Огонёк души
– Фуу, Сафи, ну ты и свинья! Облевала здесь всё. Весь кайф обломала. Ладно, иди сюда, придётся брать тебя так. Ротик твой оставим в покое, пусть блюёт на здоровье.
Он схватил меня за талию и поставил на четвереньки, сильно шлёпнув по заду.
– Ну и тощая же у тебя задница. Ничего, тем лучше для меня. Когда узко, всегда круто.
Когда он задрал то, что осталось от подола моего платья, и схватился за нижнее бельё, такое зло пробрало, накатила неконтролируемая ярость… Я не понимала, что происходило дальше. Помню только, что кончики пальцев рук будто свела судорога. Следом раздался хлопок. Взорвался отопительный агрегат, полыхнуло пламя, и повалил удушливый дым.
Азиз отпустил меня и закашлялся. Я же, слепая от злости, на ощупь метнулась к двери. Стоило только дотронуться до неё, как она рухнула кучей пепла к моим ногам. Я не оборачивалась, бежала сломя голову в спальню. Мне нужно скрыться. Никто не должен видеть меня такой. Это позор! Позор для всей семьи, для рода!
Успела проскочить незамеченной и заперлась на все замки. Осела на пол, наконец, чувствуя себя в относительной безопасности. Выдохнула и горько разревелась. Так начался новый год моей жизни. Хорошо, нечего сказать!
Спустя некоторое время по дому забегала прислуга, в панике кричали гости. Отец раздавал приказы тащить шланги, а сам носился с огнетушителем. Об этом я могла судить, слыша через дверь его чертыханья, когда пытался сорвать с баллона пломбу.
Через пятнадцать минут всё стихло. Я решила, что сегодня наказывать меня не будут. Не при гостях же шоу устраивать, поэтому спокойно отправилась в душ.
Смыла с себя всё. Нещадно натирала кожу мочалкой, пытаясь содрать все прикосновения поганых рук Азиза. Рыдала каждый раз, когда вспоминала, что он хотел со мной сделать.
Разве брат может так поступать с сестрой? За что мне всё это?
Наказание не прилетело и на следующий день. Никто, кроме прислуги, не посетил мою уединённую келью. По-другому свою комнату и не назову. Обстановка без излишеств. Стол, стул, узкая жёсткая кровать и встроенный крохотный шкаф. Маленькая душевая. Радовало только большое окно, выходящее в сад, за которым виднелась усыпальница рода, где похоронена мама. Я часто сидела на подоконнике и мысленно беседовала с ней. Представляла себе её лицо и говорила сердцем.
Каждый раз перед моим взором возникал образ женщины с чистой, светлой кожей, пышными медными волосами и прекрасным лицом, намного красивее моего.
После новогодней ночи весь день провела на подоконнике в мысленном трансе. Вызывала образ мамы в голове и жаловалась на свои беды. Спрашивала её, почему она меня покинула. Знала, что не услышу ответа никогда. Вопросы возникали в моей голове по привычке. Однако на этот раз я услышала голос, который сказал: «Прости, милая! Прости меня. Ищи защиты… »
А вот у кого искать защиты, я так и не расслышала. В глазах потемнело. Я свалилась с подоконника на пол и потеряла сознание.
Когда очнулась, за окном стояла ночь. В дверь барабанил отец. Я кое-как поднялась на ноги и дошла до входа, чтобы отпереть.
– Сафи! Почему ты молчишь?
– Извини, я спала.
– Плохо выглядишь. Азиз сказал, тебя рвало вчера.
Азиз! Значит, не задохнулся в подвале, червь поганый!
– Что ещё он тебе сказал, папа?
– Это ты устроила вчера пожар?
– Какая разница, что я отвечу. Всё равно мне не поверишь. Всегда слушаешь только Азиза.
– Сафи, дочка, ты пьёшь капли? – Радул проявил нежность.
Как это странно! С чего бы это?
– Вчера я пропустила из-за новогоднего ужина. Приём строго по часам. Праздничная трапеза началась в 9.00, а лекарство принимаю в 9.30. У меня не было возможности сделать это, папа. Ты же знаешь, что после приёма мне становится на несколько часов плохо и следует находиться в постели.
– Получается, ты пропустила приём?
– Да.
– Почему же не приняла их, как только вернулась к себе?
– А я же пожар в котельной устроила, папа. Ты же сам сказал. А ещё меня там вырвало. И всё это видел Азиз. Не хочешь спросить, что брат делал в котельной вместе со мной? Я-то понятно, поджог готовила в подвале, а он? Да, папа меня вырвало Азизу на ширинку и на рубашку, потому что держал меня и хотел изнасиловать. Тебе показать, во что превратилось моё вчерашнее платье?
– Что ты несёшь? – взорвался Радул.
– Я говорю правду! – не выдержала я. – Но ты почему-то мне не веришь. Как мне достучаться до тебя? Знаешь, а мне опостылела жизнь. Не буду больше капли эти пить. Болезнь так болезнь! Пусть лучше я умру, чем жить вот так в постоянном страхе за собственную неприкосновенность. Ещё хуже стать игрушкой Азиза! Папа, почему ты меня не слышишь? Ведь я твоя родная дочь, не он! Но ты всегда на стороне Азиза!
Я не ожидала, что моя речь возымеет действие перед отцом.
– Сафи, умоляю тебя, не прекращай пить лекарство! Ты сильно заблуждаешься в своих рассуждениях.
– В чём я заблуждаюсь?
– В том, что мне нет до тебя дела.
– А разве есть? Папа, меня Азиз пытается изнасиловать. Он лапает меня, зажимает в углах, а в подвале хотел, чтобы я… – не смогла такое описать отцу. – Лучше сам спроси, что Азиз мне показал.
– Сафи, твоя болезнь… Это всё твоя болезнь! Тебе всё это кажется. Это всего лишь галлюцинации, первый признак. Всё потому, что вовремя не приняла лекарство. Возможно, нужно увеличить дозу. Организм привыкает. Малышка, обещай мне не прекращать приём, – Радул говорил вкрадчивым голосом, обнял меня, гладил по голове.
Стало тепло и приятно. Я даже на мгновение допустила мысль, что всё мне показалось, но синяки на теле говорили о другом.
– Нет, папа. Это не болезнь! Не галлюцинации. У меня синяки на плече, руке и бедре…
– Во время эмоционального возбуждения, которое спровоцировала галлюцинация, лопаются кровеносные сосуды, – терпеливо объяснял Радул.
– В форме пятерни, принадлежащей брату? – я уже не верила отцу.
Почему он всегда покрывает Азиза? Племянник для него важнее дочери. Хотя о лекарстве вон как печётся, значит, для чего-то я нужна. Только для чего?
– Сафи…
– Нет, папа. Я не буду принимать капли. Лучше умереть, чем жить так. Ты мне не веришь…
– Тогда я помещу тебя в клинику, и лекарство будет постоянно капать в твои вены. Заберу тебя из школы! – взорвался отец. – Неужели не понимаешь, что без капель ты делаешься опасной для общества!
Бросить школу – единственное место отрады – я не могла. Учиться мне нравилось, а в литературе я находила утешение. Пообещала отцу принимать капли, как и раньше, даже увеличить дозу.
Остаток каникул провела спокойно.
Азиза Радул отослал куда-то в далёкое имение на границу с Багровыми. То ли дело, как он выразился, срочное, то ли всё же к моим словам прислушался.
***
Сафи
Весной я обо всём рассказала своей учительнице литературы. Мне больше некому было излить душу. Голос советовал искать защиты, но у кого, я так и не поняла. Однозначно это должен быть кто-то взрослый. С тётей Мадиной отец видеться запрещал. В моей болезни винил их с дядей Ильдаром. Говорил, что недоглядели. Слово «Медные» звучало ругательством на его устах. Он ненавидел мамину родню.
Учительница пришла в шок, услышав мою историю. Она вознамерилась сообщить об этом директору и просить разрешения на аудиенцию у махараны. Я умоляла её не делать ничего подобного, объяснила, что огласка опозорит меня и весь род. Достаточно будет просто позволить мне проживать в пансионе во время каникул.
Видя моё сильное возбуждение, учительница пообещала подождать с аудиенцией, но директору сообщить просто обязана, потому что именно глава школы решал, кому позволить проживать на территории пансиона.
***
Сафи
Прошли весенние каникулы, а за ними пролетела незаметно и четвёртая четверть.
Я с нетерпением ждала, что мне позволят провести лето в пансионе. Однако к концу мая уволилась моя учительница литературы, а вслед за ней поменялся и директор школы.
Мне пришлось возвращаться домой.
Всё лето просидела в своей спальне, даже на свадьбу отца не спускалась. Радулу нет дела до моих проблем. Вот и я плевать хотела на то, что подумают обо мне другие. Сослалась на недомогание и свою болезнь.
В начале учебного года я узнала, что учительница и бывшая директор пансиона погибли в Верхнем мире при очень странных обстоятельствах. Этот случай научил меня ни с кем не делиться своими проблемами, чтобы не навлечь беду на невиновные души. Мой отец – монстр, а брат и того хуже. В том, что к гибели учителей имеет отношение мой родитель, не сомневаюсь ни капли.
Новый учебный год начала по старому сценарию. Осенние и весенние каникулы проводила в школе, зимние и летние безвылазно в своей келье. Так продолжалось ещё три года, пока не перешла в выпускной класс.
Случилось это в марте, третья четверть подходила к концу…
Глава 4. Закоулки памяти
«С судьбой не ведут предварительных переговоров»
В. Гюго
У Древнего Змея Шанкхи Чёрного и его жены деянки Маруки сначала родились четыре дочери: Нагин, Поляна, Ануш и Шани. Потом появились сыновья, которые образовали многочисленный род Лунных нагов. Своё имя они получили оттого, что их мать прозвали Лунной госпожой. На самом деле Марука не имела никакого отношения к Луне. Она родилась на Дее и прибыла на Землю в составе экспедиции. В Мидгарде21 девушку иномирянку увидел Змей Шанкха, он никогда раньше не сталкивался с человеческими женщинами. Хрупкость и беззащитность Маруки сразили Чёрного22. Змей напал на девушку у озера, укусил и утащил в пещеру. Шанкха испытывал желание постоянно находиться возле своей добычи. Марука не умерла от укуса, хотя вполне могла. Яд нага сжигает человека изнутри. Девушка оказалась невосприимчивой к укусу, как и другие деянки (это выяснилось позже!)
Змей и Марука полюбили друг друга, поклялись в верности и зажили вместе в согласии. У Шанкхи было много братьев, таких же бессмертных Змеев, как и он. Только Чёрный, Изумрудный, Сапфировый и Огненный стали родоначальниками истинных нагов. Остальные братья сделались прародителями двенадцати змеиных родов. Этому предшествовала тёмная история с женщинами-деянками, последующим судом и наказанием23.
Такшака Отважный – Древний Змей из четырёх братьев, не запятнавших себя на плацу, долгое время жил в одиночестве. Самый старший и мудрейший из Древних Змеев Шеша перенёс в Паталу Шанкху, Васуки, Элапатру и Такшаку24. Братья поделили мир Нагалоки между собой на четыре части. Позже в Паталу переселились все остальные змеи со своими потомками, но они всегда оставались в подчинении у высших четырёх.
Долго жил отважный Змей Такшака один. Он сотворил на юго-востоке Нагалоки чудесное царство, которое назвал Такшмарадж, а сам сделался сильным царём. Смелости у ярко-оранжевого гигантского Змея хватило бы на несколько легионов воинов. В подчинение к сильному Такшаке пошли Василиски, Багровые и Аспидные.
Змеи приумножились, часто происходили беспорядки. Обществу требовались законы и властный лидер. Так истинные взяли под своё начало змей. Такшака, сильный духом, одним взглядом подчинял непокорных, вид Отважного устрашал любого. Он был самым ядовитым из всех истинных, самым опасным. Однако рассудительность редко покидала его. Такшака прославился на века мудрым правлением.
Посмотрел на своё царство Огненный махарана. Всё-то у него ладно, но наследников нет. Возможно, и не нужны бессмертному Змею потомки, но тяготила душу пустота. Надоело отважному Такшаке одиночество. На подвластной ему территории лишь змеи. Задумался о жизни змеиный царь. Бессмертие не приносило Такшаке радости. Огненный решил обзавестись женой, подругой, которая скрашивала бы его одиночество. Горд был Такшака. Не хотел ни с кем объединяться.
Мы ведь помним, в те времена мало рождалось нагинь, а змеи изначально создавали с женщинами-деянками семьи, где на одну жену приходилось по несколько мужей. Вот и повелось среди обитателей Паталы многомужество, и долгое время придерживались наги этой традиции, пока не выровнялось число мужских и женских особей. Такой семьи Такшака не хотел. Единственный Змей, владеющий одной супругой, был Шанкха. Огненный много лет не видел своего брата. Последний раз пятеро встречались на Соборе Мудрецов у горы Меру. Давно ещё прослышал царь юго-востока о суде над молодым змеёнышем, покушавшимся на красоту старшей дочери Шанкхи Нагин. С того случая и возникла необходимость в царях и законах, чтобы было кому судить и наказывать. О красоте Нагин давно твердила вся Патала, только неприступна оставалась нагиня. Даже выражения появились «красива как Нагин», «надменна как Нагин», «холодна как Нагин»25. Решил Такшака навестить брата, а заодно и своими глазами посмотреть, правда ли, что настолько красива старшая дочь Шанкхи, что толпы нагов устремились на территорию Чёрного, чтобы посвататься к ней, хотя все как один получили отказ.
Такшака явился на земли Шанкхи и Маруки, Лунной госпожи, чтобы посмотреть на несказанную красоту Нагин, прекрасной Кобры, владеющей подобно мужчинам боевым перевоплощением. Однако судьба распорядилась так, что Огненный царь не увидел старшей дочери брата и любопытства своего не удовлетворил, зато повстречал Её.
Высокую, волоокую, гибкую, пухлогубую с иссиня-чёрными длинными волосами Шани, самую младшую дочь Шанкхи. Девушка резвилась с двумя старшими сёстрами в реке Сарасвати. Такшака возгорелся неудержимым пламенем к Шани, никого не замечал вокруг, хотя и сёстры хороши, одна другой краше.
Змей наблюдал некоторое время, оставаясь невидимым. Затем он услышал имя девушки: сестра обратилась к ней. Такшака начал тихо высвистывать имя нагини, по-прежнему оставаясь незримым. Шани замерла, напрягла слух и посмотрела туда, где находился Огненный царь. Никого не увидела на том месте.
– Вы слышали это? – спросила Шани у сестёр. Девушки покачали головой, недоумевая, о чём речь.
– Этот шёпот… это… моё…имя… Меня кто-то зовёт…
– Сходи и посмотри, – посоветовала Поляна.
– Латы набрось, – добавила Ануш. – Помнишь, что произошло с Нагин?
Шани послушалась сестёр. Обернулась в чёрную полузмею. Верхнюю часть тела покрывали золотые доспехи: нагрудная пластина по фигуре, наручи и широкий пояс с драгоценными камнями – символ истинных нагов.
Нагиня ещё больше очаровала Такшаку Отважного. Кровь в нём забурлила и разлилась жгучей лавой по венам.
«Ш-ш-ш-шани-и-и», – шипел Змей так, что она одна и могла его слышать. Нагиня медленно поползла на свист, сжимая в руке аккуратный кинжал, который всегда носила с собой – так наказал всем дочерям отец.
Царь наблюдал за девушкой. Из Змея превратился в красивого нага под стать невесте. Такшака уже в мыслях нарёк молодую нагиню своей суженной. Он увлекал её всё глубже и глубже в лес.
Когда они удалились на достаточное расстояние от реки Сарасвати и Неприступного жилища Шанкхи, царь Такшака скинул невидимость и предстал перед Шани. Сильный, яркий во всём царственном величии с пылающим страстью взглядом. Нагиня уставилась на красавца полузмея, поражённая, словно самого сура26 увидела перед собой. Такшака слегка улыбнулся. В глазах Огненного нага ярче полыхнул огонь.
– Пойдёшь со мной, Ш-ш-шани? Станеш-шь царицей, – Змей застыл в ожидании ответа.
Такшака видел да и чувствовал, что обворожил нагиню своим величием и красотой, однако боялся отказа. Он, Древний Змей, божественная сущность, трепетал перед смертной нагиней.
– Я подарю тебе вечность, – вкрадчиво добавил он и двинулся обвивать Шани своими ярко-оранжевыми кольцами. – Только одно условие, – шептал Змей, накинув поверх чёрного, блестящего хвоста нагини несколько своих огненных чешуйчатых витков. – Только я, слыш-ш-шиш-шь? – последнее слово Такшака просвистел в самое ухо Шани.
Она чувствовала его горячее дыхание на коже, ощущала исходящий от него сладкий цветочный аромат. Этот запах дурманил нагиню. Ей хотелось уткнуться в Змея носом и вдыхать, вдыхать, вдыхать…
– Ты соглас-сна? – Такшаке не терпелось поскорее услышать ответ.
Шани молча провела остриём клинка по коже шеи от уха, над которым склонился Змей, к плечу, оставляя маленькую полоску крови. Это означало «да». Огненный царь не медлил ни минуты. Змей припал поцелуем к ранке и слизнул кровь невесты, а затем укусил. Шани почувствовала, как по её венам потекла жгучая лава. Она громко вскрикнула и отключилась. Яд самого опасного змея теперь путешествовал по организму нагини, заявляя свои права на каждую клеточку. Ни один человек не выдержал бы столь токсичного впрыскивания царя Такшаки. Шани же была нагиней. В её теле присутствовал свой яд, не смертельно опасный, но достаточно сильный, чтобы превратиться в исцеляющую сыворотку. Яд нагини соединился с расплавленной лавой, боль стала утихать. Шани пришла в себя и встретилась с пылающими страстью глазами Такшаки. Царь держал невесту на руках и низко склонился на ней. Их хвосты переплелись и представляли чешуйчатый клубок из чёрно-оранжевых змеиных тел. Огненно-рыжие длинные волосы Такшаки смешались с иссиня-чёрными локонами Шани. Змей взял кинжал нагини и лёгким движением, как несколькими мгновениями ранее сделала она, полоснул участок кожи над ключицами у основания шеи. Кровь Древнего Змея ало-оранжевого цвета приковала взгляд нагини.
– Это клятва верности, – прошептал Такшака. – Я твой, а ты моя. И только так!
– Об этом и прошу, – впервые нарушила молчание Шани и припала губами к ранке. Нежно слизала терпкую, солоноватую жидкость с гладкой кожи Такшаки. Он же чуть не лишился сознания от девичьего прикосновения. Задрожал всем телом и выкрикнул:
– Шанкха, я забрал твою дочь. Теперь она царица моей души!
Такшака вместе с Шани перенёсся в тот же миг из леса в долине Сарасвати в Такшмарадж на вершину Красной горы в блистающий золотом дворец Джатарупа27.
***
Такшака нашёл новый смысл жизни. Как и обещал, Змей сделал Шани своей царицей. Любил её со всей пылкостью, на которую был способен его огненный нрав, холил, как драгоценный сосуд.
Шани родила своему несравненному много сыновей и дочерей. Такшака, бессмертный Древний Змей, жил нескончаемо долго. Он делился божественной энергией с супругой, поэтому Шани сохраняла молодость и здоровье на протяжении всей своей долгой жизни.
Нельзя сосчитать число детей, которых родила младшая дочь Шанкхи в безмерной любви к пылкому Огненному царю. Так, в Патале появился новый род истинных нагов – Огненные, который быстро умножился и сравнялся вскоре по числу с Лунными.
Назовём лишь самого старшего сына царя – Аслан – наследник и продолжатель прямой линии Такшаки Отважного, родоначальник династии Тайпан.
Долго мир и любовь пребывали в Такшмарадже, да и во всей Нагалоки, пока не случилась беда…
ЧАСТЬ 2
Глава 5. Голос
«Иногда, на время, лучше оставить всё как есть,
шагая, куда глаза глядят… Стать подобным
свободному ветру, одиноким звёздам,
мудрому солнцу и немой луне»
Пауло Коэльо
Ранбир
– Я уеду из Бхогавати, – заявил я брату.
– Попрошу тебя остаться до окончания… – начал Давлет, но я не позволил продолжить. Взбесился:
– Хочешь, чтобы у твоей жены почернела вторая метка? Неужели ты не понимаешь, как мне трудно?
– Когда хочешь уехать?
– Прямо сейчас.
– Куда?
– Пока не знаю.
– Дождись утра, прошу. Обдумай, куда поедешь. Я готов помочь тебе во всём. Ты же знаешь, тебе полагается… – Давлет со своей продуманностью и практичностью начинал раздражать. Да не нужны дворцы и территории. Я скрыться хочу. Как мне смотреть Лизе в глаза завтра?!
– Оставь это… Мне есть где жить.
– Я жду тебя рано утром здесь. Выпустим пар, потренируемся и всё обсудим. Давно я не разминался…
В назначенный час встретиться с Давлетом не получилось. Наше следующее свидание состоялось глубокой ночью.
За свой поступок я ждал наказания. Понимал, что вряд ли брат убьёт меня, хотя вполне мог. Моё поведение нельзя оправдать. Однако Давлет простил меня. Вот так легко. Лучше бы убил. Я перестал бы испытывать муки совести. Запретная любовь к Лизе не терзала бы меня больше. Как же я буду жить дальше со всем этим в душе?!
Я метался по дворцу. Ах, если бы можно было бы убежать от себя?! Я бы давно это сделал. Стены Родового Гнезда давили на меня, как никогда прежде. Та часть дворца, что принадлежала мне, показалась бесцветной, узкой и душной. Мне не хватало воздуха.
Зачем я только согласился на уговоры Давлета остаться до утра. Здесь везде отдаёт молодой махарани, даже в моих покоях! Принюхался. Ну конечно, это я весь пропитался запахом Лизы. Скинул с себя грязную одежду, принял душ. Легче не стало. По-прежнему ощущал её аромат. Схватил измазанную в моей крови одежду и бросил в умывальник. Там же спалил собственным огнём. Всё равно легче не стало. Удушливый запах дыма погнал меня в сад.
Мне сейчас не хватало мартовской ночной прохлады Верхнего мира. Остудила бы разбушевавшуюся кровь. Лечь бы в снег, чтобы прояснились мысли. В Патале слишком тепло и терпко. Аромат пряностей смешивается с цветочными нотками. Воздух давит и опьяняет. В голову лезут паршивые мысли.
В новом саду невозможно находиться. Каждый кустик напоминает о той, о которой стараюсь не думать. Это место создавалось специально для неё!
Мощённая гладким плитняком тропинка… Давлет лично отбирал каждый камушек для неё. Сайф предложил соорудить озеро в верхней части сада. Сделать это было непросто, ведь воду нужно поднять и обеспечить циркуляцию, чтобы озеро не превратилось в болото. Скамейки и плетёные беседки подбирала сестра. В Нижнем саду, чтобы хоть как-то подготовить девушку к нашей истинной ипостаси (предполагали, что змеиный вид будет устрашать Лизу), заказали с Сайфом у известного дизайнера проект «Фонтана любви».
Как ни пытались мы просветить Лизу в мелочах, ничего не вышло. Она напрочь отказывалась приближаться к фонтану и при этом густо краснела. Её реакция забавляла, поэтому мы ещё больше шутили на эту тему и подначивали девушку.
Лиза! Нет, ни в Верхнем, ни в Нижнем саду не найти мне глотка свежести. Здесь каждая мелочь связана с Лизой.
Я почти бегом покинул новый сад и устремился туда, куда старался как можно реже заходить. Судьба зло пошутила надо мной. Две любимые женщины и два сада, связанные с ними. Ни один не давал мне тишины и должного утешения. Воспоминания нагоняли повсюду. В ту ночь из двух зол я выбрал старое. Пошёл в сад мамы. Лучше начну горевать и жалеть себя, чем метаться и прятаться от стыда и угрызений совести.
***
Ранбир
Сад царицы Зафиры встретил меня непроглядным мраком и удушливым запахом роз. Лунный свет с иллюзорного неба не мог проникнуть сквозь густую крону дубов. Вдоль аллей обелисками высились кипарисы, отбрасывая мрачную тень. Они, словно великаны охраняли вход туда, где мы испытывали особые чувства. Мой отец создал этот сад специально для своей джани в знак любви. Джихангир хотел, чтобы супруга была счастлива здесь, но увы… Мама ненавидела Бхогавати и Родовое гнездо.
Я смутно помню её улыбку, но тогда наша семья жила не здесь, а в Летней резиденции. Мы с Давлетом родились там. Брат рассказывал мне, что только в Летнем дворце мама громко смеялась и была настоящей.
В этом саду со всем его царским размахом махарани чувствовала себя одинокой и несчастной. Хотя место и названо в её честь, сама царица не жаловала его. Помню, незадолго до рождения близнецов она часто рыдала вот у этого дерева…
Остановился у раскидистого дуба. Под густой кроной стояла золочёная беседка. Я заглянул внутрь. Ничего не изменилось. Та же резная скамья, сложенная из витиеватых орнаментов и песочница, где двадцать пять лет назад я строил туннели… Присел. Взгляд упал на тёмный предмет около скамьи. Нагнулся и поднял. Формочка-чёртик… Помню, как из неё делал песочные фигурки. Двадцать пять лет она валялась у этой скамейке, и никто не заметил!
В тот день я находился здесь, и среди игрушек оказалась эта самая формочка. Тогда я ещё удивился, откуда появилась она. Чёртик выглядел злорадно, немного пугал. Я хотел спросить у мамы, откуда среди моих вещей взялась эта уродливая формочка. Царице резко сделалось плохо. Побледнела и согнулась пополам. В глазах боль:
– Рани, сынок, позови кого-нибудь… – еле выговорила она.
Я не ушёл. Мысленно позвал Давлета и отца. Началась суета, маму унесли…
Больше живой её не видел…
Время не лечит…
Мне было всего пять лет, но тот день я запомнил до мелочей.
«Помогите мне!» – молила мама. «Помогите мне…»
***
Ранбир
«Помогите мне!» – я услышал совсем иной голос, не мамин.
«Помогите мне!» – о помощи молила какая-то девочка.
Воспоминания отошли на второй план. Я прислушался… Вокруг царила тишина. Вышел из беседки и огляделся. В глубине сада что-то шуршало и слабо стонало. Я чётко услышал в голове отчаянный женский вопль: «Помогите!»