– Три недели без подружки огорчат кого угодно, – ухмыльнулся молодой человек, имея в виду тяжелый бокс под руками.
Но его помощница, очевидно, поняла слова иначе, потому что вдруг залилась явной краской смущения и опустила взгляд карих бархатных глаз в пол. Пожав плечами, Дениэл принялся прикручивать агрегат на место, осознав, что железо ему понимать гораздо проще, чем витиеватые мысли подростка. Он поглядывал вполглаза на застывшую покрасневшую малышку, но покорно ждал, пока она сама выйдет из эмоциональной комы, усердно делая вид, что занят делом и не замечает ее конфуза.
Вскоре так и случилось. Алекса вернулась к «Куперу» и все же отважилась обсудить вопрос, который ее так волновал.
– Как можно отметить свой день рождения? – Спросила она тихо.
Дениэл отвлекся от грязного дела и, потерев лоб тыльной стороной руки, крепко задумался, что можно сказать малышке в ответ. Блекджек и ночной клуб отпадали сразу, кроху даже на порог заведений не пустят. Но и розовая вечеринка с единорогами и карамельками тоже не подходила по возрасту.
– А как бы ты хотела? – Выкрутился водитель.
– Я хотела съездить в парк, – всплеснула руками Алекса и снова смутилась.
Ей почему-то очень сложно было разговаривать о себе, проявлять эмоции. Дениэл смотрел на подругу с некой заботой и непониманием, чем так измученна дочка богатого папы. Мимолетное желание решить прямо сейчас все ее проблемы разбилось об мысль, что он ей все же не отец.
– В Сан-Франциско не один десяток парков. А «Голден Гейт» вообще переплюнет их всех вместе взятых. Не вижу проблемы, – фыркнул он, пытаясь поддержать девчонку, но та лишь погрустнела еще больше: похоже, проблема была не в наличии парков. – На Коламбус-авеню есть потрясающее кафе «Синий слон». Очень приятное место для праздничного ужина, тебе бы понравилось там.
– Может быть когда-нибудь, – печально улыбнулась девушка и, вздохнув глубоко, заглянула в недра разинутой пасти «Купера». – Не хочу больше думать об этом, уж лучше заняться делом!
Усмехнувшись, он лишь согласился с выводом. Если не можешь решить проблему, какой смысл о ней мозговать? Оказалось, у рослого мужчины и девчонки-подростка могли быть одинаковые умозаключения. В последующем, он эту фразу будет пытаться прикладывать ко многим своим проблемам и неувязкам, что сохранит ему львиную долю хладнокровия в некоторых ситуациях.
День в приятной компании довольно быстро перевалил за свою половину и склонился к вечеру. Закатное солнце подкрашивало кроны акаций, раскинувшихся в зеленой зоне палисадника, протискиваясь через узкий проход между крылом дома и гаражным строением. Они забыли про обед и мобильный телефон, поэтому вскоре их единение нарушили, однако весьма мягко.
– Вам скоро можно будет открывать мастерскую по ремонту автомобилей, – усмехнулся мистер Траст, приближаясь к друзьям. – Светло у вас тут!
Он пробежал глазами по лампам и проводам и снова вернулся к перемазанным смазкой слесарям, лучезарно улыбаясь. Алекса вторила ему яркой душевной улыбкой. Отец и дочь так проникновенно одаривали счастливыми взглядами друг друга, что Дениэл почувствовал себя лишним в их компании, как раз тем, кто огромными ручищами рушит семейную идиллию. Стараясь тихонько продолжать свою работу, дабы не спугнуть момент, он, конечно же, уронил один из гаечных ключей на бетонный пол, и тот сгромыхал с оглушительным звоном, отразившимся от стен еще сотней упавших железок. Его спутники разъединили зрительный контакт и с интересом оценили источник звука, однако, наткнувшись на сконфуженный вид шофера, снова вернулись друг к другу.
– Мама переживала, что ты не пообедала и попросила проведать тебя, – доложил глава семьи.
Девчонка виновато подняла бровки и обвела пространство черными руками, словно извиняясь. Мистер Траст мягко усмехнулся и прижал к себе бунтарку за плечи. Никогда в жизни Дениэл не видел такой нежности и любви от начальника: он не только покрывал малышку теплым одеялом заботы, но и питал ее какими-то только им двоим понятными эмоциями, отчего даже молчание между ними казалось интимным. В этот момент жгуче хотелось остаться и досмотреть сцену до конца одновременно с желанием провалиться сквозь землю, чтобы не мешать.
– Скажу ей, что вы перекусили здесь, – кивнул им гость и вышел вон, по традиции, не прощаясь.
Снова залившись краской, Алекса перевела взгляд на своего брата по оружию, продемонстрировав готовность продолжать.
– У тебя просто замечательный отец, – не сдержался Дениэл от комментариев.
– Я знаю, – улыбнулась собеседница.
Они не заметили, как на улице стемнело. Теплый майский вечер окутал двор сизой дымкой, которая, сгущаясь, стала протягивать друзьям свои лапы в раскрытые ворота гаража. Она тщетно пыталась поглотить лампы дневного освещения, когда возле выезда с легким хрустом электричества зажглись фонари, прогнав незваную гостью вовсе.
– Не откручивается, – выдохнул Дениэл, измучавшись с неподатливой деталью. – Придется срезать болт, но это уже в следующий раз, а то поздно.
– Дальше работаем по графику? – Уточнила Алекса.
– Да, в следующую субботу в десять утра, – кивнул подельник и тоже улыбнулся.
Несколько раз обернувшись, девушка вышла из гаража, оставив его наедине с металлическим другом. Он окинул заботливым взглядом автомобиль и принялся отмывать руки растворителем, тщательно оттирая въевшееся масло, заодно обдумывая, какие детали потребуется заказать.
Кроме того, чтобы срезать болт, необходимо было найти болгарку, коей на полках с инструментом он не наблюдал. Возможно, у Луи есть нечто подобное? Да, пожалуй, в дом охраны он и направится, как только наведет порядок на руках и в гараже.
23
Сладкий аромат ванили разлился по кухне, обещая на ужин приятный десерт. Накинув на руки прихватки, Лиз выудила из духовки поднос с ароматными «язычками» и принялась наносить на них слой тягучего сиропа. Совсем скоро она ожидала в гости свою подругу, которая часто звонила, но наведывалась в ее дом на Иннер Парксайд теперь гораздо реже после разговора о новогодней елке. Конечно же, она оправдывалась обилием дел и забот, но недоговоренность в отношениях все же чувствовалась, словно теперь они общались через окошко в бетонной стене.
Не сильно переживая по этому поводу, Лиз принимала общение с ней в том виде, в котором оно было. Ей просто нравилось готовить для Мелани угощение, усаживать за свой стол и делиться событиями из жизни. Этого уже было достаточно, чтобы скрасить пустую кухню, поэтому девушка заботливо расставила по залитой теплым майским солнцем скатерти посуду и, довольная, уселась резать овощи для салата.
Совсем скоро мелодичный звонок оповестил, что неплохо было бы открыть гостье дверь. Воздушная, в летящем шифоновом платье баклажанного цвета с мелкими светлыми завитушками, она ворвалась в ее кухню глотком свежего воздуха и напомнила, что лето не за горами, а Лиз снова не видит разницы между временами года.
– Ты прекрасно выглядишь! – Восхитилась хозяйка дома, разглядывая со всех сторон подругу.
– Это все моя коллекция, – сообщила та, очаровательно улыбаясь. – Наполняет позитивом.
Пока угощение перебиралось с плиты в тарелки, Мелани открыла на смартфоне отсканированные Джулией файлы и продемонстрировала свое искусство.
– Какая же красота! – Воскликнула Лиз, пролистывая картинки. – Как можно будет приобрести такие штучки?
– Честно говоря, я пока не думала о заказах и сбыте. Они все для Парижской выставки и стоят каждая – целое состояние, – важно проговорила гостья.
Однако для Лиз «целое состояние» оказалось слишком расплывчатым ответом, и настырная девушка выпытала примерную стоимость некоторых изделий, после чего, изумленно присвистнув, вернула телефон хозяйке.
– За такую цену я бы не стала носить, прости, – усмехнулась она, преодолев шок от полученной информации.
– Да, их не каждый может себе позволить, – согласилась Мелани.
Наконец, хлопоты перед ужином подошли к концу, и владелица домика уселась на стул напротив подруги, поджав под себя одну ногу. Вальяжность и статность гостьи, явно гордящейся своими эскизами и жизнью в целом, настолько контрастно смотрелись с ее весельем, граничащим с сарказмом, что Лиз рассмеялась над комичностью ситуации. Они оказались из разных эпох, разных миров: возвышенная с королевской осанкой Мелани Траст и она, запакованная в трикотажные спортивные штаны светло-серых тонов, с наспех заколотым пучком волос на голове, расслабленная и домашняя. И все же мисс Харви была рада ее компании.
– Да тут даже дело не в «позволить себе», а в том, как их носить! Куда? – Поинтересовалась она, искренне недоумевая. – На светский вечер с двумя охранниками по бокам? Или дома? Не мое это, в общем.
Небрежный тон девушки вызвал очень неоднозначную реакцию собеседницы: легкий огонек несогласия быстро угас в ее зеленых глазах и сменился смиренным отчаянием. Погрустнев, она осунулась, и цветущая весна ушла из Мелани, оставив лишь намек на себя в виде пестрого фиолетового платья. Закатное солнце, льющее в панорамное окно кухни мягкий свет, подчеркивало теперь каждую складочку на ее лице, хотя до этого играло противоположную роль, мягко мерцая на тонко наложенном макияже.
– Прости, я не хотела тебя расстраивать, – произнесла Лиз, участливо прикоснувшись к ее плечу.
– Нет-нет, ты права, – покачала головой женщина. – Я вспомнила, что на прошлый день рождения подарила Алексе ненужную ей диадему, которая, по-моему, даже из коробочки ни разу не доставалась за этот год. Я плохая мать.
– И ничего ты не плохая, – возмутилась Элизабет. – Разве мать измеряется подарками? Мама – теплая и душевная, искренняя и добрая, ей нипочем правила и принципы на фоне собственных детей; мама всегда поймет, поддержит и утешит, мудро подскажет выход из любой ситуации, а счастью дочери будет радоваться больше, чем своему. Это все в тебе есть с лихвой!
С каждой репликой глаза гостьи становились все шире, плечи опускались все ниже, а взгляд теперь совсем потух и стал затравленным, словно ее загнали в угол. Мелани положила вилку на стол и прикрыла глаза, словно собираясь с мыслями. И сидела так довольно долго, пока растерянная приятельница пыталась до нее достучаться разными фразами. Наконец, она глубоко вздохнула и выпустила в белоснежный потолок кухни тонкую струйку воздуха, словно задувая свечу.
– Я плохая мать, – повторила она тихо, тут же замахав руками на попытки Лиз утешить ее, и та притихла. – Мне сложно признавать, что Алекса растет. Мне кажется, я отношусь к ней, будто ей до сих пор восемь: решаю за нее, что она будет есть, что носить, чем заниматься… Ничего, из того, что ты перечислила, во мне нет. Я даже не знаю, каково это – быть такой мифической мамой, потому что и моя мать, и мать моей матери – другие.
Сердце сжалось в тисках тоски от картины за столом. Мелани не плакала, она просто казалась разбитой на мельчайшие кусочки, опустошенной, вымученной. Даже солнце стало светить вполсилы на этот грустный мир, проваливаясь за горизонт.
– Послушай, но ведь еще не поздно! – Попыталась поддержать ее девушка. – Сколько лет твоей дочке?
– Шестнадцать через две недели, – понуро сообщила родительница.
– Попробуй узнать ее заново, – посоветовала Лиз. – У нее сейчас не самый легкий период: скоро окончание школы, выбор университета и специальности, мальчишки, первая любовь. Это все очень сложно для девочки, ей как никогда нужна мама. Поговори с ней. Чем живет, чем интересуется?
