Поллианна
Минут пять Поллианна работала молча, ловко распушала тугие пряди, зачёсывала наверх упрямые волосы на затылке, поправляла подушку, чтобы на её фоне эффектнее смотрелась голова больной, которая поначалу недовольно хмурилась, потом откровенно усмехалась, но наконец…
Но наконец миссис Сноу охватило странное, совершенно неожиданное для неё волнение.
– Пуф! Готово! – выдохнула Поллианна. Она посмотрела по сторонам, выхватила розовую гвоздику из стоявшей на комоде вазы и воткнула её в тёмные волосы миссис Сноу. – Ну вот, теперь можно и в зеркало посмотреться! – удовлетворённо кивнула она, торжественно протягивая больной зеркальце.
– Хм… – протянула миссис Сноу и тут же по привычке нашла повод побрюзжать. – Вообще-то красные гвоздики я больше люблю, чем розовые. Впрочем, какая разница, до вечера что эта завянет, что та…
– Так вы, я думаю, радоваться должны, что завянет, – рассмеялась Поллианна. – Значит, у вас будет повод новый цветок в волосы воткнуть. Но мне, честно говоря, и с розовой гвоздикой ваша причёска нравится. А вам?
– Э… пожалуй. Только долго она не продержится, я же постоянно головой ворочаю, лёжа на подушке.
– Ясное дело, не продержится, и этому я тоже рада, – весело кивнула Поллианна. – Потому что тогда я приду и заново вам причёску сделаю. И уж наверняка вам нужно радоваться тому, что у вас волосы тёмные, они гораздо лучше на фоне белой подушки смотрятся, чем такие белобрысые, как у меня, например.
– Возможно, возможно, однако не так уж долго им чёрными оставаться. Вот поседею скоро… – гнула свою линию миссис Сноу, однако зеркальце не опускала, продолжала разглядывать себя.
– Люблю я тёмные волосы, ох, как люблю! – вздохнула Поллианна. – Кто бы только знал, как мне хочется стать брюнеткой!
Тут миссис Сноу опустила зеркальце и раздражённо бросила:
– Не захотелось бы тебе быть брюнеткой, окажись ты на моём месте! Ни тёмные волосы тебя не радовали бы, и вообще ничто на свете! Не приведи Господь никому лежать вот так целыми днями напролёт, как я!
Поллианна задумчиво нахмурила брови и негромко произнесла, словно рассуждая вслух:
– Да, в этом случае было бы довольно сложно найти что-нибудь…
– Что найти?
– То, чему можно радоваться.
– Радоваться! Да чему вообще я могу радоваться? Бревном в кровати валяться радости никакой, это уж можешь мне поверить, – мрачно проскрипела миссис Сноу. – Или ты так не думаешь? Тогда скажи, чему это я должна радоваться, а? Поделись с больной старухой, будь добра.
К нескрываемому удивлению миссис Сноу, Поллианна вдруг вскочила на ноги и воскликнула, хлопнув в ладоши:
– Да, вы правы. Трудная задача. Но я возьмусь за неё. Всё время буду искать для вас повод для радости и найду! К следующему разу обязательно найду, обещаю. А теперь до свидания, мне домой пора. Очень приятно было познакомиться. Всего вам доброго, – ещё раз попрощалась она уже от двери.
– Ну и ну! Не девчонка – ураган какой-то! И как это всё понимать? – покачала головой миссис Сноу, глядя вслед своей посетительнице. Затем взяла зеркальце и принялась пристально разглядывать себя, приговаривая вполголоса: – Однако волосы эта егоза умеет укладывать, тут уж ничего не скажешь. Ведь я на самом деле даже не подозревала, что могу выглядеть такой красивой, она и тут не ошиблась… Да, но только что толку-то от этого?
Она уронила зеркальце на постель и обессиленно откинула на подушки голову.
Когда чуть позже в комнату зашла дочь миссис Сноу, Милли, это зеркальце так и продолжало лежать, спрятанное в складках простыней.
– Мама, что я вижу – шторы раздвинуты! С чего бы это? – испуганно воскликнула Милли, переводя взгляд с открытого окна на розовую гвоздику в волосах матери и обратно.
– А что, собственно, такого? – сварливо ответила миссис Сноу. – Не обязана я всю жизнь впотьмах сидеть, даже если болею! Не так разве?
– Ну, почему же… Так, конечно, – поспешила согласиться Милли, беря со стола пузырёк с лекарством. – Просто я столько времени уговаривала тебя сделать в твоей комнате посветлее, но ты всегда отказывалась наотрез, и вдруг…
Миссис Сноу ничего на это не ответила, и какое-то время задумчиво перебирала пальцами кружева на своей ночной рубашке, а потом наконец заговорила – как всегда ворчливо, разумеется:
– Я думаю, что кто-нибудь мог бы догадаться и подарить мне новую ночную рубашку… вместо бараньего бульона. Хотя бы для разнообразия, что ли!
– Но… мама… – растерянно ахнула Милли. Удивляться было чему – ведь в ящике комода прямо за её спиной лежали две совершенно новые ночные рубашки, которые она месяцами – и абсолютно безуспешно – уговаривала свою мать надеть.
Глава IX,
в которой рассказывается о Мужчине
Когда Поллианна в следующий раз увидела Мужчину, накрапывал дождь, но непогода не помешала ей с радостной улыбкой приветствовать его:
– Денёк сегодня не самый приятный, не правда ли, сэр? Впрочем, я всё равно рада, потому что дождь не всё время идёт и он не очень сильный!
В ответ Мужчина не хрюкнул, как обычно, и даже головы не повернул.
«Не расслышал меня», – решила Поллианна, и при следующей встрече – а она случилась уже буквально на следующий день – поздоровалась с ним гораздо громче. Ей было очень нужно, чтобы Мужчина, наконец, услышал её, потому что он шагал, заложив руки за спину и уставившись взглядом в землю. Но это же просто нелепо – быть в таком настроении в такой чудесный солнечный день. А денёк действительно выдался на славу, потому что Поллианне – в награду за хорошее поведение, наверное – разрешили пойти на утреннюю прогулку, что случалось, в общем-то, довольно редко.
– Как поживаете? – радостно и громко спросила Поллианна, поравнявшись с Мужчиной. – Сегодня денёк совсем не такой, как вчера. Я очень этому рада, а вы?
Мужчина резко остановился. Лицо у него было сердитым, мрачным.
– Послушай, девочка, давай разберёмся и покончим с этим недоразумением раз и навсегда, – раздражённо начал он. – Усвой, что у меня есть о чём подумать помимо погоды. Я, сказать по правде, даже не знаю, светит сегодня солнце, не светит…
– Я так и подумала, сэр, что вы не знаете, – радостно просияв, перебила его Поллианна. – Вот и решила сказать вам.
– Да… Э… Что? – опешил Мужчина, когда до него дошёл смысл сказанных Поллианной слов.
– Я говорю, что поэтому и решила сказать вам, что сегодня солнце светит, и всё такое прочее, чтобы вы наконец заметили это. Я же знала, что вы обрадуетесь, если только остановитесь и узнаете о том, какой сегодня чудесный день. А то, судя по вашему виду, вы совершенно об этом не думаете!
– Ну, знаешь… – фыркнул Мужчина и, как-то беспомощно махнув рукой, двинулся было дальше, но, сделав всего пару шагов, остановился и обернулся. Лицо у него по-прежнему было хмурым. – Послушай, почему бы тебе не найти для разговоров кого-нибудь, кто больше подходит тебе по возрасту? Сверстников, что ли.
– Да я бы с радостью, сэр, только Нэнси говорит, что в округе нет моих ровесников – ни девочек, ни мальчиков, никого. Но я не очень-то расстраиваюсь, между прочим. Мне и взрослые нравятся, причём ничуть не меньше. А порой, может, даже больше. Это всё потому, наверное, что я привыкла к компании дам из благотворительного комитета.
– Хм! Дам из благотворительного комитета! Ты что же, принимаешь меня за одну из них? – губы Мужчины уже начали было складываться в улыбку, но он усилием воли сдержал её.
А Поллианне сдерживаться было ни к чему, и она весело рассмеялась.
– О, нет, нет, сэр, на даму из благотворительного комитета вы ни капельки не похожи, могу вас заверить. По-моему, вы ничуть не хуже…, нет, даже, наверное, лучше их, – поспешила добавить она. – Да-да, я думаю, что вы гораздо симпатичнее, чем кажетесь на первый взгляд.
Из горла Мужчины вырвался какой-то странный сдавленный звук.
– А ну вас всех! – махнул он рукой, повернулся и быстро зашагал прочь.
Но при следующей встрече, которая не заставила себя долго ждать, Мужчина смотрел уже не под ноги, как обычно, а прямо в глаза Поллианне, и она сразу подумала, что вот так его лицо выглядит гораздо, гораздо симпатичнее.
– Добрый день, – слегка неуверенно, а потому чопорно поздоровался он. – Вероятно, мне лучше сразу сказать, что я уже знаю, что сегодня светит солнце.
– А вам даже не нужно было этого говорить, – радостно откликнулась Поллианна. – О том, что вы знаете, я поняла, как только увидела вас.
– Неужели?
– Да, сэр, да. Я сразу это узнала по вашим глазам и по вашей улыбке тоже.
– Э… хм… – привычно хмыкнул Мужчина и пошёл своей дорогой.
После этого Мужчина начал всегда здороваться с Поллианной, даже если его разговор ограничивался всего парой слов: «добрый день», например. Но даже это коротенькое приветствие неожиданно стало огромным потрясением для Нэнси, вышедшей как-то на прогулку вместе с Поллианной.
– Мисс Поллианна, мисс Поллианна, – негромко ахнула она. – Этот человек… он поздоровался с тобой?
– Ну да. Он всегда со мной здоровается, – улыбнулась Поллианна. – Теперь, во всяком случае.
– Всегда здоровается! Звёзды-бабочки! Да ты хоть знаешь, кто это?
Поллианна пожала плечами и отрицательно покачала головой.
– По-моему, он просто забыл мне это сказать. Понимаешь, когда мы познакомились, я сказала ему, как меня зовут, а он… Забыл. Забыл, наверно.
– Он никогда, никогда ни с кем не разговаривает! – страшным шёпотом поведала Нэнси, вытаращив глаза. – И так уже много лет! Ну, то есть он иногда говорит несколько слов, но только по делу или по крайней уж какой-нибудь нужде. Короче, это Джон Пендлтон. Живёт в большом доме на Пендлтонском холме. Совсем один там живёт, между прочим! У него даже своей кухарки нет, представляешь? Вот он и ходит три раза в день в ресторан при гостинице – завтракать, обедать и ужинать. Я это от Салли Майнер узнала, она официанткой в том ресторане работает и как раз мистера Пендлтона всегда обслуживает. Мы с Салли вроде как подружки. Так вот, она говорит, что он редко когда обронит словечко, когда заказ делает, но либо просто пальцем в меню ткнёт, либо вообще молчит, и сама гадай, что ему нужно. Но Салли и так, без слов знает теперь, что ему нужно, а любит мистер Пендлтон еду самую простую, при этом самое главное, чтобы она самой дешёвой была! Вот такие дела, понимаешь?
– Понимаю, – сочувственно кивнула Поллианна. – Если ты бедный, всегда приходится выбирать что подешевле. Мы с папой довольно часто обедали не дома, а в соседней закусочной и обычно брали там бобы да рыбные тефтельки. Ну, и как всегда, играли в радость – рассказывали друг другу о том, как любим эти бобы с тефтельками. Радуемся, а в закусочной жареной индейкой пахнет! Так пахнет… но шестьдесят центов за порцию, можешь себе представить? С ума сойти! А бобы мистер Пендлтон любит, не знаешь?
– Бобы?.. Да какая разница, любит – не любит! Он, между прочим, совсем не бедняк, мисс Поллианна, совсем не бедняк. Мистер Джон Пендлтон кучу денег унаследовал после своего отца. Богаче, чем он, во всём городе человека не сыскать. Да он… он… может долларовыми бумажками закусывать, и даже не заметить этого!
– Закусывать? – хихикнула Поллианна. – Ну, по-моему, невозможно закусить долларовой бумажкой и не заметить. Никак невозможно. Она же жёсткая, не прожуёшь!
– Да это я не напрямую, а так… Он мог бы хоть есть свои долларовые бумажки, хоть сигары от них прикуривать, – пояснила Нэнси. – Только он денежки свои зря не тратит, всё копит, копит их, а на что – не понятно.
– На богоугодные дела, наверное, – предположила Поллианна. – Для обращения язычников в истинную веру, например. И это настоящий подвиг! Отказывать себе во всём и со смирением нести свой крест. Я знаю таких подвижников, мне папа о них рассказывал.
Нэнси, намеревавшаяся высказать всё, что она сама думает о мистере Пендлтоне, уже и рот для этого раскрыла, но, взглянув на сияющее от простодушного восторга лицо Поллианны, прочитала в её глазах нечто такое, что осеклась, и решила вернуться к самому началу их разговора.
– Так вот, – сказала она. – Мне, знаешь ли, просто очень удивительно, что он с тобой разговаривает, мисс Поллианна, очень. Ведь мистер Пендлтон вообще ни с кем… впрочем, это я уже говорила. Короче, живёт в огромном доме совершенно один, а в доме-то у него, рассказывают, обстановка как в музее – позолота, хрусталь, и всякое такое. А ещё поговаривают, что он полоумный слегка. Другие, правда, считают его просто нелюдимым, а третьи вообще думают, что у него скелет в шкафу!
– Скелет? Да ты что, Нэнси? – в ужасе передёрнулась Поллианна. – Разве можно в своём шкафу такую гадость держать?
Поняв, что Поллианна по простоте душевной приняла известную поговорку про скелет за чистую правду, Нэнси невольно хмыкнула, однако объяснять ничего не стала. Ну, скелет так скелет, немного дополнительной жути образу мистера Пендлтона не повредит.
– Но по любому все – абсолютно все! – считают мистера Пендлтона личностью загадочной, таинственной, – продолжила она. – И то сказать, он же подолгу на одном месте не сидит, то и дело ездит по разным странам. Неделю здесь, неделю там. Да всё к каким-то дикарям да нехристям его тянет. То в Египет укатит, то в Китай какой-нибудь, то в эту… пустыню Сары.
– Ну, он миссионер, ясное дело, – кивнула Поллианна.
– Да я бы так не сказала, мисс Поллианна, – как-то странно хихикнула Нэнси. – А когда мистер Пендлтон возвращается из тех далёких стран, он книжки пишет. Чудны́е книжки, говорят. Всё вроде как про разные безделушки, которые он находит и покупает у тех нехристей. Вот там он деньги свои тратит направо и налево, там их ему не жаль, а здесь, дома, лишний грош на еду потратить не хочет.
– Ну, экономит деньги чтобы язычников в нашу веру обращать, что ж тут непонятного? – сказала Поллианна. – При этом мистер Пендлтон очень милый человек, хотя и немного странный, как та же миссис Сноу, например. Правда, он совсем по-другому странный, чем она.
– Ну, можно, конечно, и так про него сказать, – хмыкнула Нэнси.
– Знаешь, я теперь ещё больше рада тому, что он со мной разговаривает, – с довольным видом вздохнула Поллианна.
Глава X
Сюрприз для миссис Сноу
Придя в следующий раз навестить миссис Сноу, Поллианна застала её, как и прежде, в затемнённой комнате.
– Мама, к тебе снова та маленькая девочка от мисс Полли, – усталым тоном объявила Милли и тут же испарилась, оставив Поллианну наедине с больной.
– А, это ты! – раздался недовольный голос со стороны постели. – Я тебя помню. Впрочем, тебя, я думаю, любой запомнит, кто хоть однажды встречался с тобой. Мне хотелось, чтобы ты вчера пришла. Вчера я тебя ждала, вчера.
– Правда? Ну, тогда я рада, потому что от вчера до сегодня ждать совсем недолго, – весело рассмеялась Поллианна, проходя дальше в комнату и осторожно опуская на стол принесённую с собой корзинку. – Ой, а что ж это вы опять в темноте сидите? Я вас совсем не вижу, – и она решительно направилась к окну, чтобы раздвинуть шторы. – Хочется взглянуть, у вас волосы так же лежат, как мы их в прошлый раз причесали?.. Ой, нет! Ну, ничего, я даже рада, потому что мы их снова причешем… позже. Если вы позволите, конечно. А сейчас я хочу, чтобы вы взглянули на то, что я вам принесла.
– Можно подумать, что внешний вид каким-то образом влияет на вкус, – сварливо проворчала миссис Сноу, однако с интересом уставилась на корзинку. – Ну, что там у тебя?
– А вы угадайте! – подошла к стоящей на столе корзинке Полианна. Лицо её сияло. Лицо больной женщины ещё больше потускнело и сделалось совсем кислым.
– Да не буду я гадать! И не хочу ничего, – вздохнула она. – В конце концов, что бы ты ни принесла, всё равно будет так же, как всегда.
– Нет, сегодня так же, как всегда, не будет, – тихонько засмеялась Поллианна. – Ну, давайте, давайте, угадывайте! Вот если бы вас спросили о том, чего вам хочется, как бы вы ответили?
Миссис Сноу задумалась. Сама того не сознавая, она за последние годы настолько привыкла – просто из принципа! – желать не того, что ей предлагают, что было как-то непривычно говорить о том, чего ей хочется, до того, как она узнает, а что же, собственно, ей сегодня принесли. Но при этом она должна была что-то ответить, потому что её ответа ждёт эта необычная, невероятная девочка.
– Ну, бараний бульон…
– Я его принесла! – воскликнула Поллианна.
В тот же миг больная вдруг поняла, что ей не хочется этого бульона. Ну, совершенно не хочется. А хочется…
– Нет, бараньего бульона мне не хочется, – вздохнула миссис Сноу. – Вот цыплёнка жареного…
– Есть у меня и жареный цыплёнок, – всё так же радостно объявила Поллианна.
– И то, и другое? – удивлённо приподнялась в своей постели больная.
– Ага. И заливное из телячьих ножек в придачу, – торжественно добавила Поллианна. – Я решила, что хотя бы раз вы должны, наконец, получить то, чего хотите! Мы договорились с Нэнси, и она приготовила для вас и одно, и второе, и третье. Правда, сегодня каждого блюда будет понемножку – зато всё! – проговорила она, вынимая из своей корзинки три небольших горшочка. – Знаете, я очень рада, что вам хочется цыплёнка. Пока я сюда шла, всё думала, что вдруг вам захочется рубец, например, или луку маринованного, или ещё чего-нибудь, а у меня этого нет! Тогда вышло бы, что я старалась, старалась, да и села в лужу! – весело рассмеялась Поллианна.
Ответа не последовало. Больная женщина задумалась, будто пыталась мысленно нащупать опору, которую она потеряла.
– Ну, вот! Я вам все три горшочка оставлю, – сказала Поллианна, выстраивая их рядком на столе. – Очень может быть, что завтра вам как раз бараньего бульона захочется. А послезавтра заливного. Скажите, как вы себя сегодня чувствуете?
– Спасибо, плохо. Очень плохо, – страдальчески пробормотала миссис Сноу, откидываясь назад и принимая свою привычную лежачую позу. – Всю ночь не спала и даже утром вздремнуть не смогла, потому что моя соседка, Нелли Хиггинс, начала брать уроки музыки и теперь гаммы играет. Каждый день, с утра до вечера, с утра до вечера! Я от этих гамм скоро с ума сойду! Прямо не знаю, что мне делать!
– Понимаю, – сочувственно кивнула Поллианна. – Гаммы – это ужасно! В таком же положении однажды миссис Уайт оказалась. Это дама из благотворительного комитета, если вам интересно. Соседка гаммы играла, а у миссис Уайт как раз приступ ревматизма случился, и она даже в постели повернуться не могла. Она говорила, что ей было бы легче, если бы она хотя бы повернуться умела. А вы можете?
– Я?.. Что?..
– В постели повернуться. Ну, знаете, если повернуться с боку на бок, то музыка уже не так донимает. Сильно, конечно, но не так.
Миссис Сноу ошалело посмотрела на девочку, пожевала губами и раздражённо ответила:
– Да, я могу повернуться в постели. Конечно. На любой бок.
– Ну, тогда вам радоваться надо. Вот миссис Уайт-то не могла, а вы можете. Значит, у вас и приступа ревматизма нет. Помнится, миссис Уайт говорила тогда, что ей ужасно хочется метаться в кровати, но ревматизм-то не даёт, и от этого можно с ума сойти. Она, может, и сошла бы, но её уши золовки, то есть сестры мистера Уайта, спасли. Её золовка, вы понимаете… она совершенно глухая была, как пень.
– Золовка… глухая, как пень?.. Да при чём здесь золовка, не понимаю?
– Ой, я же совсем забыла, что вы совершенно не знаете миссис Уайт. Это моя вина, я вам ничего о ней не рассказывала. Так вот, та золовка, мисс Уайт, была глухой, как пень, и приехала к ним помогать ухаживать за миссис Уайт и так… по дому. Так вот, когда соседка через дорогу начинала терзать гаммами своё пианино, золовка, разумеется, никак на это не реагировала, а миссис Уайт начинала радоваться тому, что сама-то она слышит эти гаммы, значит, сама-то она не глухая. Посмотрит на золовку и радуется тому, что может слышать, что не глухая, как сестра мужа. Ну, одним словом, она в ту же игру играла, что и мы с папой. Это я её научила.
– Игру? Какую игру?
– Ой, я совсем забыла! – хлопнула в ладоши Поллианна. – Миссис Сноу, я же придумала, чему вы можете радоваться.
– Радоваться?.. Игра?.. Ты о чём вообще?
– Я же обещала вам, что придумаю! Вы что, не помните? Вы просили меня найти то, чему вы можете радоваться, несмотря на то что вам приходится целыми днями лежать в постели. Ну, вспомнили?
– Ах, это… – насмешливо протянула миссис Сноу. – Помню, помню, но не думала, что ты к этой ерунде отнесёшься серьёзнее, чем я сама.
– А я отнеслась. И совсем это не ерунда. Отнеслась и нашла. Не просто это было, но ведь чем труднее задача, тем веселее её решать, верно? Честно признаюсь, я долго ничего не могла придумать, но потом всё-таки придумала!
– Да неужели? – с неприкрытой иронией протянула миссис Сноу. – И что же это?
– Это… – набрала в грудь воздуха Поллианна. – Я подумала, что вы можете быть рады тому, что лежите у себя дома, в своей постели. Ведь не всем больным так везёт, понимаете?
– Вот как? – неприятным скрипучим голосом произнесла миссис Сноу, сердито глядя на сияющую от радости Поллианну.
– Ну да! А теперь я расскажу вам про саму игру в радость. Уверяю, что вам очень приятно будет в неё играть, потому что трудно. А чем труднее, тем веселее, помните? Ну, так вот…
И Полианна начала уже знакомый нам рассказ о церковных пожертвованиях, о костылях и кукле, которой она так и не дождалась…
А как только Поллианна закончила, в дверях комнаты появилась Милли.
– Поллианна, тебя ждёт твоя тётя, – уныло-равнодушно сообщила она. – Звонила по телефону в дом Харлоу, что напротив нас на улице. У них одних по соседству имеется телефон. Так вот, она сказала, чтобы ты поживее шла домой, тебе ещё надо успеть поиграть гаммы до того, как стемнеет.
– Хорошо, – неохотно поднялась со своего стула Поллианна. – Уже бегу, – и добавила, неожиданно рассмеявшись. – А ведь я должна радоваться тому, что у меня ноги есть, чтобы бежать, правда, миссис Сноу?
Миссис Сноу ничего не ответила, лежала с закрытыми глазами. Но у Милли глаза сделались большими, как розетки для варенья, когда она увидела текущие по щекам матери слёзы.
– Прощайте, – прощебетала Поллианна, устремляясь к двери. – И простите, что не успела сегодня сделать вам причёску. Но сами видите… Ничего, в следующий раз сделаю, может быть!
Один за другим летели июльские дни. Для Поллианны все они были по-настоящему счастливыми, и она постоянно повторяла тёте, как замечательно она чувствует себя здесь, в её доме, на что мисс Полли обычно отвечала ей своим суконным голосом:
– Очень хорошо, Поллианна, очень хорошо. Я рада, конечно, что ты счастлива, но надеюсь, что дни твои не только приятны, но и плодотворны, без чего я не могла бы считать исполненным свой священный долг.
Уф-ф! Выслушав эту тираду, Поллианна обычно отвечала тем, что обнимала свою тётю и целовала её в щеку, чем всегда приводила мисс Полли в замешательство. Но однажды Поллианна нарушила эту традицию.
– То есть ты, тётя Полли, считаешь, что наши дни не должны быть просто счастливыми? – спросила она, застыв с иголкой в руке, поскольку дело было во время урока шитья.
– Да, именно так я считаю.
– То есть дни должны быть еще и плодо… творными, да?
– Разумеется.
– А что это значит – плодотворными?
– Ну… плодотворными, значит… э… они должны приносить пользу. Какой же ты всё-таки странный ребёнок, Поллианна! Полезными должны быть наши дни.
– Тогда что же, выходит, что просто радость – она не пло… плодо… творная, да?
– Нет, конечно.
– Жаль. Тогда, боюсь, тебе моя игра не понравится, тётя Полли, и ты никогда в неё играть не станешь.
– Игра? Какая ещё игра?
– Ну, та, что мы с папой… – Поллианна испуганно прихлопнула себе рот ладошкой и пробормотала: – Нет, так… ничего.
– На сегодня хватит, Поллианна, – сухо сказала мисс Полли и нахмурилась. – Урок окончен.
Позже в тот же день Поллианна, спускаясь со своего чердака, столкнулась с мисс Полли, поднимавшейся вверх по лестнице.
– Ой, тётя Полли, как я рада, что ты решила навестить меня! – радостно воскликнула Поллианна. – Пойдём, пойдём! Я люблю гостей, заходи!
Она стрелой бросилась назад, наверх и широко распахнула чердачную дверь.
Честно говоря, никакого намерения навещать свою племянницу у мисс Полли и в помине не было, а направлялась она на чердак затем, чтобы взять свою белую шерстяную шаль, что хранилась в кедровом сундуке возле восточного окна. Но, тем не менее, немало удивляясь самой себе, она не прошла к тому сундуку и не взяла ту шаль, но оказалась сидящей на одном из жёстких стульев с прямой спинкой в крошечной комнатке Поллианны. Странно, но после приезда в её дом племянницы, с мисс Полли довольно часто случались удивительные, непонятные вещи, когда она, словно против собственной воли, вдруг совершала то, чего ну никак не собиралась делать!