Ракетчик звездной войны

Глава 3

Репагулюм[8]

– Смотрим сюда, – сказал краснолицый генерал-лейтенант по фамилии Нечипоренко и постучал мелом по доске.

Все собравшиеся в институтском «красном уголке» заскрипели стульями и вытянули шеи. Кое-кто, из самых старательных, пристраивал тетрадки на коленях, готовясь конспектировать.

Кузьмичев занял место во втором ряду, рядом примостился Марк Виштальский, дальше сидел его дядя, Трофим Иванович Воронин, научный руководитель всего проекта, а с краю притулился Лядов Отто Янович – особист.

Воронин и Лядов были погодки, но как же резко отличила их жизнь! Трофим Иваныч сразу располагал к себе неприкрытым интересом к собеседнику, старомодной учтивостью и благожелательной улыбкой. Был он весь толстенький, кругленький, уютный и румяный. На его широком лице терялись очки в тонкой серебряной оправе, напоминая чеховское пенсне. Короткая боксерская стрижка не прятала седины, а большие уши были плотно прижаты к шишковатой голове. Ото всей фигуры Воронина веяло доброй силой, маленькие глазки, цепкие и хваткие, всегда светились великим умом и не слабым юмором.

Лядов был совсем иным – жестким, сухим, длинным, как жердь.

За глаза его прозывали «три метра сухой дранки», но посмеиваться над Отто Яновичем, даже в своей компании, опасались – тот совершенно не понимал шуток.

Он всегда был подозрителен и всякого нового человека исследовал на предмет благонадежности. Хотя назвать Лядова тупым чекистом, способным только кровь пускать врагам народа, тоже было нельзя – Отто Янович был умен, даже слишком, но разумение его отдавало холодом и бесчувственностью уэллсовского марсианина. Этот человек был способен увести на допрос собственную жену, если таковая проявит нелояльность к советской власти, и, что весьма вероятно, будет удовлетворен, когда бедная женщина ответит «по всей строгости закона».

Было неприятно иметь рядом такого соседа, но Кузьмичев терпел – Восток приучил не замечать суетности. Как говаривал его святейшество Ка Кху, настоятель буддистского монастыря и учитель тогдашнего майора-ракетчика: «В середке земных помышлений всегда скрыта тщета…»

– Вот гиперканальная станция, – Нечипоренко прочертил мелом горизонталь, изображавшую земную поверхность, и нарисовал что-то вроде диванной пружины. – Установка имеет высоту приблизительно полста метров… – полковник отметил размер. – И диаметр в двести метров. Именно таков будет и поперечник устья гиперканала, куда мы станем сбрасывать «Реактавры»[9]. Сразу хочу заметить, что парашютные системы, применяемые у нас, не те, что уже приняты на вооружение, а экспериментальные. Опасно ли это? Нет, не опасно. Хотя бы потому, что опытные «Реактавры» устанавливаются на каждую единицу техники в двойном комплекте. И, если вдруг не сработает одна, можно будет прямо из кабины задействовать запасную. Во-от… «Антеи» будут взлетать с аэродрома рядом с Шахуньей и кружить, ожидая включения Д-установки и вывода ее на режим. И тогда сразу приступаем к сбросу! Подходим уступом и работаем по очереди. Тут главное не только попасть «в дырочку», но и успеть – гиперканал будет открыт не менее минуты, но и не более двух. Так, профессор?

Воронин грузно поднялся и улыбнулся как ясно солнышко.

– Именно, Сергей Иванович, – прожурчал он, – именно! Мы будем постоянно вести отсчет, посекундно, чтобы вам было легче ориентироваться по времени. В течение полутора минут нужно будет сбросить все машины и грузы, и очень желательно уложиться в интервал.

– Вот так! – увесисто сказал Нечипоренко. – Вопросы будут?

– У меня вопрос, – подняла руку Аллочка Миньковская, очень хорошенький младший научный сотрудник. – А когда же начнут людей забрасывать? Когда мы отправимся… туда? Кстати, а куда именно, можно узнать?

Трофим Иваныч стал подниматься, но тут встал академик Луценко, с отеческой улыбкой усаживая профессора на место. Склонившись к седому генералу, занявшему место в первом ряду, он спросил что-то неслышное, кивнул и выпрямился.

– Значит, так… – начал весомо ВРИО. – Мы тут посовещались с товарищами, доложили наверх и нас поддержали – отправка персонала инопланетной базы будет приурочена к шестьдесят пятой годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Ура, товарищи!

Луценко захлопал, его поддержал Лядов. Жидкие хлопки донеслись с мест – люди, военные и ученые, сидели в растерянности.

– Позвольте! – вскочил Воронин. – Как это – к седьмому ноября? Да вы что? Мы не можем отправлять людей раньше весны! Никак не можем! Совершенно не исследовано такое явление, как легенные помехи. Не закончены медицинские опыты. Да мы понятия не имеем, как воздействует на психику погружение в гиперпространство, как оно влияет на человеческий организм! Вы что?!

– Народ нас не поймет, – внушительно проговорил Луценко, – если мы задержимся с отправкой и не сделаем подарок Родине к празднику Великого Октября, понима-ашь!

– Но… – беспомощно вякнул Воронин.

Генерал-полковник Лоскутов развернулся к нему.

– Скажите, профессор, – величественно произнес он, – технически отправка персонала базы возможна?

– Да, но…

Лоскутов поднял руку, осаживая старого ученого.

– Клетки с собаками и шимпанзе опускались на вертолетах в устье канала?

– Опускались… – обреченно вздохнул Воронин, понимая, что его голос «против» засчитан не будет – все уже решено «в соответствующих инстанциях».

– Выявлена была патология? – напирал Лоскутов и сам же ответил: – Нет, не была! Разумеется, отправлены будут исключительно добровольцы и – строго-обязательно! – в спецкостюмах, дабы не подхватить инопланетный вирус. Всего решено отправить пятьдесят шесть человек, уже отобранных специальной комиссией Минобороны. К сбросу готовятся пять боевых машин десанта, восемь жилых балков и шесть служебных – лабораторный, медицинский, бытовой и так далее. Зенитные самоходки «Шилка» облегченного типа, бочки с ГСМ и ЗРК «Двина» будут сброшены сегодня, в шестнадцать нуль-нуль…

– Можно? – поднял руку маленький, незаметный человечек в строгом черном костюме.

– Конечно, конечно, Вячеслав Владимирович! – засуетился Луценко и торжественно объявил: – Слово предоставляется члену ЦК КПСС товарищу Виноградову!

Академик похлопал, его поддержали в зале. Виноградов выбрался на трибуну, налил водички из графина, отпил чуток и, подвигав губами, словно пережевывая хлорированную жидкость, заговорил:

– Вашему проекту, товарищи, то есть, конечно же, нашему проекту, придается очень большое значение. Мы создали ракетно-ядерный щит, защищающий государство рабочих и крестьян от агрессии капиталистических стран. Теперь наша задача состоит в том, чтобы создать ракетно-ядерный меч, которым мы сможем грозить империалистам. И руководство партии очень ответственно подошло к вопросу о назначении коменданта базы – первого внеземного плацдарма СССР! К-хм… Но по порядку. Начальником научной экспедиции назначен Воронин Трофим Иванович, – Виноградов оторвался от писульки, поискал глазами профессора и кивнул ему, поздравляя с оказанием доверия.

Профессор пожал плечами: ладно, мол…

– Командиром гарнизона назначен Кузьмичев Георгий Алексеевич, полковник ракетных войск.

Марк Виштальский радостно потряс Кузьмичеву руку, а сам полковник ракетных войск все не мог оправиться от изумления.

Это надо же, а?

– Замполитом… вернее, помполитом, назначается Лядов Отто Янович.

Лядов вскочил, принимая стойку «смирно», и улыбнулся откровенно счастливой улыбкой.

– Ну а на должность коменданта базы Президиум АН СССР рекомендовал Луценко Павла Николаевича. Рад вам сообщить, что на заседании Политбюро ЦК КПСС кандидатура товарища Луценко была утверждена единогласно!

Академик-парторг вскочил. Всю его благодушность стянуло с лица – на члена ЦК таращился совершенно растерянный и перепуганный функционер.

– А я… я… невоеннообязанный… – пролепетал Луценко.

– Это ничего, – утешил его Виноградов, – под началом товарища Кузьмичева будет двадцать пять солдат и сержантов, годных к строевой службе. Справитесь, Павел Николаевич, справитесь… Вы, как старый партиец, покажете пример товарищам и членам ВЛКСМ!

Виноградов троекратно и смачно облобызал товарища по партии и сказал:

– Успехов тебе, Паша!

Луценко, пуча обессмысленные глаза и по-рыбьи хапая ртом воздух, медленно опустился на стул.

Георгий усмехнулся. По его мнению, советская власть закончилась со смертью Сталина. Почти тридцать лет прошло, и компартия выродилась. Загнивающий социализм.

Было гадостно это понимать, но Кузьмичев свыкся с крушением идеалов юности. А вот каково было прийти к таким выводам еще тогда, на Суэцком канале… Вот когда ему было по-настоящему паршиво! Бывало, тоска наваливалась така-ая…

От Великого Октября, от побед и свершений осталась одна наглядная агитация. Молодой капитан-ракетчик тогда впервые напился, залил горе…

– Товарищ Воронин, – обратился Лоскутов к ученому, – тут народ интересовался… э-э… местоположением базы. Не просветите нас?

Воронин кивнул и поднялся.

– Можете с места, – дозволило начальство.

Трофим Иваныч еще раз кивнул и принялся за объяснения:

– Не буду касаться технических деталей, – сказал он, – это материя скучная. И совершенно секретная. Итак, решено создать базу на одной из планет звезды, которая находится на расстоянии ста сорока девяти световых лет от Земли, в созвездии Лебедя. Это двойная звезда, то есть система из двух светил. Выбранная нами планета вращается вокруг главной звезды, масса которой чуть больше солнечной, а спектр – переходный от оранжевого к красному. Извините, астрономии не знаю, говорю своими словами. Еще одна звезда – сине-голубой гигант. Поэтому на той планете сначала бывает «красный» рассвет, после чего восходит голубое светило – такой вот суточный цикл, в двадцать восемь часов. Ну, пока очень трудно сказать что-либо о самой планете. Все, что нам известно, умещается в пару фраз – планета землеподобна, у нее кислородная атмосфера. На ней можно жить! Остальное покажут исследования, проведенные на месте… У меня все.

– Благодарю вас, – церемонно сказал генерал-полковник. – Ну а теперь прошу всех занять места в автобусе. Мы проедем на место и пронаблюдаем сброс вашего хозяйства, товарищ Кузьмичев.

Полковник встал и коротко поклонился. Честь имею!

Автобус прокатился по улице Ленина, нырнул под задравшийся шлагбаум и прибавил скорости на шоссе.

– Дед, – разнесся по автобусу звонкий детский голос, – а ты мне подалок пливезес-с?

Кузьмичев улыбнулся и перегнулся через спинку сиденья, за которым изящно выгибалась лебединая шейка Аллочки.

– Это чей такой младший научный сотрудник? – спросил он девушку.

Девушка улыбнулась, блеснув зубками, и приблизила к полковнику свою головку.

– Это профессорский внук, Шурик, – объяснила она. – Трофим Иваныч всех уверяет, что «Александр Сергеич» прославит советскую физику. Весь в деда!

– Как это Лядов его пропустил? – хмыкнул Кузьмичев.

– Исключительно по малолетству! Шурику еще пяти нет.

Георгий послушал громкий шепот «деда Трофима», убеждавший внучка разговаривать потише, улыбнулся и стал любоваться сразу двумя видами – Аллочкой впереди и лесными пейзажами, достойными кисти Шишкина, стелившимися за окном.

В меру худенькую девушку украшали весьма заметные выпуклости грудей, высоких и тугих вприглядку. Лес же был темен и непроницаем, как будущее.

– Подъезжаем! – обернулась к нему Алла.

Кузьмичев улыбнулся и подумал: а не приударить ли за этой симпатяшечкой?..

Автобус свернул с шоссе и закачался на грунтовке.

Лес приблизился махом, окружил со всех сторон, зашуршал по кузову метелками трав, распустил еловые лапы. И вдруг чащоба поредела, разошлась, словно занавес, открывая просторную равнину с редкими, хилыми деревцами вразброс.

А потом впереди возникло и стало расти совсем уж ни с чем не сравнимое сооружение – огромные сверкающие на солнце кольца, открытые в небо параболоидом, глубокой чашей. Ее поддерживали, выстроившись по кругу, решетчатые вышки.

– Это она! – возбужденно сказала Алла. – Гиперканальная станция!

– А Д-установка где? – проявил информированность Георгий.

– А это и есть Д-установка, это как бы синоним ГКС. Там, внизу, под кольцами Д-камер, восемь инверторов поля, их отсюда не видно просто. Я сюда как в будущее езжу! Вы только представьте – сто сорок девять светолет! По Эйнштейну не получалось, что «перепрыгнуть барьер» – это возможно, но Трофим Иваныч терпеть не может поклоняться «святому Альберту» и создал совершенно новое исчисление – репагулярное. А уж сколько мороки было, чтобы этот репагулюм одолеть технически… О-о!

Чем ближе подъезжал автобус, тем выше в небо вырывалась станция. Выполненные из красноватого металла, ее кольца были усеяны лючками, решетками радиаторов, отводами кабелей и толстых пучков разноцветных проводов, и еще чем-то, совершенно непонятным, но для науки важным. В полосатой тени установки прятались восемь конусов величиной с двухэтажный дом, выкрашенных масляной краской.

Автобус по наклонному пандусу спустился в бункер.

– Приехали! – бодро сказал Трофим Иванович.

Все вышли. Те, кто уже присутствовал на запусках, сразу поспешили к перископам, новички же не знали лучшего способа, чем топтаться на месте.

– Кузьмич! – позвал Марк. – Идите сюда.

Кузьмичев подошел и глянул в предложенные окуляры перископа. Видно было хорошо – вся громада гиперканальной станции умещалась в поле зрения, захватывая клок неба.

– Сейчас… – прошептал Виштальский.

– Готовность два! – прозвучало в репродукторе.

– Внимание! – громко сказал Воронин, и полковник удивился – такая властность и твердость прозвучали в голосе профессора.

– Энерговоды – полная мощность!

– Есть полная мощность! – откликнулись операторы за пультами.

– Готовность один!

– Есть готовность один! Энерговоды на цикле.

– Первый базовый – пуск! Второй базовый – пуск! Первый резервный – готовность ноль.

Что-то неуловимо изменилось снаружи.

Кузьмичев пригляделся – будто марево заструилось по спирали, восходя потоком горячего воздуха над гигантским кольчатым параболоидом. Голубые светящиеся колонны соединили зеленоватые конусы и нижнее кольцо. Мощное басистое гудение опало на лес.

– Первый резервный – пуск! Третий базовый – пуск!

– Инверсия поля!

– «Антеи» на подлете. Обратный отсчет!

– Девять. Восемь. Семь. Шесть. Пять. Четыре. Три. Два. Один.

– Пробой!

Что-то сдвинулось в мире. По ушам ударило безмолвие, а в глубинах Д-установки заплясали лиловые сполохи.

– Выход на режим… Канал пробит! Пошел!

Заткав раствор параболоида сполохами да переливами, замерцало устье гиперпространственного канала. Поверить было невозможно, что за всей этой цветомузыкой крылись плотные слои чужой атмосферы, неведомый простор иной планеты.

Это в голове не укладывалось, и даже математику не сразу давалась картина происходящего. Но это было.

Показался первый Ан-22 «Антей». Створки его люков раскрылись, и с трапа-рампы слетела БМД[10]. Она была похожа на серийные образцы внешне, но внутри была полностью переделана «под проект» – ее, к примеру, герметизировали и даже оборудовали регенератором кислорода.

Маленький парашют выдернул основной, побольше, и вот распустился белоснежный купол, вытягиваясь почти горизонтально – парашют позади, бронетранспортер – впереди. Потом БМД перевесила и медленным маятником покатилась вниз, занимая законное место. Все это время груз падал, одновременно скользя по инерции вперед. Так, под углом, БМД и вошла в устье канала.

Рассудок ждал грохота столкновения, но и боевая машина, и парашют просто канули и пропали, прорывая ткань мироздания за тридевять звезд от Земли.

А самолеты наплывали и наплывали, грузы сыпались и сыпались – ЗРК «Волхов», БМД, две «Шилки» с целыми «букетами» парашютов, платформа, загруженная бочками с соляром.

– Внимание! – заговорил репродуктор. – Осталось сорок секунд. Тридцать пять секунд. Тридцать секунд. Закончить сброс!

– Сейчас тоже будет интересно, – оживился Марк.

Кузьмичев пригнулся к окулярам.

– Сейчас устье схлопнется!

Ослепительная сиреневая вспышка высветила луговину, и полость внутри параболоида заполнили темные струи то ли воздуха, то ли материализовавшейся тьмы.

Станция заколебалась и оплыла, а из Д-камер ударили радужные столбы пламени. Загрохотало. Стены бункера шатнулись, и все стихло.

И тут же с ясного неба повалил снег, у земли обращаясь в дождь. Капли падали, шипели на раскаленном грунте и парком возвращались в небо.

– Здолово-о… – выдохнул «Александр Сергеевич», впечатленно тараща глазята.

– Да уж… – проговорил Георгий.

– Товарищи! – провозгласил Луценко. – Просьба не покидать убежища! Снаружи плюс сто!

Собравшиеся походили, пообщались, полня бункер шумным многоголосьем. Говорили все сразу:

– Дорого, дорого нам эти запуски обходятся… Одного бериллия сколько! Пять тонн рениевых контактов…

– Ну, оно ж не пропадает. Выколотим и – на переплавку!

– Все равно… Энергонакопители летят, половину менять приходится…

– А что ж вы хотите! Такая конденсация энергии. Гигаватты!

– А делать стационар – еще дороже. Придется заодно и электростанцию строить мощностью с Братскую ГЭС.

– Нет, это задание на завтра и послезавтра…

Марк подергал Кузьмичева за рукав.

– Пошли, – сказал он, – подостыло уже.

Они вышли на обширную луговину. Пахло увядшей травой и хвоей.

Было непривычно без обширной тени гиперканальной станции – там, где вился гигантский параболоид, торчали только мачты, искривленные и перекрученные.

– Мачты раскаляются докрасна, – вполголоса сказал Виштальский, – а потом их корежит…

Они прошли дальше, и ботинки полковника застучали по стекловидному шлаку, покрывшему добрый гектар.

– Осторожно! – предупредил Марк. – Это только сверху снежком остудило, а внутри все полужидкое, как пюре.

От остекленевших масс тянуло жаром. Кузьмичев нагнулся и протянул ладони – печет…

Из переплавленной почвы выглядывали кольца параболоида, вернее, застывшие ручьи вскипевшего сплава. «Выколотим – и на переплавку!» – вспомнил Георгий. Да, долго придется выколачивать…

– К вечеру сюда пригонят роту солдат, – разъяснял Виштальский, – они тут все выдолбят, металл порежут и все увезут на спецзавод. А нашу станцию будут ставить уже завтра. Вон там, где флажки. Это фундаменты Д-камер… Вам не страшно? – внезапно спросил капитан.

– Отчего ж? – удивился полковник.

– Тут ведь космос поработал! – Марк обвел рукой останки Д-установки. – Одними гигаваттами такой тепловой удар не объяснишь. А мы и понятия не имеем, какие силы будим, до чего, до каких глубин достучались. Мощь-то какая!

– Да уж… – неопределенно протянул Георгий.

– Видели, каков гиперканал? Наш, наверное, от слова «кануть». Порог невозврата…

– Как-как?

– Порог невозврата! Это точка такая на траектории полета ракеты – до нее «изделие» еще можно вернуть, а после – все. Улетела, вознеслась на орбиту. Канула…

– Не расходитесь, товарищи! – тоном массовика-затейника заговорил Луценко. – Мы наметили, понима-ашь, торжественное мероприятие на шесть часов, просьба не опаздывать!

– А танцы будут? – пискнули из молодежной группки.

– Это культурно-массовое мероприятие, – сказал академик со значением. – Танцы будут!

После продолжительной официальной части, где долго и нудно говорилось о новых достижениях советской науки, о приумножении боевой и трудовой славы, о единстве партии и народа, все с облегчением убрали стулья, и актовый зал превратился в танцевальный.

Комсомольцы-добровольцы приволокли радиолу и завели музыку. Все разбились по парам.

Кузьмичев с полчаса просидел на подоконнике в кругу докторов и кандидатов, слушая перспективы развития физики времени, «начало которой положил Козырев, и физики пространства, основали которую тоже мы! Точнее, вы, Трофим Иванович! Не скромничайте!»

Георгий слушал вполуха, вполглаза посматривая на Аллу. Отметив, что девушка отвергла уже второго кавалера, он решил рискнуть и заодно выяснить, нравится ли он этой красоточке или ему это только кажется.

– Разрешите? – поклонился он Аллочке, и Аллочка ответила ему ослепительной улыбкой. Она подала Кузьмичеву руку и встала.

Как раз сменили пластинку, и по залу разошлись звуки саксофона, томные и приглушенные.

Полковник обнял девушку за талию, осторожно, но крепко прижал к себе.

Алла положила ладони на полковничьи погоны, потом подняла глаза и сплела пальцы у Георгия на шее. Две тугие прелести весьма ощутимо уперлись в рубашку-форменку.

– Какая у вас тоненькая талия… – пробормотал Кузьмичев.

– Правда?..

– Правда…

Странно Кузьмичев чувствовал себя. Весь этот суматошный день словно отдалился, перешел во вчера, а он будто стоял на последней ступеньке лестницы, сложенной из лет его жизни, и обнимал эту девушку – такую красивую, такую милую, такую доверчивую, такую… Слов нет.

Может, «полковник ракетных войск» и шел всю жизнь вот к этому «культурно-массовому мероприятию»? Ведь не зря же он с самого начала выделил Аллу в толпе девушек, а там собралось достаточно прелестниц…

Кузьмичев отбросил размышления. Рассудок так иной раз мешает жить – просто жить, испытывать усладу от касаний мягкого и теплого, гибкого и упругого…

Музыка кончилась, Алла опустила руки, перевела их Георгию на грудь, погладила пальцем орденские планки.

– Уже темнеет… – проговорила она.

– Я провожу вас?

– Это просьба? – лукаво улыбнулась «пани Миньковска». – Или утверждение?

– Убедительная просьба!

– Тогда проводите, а то мне далеко идти…

Они вышли во двор. Все пространство было залито светом фонарей и прожекторов, перед воротами прохаживался постовой. Увидев Кузьмичева, он молодцевато отдал честь и отпер калитку ворот.

Улица Ленина встретила пару темнотой, теплыми потемками летней ночи. Точнее, позднего вечера, да какая в том разница, если Аллочка берет тебя под руку и шагает рядом, путая мысли и рождая желания?

– Марк хвастался, что он вместе с вами воевал во Вьетнаме, – заговорила девушка.

– Да, – кивнул Кузьмичев, – приезжала комиссия из КБ, смотрели на месте, как работают их ракеты.

– А страшно, когда война?

– Конечно, страшно, – усмехнулся Георгий. – Там ведь и убить могут. Марк испробовал пару боев, но просто не успел вдосталь натерпеться грязюки и пота. И кровищи… Война везде такая. Только когда мы воевали в Египте, был песок, жара и скорпионы. А во Вьетнаме – духота, как в парной, болота и москиты…

– А теперь что будет? – негромко спросила Миньковская. – Пыльные тропинки далекой планеты? И чудовища, бредущие по оранжевым джунглям?..

– Скоро увидим.

Алла вздохнула.

– Иногда так сердце сжимается, – проговорила она, – как подумаешь об этих парсеках, о звездах… И я так рада, что нашла вас…

Девушка остановилась и посмотрела на Кузьмичева, пытливо и робко.

– И я рад, – признался Георгий.

– Поцелуйте меня! – потребовала Алла.