую тоску и душевную боль за версту, как акула – свежую кровь. Как ты – красный оргон. А вот кто он – злодей, подло пользующийся чужим горем, или избавитель от тяжких мук – ответь для себя сама. Я бы сказал, что и тот, и другой. Он спасает душу от смерти. От метаний между раем и адом. Аура жертвы кристаллизуется, застывает в его резервуаре, как муха в янтаре – прекрасная в своей грации, но обречённая на вечное заточение.
– А если пробирку разбить, то жертва освободиться?
– Нет. Она погибнет. Разрушится вместе с сосудом. Человеческие души слишком хрупки…
Я растерянно замолчала.
– Иногда коллекционеры шутки ради ловят лярв и бесов. И так же для развлечения натравливают их на своих врагов. Так что будь осторожна – если он собственноручно разбил пробирку, значит, в ней был не человек. Таким образом можно выпустить только беса.
– Вы думаете, он придёт снова?
– Конечно. Ты знатно его потрепала, он обиделся и теперь не успокоится, пока не отомстит.
– И что мне делать?! – в моём голосе зазвенело отчаяние.
– Вы будете проходить обитателей верхнего астрала на географии в грядущем семестре. Пока уясни, что с сущностями высшего порядка опасно тягаться силой, как с неразумными тварями. Это уже не бес, а полноценный демон. У него есть сверхспособности и сознание, близкое по уровню развития к человеческому. Он умеет дать отпор. А ещё он умеет говорить. Это, пожалуй, самое мерзкое…
– Вы ведь мне поможете?!
– Ты сама себе поможешь. Пока твоё душевное состояние уравновешенное и стабильное, он не сможет тебя одолеть. Береги свою душу от сердечной боли – это лучшая защита от коллекционеров и прочей нечисти.
Я внезапно вспомнила про Пашу, и в груди что-то неприятно сжалось.
– Легко сказать, – мои пальцы нервно теребили перчатку. – Особенно когда на каждом шагу – куда ни пойди – тебе постоянно пытаются разбить сердце…
– Если не хочешь, чтобы тебе разбили сердце, не представляй его стеклянным, – Чернов плавно перестроился в правый ряд, объезжая аварию. Два покорёженных автомобиля стояли посреди дороги, усыпанной светлыми осколками и тёмными железяками. Я тревожно проводила их взглядом, а бенефактор невозмутимо добавил. – Сердце из металла – тоже не лучший выбор. Пусть оно будет текучим, как вода, и лёгким, как воздух. Твёрдое и упрямое трескается и ломается, гибкое же поддаётся лишь на время, а позже восстанавливает свой первозданный вид. Ветер и вода – вот у кого нужно учиться гибкости, и тогда ничто острое тебя не ранит, и ничто тяжёлое не прибьёт к земле.
Я прислонилась затылком к подголовнику и закрыла глаза. Что-то в этом есть. Ведь даже гипнотические пробирки коллекционера недаром сделаны из стекла – символа хрупкости. От одного только взгляда на них чувствуешь себя крохотным мотыльком с ломкими крылышками…
Мотор «доджа» мерно гудел, шины, шурша по асфальту, везли меня по ночному Невскому проспекту. Так странно это всё, конечно. Неужели Чернову больше нечем заняться, чем в полночь встречать свою подопечную на вокзале, чтобы подвезти до общаги…
И вдруг меня осенило:
– Я поняла! – воскликнула я, дёрнувшись. – Вы не случайно там оказались! Вы это всё придумали, чтобы надавить на меня! Уговорить «спасать» вместе с вами этих девушек! А может, и девушки-то никакой нет! Может вы сами прикинулись той сумасшедшей с фосфорными глазами! О, как же я сразу не догадалась! Вы ведь так уже делали при мне – создавали астральные проекции!.. А этот тип в пальто – наверняка какой-нибудь маг, ваш с Петром товарищ!.. Здорово! Такой эффектный спектакль – и всё ради одной меня!..
Я захлопала в ладоши, изображая аплодисменты. Скрипач напряжённо вздохнул и побарабанил пальцами по кожаной оплётке руля, но ничего не ответил и ни на секунду не отвёл взгляда от дороги.
– Молчите – значит, нечего возразить. Я попала в точку! – обрадовано поставив локоть на подлокотник между нашими сидениями, я случайно задела его плечом и тут же задумчиво присмирела. – Только одного не пойму – для чего вам пугать меня этим коллекционером?.. И зачем вы подстроили аварию на дороге?
– Понятия не имею, – с усмешкой «признался» Чернов.
– И как вам удалось так быстро, буквально за секунду, вылезти из пробирки? Да ещё и успеть найти мой чемодан, браслет и наушники?!..
– Ну, это легко, – он припарковался напротив двери общежития и искоса посмотрел на меня. – Я просто воспользовался способностью уробороса управлять временем.
– Запрещающие печати не позволили бы вам колдовать!
– Да, снова не сходится, – кажется, он уже открыто меня журил. – Но, я уверен, ты и это сможешь объяснить, если ещё немного подумаешь. Например, скажешь, что я тебя загипнотизировал…
Опять издевается! А ведь мог и правда загипнотизировать, но выворачивает всё так, будто я несу бред!.. Раздражённо откинув ремень безопасности, я выскочила из машины, вытащила из багажника свой чемодан и, даже не попрощавшись, покатила его в общагу.
– Ника? – позвал Чернов, опустив стекло. Я обернулась. – Ты так старательно придумываешь все новые и новые легенды, потому что тебе больно видеть реальность. Но это хорошая боль. Она нужна, не противься ей. Однажды она вывернет тебя наизнанку, и твоя слабость превратится в силу.
Мой кулак стиснул ручку чемодана. Казалось, ещё чуть-чуть, и металл треснет напополам. А если я не хочу выворачиваться наизнанку?!
– Горите в аду!!! – отчаянно рявкнула я, убегая от него прочь.
Он рассмеялся мне вслед.
Глава 6. Ненависть и любовь
Если новый семестр начинается с пары по истории – это не к добру. Едва увидев расписание, мы с Лизкой приуныли и нехотя поползли наверх, в ненавистный кабинет с огромными настенными часами. Хотя Савелий Моисеевич больше не работал в ЛИМБе, его энергетика, видимо, всё ещё гуляла по коридорам института и витала в стенах унылой аудитории.
Перед первой лекцией мы ходили в курилку, чтобы собрать последние слухи по поводу ареста историка, но пока никакой конкретики не было. Точно известно только одно: Савелий не Светлоликий. В остальном определённости нет. Даже не понятно, по какой статье его будут судить. Если он использовал исключительно своё служебное положение для принуждения девушек к съёмке, а может и к чему-то большему, то дело направят в суд для обычных людей, и там он получит стандартный срок – лет пять. А если применялись магические способности, то его будут судить в АДу и, скорее всего, дадут лет пятнадцать. В любом случае, расследование в самом разгаре, и подробности пока не разглашаются. Что касается исчезновения девушек, то здесь он молчит как рыба. Точнее, полностью отрицает свою вину и утверждает, что ничего об этом не знает. Может он и не врёт, потому что многое в этой истории не сходится. Например, девушек всегда похищали в новолуние или близко к нему, а в тот день, когда его застукали в фотостудии, были двадцатые лунные сутки, что сильно раньше нужного срока. Во-вторых, как оказалось, пропавшая Травникова не была девственницей – это тоже не вписывалось в известную картину. Ну и в-третьих – Савелий совершенно не умеет работать с бесами, а люди Светлоликого перед кражей ослабляли своих жертв с помощью крылатых подселенцев…
Зато мой бенефактор отлично находит общий язык с бесами, но, в конце концов, может это просто совпадение? Возможно, этому его научили в следственном отделе ФСБ?..
– Чернов – мент, – выдохнула я, когда мы с Лизкой поднимались по лестнице, ведущей на верхний этаж. Грудь сдавило, воздуха не хватало – то ли потому что я слишком быстро бежала по ступеням, то ли от волнения, что мне предстоят долгие объяснения с друзьями.
Лизка расхохоталась в голос:
– А что, версии с фениксом и уроборосом больше не в моде?
– Это вообще отдельная тема…
– Я уже в предвкушении, – хихикала подруга, уводя меня дальше по коридору. – Кем он станет завтра? Хотя нет, пожалуй, мент – это высшая каста. Всё. Он достиг в твоих глазах финальной формы развития…
Понятно, с Лизкой говорить бесполезно. У неё только одно на уме, а мне сейчас вовсе не до любовных сплетен. Может быть, хоть Яшка выслушает меня нормально, без подколов?.. Вот, кстати, и он. Лёгок на помине.
– Девки, вы видели, кто у нас теперь ведёт историю?! – догнав нас, проорал запыхавшийся парень. – Фига себе! Вот это рокировочка!
– Сыр, на тебе лица нет, – фыркнула Чародеева. – Не томи, скажи, всё плохо? Или всё хорошо?
– Да чёрт знает! – озадаченно выдохнул Яшка и тут же перешёл на шёпот. – Тссс! Тише! Она за нами идёт. Сейчас сами всё увидите!
Взяв обеих под руки, чтобы не оборачивались, Сыроежкин протолкнул нас в аудиторию под колокольные раскаты звонка, оповещающего о начале пары. Мы суетливо расселись по партам. Лизка с любопытством таращилась на дверь. Я заранее готовилась к худшему.
Прежде, чем преподавательница вошла, в зал проник цветочный аромат её духов – сладковатый, как сахарная пудра, и щекочущий нос жасминовым шлейфом. Потом у порога цокнули изысканные каблуки молочных туфель-лодочек. Качнулся в воздухе расширяющийся книзу подол кружевного белого платья. Блеснула в узком треугольном декольте золотая подвеска с прозрачным камнем-конусом, похожим на маятник. Знакомая умилительно-добрая улыбка озарила зал невидимым светом.
Какая же она милая, романтичная и ранимая – так сразу и не поверишь, что от руки этого ангельского существа, если оно разозлится, могут покрываться льдом дороги и страдать в авариях невинные люди…
Пальчики с аккуратным френч-маникюром кокетливо поправили светло-медовую прядь волнистых волос. Тётя Белла шагнула в аудиторию и проворковала своим нежным девичьим голоском:
– Доброе утро, мальчики и девочки. Рада всех видеть на моём занятии. Пожалуйста, садитесь.
Жемчужно-розовая сумочка опустилась на видавший виды стул, который ещё недавно протирала задница Савелия Моисеевича. Ведьма огляделась по сторонам и вздохнула:
– Да, аудитория далека от идеала. Сейчас она вовсе не соответствует состоянию моей души, да и вас наверняка вгоняет в серую скуку. Нам предстоит много работы, чтобы привести тут всё в порядок и наполнить свежей энергией, но об этом позже. А пока – давайте познакомимся. Меня зовут Белла Евгеньевна Ионова. Лучше просто Белла. Я буду вести у вас лекции и практические занятия по истории…
Осторожно сев на краешек стула, словно боясь запачкать обшарпанным сиденьем платье, она открыла журнал. Пробежалась глазами по нашим фамилиям, заглянула в оценки за первый семестр и тогда только подняла взгляд на зал:
– Кое с кем из вас я уже знакома, – пропел мелодичный голосок. Я вжала голову в плечи, но она обратилась вовсе не ко мне, а к Яшке. – Например вы, Сыроежкин. Не могу не признаться, что я до сих пор восхищена вами, молодой человек! Вы прекрасно вальсируете! Такой искусный танцор непременно должен иметь «пятёрку» по моему предмету. Понимаете, к чему я?.. Не смущайтесь. Если вы чего-то не умеете, то я обязательно всему вас научу. Обещаю, вам понравится со мной работать так же, как мне понравилось с вами танцевать…
Яшка поёжился и скрылся за стоящим на парте учебником, медленно сползая вниз по спинке стула. Я тихо хмыкнула.
– А вы, Антипова, не переживайте, про вас я тоже не забыла, – надув трогательные пухлые губки, Белла Евгеньевна пояснила залу. – Долгое время я была бенефактором этой нежной особы, пока она, как это часто случается у юных девушек, не пошла на поводу у своих романтических фантазий. Увы, Антипова не удовлетворилась моей бесценной помощью – или, по всей видимости, попросту решила поменять меня на кого-нибудь посимпатичнее – поэтому упросила красавца Льва Станиславовича взять её под опеку и теперь вьётся за ним маленьким глупым хвостиком в надежде на что-то большее…
В зале заахали. Любопытные взгляды всего потока обратились ко мне, и я почему-то пристыдилась. Вроде бы, моя совесть чиста, и скрывать нечего, но понимая, что непроизвольно краснею, я смутилась ещё больше и даже не решилась возразить.
– Вообще-то это он вился вокруг Ники почти месяц! – выкрикнула с задней парты Лизка. – Всё упрашивал позволить ему стать её бенефактором и вот, наконец, она сдалась!..
Белла Евгеньевна осеклась. Длинные ногти растерянно цокнули по облупившемуся преподавательскому столу.
– Леди, а вы у нас кто? Назовите, пожалуйста, вашу фамилию, – в её ласковом голосе сквозила сладость наливных ядовитых яблочек.
Меня внутренне тряхнуло. Кажется, назревает что-то очень, очень нехорошее. Ладно я, но за Лизку стало совсем страшно – как бы она сейчас тоже не попалась под горячую ведьмину руку.
– Елизавета Чародеева, – встав, уверенно представилась подруга. – Маг, работаю с оранжевым оргоном. Моя мать астролог, но я планирую стать адвокатом по делам Антикриминального Департамента.
– Заметно, – Белла скривила личико в подобии улыбки. – Что ж, тренируйтесь, коллега, это не возбраняется – только, желательно, в свободное от лекций время. А пока, с вашего позволения, мы начнём занятие…
Уф, обошлось! Лизка плюхнулась обратно за парту, а я, обернувшись к ней, прижала палец к губам, намекая прекратить трепаться, пока не стало ещё хуже.
– Савелий Моисеевич был чудесным преподавателем, когда я у него училась, – между тем, снова заговорила Ионова. – Он многое нам открыл, но, к сожалению, время отнеслось к нему беспощадно. Он не смог оседлать волну. Не успел за темпом современной жизни, поэтому состарился и преждевременно лишился здравого рассудка… Кстати, девочки-маги, попрошу взять на заметку. Даже человек с двумя спиралями может повернуть вспять время и остановить старение. И если вы будете внимательно слушать меня на лекциях, то, возможно, я смогу передать вам из первых уст секрет вечной юности и красоты…
Судя по тому, как молодо выглядела мать пятерых детей, она и правда знала какой-то секрет. Первокурсницы заметно заинтересовались и притихли, готовясь записывать новую тему. Следом за ними и я, вздохнув, раскрыла тетрадь.
– Ника, скажите… – Белла вдруг снова перевела взгляд на меня, и ручка непроизвольно выпала из моей руки. – Как вы считаете, сколько мне лет?
Странный вопрос, конечно. Не иначе как с подвохом, но я не дала себе времени об этом задуматься, да и о чём тут думать. Спросили – надо отвечать.
Войти в рабочее состояние получилось легко. Задержав дыхание, я закрыла глаза и погрузилась по очереди в несколько кротовых нор, пытаясь среди многообразия красок и энергий почувствовать пульсацию первородного атома. Крохотная клеточка, с которой начинается новая жизнь, навсегда остаётся самой яркой частицей в теле человека. Если притихнуть и остановить удары своего собственного сердца, то ощутить её не составит труда. А начало её биения и вовсе похоже на оглушающий взрыв от столкновения двух нейтронных звезд…
– Вы родились в ночь на первое ноября, – проговорила я глухим голосом. Зрение ко мне уже вернулось, но сфокусировать взгляд на её лице я пока не могла. – Наутро во Владивостоке выпал первый снег, все деревья и улочки стали белые-белые – поэтому вас назвали Беллой. Это было тридцать пять лет назад.
Ведьма молчала. Её по-доброму сощуренные небесно-голубые глаза, блистая перламутровыми тенями, смотрели на меня не отрываясь, и только я одна чувствовала, как они втыкали в меня, словно в куклу вуду, мелкие острые иголочки.
– Время – лишь условность, Белла Евгеньевна. Ой, то есть, я хотел сказать, просто Белла, – отважно пришёл мне на помощь Яшка. – Вам столько лет, на сколько вы себя ощущаете – и ни днём больше.
– Вот это я понимаю, Сыроежкин, – длинные, закрученные кверху ресницы преподавательницы умилённо дрогнули. – Отличный ответ. Чётко, быстро и профессионально. Вы определённо заслуживаете наивысшего балла. Не то, что всякие там выскочки-фениксы, избалованные чрезмерным вниманием бенефактора…
Белла Евгеньевна прервалась и снова зыркнула на меня своими выразительными светлыми глазами. Столько всего плескалось в этом молчаливом ревнивом взгляде, что я сразу поняла: всё. Мне крышка. Её экзамен мне летом не сдать.
* * *Он ложится спать около трёх часов ночи, а встаёт в семь, чтобы успеть приехать в институт к первой паре. Почти не спит – и времени на то, чтобы его просканировать, остаётся очень мало. Когда я беру в руки его запонку, мне нужно минут сорок только для настройки – влезать в ауру без разрешения, оказывается, не так-то просто. А когда я в итоге настраиваюсь, то вижу лишь неконтролируемый поток кошмарных снов и воспоминаний, вроде того побега в лесу. Похоже, годы пребывания в монастыре, среди монахов, пытавшихся изгнать из него «злого духа» с помощью запрещающих печатей – это самый глубокий его «шрам». Теперь ясно, откуда эта тяга к тьме и почему он лютой ненавистью ненавидит всё христианское. Почему после освобождения от насильного затворничества, где его брили налысо, чтобы нанести на череп обжигающие печати, отпустил длинные волосы. Почему, окончательно разрывая связь с прошлым, сменил не только имя, но и фамилию – ведь родился он под другой. Под какой именно, я прочесть так и не смогла. Детская память будто стёрта. Выжжена дотла пожарищем, как стены старого монастыря…
Я жалела и ненавидела его одновременно. Ужасное чувство. Агата Анатольевна считает, что ни в коем случае нельзя смешивать в алхимическом котле своей души жалость и любовь, эти два ингредиента соединённые вместе разрушают и субъекта, и объекта. Но почему она ничего не говорит о ненависти? Ведь жалость и ненависть – комбинация ещё более гадкая. Меня разрывало напополам.