
«Просто я вспомнила, что ты назначаешь свидания другим и с трудом терпишь мое присутствие рядом!»
Эта фраза умирает в моем горле, потому что я не решаюсь ее произнести.
– Я не люблю быть для кого-то обузой, – выдавливаю из себя, чувствуя, как предательски щиплет в глазах.
Над ухом раздается тяжелый вздох. Дима закрывает за нами дверь, потом ставит мою сумку на пол и обхватывает меня за плечи. Жар его ладоней согревает кожу, посылая сотни электрических разрядов в кровь.
– Послушай, Ника, – говорит он с низкой хрипотцой в голосе. – Ты не обуза. Ты сестра моего лучшего друга. Я знаю тебя много лет. Ты росла на моих глазах. Вы с Кириллом – моя семья. Ты же знаешь, я сделаю для тебя все на свете. И никогда и никому не позволю тебя обидеть. Да, я разозлился сейчас. Но только из-за своего собственного бессилия как-то повлиять на ситуацию. Я не рассчитываю на то, что ты в восторге от вынужденного заточения в моей квартире, но прошу тебя потерпеть. Как только я буду уверен, что твоей безопасности ничто не угрожает, ты будешь свободна.
От его слов мое сердце болезненно сжимается, и я чувствую, как меня накрывает волной сожаления. Ну почему я такая глупая? Разве можно винить Диму в том, что он смотрит на меня исключительно как на сестру? Обижаться на то, что он встречается с другими? Вынуждать его оправдываться в ситуации, когда он просто защищает меня?
– Прости, – отзываюсь хрипло, фокусируя взгляд на мокрых носках его кед. – Я была не права.
К моему ужасу, из глаз все-таки прорываются слезы. Чувствую, как одинокие капли скользят по щекам, оставляя за собой мокрые дорожки, а тоска по тому, что я так неосторожно успела нафантазировать, рвет сердце на части.
– Ника, не плачь. – Дима со свистом втягивает в себя воздух и внезапно прижимает меня к себе.
Мой нос утыкается в крепкую грудь с рельефными мышцами, спрятанными под все еще влажной от дождя футболкой, его руки ложатся на мою спину. Когда первый шок проходит, я позволяю себе насладиться моментом: обнимаю Диму за талию и льну к нему всем телом, купаясь в ощущениях теплоты и защищенности, которые дарит его близость.
Его руки на моем теле, гулкие удары его сердца под моей щекой, теплое дыхание на шее, пряный запах одеколона – все это я представляла себе тысячи раз, но реальность оказывается несравнимо прекраснее. Поэтому, несмотря на то что мое сердце неистово бьется, я стараюсь дышать ровно и не двигаться, боясь нарушить иллюзорное очарование этой минуты.
Глава 11
ДимаПритихшая Ника в кольце моих рук – новый для меня опыт: давно я не обнимал кого-либо с целью утешить. Плохо только, что благие намерения, с которыми я изначально прижимал ее к себе, очень быстро сменяются естественной физической реакцией тела на близость привлекательной девушки. Кирилл, если бы узнал, четвертовал, не задумываясь, и не посмотрел бы, что мы друзья. Впрочем, я бы на его месте сделал то же самое.
Но я на своем. И в эту секунду моя ладонь касается теплой бархатистой кожи, а в грудную клетку упираются мягкие холмики высокой девичьей груди. Ощущения настолько волнующие, что на одно короткое мгновение я даже думаю поддаться им, но, к счастью, вовремя прихожу в себя.
Усилием воли отгоняю эротические образы и заставляю себя отстраниться. Не хватало еще напугать Нику – ей и так приходится несладко.
– Успокоилась? – спрашиваю мягко, тщательно контролируя голос.
Тихий вздох. Секундное колебание.
– Извини за это, – шепчет Ника, избегая смотреть мне в глаза. – Я пойду в комнату позанимаюсь.
Она стремительно наклоняется, подхватывает сумку и через пару секунд скрывается за дверью гостевой спальни, оставляя за собой лишь тонкий шлейф своего запаха.
Оставшись один, снимаю с себя мокрые кеды и достаю из шкафа сухую одежду. Душ – то, что мне сейчас нужно. Я продрог, но, судя по выпирающей ширинке, принимать нужно холодный, а не горячий. Подумать только, что делает со мной Ника, – ледяные процедуры второй раз за утро.
Просто у меня давно не было хорошего секса.
Когда я выхожу из ванной, дверь в гостевую комнату по-прежнему закрыта. И отлично. Чем реже я вижу Нику, тем меньше соблазна.
Несмотря на посторонние мысли о сестре лучшего друга, которые упорно лезут в голову, поражая своей настойчивостью, решаю заняться делами. Наливаю себе кофе и устраиваюсь в гостиной с компьютером. Следующие несколько часов провожу, проверяя отчеты бухгалтерии и распределяя задания между программистами, дизайнерами и копирайтерами.
Свой бизнес я открыл еще в институте. Тогда довольствовался единоличной разработкой сайтов и форумов, а сейчас у меня в штате почти пятьдесят сотрудников и около сотни крупных проектов. Мы делаем не только сайты, но и мобильные приложения, разрабатываем дизайны, программируем интернет-магазины. Мне нечего жаловаться – бизнес идет в гору, но в последнее время я все чаще ностальгирую по тому времени, когда сам занимался креативной стороной вопроса, а не увязал по самое горло в административной и финансовой работе. Уже несколько месяцев планирую выделить время и закрепить за собой какой-нибудь проект, но все что-то не складывается.
Погрузившись в дела с головой, на время отключаюсь от мыслей о Нике, поэтому, когда она выходит из гостевой спальни, оказываюсь застигнутым врасплох.
На этот раз она не в моей футболке – уже хорошо. Но ее собственные шорты и майка оставляют так же мало простора для фантазии, как и мокрая одежда в машине. Нет, в одежде Ники нет ничего непристойного – наряды куда откровеннее я много раз видел на бегуньях в парке и даже в клубах, – но на ней все выглядит как-то иначе. Простые по дизайну вещи подчеркивают упругую грудь, узкую талию, изящной формы бедра и бесконечные ноги – мои глаза не упускают ни одной детали, впитывая каждую мелочь.
Заметив меня, Ника останавливается как вкопанная.
– Извини, если помешала, – говорит она, растерянно озираясь по сторонам. – Я думала, ты ушел.
– Вряд ли я ушел бы, ничего тебе не сказав, – произношу иронично и второй раз за день напоминаю: – К тому же сегодня выходной.
– Наверняка у тебя есть дела поважнее, чем сидеть со мной в квартире, – предполагает она, смущенно переминаясь с ноги на ногу.
– Интересно, – приподнимаю брови и вопросительно смотрю на Нику. – И что же это за дела?
Она смущается. Молочные щеки становятся пунцовыми, и она склоняет голову так низко, что длинные светлые волосы почти полностью скрывают от меня ее лицо.
– Я заказала кое-что из продуктов, – говорит она, меняя тему. – Должны привезти скоро. Надеюсь, ты не против?
– Почему я должен быть против?
– Ну, не знаю, это же твоя квартира, – она неопределенно пожимает плечами.
– Ника, пока ты живешь здесь, ты можешь делать все, что тебе захочется. Ну, разве только парня не приводи, – говорю, а сам не понимаю, что заставило меня произнести эту фразу.
– У меня нет парня, – отзывается она тихо и, если это не игра освещения, краснеет еще сильнее.
Я подозревал, что она свободна, но услышать подтверждение своим умозаключениям из ее уст оказывается неожиданно приятно. Поди разбери, почему меня так интересует эта тема.
– Почему? – все же задаю вопрос. – Ты очень красивая девушка, Ника.
Она вдруг вздергивает подбородок и смотрит на меня в упор.
– Просто нет, и все, – с какой-то непонятной мне воинственностью огрызается она. – Мы можем сменить тему?
– Зачем ты заказала продукты? – спрашиваю я. – Было бы проще заказать обед.
– Потому что я хочу сама приготовить.
– Ты любишь готовить?
– А что в этом удивительного?
– Ничего, просто… – Я морщу лоб и тру переносицу. – Не знаю, Ника. Просто не думал, что ты готовишь, и все. Сейчас мало кто готовит в принципе.
– А я люблю. – Она смотрит на меня в упор, и ее глаза мечут молнии.
И чего она так завелась?
– Хорошо, – соглашаюсь примирительно. – Что ты собираешься готовить?
Ожидаю услышать что-то вроде пасты или салата, но Ника вновь удивляет меня.
– Борщ.
– Ты серьезно?
– Абсолютно.
По невозмутимому выражению ее лица понимаю, что она не шутит, и отступаю. Хочет варить борщ – пусть варит.
Через двадцать минут курьер привозит два пакета с фермерскими продуктами. Ника скрывается с ними на кухне, а я не решаюсь ей мешать. Стараюсь вернуться к работе, но думать могу лишь о том, что на моей кухне хозяйничает привлекательная девушка. В конце концов не выдерживаю и спустя полчаса иду вслед за ней.
Работающая вытяжка заглушает звуки моих шагов, поэтому я беспрепятственно проникаю на кухню. Останавливаюсь в проеме, опираясь плечом о дверной косяк, и позволяю себе полюбоваться Никой.
Она стоит ко мне спиной у плиты и что-то медленно помешивает деревянной ложкой. Ее волосы собраны в косу, которая спускается до самых бедер. Шея и плечи, которые полчаса назад в гостиной были скрыты под волосами, обнажены, и я могу посчитать выпирающие на спине позвонки.
За время, которое Ника провела на кухне, она успела подготовить овощи и разложить их на разделочных досках. На плите кипит мясной бульон, в воздухе пахнет чесноком и томатной пастой.
– Ты только что лишила девственности эту кухню, – говорю я громко.
Девчонка резко оборачивается. На ее лице написано удивление, которое быстро сменяется смущением.
– Никто… – Она запинается, но быстро продолжает: – Ты никогда здесь не готовил?
– Ничего сложнее яичницы и бутерброда, – признаюсь с улыбкой. – А ты часто готовишь?
– Редко, – говорит она с сожалением. – Не люблю готовить для себя.
– А сейчас ты готовишь не только для себя? – поддеваю ее.
– Ну, если ты рискнешь попробовать мою стряпню, то и для тебя тоже. – Она лукаво щурит глаза и улыбается, и эта улыбка действует на меня удивительным образом – мне хочется обнять Нику и попросить ее улыбаться так чаще.
Прохожу в кухню и усаживаюсь на один из стульев, не сводя глаз с девушки.
– Ты меня заинтриговала, – говорю совершенно искренне. – К тому же я лет сто не ел домашний борщ.
Ника удовлетворенно кивает и вновь отворачивается к плите.
– Может быть, тебе нужна помощь? – предлагаю я, не представляя, что буду делать.
– Нет, я справлюсь. – Она отрицательно качает головой и награждает меня благодарным взглядом через плечо: – Но спасибо, что предложил.
Несколько минут я наблюдаю за уверенными действиями Ники, которая отлично чувствует себя между плитой и разделочным столом. Времени зря она не теряет и не суетится. Все выверено и четко – можно подумать, она целые дни проводит за созданием кулинарных шедевров.
– А где у тебя соль? – спрашивает она.
Встаю из-за стола и иду к шкафчику, который находится как раз над плитой. Чтобы открыть его, мне приходится наклониться вперед. Моя грудь почти касается спины Ники, в нос ударяет ее запах, к которому сейчас примешаны ароматы овощей и специй. Все это длится не более секунды, но этого оказывается достаточно, чтобы я вновь почувствовал напряжение внизу живота.
– Соль, – говорю коротко, отступая от Ники.
Она молчит, не оборачивается ко мне, только кивает, из-за чего ее коса задорно подпрыгивает. Приказываю себе вернуться за стол, но не шевелюсь. Так и стою в двух шагах от Ники, не отрывая взгляда от хрупких позвонков на девичьей шее.
Она тем временем колдует над сковородкой: помешивает неоднородную кипящую массу, набирает ее на деревянную ложку и дует. Не могу оторваться от нежного профиля и раскрасневшихся от жара плиты щек, как вдруг Ника приоткрывает губы, и между ее зубов проскальзывает кончик розового языка.
«Отвернись», – приказываю себе, но все так же безрезультатно.
– Ммм, – тянет она, поднимая ложку выше. – Вкусно. Попробуешь?
На этот раз я нахожу в себе силы сказать твердое «нет» и возвращаюсь к столу, но потом решаю удалиться из кухни, чтобы не распаляться еще сильнее.
– Я поработаю в гостиной, – мой голос звучит низко. – Позови, если тебе что-нибудь понадобится.
Ника вновь кивает, но остается стоять ко мне спиной. И хорошо. Потому что, стоило бы ей взглянуть на меня сейчас, для нее перестало бы быть секретом то, как сильно я ее хочу.
Глава 12
НикаУпираюсь руками в столешницу и гипнотизирую взглядом невидимую точку на керамической облицовке кухни, стараясь вернуть утраченное самообладание. Тщетно. Сердце все так же неистово колотится в груди, низ живота пульсирует, щеки пылают, а спина покрыта мелкими бисеринками пота. Нет, не от жара плиты. Всему виной ошеломляющее воздействие Платова, ставшее для меня полной неожиданностью.
Он всегда привлекал меня. Эмоционально. Интеллектуально. Внешне. Но разве до этого момента я хоть раз ощущала, сколь бескомпромиссна моя физическая тяга к этому человеку?
Мне двадцать два, и до этого момента я с легкостью отвергала любые сексуальные притязания парней. Их жалкие попытки поцеловать меня, неуклюжие поглаживания, придыхания, вызывающие лишь недоумение, – ничто не пробуждало во мне ответного трепета. А Дима смог превратить меня в дрожащее от желания существо с мягкими коленками и влажным нижним бельем, едва соприкоснувшись грудью с моей спиной над пылающей плитой. Менее романтичный антураж сложно придумать, тогда почему? Как такое вообще возможно?
Хорошо, что он ушел, дав мне возможность в одиночестве переварить случившееся. Иначе мне пришлось бы обернуться, и тогда он наверняка заметил бы возбуждение, крупными буквами написанное у меня на лице. А к такому унижению я не готова. Ведь, пока я таяла от ощущения его теплого дыхания на затылке, он оставался невыносимо спокоен. И вряд ли когда-либо еще вспомнит этот кухонный эпизод.
Зачем только я спросила его про соль? Зачем только он решил сам достать ее из шкафчика?
Соберись, Ника, ради бога! Платов ушел.
Переведи дыхание и займись едой. Ты тут для этого стоишь, а не для случайных оргазмов над кастрюлей с борщом.
Подхожу к раковине и открываю кран с холодной водой. Смачиваю руки, прикасаюсь ими к разгоряченной коже шеи и грудной клетки.
Закрываю глаза. Дышу.
Вдох. Выдох. Вдох. Точно так, как учил меня психоаналитик, к которому я ходила после ареста Самохина.
Даю себе время прийти в себя, потом возвращаюсь к готовке. Борщ я всегда варю по традиционному рецепту мамы – брат его обожает, и обычно я готовлю по его просьбе. Даже не знаю, почему решилась на это сейчас, когда Кирилл далеко. Может быть, потому, что я вдруг почувствовала себя страшно одинокой в комнате, которую мне выделил Дима, и решила занять себя чем-то, что в воспоминаниях тесно связано с домашними семейными вечерами.
К тому же я неверно истолковала пронзительную тишину в квартире. Думала, что Платов ушел, – только поэтому выбралась из своего укрытия. А он не ушел.
– Как там твой борщ, готов? – Человек, который со вчерашнего вечера занимает все мои мысли, вновь появляется в дверном проеме кухни.
– Готов, – киваю и смотрю на него, не в силах сдержать улыбку. – Будешь?
– Естественно! – С этими словами он проходит в кухню.
Пока я привожу в порядок рабочую поверхность, Дима вынимает из шкафа глубокие тарелки и ложки, сервируя стол.
– Там свежий хлеб и сметана, – говорю я, указывая на крафтовый пакет.
– Все предусмотрела, – хвалит он добродушно.
Мы обмениваемся улыбками и усаживаемся за стол напротив друг друга. Пододвигаю к себе тарелку, но не ем – слежу, как Дима подносит ко рту первую ложку.
– Ну как? – замираю в ожидании его ответа. Почему-то мне очень хочется, чтобы ему понравилось.
– Вкусно.
– Просто вкусно? – уточняю скептически.
Дима широко улыбается.
– Ты права, очень вкусно, – соглашается он, не сводя с меня взгляда. – Восхитительно.
Удовлетворенная, я принимаюсь за еду.
– Где ты научилась готовить? – спрашивает Дима, отламывая кусок багета.
– Это все уроки мамы. Когда-то она очень любила готовить, и я всегда с нетерпением ждала выходных, свободных от школы, чтобы провести с ней время на кухне.
– Скучаешь? – Проницательный взгляд фокусируется на моем лице.
– Я привыкла, – отвечаю кратко, игнорируя болезненный укол в сердце.
– Я разговаривал с Кириллом, – убедившись, что я не собираюсь вдаваться в подробности своей прошлой жизни, Дима вновь возобновляет беседу. – Не стал посвящать его в происходящее, чтобы не волновать перед операцией. Расскажем после.
Я киваю. После этого в разговоре вновь возникает продолжительная пауза.
– Как идут дела в твоей компании? – спрашиваю, просто чтобы сгладить неловкое молчание.
– Хорошо. Почему ты спрашиваешь?
– Ты много работаешь, – пожимаю плечами я. – Даже в свой выходной.
– Когда у тебя свой бизнес, сложно делить время на работу и отдых, – говорит он непринужденно. – По крайней мере, я этому еще не научился. У меня отличная команда, но я предпочитаю быть в курсе всего, что происходит.
– Понимаю.
– А ты? – Он вопросительно поднимает брови. – Что собираешься делать теперь, когда учеба подошла к концу?
– Вряд ли мои планы потрясут твое воображение, – говорю иронично.
– И все же? – настаивает он.
– Благодаря родителям и Кириллу мне не нужно работать ради денег, – говорю просто. – Поэтому я хочу делать только то, что мне нравится.
– А нравится тебе… – Он замолкает, предлагая мне продолжить фразу.
– Я хочу снимать документальное кино, – признаюсь после секундного колебания. – Мне нравится показывать реальных людей в реальных ситуациях.
– На какую тему был твой дипломный проект? – Теперь в словах Димы сквозит неприкрытое любопытство. – Это ведь тоже был фильм?
Я киваю, вяло помешивая остатки борща на дне тарелки. По пристальному взгляду, которым Платов прожигает меня, понимаю, что мой ответ его не удовлетворил и он ждет продолжения.
– Жертвы насилия, – говорю сухо.
Он тяжело вздыхает и тянется через стол, чтобы накрыть пальцы моей левой руки, которая безжизненно лежит на столешнице. Его взгляд серьезен, а от ласкового прикосновения по моему телу бежит огонь.
– Этот фильм о тебе? – Его беспокойство подкупает, но в этом вопросе я давно обросла толстой кожей.
– Нет, не обо мне. Мне повезло. Фильм о тех, кому повезло меньше. – Неловко встаю из-за стола, освобождая руку, и ощущаю мгновенное чувство потери. – Будешь чай? Я заварю. Тоже по маминому рецепту.
Сознательно меняю тему, не заботясь о том, насколько грубо это выглядит. Мне не больно, не стыдно, мне просто некомфортно говорить обо всем этом с Димой. Я не хочу, чтобы он меня жалел. Не хочу, чтобы думал о чем-то, что ему совсем не нужно. Да и фильм действительно не обо мне. Он о сотнях, тысячах женщин и мужчин, которые сталкиваются с принуждением любого рода: на работе, дома или в кругу так называемых друзей. В кадре меня нет. То, что я сама пережила в прошлом, лишь помогло мне задать правильные вопросы людям, чтоб они открылись перед объективом камеры.
– Тебе нужен лимон и сахар? – интересуюсь я, продолжая суетиться с заваркой и чайником.
Дима удивленно поднимает глаза.
– Что ты сказала, Ника?
Повторяю вопрос, ощущая растущую внутри обиду. Он совсем меня не слушает! Думает о своем даже тогда, когда находится рядом.
– Без сахара, с лимоном, – просит он.
Я ставлю перед ним кружку, достаю готовые булочки, довольствуясь повисшей над столом тишиной, пью чай. На Диму не смотрю, но чувствую его изучающий взгляд на себе. Не мешаю ему, стараясь не подать вида, что заметила его повышенное внимание. О чем он думает, когда разглядывает меня так пристально?
– Мы сможем забрать мою машину? – спрашиваю я, отправляя в рот кусочек пирожного.
Дима бросает взгляд на часы на запястье.
– Можем съездить прямо сейчас. Потом мне нужно будет уехать.
Конечно, ему нужно будет уехать, думаю с тоской. Его ждет неведомая Даша, с которой он проведет сегодняшний вечер.
– Хорошо. – От досады я готова топать ногами, но сохраняю видимую невозмутимость. – Тогда уберу со стола и…
– Ты достаточно поработала, – категорично перебивает он, вставая со стула. – Я в состоянии прибраться здесь. Иди переодевайся. Через пятнадцать минут можем выезжать.
Решаю не протестовать, хотя в голове вертится мысль остаться и максимально растянуть уборку, чтобы Платов дольше оставался дома. Но чего я этим добьюсь? Он ведь может уехать, а моя машина так и будет стоять на парковке у клуба. Поэтому я киваю и ухожу из кухни.
Я не имею на это никакого права, но не желаю, чтобы Дима уезжал.
Глава 13
ДимаБольше часа прошло с тех пор, как Ника рассказала мне о своей дипломной работе, а я все еще не могу прийти в себя. Такой парадокс: ведь то, что случилось с ней пять лет назад, никогда не было для меня тайной, и все же на этот раз я воспринял саму мысль о том, какой опасности она подвергалась, с совершенно новой для себя опустошающей яростью.
«Мне повезло», – призналась она.
Что было бы, если бы мы с Кириллом тогда опоздали?
Я очень хорошо помню тот день: слепое отчаяние друга, судорожные попытки выяснить что-то новое о местоположении Ники, бесцельные поиски по ее одноклассникам и знакомым, бесконечные разговоры с полицией, ощущение собственной беспомощности и страх, от которого внутри все леденеет.
К концу дня у нас не было никаких зацепок, но нам помог счастливый случай. Таксист, у которого Самохин угнал машину, оставил в бардачке второй телефон. Несмотря на то что к моменту старта поисков он разрядился, нам удалось отследить его последнее местонахождение – старые гаражи на окраине Москвы, за которыми не было ничего, кроме густой лесополосы. Я старательно отгонял от себя дурные мысли и не позволял погрязнуть в них другу, но мы оба понимали, что нахождение Ники в подобном месте не сулило нам ничего хорошего.
Чтобы добраться до места, нам потребовалось почти два часа, но стоило лишь свернуть на разбитую грунтовку и проехать пятьдесят метров, как мы заметили угнанное такси. Оно стояло на обочине рядом с кирпичным гаражом с прогнившими воротами – Самохин был настолько самонадеян, что даже не закрыл их.
Когда я увидел хрупкую фигуру Ники, привязанную к стулу, то испытал мгновенное облегчение и злость, равной по силе которой до тех пор не испытывал. Пока Кирилл превращал в мясо обидчика сестры, я рванулся к девочке. Опустился перед ней на колени, вгляделся в бледное лицо.
Ее голова повисла на тонкой шее, глаза были закрыты, щеку пересекала огромная ссадина, нижняя губа опухла и в уголке рта запеклась кровь. Розовая толстовка тоже была вся в крови.
Выругавшись сквозь зубы, бережно приподнял ее за подбородок.
– Ника, – позвал тихо, но твердо.
Ее ресницы дрогнули, веки приподнялись. Она явно пребывала в шоке. Смотрела на меня огромными голубыми глазами, опухшими от слез, но словно не видела.
– Ты пришел за мной, – прошептала она, делая попытку улыбнуться, но тут же поморщилась от боли.
Убедившись, что девочка в сознании, осторожно развязал ей ноги и руки, растирая онемевшие конечности, развел в сторону разрезанные куски толстовки, только удостоверившись, что рана на груди не столь глубокая, как я опасался, стянул с себя спортивную куртку и укутал в нее Нику.
В прогнившем и провонявшем сыростью гараже раздавались стоны избитого Самохина. Где-то вдали уже звучали сирены полицейских машин. Я заставил Кирилла бросить мудака и двигаться к выходу, взял на руки Нику, отметив, как доверчиво она прильнула к моей груди, и понес в машину.
После этого дня по ночам меня долго мучили кошмары. Не могу даже представить, через что пришлось пройти Нике и чего стоило для нее после этого случая не растерять веру в людей и способность улыбаться. Ведь улыбка у нее всегда была особенно чарующей.
Настойчивый автомобильный гудок выводит меня из глубокой задумчивости и возвращает к реальности, в которой я за рулем. Горит зеленый сигнал светофора. В соседнем ряду активно двигаются машины, только я торможу. Выжимаю газ и трогаюсь с места, стараясь не выпустить из поля зрения синий хетчбэк, за рулем которого сидит Ника.
До паркинга в моем доме она доезжает первая. Ставит машину на гостевое место и, не дожидаясь, пока я припаркуюсь, идет к лифтам. Догоняю ее, едва успевая проскочить между закрывающимися створками.
– Забыла меня подождать? – интересуюсь насмешливо.
Но на самом деле мне совсем не смешно. По какой-то одной ей известной причине Ника злится на меня с тех пор, как мы вышли из квартиры час назад. Впрочем, может быть, это началось даже раньше, когда я предложил поехать за ее машиной, попутно ставя в известность, что вечером меня ждут дела.
Ника бросает на меня равнодушный взгляд и скрещивает тонкие руки на груди, подчеркивая ее округлость. Лифт медленно ползет вверх.
– Нет, не забыла, – недовольно бурчит она.