До дома мы дошли намного быстрее. Я уже не с таким восторгом рассматривала окрестности, думая лишь о том, как привыкнуть к такой жизни.
Фонька нас ждал у калитки. Чумазый, испачканный землёй, но с улыбкой.
– Всё сделал? – сурово спросила травница, внимательно глядя на ребёнка.
– Да, баб Веся, – кивнул подросток. – Лук без единой травинки!
– Идём тогда, пообедаешь с нами, – смилостивилась женщина и пошла в дом.
– Мама, – Яна дёрнула меня за руку, привлекая внимание, как только мы остались одни. – Я домой хочу.
– Теперь здесь наш дом, милая, – с улыбкой тихо сказала я.
Не рассказывать же ребёнку, что лучше бы мы остались. Возможно, со временем, Ярославу надоело бы за нами гоняться. Или и правда можно было бы уехать в другой город.
Эх, Валенсия. Вроде и доброе дело сделала, а вроде и сильнее угрозу навлекла.
– Руки мойте, да за стол, – травница была задумчива и неразговорчива. Вроде как праздничный обед превратился в обычный приём пищи. Фонька кидал любопытные взгляды на Янку и даже предпринимал попатки поиграть. Но Яна, напуганная ситуацией возле дома старосты, отвечать на игры не желала. Дочка быстро поела и убежала в комнату.
Вздохнув, Фонька тоже не стал задерживаться, опустошил тарелку и выбежал из дома, коротко поблагодарив.
– Помой посуду, я со стола уберу, – женщина встала со скамьи и принялась убирать остатки еды.
– Как часто бьют детей? – решилась я наконец, собрав тарелки в тазик.
– Как они того заслуживают, – пожав плечами, спокойно ответила мама. – Если не принимать меры.
– Меры? – я нахмурилась. – Какие?
– Воспитательные, Аринка. Если детей с малого возраста не воспитывать, тогда приходится и розги в руки брать. В деревнях дети сами себе предоставлены, некогда родителям смотреть за ними. Пока боятся прутом по заднице получить, вроде как не сильно шалят. А если знают, что ничего им не будет, то и до убийства дело может дойти. Хватит болтать, я жду.
Я быстро ополоснула тарелки в тазике, потёрла тряпкой и окунула в другой тазик, с чистой водой. Далее полагалось протереть посуду чистой, сухой тряпкой и поставить на место. А воду вылить на огород.
Отсутствие химии, типа жидкости для мытья посуды, позволяет так сделать.
Ополоснув оба таза, чтобы не осталось жирных следов, я повесила их на стену, на специальные гвоздики, и села на скамью, напротив мамы.
– У меня есть несколько листков, – травница вынула из сундука серые листы бумаги и маленький бутылёк с чёрной жидкостью. – Один тебе, для алфавита. А остальные Янке, ей больше надо. Я сейчас напишу алфавит, а ты заучи. Потренироваться можно и на улице, на песке палочкой рисовать будешь. Но выучить придётся быстро. Хорошо ещё, что разговорный учить не надо. Садись и смотри.
Я подсела ближе и стала внимательно следить за травницей и тем, что она выводила тонким пером на серой бумаге, очень низкого качества.
– Мне знакома эта письменность, – задумчиво произнесла я, разглядывая округлы буквы. – Очень похож на грузинский.
– Наверное, – травница пожала плечами. Напротив символов этого мира, мама ставила буквы русского алфавита.
– Ты не забыла? – удивилась я. – Прошло ведь много лет, тем более без практики.
– Почему же без практики? – хохотнула женщина. – У меня есть травник. который я пишу только на русском языке. Чтобы даже если и своруют, то ничего не поняли.
– А как же конспирация? – нахмурилась я. – Как же тайна?
– А что тайна? – фыркнула мама. – Я всегда могу сказать, что это язык учёного, который учил меня. Собственно, так и есть. Вообще, свои записи учёные стараются шифровать, во избежание кражи. Придумывают письмена, выучивают и тайные знания описывают на нём. Так что, никого этим не удивишь. Готово.
Я чуть подождала, пока чернила засохнут и, взяв листок, пошла в комнату. Буду сразу учить, вместе с Янкой.
Глава 5
Неделя пролетела незаметно. Впрочем, по-другому и быть не могло, слишком загружена оказалась жизнь в деревне. В лес мы всё же выбрались на следующий день. Правда перед этим не забыв накормить кур и козу. Козу, кстати, доить я научилась. Оказалось, что ничего сложного, а вот молоко очень полезное и вкусное. Потом меня познакомили с местными несушками. Травница ещё сетовала, что так и не смогла купить каких-то особенных, на суп.
Я растерянно посмотрела на курочек, гуляющих по загону и пожала плечами. Курицы как курицы. А вот Яне пришлось объяснять, что да, вкусная жареная курочка при жизни выглядит именно так. Конечно, дочь знала животных. Но не задумывалась, что кусочек мяса в тарелки и вот это квокочущее животное – одно и то же. Мама лишь покачала головой, заметив изумлённый и задумчивый взгляд Янки. А я вздохнула. Лишь бы сделала правильный вывод. Жизнь в деревне и так обещает быть далеко не скучной, а если ещё и дочь решит питаться только овощами и фруктами, отказавшись от мяса…
За неделю к нам так ни разу никто и не пришёл. То ли не было болезней, то ли наше появление сказалось на репутации травницы не лучшим образом. Сама мама на мои вопросы лишь отмахивалась. Какая разница, что о ней думают? Если прижмёт, то резко забудут о неприязни и убеждениях. А глупцов разубеждать никто не будет.
Алфавит мы с Яной заучили. Дочь училась читать, а я тренировала письмо. Сегодня день выдался солнечным и, после прополки очередной грядки с мелиссой, я села на скамейку и принялась в который раз чертить буквы палочкой на земле.
– Арника, идём со мной, – буркнула мама, выйдя из дома.
Сама травница уже была собрана и держала небольшую, холщовую сумку в руках.
– А Яна? – нахмурилась я, вставая со скамьи.
– Дома посидит, не надо ей туда. А вот ты можешь понадобиться.
Пожав плечами, я забежала в дом и предупредила дочь, попросив не баловаться и из дома не выходить.
Пока шли по деревенской дороге, я хотела спросить, куда мы направляемся. Но глянув на травницу, решила не лезть с расспросами. Слишком мрачное выражение лица было у женщины.
Мы подошли к калитке небольшого дома, и я с удивлением обнаружила на крыльце Тихомира. Парень сидел, низко опустив голову.
– А ты почему не позвал? – резко спросила мама у Тихомира, привлекая его внимание.
– Матушка запретила, – глухо обронил тот.
– Матушка запретила, – передразнила мама. – Дура твоя матушка.
А я тихо вздохнула и покачала головой. Видимо, Ратибору стало хуже.
Мы прошли в дом, планировка которого была точь-в-точь как и наш домик. На кухне сидела Авдотья, утирающая слёзы. А рядом Владимир, хмуро уставившись в стол.
Женщина, как только увидела меня, резко выпрямилась.
– Ты! Это из-за неё! – зашипела женщина, поднимаясь со скамьи.
– Сядь, Авдотья, – приказал Владимир. – Не гоже обвинять других в собственной глупости.
– Не пущу её к моему Рати! Не пущу! – шипела женщина. – Пусть убирается!
– Тихомир, уведи мать, – тихо обратилась мама к парню, что зашёл следом за нами. – И не слушай её. Наслушался уже.
Тихомир кивнул и крепко обнял мать, уводя в комнату. Травница же обратилась к Владимиру, кивая на вторую дверь:
– Там лежит?
– Там, – кивнул мужчина. – Но думаю, что поздно уже.
Травница кивнула и потянула меня за собой, открывая дверь в комнату, за которой находился больной.
В нос ударил запах крови, а ещё… сладкий запах. Я кинула взгляд на кровать и судорожно вздохнула. Прав староста, лечить тут уже некого.
– Ай как плохо, – прошептала травница, подходя к кровати и кладя руку на лоб. – Арника, выйди к Владимиру, пусть отправит за лекарем. Я постараюсь помочь, но моих сил вряд ли хватит. Иди давай.
Я быстро передала просьбу травницы, хотя сама слабо верила, что что-о можно сделать. Зато теперь я знаю, как пахнет гной.
Подавив страх усилием воли, я вернулась в комнату. Мама разглядывала ногу, на которой была огромная дыра.
– Вот, что бывает, когда мозгов нет, – грустно усмехнулась женщина. – Ну что Арника, сделаем то, что я делала не один раз в прошлой жизни.
Я непонимающе посмотрела на женщину.
– Ампутацию, – объяснила мама. – Ногу не спасти, но вот за жизнь стоит побороться.
Я судорожно вздохнула и перевела взгляд на красное лицо мужчины. Не знаю, спал ли он, или был без сознания. Но то, что у него сильный жар, сомневаться не стоило.
– Как? – только и смогла вымолвить я, понимая, что нет ни подходящего помещения. ни инструмента. Да даже банального обезболивающего нет.
– Как делала не раз, – глухо ответила мама. – Молясь, что всё пройдёт успешно. Идём, нам надо подготовиться.
Мама распахнула дверь и позвала Тихомира, цыкнув на нерадивую Авдотью.
– Тихомир, нужен самогон, кипячёная вода и тряпки. Я схожу за инструментом, а ты пока подготовь всё, что сказала. Ещё стол освободи и накрой простынью чистой. Отца на него положим. Давай только быстрее.
Не говоря больше ни слова, травница махнула мне рукой, давая понять, чтобы я шла следом, и вышла из дома.
– Я же попала сюда тоже не с пустыми руками, – хмыкнула женщина, как только мы отошли от дома. – Лекарств при мне не было, а вот кое-какой инструмент сохранился. Только помощь нужна будет. Твоя помощь, потому что никто не должен видеть, что происходит.
– Я не уверена, что смогу, – сглотнув, прошептала я.
– А у тебя выбор есть? Ничего, сейчас травку успокаивающую выпьешь. Я одна не справлюсь.
– А почему не дождаться лекаря? – слабо спросила я.
– Не успеет приехать, – качнула головой мама. – Я не уверена, что ампутация поможет остановить заражение, но хоть что-то. А у лекаря есть лекарства и кое-какие артефакты.
– А я не уверена, что такие операции можно проводить вот так, на столе жилого дома и без анестезии.
– Можно, – усмехнулась травница. – Всякое бывало. Да и анестезия будет, хоть и не такая действенная, как в больнице.
– Самогон, – понятливо кивнула я.
– Верно, – кивнула травница. – Будем надеяться, Ратибор выживет.
– Это из-за меня, – я тяжело вздохнула. – Мне кажется, что Валенсия не думает о последствиях помощи, которую оказывает.
– Не говори ерунды, – фыркнула мама. – Ратибор пострадал из-за своей глупости, что был так не аккуратен. И из-за глупости жены. А Валенсия… Знаешь, мне ведь тоже было нелегко здесь первое время. Мне кажется, Валенсия специально ставит человека в трудные условия, чтобы посмотреть, сможет ли спасённый выгрызть у судьбы кусочек счастья.
– Интересно, какой процент выживших? – усмехнулась я.
– А вот этого мы никогда не узнаем. Да и незачем. Вероятно, в этом есть какая-то высшая цель, понятная лишь богам.
Я не ответила. В одном я с травницей согласна: пытаться понять поступки богини заведомо провальное занятие.
Дома Яна так и сидела с книжкой в руках, с любопытством читая очередную историю. Хотя, скорее, пыталась читать. Пока ещё путалась в буквах, но очень уж хотела научиться.
– Идём, покажу тебе кое-что, – травница поманила меня за собой, в свою комнату.
Там, из-под кровати, женщина достала железный чемоданчик, которого в этом мире быть никак не могло. Распахнув его, травница тяжело вздохнула и отошла чуть в сторону, чтобы я могла полюбоваться содержанием.
– Это и есть те самые инструменты? – тихо спросила я, сглатывая.
– Именно, – кивнула мама. – Конечно, в больницах пользовались уже другими. Но вот в полевых условиях именно такой набор и нужен был.
– Процент выживания, как я понимаю, был мизерный, – горько усмехнулась я, разглядывая инструмент, который меньше всего походил на врачебный.
Острые, заточенные ножи, не то пила, не то маленькая ножёвка, кусачки, пинцет, жгуты.
– Насмотрелась? Поторопимся, – мама закрыла чемоданчик и запихнула его в мешок.
Неожиданно раздался стук в дверь. За ней показалась мордашка Фоньки.
– Бабушка Веся, а…
– Некогда мне сейчас, – рыкнула женщина. – Присмотри за Янкой, пока мы заняты будем.
– Присмотрю, – кивнул мальчишка. – Мамка слышала, что с дядькой Ратибором произошло. Вот, передала.
Фонька протянул пузатый бутыль.
– Спасибо, – поблагодарила мама, забирая бутылку. – Пообедай сам, дак Яну накорми. Нас долго не будет.
– Хорошо, – кивнул Фонька. – А вы дядьку Ратибора лечить? Говорят, умирает. Жалко его, он хороший.
– Тебе все хорошие, кто мамку не обижает и тебе сахарные леденцы даёт, – усмехнулась травница. – Иди уже, Янка в комнате. И смотри мне, не обижай.
– А что это? – я потрясла бутылкой, которую несла в руках.
– Спирт, – коротко ответила женщина. – Не такой чистый, как медицинский, но лучше того варева, что может достать Тихомир.
– Им поить будем? – удивилась я.
– Нет, Ратибора самогоном напоим. Он – мужик непьющий, много не понадобится. А спиртом обработаем инструмент.
– Инструмент выглядит как новый. Словно, его только сделали, – покачала я головой. Перед глазами всё ещё была холодная, блестящая сталь.
– Потому что чищу и точу, – усмехнулась женщина. – Нельзя допустить, чтобы заржавел.
– Мама, я боюсь, – тихо призналась я. Отвар, который я выпила ещё дома, подействовал, но не так сильно, как хотелось бы. – Тебе не страшно?
– Я видела смерть множество раз. Не забывай, кем я была раньше. Да и работа травницы не такая уж и спокойная. Вообще, такими операциями занимаются именно лекари, травницы же просто простуду лечат, да боли в спине. Но, когда на всю округу ты единственный человек, который знает, с какой стороны к ране подойти, выбора не остаётся. А страх… Страх уйдёт.
– Я даже уколы никогда не колола, – призналась я. – Страх причинить боль во мне слишком силён.
– Ты в корне неверно мыслишь, – оборвала меня мама. – Ты же понимаешь, что это во благо, а не просто так, захотелось поиздеваться. У нас не концлагерь, опыты не ставим. Лишь хотим помочь, хотим спасти жизнь хорошему человеку. Фонька прав, Ратибор действительно заслуживает уважения, не говоря уж о жизни. А об Авдотье не думай, к тебе она не подойдёт. Да, будет язык распускать, да, коситься. Но не тронет ни тебя, ни Янку. Это склад характера такой. Болтает, но грань не переходит. А Ратибор, если выживет, быстро язык жёнке прищемит. У него с этим строго.
– Я её и не боюсь, – усмехнулась я. – Мама, ты уверена, что отвар поможет не рухнуть в обморок?
– Не уверена, – вздохнула она. – Но если ты позволишь себе упасть, как благородная леди на балу, то считай, что Ратибор помер. Одна я не справлюсь, а больше никому нельзя показывать инструмент.
– Я постараюсь, правда, – шепнула я, сжимая бутыль леденеющими пальцами.
Только вот чем ближе мы подходили к дома Авдотьи, тем сильнее накатывал страх. А я поняла, что искренне завидую людям, которые в экстренных случаях могут мыслить здраво. Я к таким людям не относилась.
А ещё я поняла одно, если у меня получится выдержать операцию, то я стану травницей. Ещё не знаю, как сложится моя жизнь, но я знаю себя. Если Ратибора получится спасти, я не брошу это дело.
– Я всё принёс, – Тихомир смотрел на нас с надеждой и толикой панике.
– Хорошо, – кивнула травница. – Клади на лавку, а простыни мне дай. Арника, помоги.
Мы застелили стол простынью, предварительно убрав всё с него и протерев тряпкой.
– Тихомир, неси батьку на стол. Положи его.
Когда Тихомир вышел, женщина перелила самогон в пустую банку и поманила меня рукой.
– Знаешь, когда-то этот способ считался едва ли не самым лучшим, чтобы отправить больного в глубокий сон. Со временем научились делать обезболивающее, но именно этот способ быстр и прост, когда вблизи нет обезболивающего.
– Напоить алкоголем? – непонимающе переспросила я. – Неужели можно настолько много выпить?
– Можно, – усмехнулась мама. – Можно и помереть от отравления. Но я сейчас не о чистом алкоголе. Идём со мной, только так, чтобы никто не видел.
Я вышла следом, на улицу. И не поняла сразу, зачем травница срывает цветы.
Пока не увидела, что это за цветы…
– Это обязательно? – прошептала я.
– Иначе, Ратибор умрёт от болевого шока, – объяснила женщина, выдавливая сок в бутыль с алкоголем. – Будем надеяться, что поможет.
– Значит, уверенности нет? – спросила я, внимательно следя за приготовлениями.
– Абсолютно никакой, – вздохнула травница. – Идём, пора приступать.
Я никогда не хотела стать врачом. Эта благородная профессия вызывала во мне ужас. Не само название, естественно. А то, с чем приходится сталкиваться. Сейчас же мне приходилось внимательно наблюдать за операцией, подавляя тошноту и головокружение. Хлопнуться в обморок, оставив травницу разбираться самостоятельно, значит собственноручно убить пациента.
Напоив Ратибора алкоголем, мы дождались, пока он уснёт. Не знала, что без специальных лекарств сон может быть настолько крепок. Я даже усомнилась, а сможет ли он проснуться.
– Не отвлекайся, – рыкнула мама, внимательно разглядывая рану.
– Может дождёмся лекаря? – тихо спросила я, лелея надежду.
– Мы дождёмся, а вот он, – травница ткнула пальцем в Ратибора, – сомневаюсь. Погоди, я думаю.
Травница внимательно разглядывала рану, которую только что очистила от белёсых сгустков и крови.
– Знаешь, возможно ты и права, – пробормотала мама, выпрямляясь. – Кость не задета, пока пострадали только мягкие ткани.
– Значит, если засыпать всё это обеззараживающим средством, то он может не лишиться ноги? – с надеждой спросила я.
– Просто засыпать, дорогая моя, не получится. И замазать тоже. А вот если удалить повреждённые ткани, то есть вероятность спасти ногу.
Я сглотнула комок, вставший в горле. Мамина травка немного успокаивала, но от запаха тошнило неимоверно.
– Подай скальпель, – донёсся до меня глухой голос травницы.
Вытащив инструмент из тарелочки со спиртом, я протянула его маме, а сама позорно отвернулась, не выдержав.
– Зря, – усмехнулась женщина. – Научить чему-то другому я тебя вряд ли смогу. А травница себе на жизнь заработает всегда.
– Я буду собирать травы и продавать их, – тихо пробормотала я.
– Тоже можно, – согласилась мама. – Только это не очень-то и доходно. В больших городах таких ушлых немало. А в деревне просто продавать травы не имеет смысла.
Я тяжело вздохнула и повернула голову, понимая – травница права, на травках далеко не уедешь. И будь я одна, то легко бы выжила. Но у меня есть Янка, которой нужна если не богатая жизнь, то хотя бы хорошее образование и нормальная пища.
От вида красной плоти замутило сильнее. Абстрагироваться не получалось, поэтому сцепив зубы, я внимательно наблюдала за процессом удаления повреждённых тканей.
По тяжелому дыханию травницы было понятно, что женщина устала. И от неудобной позы, потому как зрение её уже было не идеально и приходилось работать согнувшись. И от ювелирной работы, чтобы не повредить ненароком артерию.
Как только рана была очищена, травница устало села на лавку, отложив скальпель.
– Разведи спирт тёплой водой, – попросила женщина. – Надо обеззаразить рану.
Я кивнула и плеснула воды в наполовину опустевший бутыль. И только тогда поняла, что мама слишком устала, а значит…
– Теперь полей рану. Только хорошо, не упуская участков. Затем возьми в сумке банку с зелёной мазью и наложи на рану.
– Я же не умею, – пискнула я, но травница лишь глянула, отбивая всякое желание спорить. – Хорошо.
Открыв банку, я неуверенно посмотрела на рану.
– Представь, что это просто говядина, – пробормотала я еле слышно.
Но мантра не помогала. Ничего не помогало. Я чувствовала, что ещё немного и я скачусь в истерику. Позорно разревусь или завизжу, что есть силы.
– Если совсем сложно, возьми тряпочку, – вздохнув, предложила травница. – Только смочи её в спирте сначала. А потом хорошенько выжми.
Это уже было проще. Голыми руками притрагиваться к ране не хотелось.
Смочив тряпочку, я с силой выжала и обмакнула в мазь. Она оказалась густой и жутко вонючей. Стараясь дышать ртом, я начала быстро наносить мазь. С каждым движением, рана покрывалась лекарством и становилась болотно-зелёного цвета. Если постараться, то можно представить, что там, под слоем мази, не рана, а всего лишь царапина.
– Хватит, разошлась, – усмехнулась мама. – Теперь нужно замотать рану, только плотно.
– А шить не надо? – удивилась я.
– А там есть что шить? – вопросом на вопрос ответила травница. – Бери тряпку и сложи в несколько слоёв. А простынью замотаем ногу.
– А как сбить жар? – спросила я, пока накладывала повязку. – Он весь горит.
– Пока не надо, – мотнула головой травница. – Ратибор проснётся ещё не скоро, а поить, пока он без сознания, бесполезно.
Как только я закончила, то принялась убирать инструменты и баночки. Стараясь не смотреть, закинула отходы в мешок и затянула шнурок.
– Тихомир, – позвала мама громко. – Забирай отца, положи на кровать.
Дверь тут же распахнулась, являя нам угрюмого парня, который со смесью страха и надежды посмотрел на мужчину.
– Не бойся, жив он. Просто спит, – отмахнулась женщина. – Надеюсь, лечение поможет. И ради всего святого, не подпускай ты полоумную мамашу к нему! Иначе загубит всё лечение. Как проснётся, сразу беги за мной. А лучше, отправь кого-нибудь, а сам не отходи от батьки.
– Хорошо, баба Веся, – кивнул Тихомир, поднимая отца на руки.
Я в который раз подивилась силе парня. Ратибор не маленький, да ещё и без сознания. А Тихомир таскает его, словно вязанку дров.
Путь домой мы преодолели в полном молчании. Зайдя домой, я в первую очередь проверила, как там Янка. Но она спокойно играла с Фонькой и лишь мельком глянула на меня.
Чувствуя, что меня пошатывает, я вышла на улицу и отошла в конец двора, глубоко и часто дыша. Меня всюду преследовал сладковатый запах гноя и крови. Стоило мне прикрыть глаза, как картинка с огромной раной вмиг предстала перед глазами. Упав на колени, я упёрлась ладонями в сырую землю. Глубокое дыхание не помогало, а желудок начало скручивать спазмами.
Избавившись от нехитрого завтрака, я вытерла рот и разрыдалась. Страх, шок и желание сбежать на край света горели в груди, душили, заставляя подвывать. Невозможность что либо изменить давила бетонной плитой.
– Ну тише-тише, – раздался голос травницы за спиной, а на голову легла тёплая рука. – Ты справилась, ты молодец. Ничего, привыкнешь. И я плакала, и та, к кому я попала, тоже. Не всегда получается быть сильной. Но выбор не большой, ты либо выдержишь, справишься, либо погибнешь. А ещё, у нас проблема. Крупная проблема, Аринка. И я не знаю, как её решить.
– Какая? – убрав руки, я посмотрела на женщину и охнула, увидев в её руках свои кроссовки.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги