Стежок – узелок – стежок. Страшно, но завораживает. Именно такие чувства и возникают у людей, которые увидели аварию или несчастный случай с погибшими или ранеными. Тот же ступор, страх и непонятное влечение.
– Готово, – удовлетворённо кивнув, отозвалась травница, разглядывая шов сантиметров десять в длину. – Теперь смазать мазью, да замотать хорошенько.
– А мазь из чего? – полюбопытствовала я.
– Кора ивы и воск пчелиный. Вообще, почти каждая травка заживлять умеет, но кора ивы лучше, опять же, воспаление снимет.
Размазав коричневатую субстанцию по ране, мама обернула ногу отрезом чистой ткани и встала на ноги.
– Ну вот и готова. Пойду, Тихомира кликну, пусть отца забирает.
– А почему он в себя не приходит? – тихо спросила я, глядя на бледного мужчину.
– Придёт, но попозже. Не переживай, нормально всё будет. Недельку отлежится и будет бегать как молодой.
Мама ушла, а я смотрела на пятна крови, на бледного пациента и думала, что вряд ли справлюсь с такой работой. А ещё, надо слишком много знать и очень страшно запутаться, ведь ошибка может стоить чьей-то жизни.
Я оторвала взгляд от Ратибора и пошла в свою комнату, чтобы выглянуть на улицу. Янка увлечённо играла с детьми, весело хихикая.
Ну вот и замечательно, может она здесь друзей найдёт. Думать о чём-то большем, например, что Яна вырастет и ей придётся искать жениха из местных, думать не хотелось. Она ведь превратится в такую же клушу, как Авдотья. Или её закусают односельчане. Нет, всё же нельзя нам оставаться в деревне навсегда, не такой судьбы для ребёнка я хочу. Тем более, когда знаешь, какая жизнь может быть. И просыпаться, едва солнце взошло, чтобы подоить корову и накормить кур – не может быть пределом мечтаний.
– О чём задумалась?
Я и не услышала, как подошла травница.
– О том, что нам надо перебираться поближе к цивилизации, – вздохнув, призналась я.
– Читать сначала научитесь хотя бы, – усмехнулась женщина. – Да и ремеслу какому. Иначе жизнь лучше не станет. Ты думаешь, в деревнях живут потому что не знают, что можно уехать? Глупости. Не счесть, сколько молодых упорхнуло из родительского дома, думая, что вот там, хотя бы в том же Гарне, жизнь лучше будет. Только без умений, монет и хоть мало мальского образования делать там нечего. Даже учеником мастера какого стать сложно, потому что родители ни читать, ни писать не научили, сами не умеют. Кто-то вернулся, как Авдотья, разочаровавшись в жизни. Кто-то сгинул. А кто-то пошёл по неправильной дороге. Красть да мужчин ублажать. Очень много мальчишек закончили свою жизнь на виселице, думая, что смогут за чужой счёт разбогатеть. А девочки…
– В надежде найти богатого господина, который без памяти в неё влюбится, раз за разом совершали ошибку, – усмехнулась я.
– Именно так, – кивнула мама. – Кому-то удавалось стать любовницей, но это тоже редкость, да и порицается такое. Так что, не торопись пока. Может и получится так, что именно в этой деревушке и найдёте свою судьбу. Идём, поможешь мне обезболивающий отвар приготовить.
Я не стала спорить. Да и зачем? Лучше потратить это время с пользой.
– В этот раз, отвар будешь делать ты, – огорошила меня мама. – Это не сложно, так что справишься. Смотри.
Травница подошла к стене и отодвинула шторку. Оказывается, за ней скрывались сушеные травы, развешенные в небольшие пучки. Взяв один такой маленький веник, она развязала бечёвку и отмерила половину сухих веточек.
– Возьми чугунок маленький, да плесни туда воды.
Я подала необходимое и внимательно проследила, как травница ломает веточки и листочки, кидая их в воду.
– Сухой травы не много надо, примерно десятая часть от воды. А теперь ставь в печь. Отвар нужно довести до кипения и дать немного покипеть на слабом огне.
К печи я подходила с опасением. Но, как выяснилось, ничего страшного или опасного. Жар от углей был сильным, но если не хватать железную дверцу печи голыми руками, а использовать специальную, толстую рукавицу, то обжечься не получится. Кое-как пристроив горшок, едва не опрокинув его на неровных углях, я вспомнила, что примерно такое уже однажды видела.
В далёком детстве, будучи в Янкином возрасте, родители отправили меня в деревню к бабушке. Вообще, у неё была кухня с водопроводом и нормальная газовая плита. Но в один из вечеров баллон с газом кончился, а нам хотелось чаю попить. Тогда бабуля растопила печь. Единственное, у неё кастрюля стояла не на самих углях, а на железной решетке, под которой тлели угли.
Сделав в памяти заметку, что надо спросить у травницы, как дорого будет переложить печь и реально ли вообще это, я дождалась закипания воды.
– Теперь жди, – негромко сказала мама. – Тут не долго. Траве следует отдать все полезные свойства. Пока огонь делает своё дело, достань чистую кружку. В сундуке есть марля. Вот возьми её и на кружку положи, чтобы отвар перелить. Шалфей не принесёт вреда, если попадёт. Но ничего приятного в том, чтобы жевать растение, нет.
Кивнув, я сделала всё, что мне велели. Перелив полученное лекарство в большую кружку, я показала травнице.
– Хорошо, – женщина кивнула и подошла к больному. – Сейчас я его разбужу, надо напоить отваром да домой отправлять. У меня не лекарский дом, да и нечего мужчине делать там, где девушка свободная живёт.
– У нас и не обратят внимания на такое, – я улыбнулась, вспоминая дом.
– А зря, – буркнула травница. – Ничего хорошего в распущенности нет. Понравились друг другу? Значит, стройте семью.
– А если это была только симпатия. Или пусть будет любовь, но вот в быту они не сошлись. То что тогда? Разводиться? – мне стала интересна логика травницы.
– Вы, молодые, не понимаете, что семья это труд. Труд двоих, конечно же. И не такой, что тебе каждый день мешки носить. Моральный труд. Терпение нужно, нужно уметь подстраиваться. Если сошлись два взрослых человека, то и ответственность за семью несут двое. Ты знаешь, почему в деревнях практически не распадаются семьи?
– Потому что это порицается? – предположила я.
– И это тоже, конечно. Но в основном живут-то спокойно, ибо скандалить некогда. Разве есть время на ссоры, когда с самого рассвета мужик в поле или на охоте, а баба со скотиной управляется, да дом глядит? Некогда им ругаться. Им бы поужинать да спать лечь. И мыслей глупых не возникает, потому как думают они больше о том, как бы сена запасти, чтобы на зиму хватило, да припасов побольше сделать. Мы же не медведи, чтобы в спячку впадать.
– А если жизнь невыносима? Пьёт мужик много, жену колотит? То что? Оставаться и терпеть?
– Глазами надо смотреть, за кого замуж выходишь. Родителей спрашивать, подходит ли человек. А не так: влюбилась и побежала в храм бегом. Тем более в обществе пьянки и разборки порицаются очень. Никто с таким мужиком даже разговаривать не будет, что семью в страхе держит. Всё, давай болезного будить. Хватит ему тут валяться. Ты иди, Янку позови. А я напою.
Я кивнула и пошла на выход, обдумывая полученные знания. Права знахарка, родителей всё же слушать надо. Глядишь, жизнь бы моя сложилась иначе, прислушайся я тогда к советам не торопиться и всё обдумать.
Глава 4
Возле калитки стояла ранее упомянутая гостья, с простым, деревенским именем Авдотья. И сын, который не спускал с меня заинтересованного взгляда.
Неужели сплетница не смогла удержать язык за зубами и проболталась таки сыну о своих подозрениях?
Женщина окинула меня презрительным взглядом и сморщила нос. Смешно… Она ведь действительно ничего не знает, а со своей узколобостью и не поймёт, что же на самом произошло.
– Яна, – окликнула я дочь, весело играющую с мальчишками. – Идём домой, милая.
– Бегу, мам! – крикнул ребёнок и повернулась к друзьям. – Мне надо бежать, мама зовёт.
Попрощавшись с друзьями, Янка побежала ко мне, весело подпрыгивая.
– Ратибор очнулся, – из дома вышла травницы малхнула рукой односельчанам.
– Ян, иди пока в комнату, хорошо? – шепнула я дочери, подпихнув рукой в сторону двери. Не стоит её смотреть на раненого мужчину, да и разговоры старших слушать ни к чему.
– Тихомир, помоги отцу, – скомандовала Авдотья.
Радомир лежал на лавке с бледным, измученным лицом.
– Может оставить его под присмотром хоть на пару часов? – с тревогой спросила я у травницы. – Не выглядит он здоровым.
– Мужа моего себе хочешь? – прошипела Авдотья, подходя ко мне вплотную. – Не бывать этому!
– Арника права, Авдотья, – негромко сказала травница, вглядываясь в глаза пациента. – Не нравится он мне.
– А он и не золотой, чтобы нравиться, – процедила женщина. – Ничего, дома отлежится. Тихомир! Кому говорю! Веди отца домой!
– Матушка, но ведь батьке плохо, – детина растерянно посмотрел на меня в поисках поддержки, но я отвела взгляд.
Если уж травница молчит, то мне тем более не следует лезть.
– Веди, сказала, – рыкнула Авдотья и повернулась к маме, – Это за помощь тебе.
На стол легли три серебряных монеты.
– Авдотья, не дури, – строго сказала травница. – Если жар будет или бредить начнёт, но сразу же ко мне. Это не шутки.
Женщина не ответила. Молча развернулась и вышла, напоследок зыркнув на меня недобрым взглядом.
– А что с ним? – как только за Авдотьей закрылась дверь, спросила я.
– Да что угодно, – мама махнула рукой. – Начиная от начинающегося заражения крови, до простой лихорадки из-за раны. Не повезло Ратибору, Авдотья не захочет за помощью бежать. Ладно, их дело. Пора обед готовить.
– А что будем готовить? – заинтересовалась я.
– А знаешь, – травница хитро улыбнулась. – Давай устроим праздник? Испекём пирог сладкий, вкусный обед приготовим. А?
– Давай, – кивнула я, готовясь помогать.
К счастью, готовить я любила всегда, да и нужные продукты были под рукой. И если мама учила готовить простые блюда, то бывший муж требовал изысков и красивой подачи.
– А может мне открыть едальню? – спросила я, нарезая овощи на жаркое. – Готовить я умею, рецепты знаю. Научусь с печкой обращаться и всё.
– И кому рецепты твои нужны будут? – усмехнулась травница. – Вся знать предпочитает питаться дома или в гостях. В очень редких случаях они посещают ресторации, которых во всём королевстве штук пять наберётся. Ну и на постоялом дворе. Но чтобы открыть ресторацию или хороший постоялый двор, очень много надо золота. Да и конкуренция задавит, ведь знать редко останавливается в таких местах.
– А как же остальные горожане? – я нахмурилась. – Неужели они не сидят в трактирах?
– Женщины по таким местам не ходят, а мужикам нет особой разницы, чем самогон закусывать. Так что там готовят что-то максимально простое и не очень качественное, экономя на продуктах.
– Странный мир, – пробормотала я. – Хотя, может это и нормально для, можно сказать, средневековья.
– Ко всему привыкаешь, – усмехнулась мама. – Сегодня вечером познакомлю тебя со старостой. Владимир мужик хороший, понятливый. Может и подскажет, как быть.
Я отложила нож и села на лавку.
– Я за Яну переживаю. Дети жестоки, а Авдотья язык за зубами держать не умеет. Как бы беды не было.
– Будем присматривать за девочкой, что уж теперь, – вздохнула мама, даже не думая успокаивать. – Но чем старше будет становиться Яна, тем опасней ей здесь будет. Повезёт, если сбережёт себя до четырнадцати, тогда может и сваты придут. А ежели нет…
– Да ты с ума сошла! – я даже подскочила со скамьи. – Какие четырнадцать? Ей учиться надо, жизнь хоть немного увидеть! И что значит если сбережёт?
– Сядь! – строго приказала травница. – Ты что думаешь, здесь как и на Земле, до совершеннолетия тянут? Может и тянут, но только знать. А в деревне всё проще. Выдать замуж стараются раньше, чтобы избавиться от рта лишнего. В деревне дети познают взрослую жизнь с пелёнок. Сложно утаить, как дети делаются, когда бык на корову лезет. Так что бывают случаи, что девочки раньше спать начинают. На мальчишек то не смотрят, плевы нет, беречь нечего.
– Какой ужас, – прошептала я, закрывая лицо ладонями.
Страх змеёй заполз в сердце и свернулся клубком. Даже представить не могу, чтобы Яна так рано замуж вышла. Да состарилась к тридцати, рожая детей.
Как уберечь? Как спасти?
– Я должна увезти дочь отсюда, – хрипло произнесла я.
– Время у тебя немного есть, так что не думай пока об этом. Учись лечить людей, не пропадёшь в городе с такими знаниями. Да хотя бы в аптеку работать пойдёшь, всяк копеечка какая.
Травница смотрела на меня абсолютно спокойно. Она привыкла. Или смирилась… Ведь даже тогда, в военное время, было более цивилизованно. Но как к такому можно привыкнуть? Я не смогу, просто не справлюсь. А значит, я любыми способами просто обязана вырваться из деревни.
Обед мы доготавливали молча, каждый думая о своём. Радовало, что хоть это мне знакома и не придётся учить новые продукты.
Когда жаркое подоспело, травница достала чугунную кастрюлю из печи и поставила на деревянную подставку посреди стола.
Я же нарезала хлеб.
– Баба Веся! Баба Веся! – донеслось с улицы.
А следом раздался стук в дверь и на пороге появился чумазый подросток лет тринадцати.
– Что тебе, Фонька? – усмехнулась мама, расставляя чашки для еды.
– Так дядька Владимир послал. Сказал, чтобы пришла, да поглядела, какую часть взять.
– Тьфу, забыла совсем, – всплеснула руками женщина. – Как быть то. Так, Арника, бери Янку и идём, знакомиться со старостой. Нечего мужика по нескольку раз отвлекать.
– Так что сказать-то? – мальчишка спрашивал у травницы, но смотрел на меня. С любопытством.
– Иду я, иду, – буркнула женщина.
– Баб Весь, а вам дров наколоть не надо? – тихо спросил подросток.
– Что? Опять? – травница покачала головой и развернулась в сторону сундука. – Грядку мне прополешь за это. А матери скажи, чтобы пришла всё-таки. Не понимает, что ли, что совсем сиротой тебя оставит?
Мальчишка хотел что-то ответить, но посмотрел на меня и опустил голову.
Травница достала флакон с тёмной жидкостью и передала мальчишке.
– Как принимать – знает. И вот ещё, сама я к вам приду. Точно не скажу когда, но приду. Может и получится мать твою вразумить.
– Спасибо, – кивнул пацан и собирался убежать, но травница остановила.
– Фонька, лекарство отдашь и сюда, лук полоть. Да дождись, пока я не вернусь, понял?
– Хорошо, баб Веся, – послушно кивнул мальчишка и, дождавшись, пока травница кивнёт, усвистел на улицу.
– А кто это? – я махнула рукой в сторону улицы.
– Фонька-то? Сын Василы. Вот, кстати, пример тебе, как в деревнях не принимают женщин, нагулявших ребёнка. Васила замуж собиралась, да жених решил на фронт уйти. Как раз стычка с Каримом была, соседнее королевство. Там и погиб, а Василародила Фролку.
– Так получается все знали, что они в храм собираются? – опешила я. – Но тогда…
– А вот так, – оборвала меня женщина. – Ты думала, я тебе просто так говорю, что жизнь нелегкой будет? Родила вне брака – падшая. Вот Васила и живёт, точнее, выживает. Мальчонку никто особо не трогает, привыкли уже. А ей проступок так и не простили, до сих пор в деревню не пускают.
– А как же она живёт? – мне было искренне жалко женщину, у которой судьба и так не радостная, а тут ещё и селяне.
– Ну как? Коз разводит, огород имеет. А если что надо, то Фоньку отправляет. Да толькоо захворала Васила, уже месяца три Фонька бегает, обезболивающее берёт. Мне не жалко, хоть и заставляю отрабатывать. Всё же, я тоже время и силы затрачиваю, чтобы травы собрать. Ладно, это всё потом. Идём, познакомлю вас со старостой. Авось приглянешься ему.
Я настороженно посмотрела на травницу. Женщина усмехнулась и покачала головой:
– Думаешь, сватать тебя буду? Нет, не буду. Если понравишься Владимиру, то не позволит тебя шпынять. От слухов и косых взглядов не убережёт, а вот от козней защитит. Бери Янку и идём.
Я позвала дочь и двинулась за травницей, крутя головой по сторонам.
Утром мы вышли с заднего двора, так что увидеть саму деревню не вышло, только краешек. Всё же, она разительно отличалась от той, что я видела в детстве, приезжая к бабуле.
Аккуратные домики стояли посреди ухоженных участков. Пусть и из тёмного, будто гнилого дерева, но ровненькие, а не косые, как мне показалось вчера. А главное, на каждом участке росли цветы, стояли скамеечки. Не было ни одного дома с нерадивыми хозяевами: поросшие травой и с покосившимся забором. Даже обычная дорога, посыпанная песком, ровненькая и аккуратная.
– Красиво здесь, – тихо сказала я, разглядывая местность.
– Да, – кивнула мама. – Благодаря старосте. Прошлый был ворюгой и пьяницей. А Владимир хорошо смотрит за деревней, не позволяет запустить дома.
– А почему они такие тёмные, словно пожар пережили или гниют, – мне хотелось подойти и поковырять дерево пальцем.
– Валежный дуб. Это такая разновидность дуба. Вода нипочём, не гниют. Жаль, горят. Но тут уж ничего не поделаешь. Мы пришли.
Я глянула чуть в сторону и удивлённо распахнула глаза, увидев животное за забором.
– Кто это? – Янка ткнула пальцев в это чудо, которое почему-то хрюкало.
– Хряк обычный, – хохотнула травница. – Порода такая, Мангалица*. Очень удобно. И мясо есть, очень вкусное и жирное, и шерсть на одеяла да подушки.
Я покачала головой и приблизилась к забору. Такое чудо я не встречала ни разу. Хотя слышала, что не то в Венгрии, не то в Англии такие водились. Правда, очень давно и вроде как вымерли.
– Бабушка Веся, здравствуй, – послышался густой баритон.
Я подняла голову и встретилась взглядом с высоким, поджарым мужчиной. Невозможно сказать, сколько ему лет, поскольку чёрная, густая борода закрывала половину лица.
– Мама, это какой-то неправильный дед мороз, – пробормотала Янка, отодвигаясь за мою спину.
– У нас гости? – взгляд пронзительных, синих глаз остановился на мне.
Я перевела растерянный взгляд на травницу.
– А, Владимир, здравствуй, – мама улыбнулась мужчине. – Вот, дочка с внучкой приехали, помогать будут. Сам понимаешь, стара я уже, пора знания передавать.
– Смену себе обучаешь, значит, – мужчина усмехнулся. – Идём, там свинью режут.
– В смысле? Прямо сейчас? – пискнула я и ошарашенно посмотрела на дочь.
– А когда? Завтра что ли? – не понял староста. – Сейчас быстро и поделим. Я матушку твою всегда первой за мясом зову, единственная травница в деревне всегда ужинать досыта должна.
– Мама, подожди, – остановился я травницу. – А как же Яна?
– А что не так? – нахмурилась женщина.
– Там свинью резать будут, а Янка маленькая, – прошипела я так, чтобы Владимир не услышал.
– И что, что маленькая? – буркнула травница. – Ничего, свыкнется. Идём, и не спорь!
Я покорно кивнула и поспешила за женщиной. Шаг, ещё шаг.
А потом раздался визг. На столько громкий, что казалось я оглохну. Яна вцепилась в мою руку мёртвой хваткой, пискнув. Плюнув на всё, я остановилась и присела перед дочерью:
– Милая, ты не хочешь пока поиграть здесь? Мы с бабулей скоро вернёмся.
– Ты пойдёшь туда? – голубые глаза расширились от ужаса. – Мамочка, я боюсь!
– Тебе нечего бояться, – поспешила успокоить я дочь. – Помнишь, мы с тобой разговаривали про охоту?
– Да, папа охотился на зверей, чтобы принести домой мясо, – послушно повторила Яна мои слова.
Мне не нравилась такое объяснение, потому как дичь Ярослав домой не носил. В отличие от бедной хрюшки с мохнатыми ушами, жертвы мужа убивались ради развлечения.
Я не была наивной, да и далека от Гринпис, но увлечение мужа не поддерживала. То, что сейчас происходило во дворе старосты было… нормальным.
– Свинку убили, чтобы нам было что кушать, – подбирая слова, заговорила я. – Но я бы не хотела, чтобы ты это видела.
– Хорошо, – кивнула Яна. – Я не пойду туда, подожду здесь.
– Отлично, – я улыбнулась и погладила дочь по голове. Ободряюще кивнув, я побежала догонять травницу, которая уже скрылась за забором.
Как оказалось, мои страхи были ложные. Никто не собирался вести нас на задний двор и показывать раздел туши во всей красе. Владимир проводил нас в дом и налил в кружки чай.
– Ну что, рассказывайте, – мужчина окинул нас внимательным взглядом. – На долго ли дочь приехала? Не против ли муж?
– Нет мужа, Владимир, – не лукавя, прямо отозвалась мама. – Нет и не было. Я хотела сегодня идти к тебе, да запамятовала, что сегодня скот режут.
– Привела ты мне проблему, баб Веся, – староста поджал губы и нахмурился.
– Владимир, я тебя знаю, – тихо заговорила травница. – Ты толпу угомонишь, а я подсоблю.
– Василе моя помощь не помогла, – хмыкнул староста. – Но твоя дочь другая. Я надеюсь.
– Я обучу Арнику, – поджала губы мама. – Будет мне сначала помощницей, а затем и сменит. Единственную травницу тронуть не посмеют, сам знаешь.
– Но и помощи от неё долго принимать не будут, – парировал Владимир. – Отправила бы ты её в город. Внучку у себя оставь пока, а дочку отошли. Сама же знаешь.
– Знаю, но отсылать не буду, – заупрямилась мама, и я понимала причину.
– А ты чего молчишь? – староста окинул меня хмурым взглядом. – Понимаешь, что жизнь сахаром не будет?
– Понимаю, – едва шепнула, опуская голову.
Было стыдно, словно я и есть та самая падшая женщина. И ведь не расскажешь никому, что брак у меня был, да не сложился. И что Яночка зачата была уже в браке.
Повисла гнетущая тишина. Мы с травницей ждали ответа. Владимир – единственный, кто в праве выгнать меня из деревни. Как бы странно это не звучало, но староста был здесь всем… Он собирал налоги, он отчитывался перед знатью, он был судьёй и исполнителем наказания.
– Пусть Арника остаётся, – заговорил наконец мужчина, а мы с мамой облегчённо выдохнули. – Я поговорю с народом, не позволю преступить закон. Но и повода давать не надо. Веди себя тихо и благочестиво.
– Хорошо, – послушно кивнула я.
Я и не собиралась ругаться с местными женщинами и устраивать войну. Более того, я вообще не хотела с ними общаться, но жизнь вносит свои коррективы. Вот и в этот раз всё пошло совсем не по плану.
Мы допили чай в спокойной, я бы даже сказала, дружественной обстановке. Владимир разговаривал с травницей о травах и отварах. Я же молча слушала. Как выяснилось, бабушка Веся была не только травницей, а точнее знахаркой. Она ещё и ветеринаром слыла неплохим. Отчего её ценность для деревни возрастала просто до немыслимых высот.
Мы уже собирались выходить из дома, как послышался крик. Кричал ребёнок, мальчишка. Громко, с надрывом.
Мы бросились на улицу. У самого входа в меня влетела Янка, она с разбега обняла меня за ноги и уткнулась в живот, громко рыдая.
– Милая, что? Что произошло? – испуганно запричитала я, осматривая ребёнка со всех сторон на предмет ран или царапин.
– Мам, я не хотела! Не хотела! Он сам первый начал!
Я присела перед дочерью и крепко обняла. Яна не конфликтный ребёнок, это я заметила ещё на Земле. Из-за частых скандалов родителей перед глазами, Яна вообще боялась громких криков и агрессии.
А чтобы дочь кого-то обидела? Да она же даже защищаться не умеет!
– Что здесь произошло? – рявкнул Владимир, переведя взгляд с орущего мальчика на Яну. – Ну?
– Он обзывался и толкался, – практически прошептала Яна, прижимаясь ко мне и со страхом глядя на огромного мужчину.
– Влас? А ты что скажешь? – суровый взгляд метнулся в сторону мальчика. – Ты уже взрослый, чтобы рыдать из-за разбитого носа.
– Я не обзывался! Я сказал правду! Мама говорила, что она выродок, а мамка потаскуха!
Я задохнулась от обиды и шока. Они меня ведь и не знают! И чёрт с ним, я потерплю, но зачем на ребёнка всё это вываливать?
– Иди, Влас, – махнул рукой Владимир. – Да не забудь отцу сказать, чтобы пять кнутов выписал.
– За что?! – возмутился мальчишка, а я побледнела. Здесь вполне нормально бить детей?
– За то, что обзываешься, – строго парировал староста. – А будешь спорить или пытаться обмануть, ещё добавлю.
– А ей? – Влас смирился с наказанием и махнул в сторону Янки. – Она мне кулаком ударила, в нос!
Яна вздрогнула и прижалась ко мне ещё сильнее, а я со страхом посмотрела на Владимира. Тоже розги? Но я не буду лупить дочь! Это дико!
– Яна честь свою защищала, – Сурово рыкнул староста. – К тому же, младше тебя. Разве учил тебя отец маленьких обижать?
– Нет, – Влас опустил голову, признавая ошибку.
Когда мальчишка ушёл, Владимир повернулся к нам и покачал головой.
– Привыкайте. Научитесь не обращать внимания, сможете жить почти как все. А ежели не выдержите, то станете как, – староста глубоко вздохнул и махнул рукой, не желая продолжать.
– Идём, Арника, – проворчала травница и повернулась к Владимиру. – Не пойду я выбирать, пусть кто-нибудь принесёт окорок, да кусочек сала. А мы потом рассчитаемся.