Дельфиния II
В душе Марии пробудилась наивность, заглушающая доводы разума о том, что майору, собственно, не должно быть никакого дела до ее счастья. Страстно желая этого счастья, она тем не менее с негодованием отвергла идею майора о переписке с Винсентом. Навязываться? Нет, она не такая! Она горда и не побежит за мужчиной, никогда не будет просить его. Нет! Это невозможно! Он должен сам решить, нужна она ему или нет!
После этих ее отказов майор молча удалился, а на следующий день принес печатный вариант ее письма к Винсенту и предложил переписать его от руки, близко к содержанию, своими словами. Прочитав английский текст, Мария вдруг поняла важность того факта, что отцом близнецов является англосакс и американец. Майор, несомненно, был заинтересован в том, чтобы она стала женой Винсента.
Из нее хотят сделать шпионку! Эта догадка была подобна магнитному полю, выстраивающему металлические опилки вдоль силовых линий. Мария вдруг уяснила свое положение. Она задала вопросы. Майор Уланов вновь ничего не ответил и удалился, предоставляя ее воображению возможность нарисовать самые ужасные картины будущего и, таким образом, сделать всю ту подготовительную работу сознания, результатом которой станет тяжелый выбор.
Спустя несколько дней он вернулся и был откровенен. Целью проекта по исследованию близнецов является их природная способность к телепатии и перспектива ее использования. Речь идет о создании уникальной пары разведчиков-нелегалов. Один из них должен остаться в СССР, другой станет гражданином США.
Мария была потрясена. Майор Уланов, зная, что плодотворная работа ее воображения еще не окончена, вновь покинул комнаты.
Через два дня он вернулся другим. На его лице Мария уловила следы недосыпания от тяжелых сомнений и раздумий. Это уже был не тот строгий майор, которого она видела прежде, а просто мужчина со своими сильными и слабыми сторонами. Борис Уланов не пытался ничего скрывать и начал с того, что рассказал Марии о том, как познакомился со своей будущей супругой, о счастье и горестях, которые уготовила им жизнь, о взаимной любви и способности приносить жертвы. Он сказал, что у них нет детей и жена давно просит его об усыновлении ребенка.
– Я сделаю все, чтобы вы покинули страну, – пообещал Борис Уланов. – Это нужно для проекта. Этого же хочет моя жена. Она требует от меня гарантий соблюдения тайны усыновления. Это в моих силах. По документам мальчик будет записан как наш родной сын. Я и моя супруга воспитаем его, мальчик получит искреннюю материнскую любовь… и мою отцовскую.
Прошло три долгих года, отягощенных сомнениями, страданиями и отчаянием, прежде чем Винсент Гарднер вернулся в Москву и усыновил трехлетнего малыша. Далее свершилось удивительное по тем временам чудо; весной 1961 года Мария Уланова получила разрешение на выезд за границу, села с Винсентом и сыном в самолет и прилетела в Лос-Анджелес, где как супруга американского гражданина со временем получила вид на жительство в США.
– Дальше в основном мои домыслы, – продолжала Мариэн. – Полагаю, что после смерти приемных родителей Марк каким-то образом узнал о своей настоящей семье. Возможно, сам Борис Уланов оставил ему какие-то письма. Еще в конце пятидесятых он сообщил мне, что тесты показали удивительный результат, способности мальчиков сильны даже для близнецов, но развить их сможет только тот из них, который останется в программе. Он будет и приемщиком, и активатором, тогда как другой сможет передавать и принимать лишь на подсознательном уровне. Я подозреваю, что наш архимаг – сильный медиум.
– Да, он… – Рита замолчала и отвела взгляд, – он не говорил, но я знаю.
Мариэн с пониманием улыбнулась.
– Вы с Дианой родились в Москве. Марк, очевидно, желал соединить наши семьи, ради этого пошел на манипуляцию братом и внушил ему идею о поиске божественной жемчужины. Были и другие сны, которые Альфред, склонный к мистическому объяснению вещей, воспринял как откровения и уверовал в существование девочки. Он говорил, что видел во сне здание Елизаветинского приюта в Архангельском переулке и от него также во сне путешествовал к детскому приюту, где находится его будущая дочь. В течение нескольких месяцев эти сны на одну и ту же тему с вариациями были регулярны. Уже тогда я начала понимать, что они исходят от Марка. Винсент не был в курсе всего этого, но неожиданно для меня поддержал сына в его желании лететь в Россию. Мой покойный муж что-то знал… – Мариэн замолчала, видя, как внучка с пониманием кивнула. – Тебе что-то об этом известно, милая?
– Видимо, речь идет о пророчестве, – уклонилась от прямого ответа Рита. – Точнее сказать пока не могу.
В глазах и уголках губ Мариэн появилась эфемерная улыбка. Рите показалось, что ее сговор с Альфредом не является для бабушки секретом, однако она полагается на их благоразумие, поэтому не желает расспрашивать. Мариэн жестом дала понять внучке, что согласна с ней.
– Эрика поначалу восприняла идею усыновления девочки как подвох. Она решила, что у мужа есть русская любовница. После того как Альфред привел доказательства того, что перед помолвкой был в Италии, а не в России, Эрика успокоилась, но сказала, что отправится вместе с ним. 27 мая 1993 года, в восемьдесят четвертый и последний день рождения Винсента, молодые появились в нашем доме с малышкой на руках. Пожалуй, все, кроме меня, удивлялись тому, как Диана похожа на Альфреда. В том, что Марк – ваш родной отец, у меня нет сомнений.
– Моя мама Полина Уланова, – уверенно заявила Рита, – она рассказывала мне подробности. Беременность протекала сложно, врачи опасались за жизнь мамы, поэтому отец обращался к знахарке.
– Так вот откуда взялся оберег, – догадалась Мариэн.
– Я нашла ящик, он лежал в кладовке под моей комнатой. В нем был череп кошки. Я заглянула в глазницы и потеряла сознание. Это было пару часов назад.
– А свиток или тетрадь ты нашла? Если я не ошибаюсь относительно назначения этого оберега, то в нем должна быть… как бы это сказать… инструкция на аварийный случай, а возможно, и нечто большее.
Рита отрицательно помотала головой.
– Я не успела обыскать ящик.
Мариэн помедлила и задумчиво произнесла:
– Значит, оберег уже не работает.
– Это наверняка поправимо. Архимаг сказал, что Божана… так зовут знахарку, велела привести меня к ней сразу после определенного события. Оно уже произошло, это была канарейка, залетевшая в мою комнату.
– Какая фамилия у знахарки? – вдруг спросила Мариэн, – Не Вишневецкая ли?
– Не знаю, мама называла ее только по имени. Могу позвонить по телефону.
– Если это Божана Вишневецкая, то тебе нужно встретиться с ней. Она сильная ведьма. Насколько я знаю, у нее до сих пор нет преемницы, – Мариэн задумалась и покачала головой. – Как стремительно одно тянет за собой другое. Тебе необходимо узнать, кто ты на самом деле.
– Мелания Кроу? Черная Фиалка? Человеческое воплощение демоницы Лилит? – Рита заметила признаки изумления на лице Мариэн и пояснила: – Я знаю то же, что Диана, но с опозданием.
– Да, она говорила, что у вас общая память, но это не мешает мне удивляться. Ваши способности невероятны. Я действительно говорила о Черной Фиалке, но умолчала о главном. Будучи для всех Альбиной Кроу, Мелания была старшей дочерью Артемис. Это титул главы одного из семи древних женских орденов, которые существуют и поныне.
Рита встрепенулась от ошеломительной новости, порывисто вздохнула ртом и тут же захлопнула губы. Глаза ее блестели.
– Гептада?! Совет мифических богинь, это… единая тайная организация?
– К сожалению, далеко не единая, но тайная, бесспорно. Упоминая о ней вслух, я нарушаю добрый десяток правил, – Мариэн замолчала и некоторое время обдумывала, что сказать дальше. – На тебя уже обратили внимание твои сестры амазонки. Этим ты обязана своим неосторожным комментариям в саду Магуайра и экскурсоводу Джулии Сандерс. Она тобой восхищена. С одной стороны, нам это на руку, мне легче будет ввести тебя в избранный круг, но… Если особа, претендующая на имя Черной Фиалки, не предоставит доказательств своего происхождения, у стрелолюбивых сестер возникнут сомнения и домыслы о самозванстве. Это совершенно недопустимо и оскорбительно, к тому же опасно. Тебе нужно сохранить инкогнито, чтобы подготовить свое эффектное возвращение.
Маргарет напряглась, как кошка перед прыжком, ушла в себя и вынырнула обратно, сверкая авантюрными блестками в глазах.
– Скажите, а в орденах…
– Лучше говорить о колодах карт, милая. Среди сестер принято пользоваться особым языком; ты вспомнишь его, когда ознакомишься с соответствующими трактатами. Извини, я перебила. Что ты хотела узнать?
– О рубине…
– Об этом вообще не принято говорить вне стен резиденций. Пойми меня правильно, я не хочу нагнетать таинственности и заставлять тебя озираться по сторонам, но уже передаю тебе основы правил, нарушение которых может вызвать неодобрение сестер, и это мягко сказано. Было бы правильнее назвать это неодобрение змеиным недовольством с шипением и атакующими бросками. Дело в том, что все колоды крайне консервативны во всем, что касается безопасности их секретов. Такова многовековая традиция.
Рита улыбнулась и выразилась осторожнее:
– Я хотела спросить о кольце некоего Диониса Парвы…
– Оно имеет отношение к колоде стрелолюбивых. Больше ты узнаешь, когда выберешь одну из ее карт, допустим, это будет пиковая дама. Перед ней разложат пасьянс, сначала самый простой. Будут ли следующие, более сложные – это зависит от самой дамы, – Мариэн сделала изящный жест рукой. – Сейчас я говорила с тобой на самом простом иносказательном языке, которым владеют все дамы, независимо от их значимости в колоде. Существуют и другие способы говорить о тайном на виду у всех; самый секретный из них – язык жестов и действий с использованием различных предметов. Он сложнее и доступен только квартетам орденов, в которые входят старшие дамы и трио их ближайших советниц. Эти двадцать восемь женщин составляют управленческую элиту Гептады, или Совет Клевера. Языку Клевера нельзя обучать, но ты легко освоишь его, когда в тебе проснется память предыдущего воплощения. Черная Фиалка знала все тайные орденские языки в совершенстве, – Мариэн протянула Рите открытую ладонь. – Поверни свое колечко камнем внутрь и положи свою руку на мою. Да, вот так. Можешь сказать, что означает этот жест?
– Нет, но чувствую, что я как бы оказываю доверие, и дама, чья рука снизу, сделает все, что я попрошу… или прикажу.
– Удивительно… – Мариэн покачала головой, – ты правильно трактовала основной посыл этого знака, но учти, пока твой статус не подтвержден, никакого подчинения не будет, а сам жест примут за оскорбление, – она положила руку на стол. – Все это касается ближайшего будущего, но уже сейчас ты должна знать, что все сестры носят символы принадлежности к ордену. Кроме этого, дамы из Совета Клевера носят регалии орденской власти – ювелирные украшения с определенными самоцветами, количество и размер которых могут рассказать о той, кто их носит, очень многое.
– Я видела на руке Джулии Сандерс кольцо с маленьким аметистом.
– Это обычный символ принадлежности к колоде Весты. Регалии орденской власти выглядят иначе, это, как правило, очень дорогие вещи, их надевают в особых случаях, а в определенных обстоятельствах крупный камень может дать высочайшие полномочия его хранительнице. Таков интересующий тебя самоцвет, этот рубин – уникальная регалия Черной Фиалки. Владея им, ты сможешь претендовать на ее имя. Подчеркну – лишь претендовать. Сам камень не является гарантией того, что его владелица – это перерожденная Мелания Кроу.
– Вы и представить не можете, как жутко мне все это нравится, – щеки Риты порозовели от возбуждения. – А что насчет Диониса? Кто он?
– Терпение, милая, сейчас мы дойдем и до него, – Мариэн пригубила чаю. – Научиться тасовать пиковую даму в колоде и сделать так, чтобы она оказалась поверх других карт – это не самое сложное из того, что тебе предстоит сделать. Главная проблема, как, впрочем, и всегда, это союз феминисток с Серым Братством. Да, милая, есть и такое… – сказала Мариэн, покачивая головой. – Стрелолюбивые никак не желают понять, что вреда от этого союза больше, чем пользы. Им, в частности, не известно о том, что их опередили и уже ведут с тобой подковерную игру. Вот я и подошла к твоему вопросу о том, кто владеет интересующим тебя кольцом.
– Дионис Парва… я знаю, что он не человек. Как это возможно?
– Третий закон Кларка, милая.
– Магия неотличима от высокоразвитых научных технологий, – припомнила Рита.
– Может показаться, что Кларк разоблачил магию, назвав ее хайтеком. На деле он поставил знак равенства между этими понятиями, то есть легализовал магию вопреки догматам религии, особенно христианской, которая эту самую магию всегда запрещала, но использовала в своих церемониальных обрядах. Иными словами, третий закон Кларка отменяет монополию церкви на магию, объявляет все религиозные чудеса творением ума и рук человеческих, а служителей бога ставит в разряд ученых жрецов – людей, управляющих умами паствы с помощью тайных знаний.
Глава 6. Путь Черной Фиалки
– Здесь есть кое-что о тех, кто тебя интересует, – Мариэн взяла в руки томик с мемуарами наставницы Проклятой девы. – Я прочитаю отрывок из воспоминаний Марии Кавелье, она была приемной матерью Черной Фиалки.
– Я хочу знать о ней все, что можно, – Маргарет заинтересованно наблюдала за тем, как бабушка ищет в книге нужную закладку.
– Придет время, и ты все узнаешь без книг. Отсюда… – Мариэн коснулась пальцами лба внучки. – Кстати, само прозвище «Черная Фиалка» придумала Алисия, дочь Марии, когда расчесывала волосы Мелании, такие же длинные, густые и черные, как у тебя; девочки были сводными сестрами, выросли вместе и обожали друг друга, – Мариэн устроилась в кресле поудобнее и приступила к чтению.
Из мемуаров Марии Кавелье
Мон-Шант, Франция, 1912
Почти двадцать лет назад я держала на руках годовалую девочку, обезображенную родимым пятном на половину лица. Это был чудо-ребенок, которого я нашла по зову сердца и велению шепота, звучавшего в моей голове. Девочку звали Мелания. Ей было предначертано разорвать устаревшие путы мужского мира, но она явилась на свет проклятой этим миром, ибо была непокорна ему до своего рождения.
Я взяла веер, прикрыла левую сторону детской головки и позвала старую повитуху Пенни:
– Посмотри, малышке всего год, но уже видно, как она красива. Если бы не это ужасное черное пятно…
– Красота от дьявола, – проворчала Пенни.
– А уродство от бога? – спросила я. – Тогда зачем женщинам такой бог?
Мои вопросы не понравились доброй повитухе; она согнулась пополам, как надломленный сухостой, и принялась сердито сматывать около открытого сундука какие-то тряпки. Кажется, в тот момент нечто похожее она проделывала и в уме, со своими мыслями. За те девять месяцев, которые мы к тому времени прожили в уединенном доме среди унылых болот Девоншира, я успела привыкнуть к этой ее манере тщательно наматывать мысли, прежде чем произнести нравоучение.
Наконец она сказала:
– Ты, милая, разные языки знаешь, да как об искусствах говорить, а простого не понимаешь: не мы выбираем Бога, а он нас. Веруй в Господа, и воздастся тебе.
– Стоит ли женщине слепо верить мужским богам? – спросила я.
– Остерегись, Мария! И бог, и дьявол – оба мужчины, а мы меж ними, и каждый шаг от бога, это два шага к дьяволу! Потому как к богу дорога в гору, а к дьяволу легкий спуск, – Пенни подошла ко мне и сказала вполголоса: – Это дитя проклято. Помнишь, как она трясла ручонками и тянулась к твоему рубиновому ожерелью? Видела ты, как горели ее черные глазенки? А вдруг она думает, что это не камни, а капли крови?
Я тогда посмеялась над этими предрассудками, но позже выяснилось, что Пенни оказалась права насчет интереса девочки к рубинам. Вот только не крови жаждало дитя, а самих камней. Мне, вырастившей и воспитавшей Меланию, известно об этом ее пристрастии лучше других – никто на всем свете не обожал рубины так, как она.
Мудрая Пенни оказалась права и в другом, когда говорила насчет лукавого, но я была увлечена идеями суфражисток и слишком молода, чтобы задумываться над предостережениями, похожими на проповедь. Сейчас, спустя многие годы, я понимаю, как тонко плетет свою паутину дьявол, как невидимы и липки ее узелки и как безоружны многие женщины перед его коварством.
Свобода от падшего ангела похожа на вседозволенность, вовсе не безнаказанную, однако на противоположном от нее полюсе находится то состояние бесправия, из которого женские стремления качнулись от бога в сторону его противника. Где находится точка, в которой качание маятника должно прекратиться? Где золотая середина между божественно-патриархальным закабалением женщины и ее дьяволической свободой?
В 1861 году великая пророчица Анна Лекорбон сказала: «Сторонницы серых идей отвоюют многие права, но не смогут сопротивляться тлену свободы, которая разденет женщин до исподнего». Я не могу себе такое представить, но авторитет прорицательницы Анны неоспорим. Множество ее пророчеств уже сбылось…
Как же поступать нам, женщинам, стоящим между богом и дьяволом? Делать ли один шаг в гору или два по наклонному спуску? Эти вопросы я задала моей воспитаннице Мелании, когда ей было всего шестнадцать лет отроду, и она, не раздумывая, назвала их ложной альтернативой мужского мира. Ее ответы меня удивили. Я пригласила подруг из числа суфражисток с тем, чтобы они высказали свои мнения по поводу рассуждений моей юной воспитанницы. Когда они выслушали ее, то были поражены не менее, чем я. После этой памятной встречи Мелания за короткое время стала идеологом суфражистского движения. Ее врожденный ораторский талант потрясал умы сестер. Выступая перед ними, она говорила:
– Церковь Креста выгнала всех богинь из пантеона. Сатана дал им приют, но ему нужны не богини, а демонессы, поэтому он лишь временный попутчик в нашем деле. Пока он думает, будто мы на его стороне, нам следует двигаться по горной тропе эволюции божественного в женщине. Эта дорога извилиста, пролегает мимо ущелий и пропастей, то поднимается в гору, то ведет вниз, но в итоге неуклонно возвышает. Это путь по спирали, которая есть сущность подлинного развития.
Выступление Мелании на собраниях суфражисток часто прерывалось аплодисментами; в такие моменты она управляла ими, как дирижер оркестром, и продолжала:
– Нам говорят, что бог един и он мужчина. Это ложь. Бог – не мужчина, и мужчина – не бог! Мужчина – зверь, получивший шанс стать человеком. Он угловат, волосат, имеет ярко выраженные мускулы – все это признаки самца из животного мира. Женщина – это богиня, ставшая человеком ради зверя. Она сошла с небес, чтобы разделить с ним свое божественное и принять от него земное. Поэтому женщин тянет уродству, а мужчин – к красоте.
Подобные речи Мелании вызывали бурный восторг, ей рукоплескали даже старшие дамы, она же простирала руки в толпу, требуя тишины, а когда все замолкали, вновь взрывала ее несколькими фразами:
– Мы не нуждаемся в мужских богах и дьяволах, указующих перстами! Богини, которым мы согласны поклоняться – это мы сами!
Кажется, в ней жила не богиня, а демоница, но сестрам это нравилось. Как и последователям Братства Серых. Они называли ее новой мессией и, возможно, были не далеки от истины. Мелания прожила недолго, след от ее яркого пути подобен горящему шлейфу на небе, а способ ее ухода из мира людей заворожил даже тех, кто привык отрицать чудеса.
Многие верят в ее возвращение. Серые братья уже объявили о втором пришествии и, по слухам, заказали позолоченную статую в ее честь. Сегодня, вспоминая выступления Мелании, я осознаю – она была сторонницей крайностей, но так и начинает свой ход обездвиженный маятник, ему нужен мощный толчок или даже удар, достаточно сильный, чтобы преодолеть оковы ржавчины.
Тайна исчезновения Мелании надежно скрыта за зеленым туманом спирального тоннеля Варцо. Некоторые энтузиасты предприняли попытки дать этой фантастической аномалии вразумительное объяснение, но, мне думается, они также далеки от истины, как муравей от знаний об устройстве солнечной системы.
Я не могу объяснить, куда пропал целый поезд, следовавший из Милана в Берн, но в моих силах аккуратно намотать на клубок те путеводные нити, что привели Меланию в злосчастный тоннель. Она преследовала врага, которого, как думала, уже повергла ранее, но он оказался жив и сумел украсть у нее регалию Черной Фиалки. Это случилось около статуи Антэроса на площади Пикадилли. Бахус каким-то образом превратил Проклятую в Святую на короткое время, и та по кротости своей добровольно отдала этому демону священный рубин, с трудом добытый амазонками у генерала Ордена Иезуитов. С того самого момента серые братья стали покровительствовать суфражисткам. В этом были свои плюсы, но сам факт подмены и утрата уникальной драгоценности ужасно разозлили Меланию. Она поклялась уничтожить Бахуса и гналась за ним по пятам, как богиня мести Немезида.
Тем, кто знал Меланию, не нужно объяснять, что такое были ее гнев и месть. Тем, кто не знал, скажу: она расправлялась со своими врагами быстро и безжалостно, как темная ипостась охотницы Артемис – Геката, повелительница ночных кошмаров. Бледная, с черными волосами и ярко-красными губами, со взглядом, прожигающим и подчиняющим мужчин, она разила виртуозно, незаметно и всегда оставалась непричастной к их бедам с точки зрения человеческих законов. Ее враги будто сами находили себе способ уйти из жизни, всегда по нелепой случайности, по воле тяготеющего над ними рока.
Если очистить дно корабля от налипших ракушек, он поплывет быстрее. Этим и занималась Мелания. Она помогала сестрам освободиться от догматических пут, но они оказались слишком прочными и не могли быть порваны сразу. Пройдет сотня лет, прежде чем люди избавятся от них и начнут называть вещи своими именами.
Не бог, а богиня есть любовь, и бог есть разум. Их единство – непреложное условие развития, не обреченного на погибель. Дьявол это знает, поэтому стремится разделить любовь и разум в человеке. Именно лукавый помогает церкви Креста утаивать божественность Матери. Не во имя «Отца и Сына» и какой-то там неопределенной сущности – «Святого духа», в котором лицемерно спрятана божественность женского начала, а во имя Отца, Матери и их Детей. Подлинное божество – это Семья, союз двух миров, женского и мужского.
В женском мире божественные идеалы порождает Любовь, в мужском мире – Разум. Они такие же вечные соперники, как огонь и вода, но, разделенные друг от друга, впадают в дичайшие крайности, провоцируют извращения ума и истерии чувства. Поэтому циничная и хладная, как труп, мысль о превосходстве так же пагубна, как бесконтрольная эмоция, и как мужчина вынужден чувствовать, так женщина обязана думать.
Мог ли Разум породить идею всеобщей Любви? Нет, ведь любовь для разума то же, что землетрясение для моста; она с легкостью сокрушает все умозрительные конструкции, подобно неистовому урагану. Любовь не строит частоколов и не формулирует догм, она не слушает разодетых в мантии патриархов, которые собираются, чтобы решать – в какие чудеса людям верить можно, а в какие нельзя.
Могла ли Любовь создать миф о гневливом старце, запретившем вкушать плоды с древа познания? Исключено, ведь искренняя и жизнеутверждающая любовь не насаждает невежество ради превосходства, никогда не прогонит дитя из дома и не принесет его в жертву. Перед любовью равны все: властители и подневольные, богатые и нищие, мудрецы и невежды, праведники и негодяи, верующие и атеисты.
Любовь вне разума слепа, трагична, калечит себя и других. Играя со смертью, она отрекается от жизни, вместо того чтобы порождать ее. Эта острая грань любви легко перерастает в религиозный фанатизм и ненависть к иноверцам. Еще безумнее любовь по-дьявольски, ее не чувствуют, ею занимаются; это не любовь души, а страсть плоти к наслаждениям, как правило, запретным, извращенным, грязным, порой кровавым, убивающим в людях человечность и саму способность любить.
Нас окружают бесчисленные запреты Разума, который строит логические связи, учитывает выгоду и потери, устанавливает порядок и правила. Если бы их не существовало, жить стало бы страшно, но вопрос «Чьи правила лучше и для кого?» всегда злободневен, а проблемы обычно проистекают из паразитизма тех, кто берется создавать правила для всех остальных. В конечном итоге все дьяволическое опирается на идею жития за чужой счет.
Разум, утративший связь с Любовью, соблазняется этой паразитической идеей, стремится возвышаться, унижая других, и выстраивает иерархии на праве обмана, где выше всегда те, кто создает ложь, а ниже те, кто в нее верит. Лукавые служители бога и поклонники дьявола давно знают – чтобы лишить мужчину свободы, нужно выжечь из его головы инакомыслие, а пустоту заполнить догмами; чтобы лишить свободы женщину, достаточно опорочить ее чувственность, и неважно, как именно это будет сделано – ханжескими запретами или поощрением распутства; и то и другое самоубийственные крайности. Увлекая женщину в эти полюса, мужской мир рвет ее на части и от этого неизбежно расколется сам.