Лавка Сновидца

Глава 4

– Вот ты до чего его довёл!

Я не понял, к кому относилась мамина фраза: к отцу, который неподвижно лежал на больничной койке, чем заставил меня бежать через полгорода; или ко мне, который бежал через полгорода от фабрики конкурента, а не был рядом с отцом в лавке.

– Что случилось? – чуть отдышавшись спросил я. Как назло, лифты были заняты и пришлось бежать по лестнице. И крюка не было, чтобы быстро взлететь на несколько пролётов сразу.

Теперь ноги гудели и сердце колотилось с сумасшедшей скоростью.

– Что случилось? То, что давно должно было – лавка добила твоего отца.

Последние лет пять мама почти не общалась с мужем, хотя продолжала жить с нами в одной квартире. Утром уходила, поздно вечером возвращалась, и при любом удобном случае колола папу аргументами о необходимости избавиться от бизнеса, пока за него готовы заплатить хоть что-то.

Как она говорила: «Пока твоя машина – антиквариат. А скоро будет просто рухлядь».

Я несколько раз пытался их помирить, устраивал семейные вечера, как советовали статьи в Сети. В последний раз это закончилось тем, что мама поправила свои пышные длинные русые волосы, надела солнечные очки и со всего маху швырнула бокал в стену между мной и отцом. Несколько осколков безвольно ткнулись нам в спины.

– Хватит играть, – сказала она тогда своим низким голосом. – Добром это не кончится. Если ты этого не понимаешь, Гриша, то хотя бы на сына не взваливай.

Отец лишь пожал плечами:

– Я всегда давал ему свободу воли. Он примет решение сам. И я его поддержу.

Поэтому я и пошёл к Пинчам. Плюс Аб звал какое-то время. Зачем отказываться от возможности?

Но сейчас, несмотря ни на что, мы оба сидели рядом с ним.

– Что с Ирин и Ю? – спросил я тихонько, боясь потревожить папу.

– Твои сёстры в другом городе, планируют приехать с утра. Ирин нужно найти с кем оставить сына.

– А что с Александром? —уточнил я про мужа старшей сестры.

– Он в море, не сорваться.

Мы посидели молча. Помимо отца в шестиместной палате лежало ещё трое. Двое спали или находились в коме, а третий таращился в потолок и периодически чихал. От этого звука по палате разносилось эхо, иногда будто застревая в небольших серых тумбочках у каждой кровати.

Кроме нас, других посетителей больше не было и судя по пустым тумбочкам, на которых не было ни цветов, ни какой-то дополнительной еды, хотя бы завалявшегося банана, никто и не заходил.

Мама закрыла глаза и думала о чём-то своём. Как всегда, она то сжимала тонкие губы, то беззвучно говорила. Сегодня она надела простое, сдержанно-ярких цветов платье. На шее висел старый кулон её мамы, моей бабушки, в виде диска из полированной кости какого-то зверя. Он переливался перламутром и отражал огоньки медицинской аппаратуры. В детстве я любил с ним играть, делая то летающей тарелкой, то древним артефактом, который выкапывали на развалинах старого замка из кубиков.

Мама выглядела хорошо и лишь глубокие морщины вокруг рта выдавали возраст и напряжение. Я видел, как ей делают комплименты другие мужчины, в том числе моложе неё, и она с благодарностью их принимает. Папа тоже умеет и делает их, но на него мама не реагирует.

Сейчас отец лежал накрытый простынёй по самое горло. Из носа тянулись тонкие трубочки для подачи кислорода. В плечо под бледно-зелёную простыню уходила трубка системы с лекарствами. Рядом с изголовьем стоял ловец снов с несколькими лечебными снами. Ни один из них не был открыт.

Мой отец, Григорий Сновидец, мягкий, спокойный мужчина сорока пяти лет, скорее миловидный, чем красивый, с чуть круглым лицом и глубоко посаженными голубыми глазами, цвет которых я от него унаследовал, был моложе своей жены на четыре года. Сейчас же выглядел лет на пятнадцать старше. Короткие русые волосы в темноте казались седыми. Широкое лицо избороздили морщины, а нос казался острым, словно он собрался резать им сны. Только вот сны не шли.

– Сколько снов он уже отверг? – спросил я.

– Все до одного. – Мама открыла глаза и посмотрела на меня. Серая радужка и красная сеточка сосудов. Плакала. Незаметно.

– Это плохо?

– Плохо. Особенно для мастера снов. – Она достала из сумочки пачку сигарилл, покрутила, положила обратно. – Он делал всё для работы, а теперь её лишится.

– Ну, ты же здесь. Значит поможешь – ты же тоже мастер. На крайняк позовёшь Ю – у неё хорошо получалось. Вместе поддержите «Бурю» и всё будет тип-топ.

«Буря» – имя нашей единственной машины.

– А почему не ты? – усмехнувшись спросила мама.

– Я давно сказал отцу, что не хочу управлять лавкой, что пойду по профилю, но куда-то ещё, где меньше ге… головной боли. Тем более ты сама говорила, что бизнес нужно продать.

– Сновидцы так просто не уходят. Впрочем, как и любые мастера снов. Думаешь Пинч-младший отказался бы от машины снов?

– У него их десятки, в отличие от нас. Там есть ради чего корячиться.

Мама хотела что-то ответить, но нас перебили:

– Простите за беспокойство, – в палату заглянула сестра. – Время для посещений закончилось.

– Когда его возьмут на операцию? —спросила мама.

– Операцию? Какую операцию? – удивился я. Думал, что раз папа в палате, то всё уже позади.

– Мы надеялись утром, – чуть виновато сказала сестра. – Но поскольку он не усваивает сны, дримологи изучают варианты. Они будут держать вас в курсе.

– Мы дождёмся их решения, – спокойно, даже величественно сказала мама и вышла из палаты.

– Неужели всё так плохо? – я чувствовал себя сбитым с толку, словно неудачно приземлился после прыжка по крышам.

– Я не просто так сказала, что он при смерти.

Мы сели в зал ожидания и стали ждать решения. Хоть какого-то. Я слепо листал ленту мессенджера, в надежде увидеть что-то полезное или хотя бы интересное. Одногруппники обсуждали результаты защиты и не придётся ли пересдавать. Кто-то просил срисовать конспект для пересдачи. Кто-то слал пошлые мемасики про Лекс и других девчонок в группе. Ни Лекс, ни Аба, судя по их профилям, давно не было в сети.

Ну да, нормальные люди после тяжёлого дня проводят время в барах, кафе или на альпинисткой стенке, на крайняк с родственниками, обсуждая что-то совершенно не важное. Хотя, постойте…

Я посмотрел на маму. Она словно впала в спячку и лишь изредка жевала губами.

– Мам, – тихо-тихо позвал я. В помещении шуршал аппарат по выдаче кофе и бутербродов, раз в пять минут включался кондиционер, чтобы через минуту выключиться. Иногда туда-сюда ходили работники больницы. Вроде тихо, но мой голос затерялся в этом шёпоте непривычной жизни. Я вздохнул и закрыл глаза. Почему я здесь? Усмехнулся сам себе и открыл. Мама не мигая смотрела на меня.

– Ты улыбаешься, как твой отец. – Она покачала головой.

– А что у меня от тебя? – с вызовом спросил я. – Желание жить своей жизнью?

Она опустила голову и неловко поправила причёску.

– У тебя бабушкина память и внимание к деталям, зачастую никому не нужным.

– Так себе наследство, – поморщился я.

– Зато очень помогает сбить спесь с придурков, которые с начала говорят, а потом думают. Или доказать упрямым баранам, что повторение их же неуспешного эксперимента спустя двадцать лет вряд ли даст новый результат.

– Отец всегда любил эксперименты. Только делился ими редко.

– Это моя вина. —Мама грустно улыбнулась. – После нескольких попыток и моих разносов, он закрылся и перестал делиться мыслями. Хотя, вообще-то, я говорила про твоего деда. Он как-то задумал…

В комнату вошёл врач-дримолог и мама прервала себя на полуслове.

– Мы поработали с вашим мужем. Состояние стабильно-критическое. Но нам удалось вживить крошечный сон в одну из дальних зон сознания. Такое ощущение, что остальные части личности впали в летаргию, мозг практически не работает. При этом остальные функции тела в норме.

– Он – овощ? – с хриплым надрывом спросила мама.

– Что ты такое говоришь? – обнял я её.

– Нет, – строго ответил врач. – пока, по крайней мере точно. Я созвал консилиум, ситуация нетипичная.

– В чём причина его состояния? – уточнил я.

– Если бы мы знали, – пожал плечами дримолог. – Он вызвал помощь сам, но когда скорая приехала, команду встречали его коллеги. Как сказала бригада, работники компании были в ужасе, он был похож на зомби, а потом упал прямо в коридоре.

– Если вы не знаете что с ним, как вы будете его лечить? – возмутился я. Мама положила мне руку на плечо, но в её взгляде я прочитал не призыв к спокойствию, а поддержку.

– Поэтому и нужен консилиум, – чуть повысил голос врач. – К тому же медицина, в отличие от мастеров сна, не стоит на месте. Появляются новые технологии.

– И стоят они, наверное, тоже по-новому, – не удержался я.

– И оборудование есть не в каждой больнице, – закивал врач и тут же поправил себя: – Эти вопросы я предлагаю обсудить после консилиума.

– Каковы шансы? – перевела тему мама, прекрасно зная семейную ситуацию с финансами.

– Не стану загадывать, но если учитывать все обстоятельства – они невелики. Радует лишь то, что он сам видимо не сдаётся и борется теми силами, что у него есть. Но времени немного, поэтому я пойду.

Врач ушёл, а мы сели на неудобные стулья. Меня беспокоило то, что отца вернут в общую палату, не говоря о том, что нужное лечение наверняка обойдётся в круглую сумму. Плюс фраза про «оборудование».

Я вздохнул и снова взял в руки телефон.

«Аб, прости за позднее. Можем поговорить?»

Я не надеялся на ответ в два часа ночи, ведь даже в учебном чате всё затихло. Но друг не подвёл: через минуту профиль загорелся активным зелёным:

«Ну и времечко. Звони».

Я ткнул вызов.

– Привет, прости, что так поздно. Как отец?

– Да, норм. Я час назад вернулся домой, – зевая ответил Абрафо. – Отцу прописали восстановление, лёгкую диету и, не поверишь, физические нагрузки. А ещё, оздоровительный сон, причём рекомендовали сны производства твоего отца!

Я вспомнил оставленную пахнущую воском коробочку на ловце снов.

– Кстати, насчёт отца. Моего отца.

– Что-то случилось? – голос Абрафо изменился, он явно проснулся.

– Да. Он, – я посмотрел на маму. Та уставилась невидящим взором в стену и не слышала, что происходит вокруг. – Он заболел. Тяжело. Не знают, что это. При смерти.

– Шансы есть? Что нужно?

– Ждёт ответа. Вроде как есть какое-то лечение на новом оборудовании.

– Понял, – коротко ответил Аб. – Я перезвоню.

И он сбросил.

Я медленно опустил трубку и посмотрел на экран. Абрафо снова был «вне сети». Хотя, ничего удивительного. Он и так много сделал для меня, сына конкурента, пусть и друга. А тут речь пошла даже в первом приближении о совсем немалых деньгах. Плюс его отец тоже болеет. Да и я, молодец, додумался звонить посреди ночи.

А кому ещё? Лекс? Она явно бы послала меня подальше ещё на подходе. Да и денег бы мне точно не дала – пока не закончит учёбу, деньги семьи, и так небольшие, ей недоступны – я сам покупал ей часть оборудования.

Глаза щипало и я резко встал, прошёлся по залу ожидания, изучил содержимое вендиго-автоматов. Здесь были газировка, бутерброды, короткие сны, чтобы взбодриться на быстрой фазе.

– Не бери здесь ничего.

От неожиданности я уронил монетку, что думал вставить в автомат. Я всё не мог привыкнуть к хриплому голосу мамы.

– Даже воды? – я поднял монетку с пола.

– Не трогай сны. Ширпотреб. Причём неуместный. Кто додумался в больницу ставить «Лёгкую прогулку»? – Она ткнула пальцем в стекло. На полочке лежала шафраново-жёлтая коробочка из картона с дорожкой из рельефной плитки.

– Лёгкое, отвлекает, даёт силы? – пожал я в ответ плечами. —А что бы ты поставила?

Мама наклонила голову, словно вглядываясь в холст. По лицу скользнула саркастическая улыбка.

– Здесь нужны «Храм тишины», что-то вроде «Вершины» для воли и, конечно, «Шалфей».

– Себя не похвалишь, никто не похвалит.

– Что делать, если лечебного сна лучше нас никто не придумал.

Я смотрел на неё и не мог оторваться. Мама на мгновение стала такой, какой я её помнил в детстве. Когда она смеялась шуткам отца, подтрунивала надо мной, и при этом готовила невесомый воздушный сырный пирог.

– А как это – создавать новые сны?

– Тяжело. Невыносимо тяжело, – неожиданно ответила она. – Словно нужно сменить свою реальность, законы физики, которой подчиняются твои тело и сознание. Но как только поймёшь как, дальше начинается полёт, лёгкость и путешествие за край. Путешествие, из которого не хочется возвращаться.

– Почему же вернулась?

– Вы держали. Сыну и дочкам нужна была мать. А мужу —муза.

– Что изменилось? – я незаметно для себя вытянул шею и тотчас втянул обратно.

– Вы выросли. А муж… муж сделал то, чего я от него совсем не ожидала.

Она замолчала и снова погрузилась в бессловесную бездну. А я задумался, что мог сделать отец. Самое очевидное лежало на поверхности: другая муза, в смысле, женщина. А когда мать узнала и практически перестала с ним общаться, он начал чрезмерно заботиться обо мне, гиперкомпенсируя потерю.

И всё же она не ушла и находится здесь, несмотря на такое. Я обнял маму и отвёл к стульям, после чего налил пару стаканчиков травяного чая.

Завибрировал телефон.

– Уснул, что ли? – возмутился Абрафо.

– Только чаю налил, какой сон, – сердце в груди больно застучало.

– Я поговорил с отцом, он дал все указания.

Я молчал в трубку, ни в силах что-то сказать. Абрафо понял это по-своему.

– Успокойся. Твоего отца переведут в нормальную палату, а затем сделают всё, что нужно. Оборудования на месте нет, но его уже заказали, должны скоро перевезти к вам. Так что сосредоточься и помоги матери. Да, мне сказали, что она с тобой. Передавай ей привет от меня. А ещё её сестра зовёт в гости. – И прежде, чем положить трубку, добавил: – И да, завтра на работу не надо.

Я деревянно поблагодарил и нажал отбой.

– Всё в порядке? – спросила мама.

– Вполне, – ответил я и рассказал про решение Абрафо по поводу лечения отца. – А ещё тебе привет от сестры. Зовёт в гости.

В следующую секунду стаканчик с недопитым чаем полетел в стену.

То, что у моей мамы и мамы Абрафо отношения напряжённые я догадывался, но не настолько же!

– Мелкая плутовка! – сестра мамы, тетя Валенсия Пинч, была младшей в семье. – Когда всё хорошо, фиг напишет. А стоило пойти наперекосяк – сразу в гости.

– Может она пытается помочь и сопереживает? – я постарался оправдать тётю.

– Если только сопережёвывает! Питается чужой болью и страданием. Небось и мужа подговорила помочь нам, чтобы насладиться нашей беспомощностью.

Мама замолкла. Она глубоко и резко дышала, не в силах успокоиться. Волосы растрепались и она провела рукой по ним, словно убаюкивая их. Или саму себя.

Я сел рядом и обнял, уткнувшись лбом в плечо. Вдруг мне стало совершенно спокойно и легко, как в детстве. От неё пахло тонкой ноткой шалфея и мёда. И, конечно, снами. Она всегда делала их всей семье. Пока мы с сёстрами их не переросли.

Через пару часов пришёл врач и сообщил, что консилиум состоялся. Благодарил, что организовали доставку нового оборудования – оно очень пригодится больнице и в благодарность за это отца обслужат на нём первым и уже перевели в палату повышенного комфорта.

– Молодой человек, ваше отношение к отцу и забота о нём многого стоит, – врач крепко сжал мою ладонь и сильно её потряс. Видимо Абрафо действовал от моего имени. – Мы потом всё вам подробно покажем и расскажем.

Когда я вернулся домой и рухнул в кровать, я написал лишь одно:

«Спасибо».

«Сочтёмся :D»

Следующий день прошёл в бытовой суете. Мне мешало больное плечо, но я старался помогать маме по дому: готовить места для сестёр, которые спешили в родное гнездо. Также пришлось пару раз смотаться в больницу, отвезти вещи и личные лекарства – неожиданно оказалось, что у отца их целая горсть на каждый день.

Несмотря на всю подготовку, день всё равно преподнёс сюрпризы: первой появилась Норна, средняя сестра. А я для неё даже не постелил постель! Дело в том, что она ушла из дома в шестнадцать лет, несколько лет пропадала неизвестно где, потом вернулась в город, но жила своей независимой жизнью. Я её не видел года два и не ждал появления.

Тряхнув крашенными в чёрный цвет волосами, она крепко обняла меня, потом внимательно изучила, хмыкнула чему-то своему:

– Не переживай. Худшее ещё впереди, – и пошла на кухню, шуршать в холодильнике.

Ирин и Ю приехали вместе: видимо младшая Юлиана встретила старшую с поезда и привезла на машине. Ирин после родов слегка распухла, но её грива светло-русых, как у меня, волос всё ещё смотрелась шикарно. Мы с ней были парой противоположностей: девочка-мальчик, старшая-младший, но при этом внешне мы походили друг на друга больше всех.

– Демон, тебе нужно щёчки отрастить – и будешь походить на её сыночка, – держа в руках крекеры, сказала Норна и пошла в большую комнату и единственному дивану, который был не занят.

– Не обращай внимание, – обняла меня Ю, вжимая свой носик мне в плечо. Она всё ещё была старше, но вполне могла сойти за тонкую маленькую сестрёнку, которую нужно всеми силами защищать. Даже короткая мальчишеская стрижка не убирала её миловидность – она походила на маму в молодости, судя по фотографиям.

Мама пришла чуть позже, рассказала общие новости о состоянии отца и принялась колдовать на кухне. У меня случился приступ дежавю: вся семья в сборе, все припаханы к работе и даже отстранённая Норна одной рукой листает ленту в чёрном телефоне с черепом на чехле, а второй – мешает жидкое тесто для блинчиков.

Я же, как всегда, между всеми: «подержи-подай-принеси», а также «залезь-повыше-не-упади-ох-зачем-столько-в-этой-кастрюле».

Под вечер, еле держась на ногах, я написал другу:

«Как у тебя? Мне кажется, что я сейчас сдохну. Столько дел, людей. И все спрашивают, какие у меня планы».

«У меня также. Отец решил вдруг отдохнуть и вообще игнорирует всех, в том числе меня. Спихнул на меня всю фабрику, представляешь?!»

«И как оно?» – меня прошиб жгучий интерес.

«Тебе и не снилось! :D А если серьёзно – непросто. Но вроде справляюсь. От сделки до сих пор мурашки по коже бегают».

«Круто! Завидую тебе».

«Чего бы? Ты же против управления фабрикой? К тому же тебе проще – у тебя одна машина, считай никаких проблем».

Я нахмурился и застучал по экрану телефона:

«В том-то и дело: толку-то от одной? Представляешь как было бы круто присоединить её к общей сети. Говорят у старых машин от этого повышается эффективность».

Абрафо почти целую минуту не отвечал, после чего прислал сообщение:

«Слушай, а это идея. Я сейчас уточню один момент».

Абрафо ушёл, а я перевернулся на спину и раскинул руки на кровати. Раздеваться совсем не хотелось. За дверью было слышно, как гремит посудой старшая сестра, а младшая Ю говорит с кем-то по телефону:

– Нет, я не приеду. Представляешь?! У меня есть и другие дела, – тишина, слушает ответ. – Ну и хорошо. Ну и поговорили. Пока.

После чего смех Норны:

– Я же говорила, что он дурак. А ты не верила. Теперь поверишь? – И снова смех, но уже всех троих.

Зазвонил телефон – Аб.

– Слушай, я тут переговорил с отцом, – его голос звучал возбуждённо. —Я рассказал про твою идею объединения. А он предложил крутую тему! Я же правильно помню, что ты не хочешь заниматься бизнесом, да?

Вежливый сарказм, ага.

– Что-то вроде того, – чуть настороженно ответил я.

– Короче, смотри, – Аб был необычайно рад. – Отец предлагает такой вариант: мы перевозим и ставим твою машину к нам, подключаем к сети, начинаем работу и… – Он сделал паузу.

– И-и-и? – не выдержал я.

– И ты получаешь долю в бизнесе! – почти выкрикнул Абрафо. – Пока миноритарную, но всё же. Плюс должность по выбору. Кроме директора, – смеётся. – Станешь со-инвестором и вперёд! Оперативка на нас. Звучит, да?

Звучит. Очень даже звучит. Я почувствовал, как вспотели ладони.

– Договор? Сроки?

– Да хоть завтра. Отцу твоя идея понравилась. А после того, в кабинете, он тебе доверяет. Ну что, завтра сделаем?

Я сел на кровати, постарался собрать мысли в кучку.

– Слушай, но ведь это машина отца.

– Понятное дело! Никто же ничего не говорит. Но ты единственный наследник. Он в коме или около того. Деньги на лечение и восстановление в какой-то момент всё равно понадобятся. Тем более зная твоего отца, как только он придёт в себя, он откажется от нашей помощи.

Верно. Откажется. И работать не сможет, по крайней мере сразу. Сёстры и мама помогут, но опорой в семье должен быть мужчина. А после него следующий я.

– Хорошо. Давай. Завтра. Нужно ловить момент.

– Отлично! – Аб ликовал. – Завтра подскочу к тебе в лавку.

– В лавку?

– Договор по машинам подписывают только в присутствии машин. Ты запомнил про эмоции, но забыл про договоры?

Я неловко помолчал в трубку под смех друга.

– Ладно, до завтра. После подписи – с меня обед!

Он попрощался и положил трубку. А я всё-таки разделся, покрутил в руках коробочку со сном родителей, убрал в сторону и выключил свет.

Завтра мне понадобиться чистая голова без чужого вмешательства. Даже если оно во благо.

Нужно принять решение. И от этого было очень и очень страшно.

Глава 5

– Мы точно туда пришли? – шутка Абрафо повисла в грязном воздухе старого промышленного района.

Нет ничего страшнее разрухи. Она незаметно растёт, раскидывает свои щупальца, затаскивает в свои сети дома, улицы… Людей. И вдруг то, что ещё вчера сверкало и манило богатством и силой, превращается в пыльное, полуживое существо, тянущее к тебе свои костлявые пальцы.

Именно такое ощущение я испытал, когда подошёл к дому номер пять дробь семь на Летней улице. Над мрачным входом висела выцветшая табличка, созданная ещё моим прадедом: «Лавка Сновидца». Лавка, что когда-то занимала всю улицу, весь производственный комплекс. Не только «дробь семь», но всё от «дробь один» до «дробь десять». Само здание было построено вокруг нашей машины! Тогда прадеду это казалось смешным: назвать процветающее производство обычной лавкой. Типа домашний подход, как настой снов от родной бабушки.

Похихикал предок, не зная, куда это всё приведёт.

– Ты, конечно, жаловался, что бизнес не в форме, но я не думал, что настолько буквально, – протянул Абрафо, прикрывая козырьком кепки глаза от восходящего солнца.

– А ты думал, что я просто так хочу устроиться на работу? Или думал к тебе подмазываюсь, потому что ты такой красивый? – постарался я отшутиться и Аб хмыкнул, поправляя сумку с документами.

Я старался не подать виду, но увиденное меня потрясло. Мы припёрлись в адски-ранние семь утра и я зевал всю дорогу. Но сейчас сон просто сдуло. Казалось, что лавку разграбили, причём лет десять назад. Впрочем, как и всю улицу – везде, на дороге и тротуарах, валялся строительный мусор. У следующего подъезда «дробь девять» стояла ржавая тележка из магазина, а под ней спал бомж в ярко-красной кепке. Большинство окон по улице были забиты досками и деревянными щитами и только наше грязным подслеповатым глазом пялилось на прохожих.

– Что ж, давай не будем медлить, – фальшиво бодро сказал я и повёл друга к зданию.

Одноэтажное промышленное здание из красного кирпича высотой два стандартных жилых. Нависающая полукруглая крыша над бывшими промышленными цехами. Обсыпавшиеся серые барельефы рабочих на фронтоне, плохо скрывающие под собой потёртый временем кирпич. Дырявая труба водостока, больше похожая на тощего кривого торчка, замершего в момент ломки.

Главное теперь, чтобы Абрафо, глядя на эту разруху, не передумал.

– Так, открываем и заходим. – Я зазвенел ключами от входной двери.

Они всегда висели на крючке в моей комнате. Их не прятали, не обещали «за хорошее поведение». Дверь для меня всегда было открыта. Видимо отец надеялся, что когда-нибудь я сам приду в лавку. Пришёл. Внутри кольнуло, но я постарался заглушить эту тонкую боль.

С трудом нашёл выключатель справа от двери. Мне казалось, что он находился выше, но видимо в последний раз я включал свет будучи подростком на полголовы ниже. Хрустнула пластиковая кнопка и желтоватый свет залил Лавку. Входная часть помещения была оформлена как небольшой торговый зал старинной лавки: витрины для товаров, широкая деревянная стойка, до сих пор блестящая лаком. Под потолком висели витиеватые, тяжёлые старомодные люстры. Казалось, что сейчас откуда-то выпадут прабабушкины панталоны и кто-то потребует коня.

Но потребовали объяснений:

– Кто там припёрся? – хрип умирающего от перерезанного горла раздался из тёмного прохода, а через мгновение показался и владелец ужасного звука. – Решили проблем заработать?