Энн и ботинок Гудмена
И вот, как обычно, утром Шарлотта Энн отправилась в свою хижину, наслаждаясь дорогой и предвкушая, как продолжит писать истории полюбившихся ей героев. И только завернула к шалашу, как из ниоткуда перед ней предстал… мальчик. Энн от удивления проглотила язык, а мальчика, казалось, её приход совсем не удивил, он стоял и с любопытством рассматривал девочку с головы до ног.
– Мышка прибежала на сыр и попалась в мышеловку. – Выражение лица мальчика резко сменилось с серьёзного на довольное.
– Что… ты кто? Это… моя хижина! – сконфуженно ответила Энн.
– Хижина? – он оглянулся, поведя бровью. – Что ж, сочту за комплимент.
Энн никак не могла понять, что происходит, как вдруг её осенило:
– Ты это построил?
– Верно, мисс. – Весь вид мальчика был полон самодовольства.
Вдруг Энн почувствовала, что ещё чуть-чуть, и она расплачется, как пятилетняя девочка, у которой старший брат отобрал куклу. Мальчик, заметив её потерянный вид, поспешил объясниться:
– Прошу прощения, если я вас напугал. Я принял вас за обычного воришку. Хотя внутреннее убранство «хижины» подсказало мне, что вор, вероятнее всего, девочка, которая к тому же весьма недурно пишет.
– Пишет? Ты читал мои истории?! – Только сейчас Энн заметила в руках мальчика листы с её сочинениями. Это вызвало в ней в такое негодование, что глаза тут же высохли:
–Верни их немедленно! – Она сделала шаг в его сторону с вытянутой рукой.
– Не злись. – Он спокойно передал листы.
– К твоему сведению, я не знала, что шалаш кому-то принадлежит. Он стоял одинокий. А вот тебе не должно было составить большого труда понять, что истории чужие, и всё же ты их достал из моего ларца. И кто здесь, по-твоему, вор?!
Мальчик развёл руками по сторонам:
– Я решил, что им было одиноко.
Энн лишь фыркнула:
– Ещё и вредничает…
– Знаешь, ты в какой-то мере права. Я, конечно, знал, что эти вещи не принадлежали мне. Но ты сама подумай, не стала бы ты выяснять, кто захватил твой шалаш и так нагло поселился в нём? Я открыл шкатулку только с этой целью. Может, кто-то проследил за мной из приюта… – Мальчик резко замолчал и поменялся в лице, словно понял, что сказал лишнего.
Энн заметила это, но всё же спросила:
– Так ты из приюта?
– Да, – сказал он как отрезал. – Так вот, однажды я пришёл сюда вечером и обнаружил эти вещи. Пара дней, и я тебя выловил.
Энн с понурым взглядом осматривала любимую шалашную хижину, пытаясь смириться с мыслью, что теперь ей здесь больше не играть и не писать историй.
– Но лучше ты, чем приютские. И должен сказать, ты довольно уютно всё там устроила. – На мгновение Энн показалось, что мальчик даже засмущался.
– Какой толк теперь с этого всего? – Она села в корнях дерева, всё глубже погружаясь в пучину отчаяния и отчего-то совсем не испытывая стеснения за нахлынувшие чувства перед незнакомым человеком, к тому же мальчиком, который выглядел немногим старше неё.
Он было собрался что-то ответить, но она так резко встала, бросила по ветру истории и побежала прочь. Когда уже были видны очертания дома, Энн позволила горьким слезам выйти наружу. «Почему? Вот почему? Так несправедливо! Я всего-то… – плакала она, – хотела маленькое приключение. Почему мне нельзя иметь даже это?!»
На следующее утро Энн встретила день в таком понуром настроении, что даже шоколадный кекс не мог это исправить. Но затем решила: «Нет, я не позволю ничему украсть моё утро», поэтому, пока она ела пребожественный кекс, тяжёлые мысли оседали где-то в другом месте.
– Энни, у тебя что-то случилось? – спросила мама.
Энн взглянула на неё с непривычной холодностью во взгляде, заранее ожидая, что маме причина её печали будет не понятна: «У неё-то таких шалашных хижин и приключений с целой оравой соседских ребят было вдоволь за всю жизнь».
– Да, та шалашная хижина, о которой я вам говорила, принадлежит какому-то мальчику.
– Мальчику? – переспросил её папа.
– Да. Но это уже неважно. – Энн продолжила поедать кекс с каким-то более жадным рвением.
Родители Энн переглянулись, и слово взяла миссис Миллиган:
– А что это за мальчик, Энн?
– Не знаю, мальчик как мальчик. Мне совершенно неинтересно, кто он и как его имя. Совершенно.
Миссис Элеонора заметно расслабилась, так как успокоилась мысли, что её единственная дочь не будет заводить ненужных знакомств. Энн же не была настолько глупа, чтобы сообщать матери ещё и то, что мальчик был из приюта.
– Энн, но ведь ты можешь построить свой шалаш, а я тебе с радостью помогу. В детстве у меня…
– О папа! Правда?! Ты хочешь построить шалаш вместе со мной? Да это же потрясающе! – Она не удержалась от настигнувшего её восторга и подбежала обнять отца.
Миссис Миллиган улыбнулась милой картине, но тут же решила осадить Энн:
– Энн, нельзя так выскакивать из-за стола.
Девочка беспрекословно вернулась на место и обнаружила, что шоколадный кекс каким-то чудом стал ещё вкуснее.
Глава 5. Мальчик, который продаёт запах ботинок, и девочка, которая его покупает
Сразу после завтрака Энн уверенно отправилась теперь к уже обыкновенному шалашу, откуда решила забрать все свои драгоценные пожитки. Она снова поздоровалась привычным прикосновением руки с ивами, но в этот раз не сказав ни слова, лишь оглядела их, словно прощаясь навсегда. Что-то внутри висело тяжёлым грузом, но Энн лишь помотала головой каким-то мыслям и свернула к шалашной хижине. Заслышав шаги, из шалаша навстречу Энн вылез тот самый мальчик.
– Доброе утро, – улыбнулся он краешком губ. Энн бросила на него безразличный взгляд.
– Здравствуй. Я пришла забрать свои вещи, если позволишь. Могу даже не входить в шалаш, я больше не посмею осквернить своим присутствием сие сакральное место.
Оба держались серьёзно, но глаза мальчика выдавали любопытство, а во взгляде Энн читалась обида.
– Сарказм, значит. Ты знаешь, что значит «сакральное»?
– А ты знаешь, что такое «сарказм»? – с нарочитым удивлением ответила Энн.
В ответ он лишь добро усмехнулся, затем залез обратно и вылез уже с ларцом в руках.
– Я хотел извиниться, что прочёл их без спроса.
– Пожалуйста.
– Пожалуйста?
– Извиняйся.
Он улыбнулся, потупив взгляд в пол, а затем посмотрел девочке прямо в глаза:
– Мисс, я очень сожалею, что задел ваши чувства. Но в своё оправдание хочу сказать, что от чтения меня мог удержать лишь скучный рассказ. Но «Королевство Косматых Гор» совсем не такое. – Он передал шкатулку ей в руки.
Энн заинтриговано подняла глаза и столкнулась с ним взглядом:
– Не такое?
Мальчик понял, что ему удалось зацепить юную леди, он залез в шалашную хижину и через секунду снова оказался снаружи.
– Твой рассказ… увлекательный. – Он протянул ей книгу. – А вот эта книга… – Энн взяла историю о мальчике-сироте и его соседях-мышках. – Разве она не для детей?
Она засмущалась и почувствовала, как щёки заливает краской:
– Да.
– Почему ты читаешь её? – Он даже не пытался скрыть удивления.
– Уже не читаю. – Энн не знала, куда деть себя от смущения.
– Нашла её скучной? – он всё не унимался.
– Я читала её в детстве, и мне почему-то захотелось перечитать. Но это неважно, я не могу продолжить чтение.
– Теперь я заинтригован.
– Я же сказала, это неважно. Ты точно не поймёшь, – вылетело у Энн.
Мальчик стоял с минуту, ничего не говоря.
– От того, что я живу в приюте, вовсе не значит, что вместе с семьёй у меня отсутствует и мозг.
Энн снова почувствовала себя неловко, хотя мальчик не выглядел оскорблённым.
– Нет, я вовсе не это имела в виду. – Теперь ей казалось, что этого было не избежать, и нужно было рассказать незнакомому мальчишке-сироте о такой глупости, и чтобы муки признания не были долгими, Энн выпалила правду на одном дыхании: – Я не знаю, как пахнут ботинки…
– Что? – ему показалось, он не расслышал.
– Не просто ботинки, а ботинки, у которых запах как у старого сыра.
Энн почувствовала себя так, словно оправдывалась за совершённую шалость, и оттого боялась поднять глаза. Но когда так и не услышала ни смешка, ни фырканья, взглянула на мальчика и обнаружила, что он всеми силами старался скрыть улыбку, лишь краешки губ выдавали истинную реакцию.
– Что ж, это и вправду проблема. – серьёзно начал он. – И знаешь, я думаю, я могу предложить тебе решение. Если ты, конечно, захочешь.
– У тебя есть старый плесневелый сыр? – спросила Энн.
Мальчик поморщился:
– В приюте – сыр, ещё и о котором кто-то забыл? Скорее в мышеловке. Я могу предложить тебе нечто лучшее: продать запах вонючих ботинок.
Энн посмотрела на него в изумлении: какое странное предложение. Но он, заметив её замешательство, продолжил:
– Понимаешь, твоя проблема, она нестандартная. Нестандартные проблемы требуют нестандартных решений. Разве ты не согласна?
Энн ещё какое-то время помолчала, а затем спросила:
– Хорошо, и как ты мне его продашь?
– Весьма просто, я принесу тебе самый настоящий вонючий мальчишеский ботинок.
– Гм. Ты принесёшь мне свой ботинок?
– Нет! Нет, конечно. Но разве это важно? Хотя обещаю, я приложу все усилия, чтобы найти лучший для тебя. Знаешь ли, ботинки у всех по-разному пахнут, уж я-то это знаю, одинаково невыносимо, но по-разному. Поэтому думаю, тебе подойдёт нечто классическое, типичный запах ног мальчишки-подростка, который шпыняет в одних и тех же ботинках, словно сиротка, изо дня в день. Такие подойдут идеально, ботинки фермерского мальчишки или мальчишки-пастуха – это уже совсем другое, не классика.
Энн вдруг почувствовала себя польщённой оттого, как малознакомый мальчик со всем усердием подошёл к её маленькой проблеме, но затем подумала, что за свою услугу он, должно быть, попросит непомерную плату. «Как бы мало или много он ни попросил, денег мне не раздобыть».
– И какую плату ты хочешь?
– А, это просто. Я хочу то, чего у тебя в достатке, даже в изобилии, по карману не ударит.
«Точно денег попросит», – подумала Энн.
– Заплати книгой.
– Книгой? – Ответ мальчика её обнадёжил, но Энн решила, что всё же плата была слишком высока. – За запах обыкновенного ботинка? Не слишком ли дорого?
– Мисс, вы платите материальным за нечто, что нематериально: оно не потреплется со временем, не станет непригодным, не испортится под дождём и никогда не сгорит! Это больше, чем запах. Вы получаете запах, а этот запах перенесёт вас в мир главного героя. Книга будет читаться с большим наслаждением, а в конце вы поймёте, что прожили ещё одну жизнь, и жизнь не обыкновенную, а полную приключений.
– Но и вы в таком случае получаете опыт, ещё одну необычно прожитую жизнь.
– Верно! За меньшее я бы и не продал. Опыт за опыт. Равноценно.
– Что ж, ладно. Я покупаю. И какую же книгу я должна принести взамен?
Глава 6. Нежданный гость
Энн оставила ларец и прочие вещи в шалашной хижине, потому что ей было необходимо вернуться туда ещё раз. После обеда, в 15:30, она должна была принести мальчику из шалаша книгу, подходящую под описание: «приключения героя, сильного духом, можно что-то историческое, но не обязательно», также были перечислены несколько книг, которые сразу выпадали из списка нужных, так как были уже прочтены.
А сейчас, если мы заглянем в конюшню, то найдём там Энн, приветствующую свою подругу детства – гнедую лошадку по имени Джун. Джун родилась в июне, поэтому её и назвали в честь месяца.
– Энн, неужели Джун тебя дождалась! – В конюшню зашёл мистер Тобиас Макналти, конюх средних лет, работающий на Джеймса Миллигана.
– Ах! Мистер Тобиас, – Энн вздрогнула от неожиданности.
– Она спрашивала про тебя несколько раз, всё гадала, почему её подружка не приходит.
– Да, я только что рассказывала Джун, какие в последнее время приключения со мной случились. – Девочка улыбнулась то ли конюху, то ли своей лошадке.
– Надеюсь-то приключения доброго характера? – он подошёл вплотную к Энн, поглаживая кобылку.
– Да. Да, я думаю, да. Что ж, Джун готова, поэтому мы больше не смеем вас задерживать.
Энн бодро вывела Джун из стойла и отправилась к выходу, испытывая облегчение от того, что диалог с мистером Тобиасом был закончен. Он проводил её взглядом, который Энн ощущала так же сильно, как если бы в спину всадили острый кинжал.
– Удачи, – крикнул Тобиас вслед, когда они оказались уже почти у выхода. Энн неуверенно обернулась и махнула в ответ головой.
– Тебя он не смущает так же, как меня? – поинтересовалась она у Джун, седлая гнедую кобылку, которая лишь фыркнула в ответ. – Ты права, не стоит о нём.
Как только Энн оказывалась верхом, для неё переставали существовать другие, она словно соединялась с Джун и природой в единую стихию: закрывала глаза, и тогда обострялись все чувства, через которые девочка особенным образом общалась с окружающим миром. Вот ветер нежно ласкает ключицы и шею и запах скошенной травы обволакивает каждый сантиметр воздуха и наполняет лёгкие, вот отдалённый скрип отворившейся калитки позади и звонкий смех увильнувших на мгновенье от работы девушек… А вот шорохи деревьев и скрип сверчков в зелёной траве под ногами Джун, вот звук вздрогнувшей земли, отбиваемой копытами лошади, готовой раскроить воздушную твердь своей гривой, а вот солнечные паутинки-ресницы, медленно поднимающиеся, словно завеса в храме: и вот Энн уже не просто смотрит на мир, мир входит в её храм через её жаждущие глаза цвета чернозёма, жаждущего дождя.
– Но! – она отдала команду.
Джун резво кинулась вперёд, раскроив воздух надвое. Глаза Энн загорались огнём свободы при виде бескрайнего простора.
– Пожалуйста, не кончайся никогда. – Она обращалась к свободе, дух которой звал её покинуть родные земли.
Остановившись посреди поля, Энн оглянулась, дом отсюда казался маленьким пятнышком. – Что ж, Джун, сможем мы с тобой улететь так далеко, что дома не будет и вовсе видно? Но!
Две силы, две души, два свободных сердца гнались через пустошь, подставляя себя скользящему по коже ветру, и вдруг небо перед ними разразилось громом. Энн остановилась, подняла лицо и закричала в ответ:
– Тор, бог грома, спустись к нам! Мы тебя не боимся! – и залилась громким смехом. Но вдруг какая-то мысль отразилась на её лице тревогой: – Шалаш!
И Тор с большей силой ударил своим молотом так, что небо раскроилось электрическими стрелами. Энн, уловив усмешку бога грома, закричала ему, возвращаясь на всех парах обратно к дому:
– Решил помериться силами со смертной девочкой? Очень в стиле бога!
Снова разразился гром. Когда Энн наконец достигла конюшни и передала Джун мистеру Макналти, полил мелкий дождь. Она тут же устремилась в сарай, в который перед ней вбежали шесть рабочих.
– Могу я взять одно из полотен? – спросила она одного из них.
– Можете, мисс. Держите.
Энн взяла одно из защитных полотен, которым в дождь накрывали скирды, и на всех парах побежала в лес.
– Энн! Энн! – кричала Матильда, выбежавшая на улицу.
– Я скоро, только укрою шалаш.
– Скоро ливанёт! – Но Энн уже скрылась за деревьями.
Еле переводя дыхание, она остановилась у шалашной хижины, упираясь руками в колени, тут же из-за поворота в неё чуть не влетел мальчик.
– Помоги! – крикнула она ему, передавая один конец полотна, когда капли дождя уже больно разбивались по лицу и мешали отчётливо видеть друг друга.
Они накинули полотно поверх шалашной хижины, и мальчик тут же нырнул внутрь. Энн растерялась, но ещё не успела решить, бежать ей или нырять за ним, как он снова появился.
– Возьми шкатулку, она может испортиться вместе с твоими историями. – Поверх неё он накинул плед и махнул в знак прощания головой, но Энн не двинулась с места.
– Залезай! Под другой край. Залезай! – крикнула она, простирая над головой мальчика другой край пледа.
И так они вместе добежали до дома Энн и ввалились мокрые до нитки через внешний вход на кухню Матильды.
– О небеса! – изумилась Матильда и тому, как выглядела Энн, и тому, что она была с мальчиком, который видом ничем не отличался от неё. Энн сняла с себя плед и резво прошла на кухню.
– Льёт не переставая! – звонко ответила Энн, ничего не говоря о мальчике, словно всё, что происходило, было в порядке вещей.
– Энн! Кто твой друг? – спросила Матильда.
– Меня зовут Отто, мэм. Отто Эвальд. – Энн уставилась на него, словно видя впервые. Ведь она никогда не спрашивала, как его зовут!
– Сьюзи! Сьюзи, беги сюда!
Невысокая светленькая служанка появилась в дверях.
– Неси срочно полотенце и одежду для Энн, – поручила девушке Матильда. – А для вас у меня тоже кое-что есть, – обратилась она к Отто.
– Мэм, благодарю, но, право, не стоит.
– Матильда, зови меня так. И на этой кухне я командую. Иди за мной.
Энн вдруг обнаружила себя одну в большой светлой кухне, стены которой были расписаны мелкими цветами ещё в тот первый год, когда её мама, будучи совсем юной, впервые появилась в этом поместье. Энн нравилось, что её рука виделась даже здесь, и что Элеонора не избегала кухню как место, недостойное для посещения леди. Хотя она держалась весьма простой политики на этот счёт для Энн: «Не лезь под руку, когда люди работают». Энн улыбалась этому месту, пока вдруг не поняла, что совсем окоченела, но тут же в дверях снова появилась Сьюзи, сразу захлопнув их за собой, и принялась снимать с Энн мокрые платья.
– О мисс, вы же можете так заболеть. Как же вы не беспокоитесь о себе.
Сьюзи натирала тело Энн, пока то не раскраснелось. Затем переодела девочку в сухую одежду, в дверь постучали, Сьюзи отворила, в комнату вошли Матильда и Отто, а служанка принялась натирать ступни Энн.
Энн неловко глянула на Отто и перехватила полотенце у девушки:
– Дальше не нужно, я сама. Спасибо, Сьюзи.
Служанка, словно воробушек, упорхнула из кухни. Энн взглянула на Отто, вспомнить, какая на нём была одежда до, казалось невозможным, в воспоминании она напоминала одно грязное пятно, сейчас на мальчике была белая рубашка с тёмно-серыми брюками. Благодаря тому, что у него были довольно широкие плечи, одежда была ему почти впору и даже скрадывала непривлекательную худобу. Матильда разливала горячий чай по кружкам.
– Матильда, у тебя уже и чай готов?
– Конечно, моё золотце, как только ты шмыгнула в этот лес под самый дождь, я тут же поставила чайник, зная, что ты продрогнешь до последней косточки. И чего ты там забыла?
– Мою шалашную хижину же, Матильда. – Но Энн тут же опомнилась, что шалаш уже не принадлежал ей, и поправила себя: – Ах, точнее… уже не мою. – С лёгкой грустью Энн глянула на Отто, сидящего напротив неё. Матильда поставила на стол сладкий пирог.
– Что ж, с вами я сидеть не смогу, так что сидите тихо. – Она положила кусок побольше Отто и кусок чуть меньше – Энн, зная, что Отто может постесняться взять добавки.
– Матильда, я очень благодарен за всё, спасибо! – сказал Отто ей вслед, на что она улыбнулась и подмигнула мальчику.
Энн вопросительно посмотрела на этих двоих и только хотела поднести вилку с пирогом ко рту, как Отто, смотря себе под нос, предложил:
– Что ж, помолимся?
Энн тут же покраснела от стыда:
– Э, да, помолимся. Я всегда молюсь перед едой, ну… иногда забываю, когда очень голодна.
Отто понимающе улыбнулся и сделал жест, приглашающий начать.
– Эм, ты хочешь, чтобы я молилась? Вслух?
– Да, почему нет?
– Обычно это делает папа или другие мужчины.
– Не думаю, что есть разница, но как гость не могу позволить себе взять эту честь на себя, – с нарочитой серьёзностью сказал Отто.
Энн растеряно посмотрела на мальчика, рядом с которым почему-то больше не чувствовала себя непринуждённо, как это было раньше. Она последний раз умоляюще взглянула на него, но он уже сложил руки для молитвы и закрыл глаза. Энн выдохнула и слегка расслабилась, зная, что Отто не собирался тайком наблюдать, затем последовала его примеру и произнесла молитву:
– Дорогой Господь, я благодарю Тебя за моего друга Отто, с которым я могу разделить эту пищу. Спасибо за этот прекрасный пирог и чай. Благослови руки, которые приготовили его, и также благослови эту пищу, чтобы она пошла нам лишь на пользу. Аминь.
– Аминь. – Отто с улыбкой глянул на Энн, ему особенно понравилась та часть молитвы, где Энн назвала его другом, хотя сама Энн не обратила на это особого внимания.
Отто принялся за пирог, а Энн мысленно приходила в себя, пытаясь скрыть лёгкое волнение и то странное чувство, которые вызвала в ней эта молитва вслух. Затем она подняла взгляд на Отто, и внутри неё словно расплылась тёплая жидкость, хотя чай её стоял ещё нетронутый. Да, это был не чай, это было то самое чувство, которое приходит так славно в неожиданный момент, когда ты вдруг понимаешь, что можешь не бояться быть самим собой рядом с кем-то напротив.
Глава 7. Наставление Матильды
Дождь продолжал постукивать по закрытым окнам, барабанить по входной двери, норовя попасть внутрь кухни, в которой тепло разливалось вместе со светом камина, грело руки, сжимающие чашку с травяным чаем, и сохранялось в пышных боках сладкого пирога. Очертания двух неподвижных фигур слабо виднелись из окна со двора за стеной холодного проливного дождя.
Энн вдруг осенила мысль:
– Так ты… у тебя ведь не было ничего, чем ты мог накрыть шалаш, когда прибежал туда?
– Нет, не было, – ответил Отто.
– Зачем тогда прибежал?
– А ты?
– Ну очевидно, чтобы накрыть шалаш от дождя.
– А как же твоя шкатулка с историями? – спросил он.
– Эм, да, я как-то не подумала о них.
– Могли испортиться, поэтому я и побежал. Шалаш рано или поздно бы высох, хотя просыхало бы всё довольно долго, поэтому это очень умно с твоей стороны – закрыть его тентом для сена, а вот истории и шкатулка могли бы испортиться вконец. – Он засунул кусок пирога в рот и стал медленно жевать.
Энн обратила внимание на его выразительные скулы и остальные черты лица… «Такие драматичные, настолько выразительные, что мама отметила бы, что ему стоило бы позировать для портера». Ещё влажные от дождя чёрные словно уголь ресницы, красивой дугой обрамляющие зелёные глаза, в которых изредка словно загорался огонёк в моменты, когда Отто смеялся или был полностью чем-то увлечён, но в остальное время выражавшие покой и реши-тельность, волосы цвета воронова крыла, лицо белое, но сейчас раскрасневшееся от жара камина, Энн также не могла не отметить широкие чёрные брови. И вдруг для себя поняла, что Отто ведь настоящий красавец. Как же это ускользнуло от неё в первые встречи? Помимо его красоты, Энн почувствовала силу, которой он обладал, но силу, которая так необычно шла рука об руку с мягкостью. Такая сила не пугала, но поражала, ведь она покоилась в простом мальчике. Мальчике? Нет, юноше. Энн весьма удивило, что юноша, имени которого она не знала до сих пор, с приходом дождя подумал не столько о своём шалаше, сколько о её историях. «Он такой добрый, во взгляде есть что-то, что я никак не могу уловить, но он чистый, просто иначе чистый, чем у обыкновенного доброго мальчика. Да, он совсем не обыкновенный мальчик. У него нет семьи, он из приюта. Но у Отто есть доброта и чистое сердце, которые он сохранил, несмотря на печальную судьбу. И всё это делает его непохожим на тех других мальчиков – детей друзей моих родителей. Те избалованные и чаще ведут себя как болваны, а книги и в глаза не видели, не то что в руках не держали. Может, Отто и правда понравились мои истории? Нет, дело не в этом, он просто очень добрый. Люди, с которыми никто не добр, лучше остальных понимают, как важно проявлять доброту заслуженно и незаслуженно».
– И всё же, почему ты побеспокоился о них? Ведь в том-то и дело, это мои истории, моя шкатулка, не мне ли стоило бежать за ними?
– На твоём месте мне было бы неприятно обнаружить, что то, что я сам создал, вдруг испортилось под дождём и не подлежало восстановлению. Писатели – очень чувствительные натуры. Твоё сердце разбилось бы, увидь ты листы бумаги с размазанными чернилами. И вообще, разве ты не желаешь, чтобы больше людей смогло их прочесть? Я лишь твой первый читатель, хоть и нежеланный.
– Эм, не думала ещё о том, чтобы их кому-то показать. И раз ты не книжный дилетант, то вполне можешь быть моим читателем. Но только до тех пор, пока твоя критика будет оставаться конструктивной. И если я её не спрашиваю, то и не нужно мне её предлагать.
– Это меня вполне устраивает, – посмеялся Отто.
Дождь плавно перестал лить, солнце снова вышло из-за туч, и Отто собрался уходить. В кухню вернулась Матильда.
– О, как хорошо, ты ещё здесь. Возьми ещё вот это, Отто. – Она всучила ему в руки мужские ботинки на шнуровке.
– Матильда, вы слишком добры.
– О мальчик мой, бери. Ни моему сыну, ни мне они уже не пригодятся. – Отто глянул на неё обеспокоенным взглядом. – Он служит в армии. И нога у него ой как выросла с тех пор. Он носил этот размер в двенадцать лет! Нет, я не к тому, что ты маленький, просто он был в отца, здоровый весь в отца. Ну как? Ох, мамочки. – Матильда закрыла рот двумя ладонями. – Энн! Ты глянь, настоящий джентльмен. Ведь этот костюм и ботинки ему подарил мистер Миллиган, о добрая душа! А твои вещи я постираю, высушу и отправлю завтра с молочником. Он тут недалеко от нас проезжает и после к вам. И обувь высушу. Ну теперь ступай с Богом.