От запаха, от волнения мне трудно было поддерживать беседу. По началу мысли мои путались. Я не могла ни на чем сосредоточиться. Ответила парой обыкновенных затертых фраз об уроках. У Филиппа был приятный голос, а сам Филипп не очень словоохотлив. Потом я осмелела и решила взять инициативу светской беседы на себя.
– Как провел лето?
– Ничего особенного. Ездил к дяде на пару дней. Еще был в Лондоне.
– В Лондоне? – перебила я. – Чем там занимался? У тебя там родные?
– Друзья. – объяснил Филипп и рассказал что Лондон большой, пыльный, шумный. Ни слова о своих приятелях. Голос у Филиппа становится монотонным и вялым. Похоже, столица не оставила у него хорошего впечатления.
– В театре был?
– Нет. По правде говоря, моя поездка больше походила на деловую встречу.
«Какие деловые встречи могут быть у студента?» – подумала я. – «Рисуется передо мной!»
– А Тауэр видел? Букингемский дворец?
– Конечно. – и Филипп воодушевленно рассказывает мне, как ходил на экскурсию. Выдал пару исторических фактов, как по учебнику. Дворец, точно, запал ему в душу. Я мечтаю когда-нибудь там побывать.
За беседой я не заметила, как оказалась за столиком не где-нибудь, а в «Испанской лозе», в дорогом ресторане.
Глава 10
В зале ресторанчика царит таинственная и гнетущая атмосфера: приглушенное освещение розовых светильников, только чтобы осветить столик, легкая спокойная музыка. Из мрака потолка проступают деревянные балки, украшенные виноградными лозами. Кажется, виноград настоящий. В зале только я, Филипп и официант за своей конторкой. Других посетителей, кроме нас, нет. Я ощущаю себя не в своей тарелке. Стараюсь незаметно, бесшумно проследовать за Филиппом до столика и замереть на стуле. Тут Филипп оставляет меня одну. Я провожаю его пытливым взглядом, вдруг он тут-то меня и бросит.
Филипп говорит с официантом и возвращается.
Я уверена, здесь все чертовски дорого. Конечно, частный колледж не для бедных студентов, но ресторан перебор и для таких.
– Слушай, – начинаю я говорить едва слышно, – кажется, подобное место не для нас.
– Ты так думаешь? – он улыбается.
– Не для меня уж точно. – меня раздражает пренебрежительный тон Филиппа. – Ты вроде меня на кофе позвал?! Не сюда. – прошептала я, ошарашенная роскошью зала.
Обычно студенты и учителя захаживают в небольшую, но довольно приличную кофейню в центре города. «Испанская лоза» – дорогое заведение. Никогда и на пушечный выстрел к нему не подходила.
– Я ощущаю здесь себя сидящий как на иголках.
Филипп равнодушно ответил:
– Я подумал, тут поспокойнее, чем в кофейне на площади. Посетителей мало. Да и музыка хорошая. Тебе нравиться?
Верно. Легкие звуки пианино, доносившиеся из невидимого динамика, теперь ласкали слух. Не слышала прежде ничего подобного.
Явился официант. Если бы не поднос в руках, я бы его за графа приняла – белоснежный жилет, рубашка, пышный галстук. Сам прямой как палка и неразговорчивый.
Официант элегантными движениями выгрузил ношу с подноса на столик и исчез, пока я разглядывала то, что он поставил передо мной. Миниатюрная фарфоровая чашка. От нее поднимался горьковатого и терпкого аромата дымок. Пирожное с заварным кремом и «сливочный десерт» на тарелочке.
– Пряный кофе. – объяснил Филипп и пригубил из своей чашечки.
Кофе оказался обжигающе горячим. Поэтому я принялась сперва за пирожное. Десертная ложечка оказалась легкой и теплой, словно ее специально подогрели. Пока я смаковала превосходный сливочный десерт, Филипп держал кончиками пальцев свою чашечку и разглядывал меня.
– Ну, как?
– Очень вкусно. Как, ты говоришь, называется эта вкуснятина?
– "Ванильная Венеция".
– Точно. – кивнула я и добавила, – никогда не была в Венеции. Между прочим, венецианская школа живописи главная живописная школа Италии. Неудивительно, что там изобрели такую вкуснятину. Должно быть, Доменико Каприоло подрабатывал на кухне.
Я хихикнула своей остроумной шутке. За одно не помешает разрядить немного неловкую обстановку.
Филипп едва заметно нахмурился. Его левая бровь дрогнула. От меня не утаилась такая деталь. Значит, Филипп не знает о венецианской живописи. Ладно, ему простительно, ведь перевелся он сюда в том году.
– Этот Доменико был одним из великих художников венецианской живописи. – пояснила я. – Вообще венецианские живописцы тонко и натуралистично передавали ощущение цвета. Как будто смотришь через влажный воздух. Зная эту особенность, никогда не спутаешь их с флорентийскими художниками. – закончила я свою тираду.
– Ты столько всего знаешь. Почему ты не ответила миссис Ларквист, когда она спросила тебя на уроке?
– Ах, это, – поморщилась я и растерялась, что ответить. Поведать, что на уроке думала о нем? Ни за что. – Просто сглупила. У меня такое бывает. А у тебя, Филипп?
– Прошу, называй меня Фил. И , – он пожимает плечами, – если я говорю глупости, надеюсь, не часто.
– Значит, Фил так Фил. Ответь, ты – сирота, тогда откуда у тебя деньги, что бы пригласить меня в такое место? Ведь у тебя есть деньги? – понижаю я голос до шепота и пытаюсь обратить свой неловкий вопрос в шутку, – или нам придется линять, когда принесут счет? Если что, я очень быстро бегаю. Хочешь посмотреть?
Фил смотрит в свою чашку и не реагирует на шутку.
– Дедушка оставил мне наследство. Но пока я могу пользоваться небольшой частью банковских сбережений. А как только мне исполниться двадцать один год, полноценно вступлю во владение наследством.
Могла бы и сама догадаться. Дедушка Филиппа, то есть Фила, – совладелец нашего колледжа! Все студенты об этом знают.
Что-то Фил не весел, рассказывая о деньгах. Похоже, не такое простое наследство ему досталось. И если он действительно богат, почему живет в общежитии при колледже, а не в доме деда или не арендует комнаты в городе?
– Могу я спросить тебя о… О кое-чем? – тон голоса Фила меня интригует.
"Ты еще спрашивает? Конечно! О чем угодно!" Вслух я только киваю:
– Ага.
– Расскажи о своих родителях. Кто они? – его глаза смотрят на меня серьезно, если не строго. А я отодвигаюсь на стуле с открытым ртом.
"Вот он куда клонит. Хочет узнать, насколько богата моя семья! Так его интересуют только деньги?"
– Джейн? – его голос становится мягче. – Прости, я не хотел тебя огорчить.
Мои пальцы оказываются в его ладони. Не заметила, как он протянул ко мне руку. Его прикосновение ощущается таким теплым. На самом деле это меня бьет дрожь, и липкий холодок проникает в кровь. Я выдергиваю пальцы из его ладони. В ушах пульсирует ответ: "Их убили!" Два слова, которые я никогда не произнесу вслух.
Он замирает. То ли удивлен моей реакцией, то ли, правдой. На миг мне показалось, что он прочитал ответ по моим глазам, услышал мой внутренний голос. Но такого не бывает. Мои губы плотно сжаты. Тут я чувствую, как по щекам бегут слезы.
