В поисках неприятностей

Если не останавливаться в конце улицы, а идти дальше, можно спуститься к реке. На другом берегу, на месте бывших доков, настроили дорогого жилья для молодых и успешных карьеристов-яппи. Правда, это было задолго до того, как яппи стали вымирающим видом, вроде снежных барсов. Глядя на узкие проходы между осыпающимися кирпичными домами ленточной застройки, в конце которых сверкают и переливаются на солнце башни из стекла и бетона, я всегда невольно представляла себя Джуди Гарленд в роли Дороти, которая смотрит на Изумрудный город. Из-за этого и еще из-за того, как солнце сверкало на стеклянных поверхностях офисных зданий и жилых небоскребов, я назвала кварталы на другом берегу Хрустальным городом.

– Как футбольный клуб, – заметил Ганеш.

– Футбольный клуб называется «Хрустальный дворец» – «Кристал палас». А я буду звать Хрустальный город, как хочу.

Иногда летними вечерами мы с Ганешем гуляли вдоль реки и сидели на осыпающейся стене над берегом, который обнажается при отливе. Мы смотрели на тот берег и придумывали истории о его жителях. Однажды мы даже переправились и немного погуляли там, но показались себе маленькими зелеными человечками, только что упавшими с Марса. Там было слишком чисто, и над всем витал дух процветания. Жители новых кварталов все как один выглядели подтянутыми и здоровыми, хорошо одетыми, спортивными. Все они казались целеустремленными, как будто все куда-то спешат и точно знают, что им надо от жизни. Мы поспешили поскорее вернуться к себе.

Теперь застройщики добрались и до нашего берега Темзы. Правда, здесь им пришлось долго возиться. Наши дома раскинулись по краям расчищенных стройплощадок, как трущобы или поселки на окраинах мегаполисов. У жителей здешних мест не больше возможностей преодолеть великий водораздел и перебраться в процветающую часть города, чем отрастить крылья и научиться летать.

Живущие у нас старики совсем растерялись. Они всю жизнь проработали в доках до того, как работа там прекратилась и верфи стали достопримечательностями для туристов. Старухи прожили на одном месте всю жизнь, пережили бомбежки во время Второй мировой войны и до сих пор мыли крылечки. В замешательстве пребывали и люди вроде родителей Ганеша, которые иммигрировали в Англию в надежде на лучшую жизнь. Они усердно трудились, стремясь добиться успеха, а угодили в ловушку в наших каменных джунглях. Наверное, они мечтали совсем о другом!

По-моему, мистер Пател надеялся, что после реконструкции всех местных жителей переселят в хорошие дома, как на том берегу. Купить новые квартиры за свои деньги нашим соседям не по карману. Если на нашей стороне начнут селиться более состоятельные люди, они, возможно, будут больше тратить в его магазине. Мистер Пател увлеченно строил планы; думал продавать блюда индийской кухни и так далее. Мне не хотелось его расстраивать и намекать на то, что муниципалитет может решить просто снести его магазин. Мечты нужны всем.

Напротив магазина, на другой стороне улицы, стоит церковь, в которой давно не служат, и кладбище. Мы называем кладбище «погостом». Церковь заколотили, в псевдоготических окнах выбиты стекла, из трещин в кирпичной кладке пробиваются сорняки. Первоначально церковь принадлежала конгрегационалистам. Позже она несколько раз переходила из рук в руки и из одной религиозной ветви в другую. Последними здесь отправляли свой культ представители Церкви прекрасного дня.

Церковь прекрасного дня была ни на что не похожа. Утром по воскресеньям прихожане собирались целыми семьями, все наряжены в лучшее; тогда наша улица напоминала Марди-Гра[5]. И молиться они умели: пели гимны, били в тарелки и так далее. Я уже не говорю о тромбонах, хорах и аплодисментах. Когда прихожане не пели и не играли на музыкальных инструментах, они слушали проповедника, преподобного Илая, и радостно кричали: «Аллилуйя!» и «Да, Господи!». Один раз в неделю наша улица украшалась светом, жизнью и верой. Но окружение оказалось неподходящим для их собраний, и они съехали от нас под руководством преподобного Илая, крошечного человечка с завитыми седыми волосами. С собой он забрал всех улыбающихся дам в шляпках с цветами, нарядных молодых людей, мальчиков в галстуках-бабочках и девочек в белоснежных носочках, подобно тому, как Моисей увел с собой детей Авраама в пустыню. Не знаю, куда увел свою паству преподобный Илай. Некоторые говорили, что в Хакни. Мне жаль, что они уехали. Я скучала по ним, особенно по преподобному Илаю, который, завидев меня, бывало, нараспев спрашивал:

– Дитя, готова ли ты покаяться? – и награждал меня сияющей золотозубой улыбкой.

Хотя церковь стояла заброшенная, кладбищем еще вовсю пользовались живые. Сумасшедшая бездомная старуха по имени Безумная Эдна поселилась там среди надгробных плит. Компанию ей составляла стая диких кошек. Пешеходы, срезавшие дорогу через кладбище, очень пугались, когда Безумная Эдна вдруг выскакивала из-за надгробной плиты, как беглый каторжник Мэгвич[6] в «Больших надеждах» Диккенса, и заговаривала с ними. Со случайными прохожими она всегда беседовала благосклонно, как будто те зашли к ней в гости. Эдна говорила мне, что родилась в знатной семье и когда-то выезжала в свет; я ей верила. Местные власти никак не могли решить, как поступить с кладбищем и церковью, поэтому пока Эдне ничто не угрожало.

Днем в магазин обычно привозили фрукты и овощи; ящики сгружали на тротуар, и Ганеш потихоньку перетаскивал их на задний двор. Самые красивые овощи и фрукты он раскладывал в витрине.

Он занимался грязной работой, поэтому облачился в старые джинсы и свитер с пестрым рисунком. Свои длинные черные волосы он стянул в конский хвост. Ганеш всегда подвязывает волосы, когда работает, потому что так удобнее и еще потому, что на этом настаивает его отец. Дай мистеру Пателу волю, он заставил бы Ганеша постричься и стоять за прилавком в деловом костюме. Во всяком случае, так считает сам Ганеш.

Родители всегда мечтают о лучшем будущем для своих детей. Мой отец тоже мечтал о лучшем будущем для меня. Иногда я надеюсь, что мне еще удастся осуществить некоторые его замыслы и отец обо всем узнает на небесах. Мне хотелось бы угодить ему, пусть сейчас уже и поздно, возместить все разочарования.

Услышав мои шаги, Ганеш поднял голову. Озабоченное лицо прояснилось.

– Фран! Слава богу, с тобой все в порядке. Что там у вас стряслось? Я страшно волновался за вас. Говорят, в вашем сквоте кто-то умер!

– Да, – ответила я. – Терри.

Мы оба посмотрели на ту сторону улицы, на наш теперь уже бывший дом. Помимо полиции, у дома собрались зеваки. Рядом с полицейской машиной стоял фургон, которого раньше не было. Если так можно выразиться, сердце у меня упало еще ниже. Вряд ли власти подняли бы такой шум, если бы умерла не Терри, а кто-то другой. Узнав, что у Нева нервное расстройство, полиция поспешила бы признать его смерть самоубийством. Если бы висящим под потолком нашли Фитиля, решили бы, что его смерть на руку обществу – одной проблемой меньше. То же самое можно сказать и обо мне. Но Терри… с Терри все оказалось по-другому. Ее нельзя было просто списать в расход. Полицейские это почуяли, как всегда чуяла я. Вот почему расследование вели по всем правилам. Представители закона не хотели, чтобы потом их обвинили в халатности.

Ганешу тоже не нравилась бурная деятельность напротив их магазина. Он отряхнул руки и вытер их о свитер; мы молча, не сговариваясь, повернули в переулок и прошли на задний двор.

Двор за магазином Пателов, как всегда, был захламлен. Повсюду стояли пустые ящики, полные ящики, упаковочные ящики, разорванные картонные коробки, приготовленные для мусорщиков. Под ногами валялись раздавленные фрукты и жухлые листья.

Ганеш взял из одного ящика пару яблок и одно протянул мне. Я с удивлением поняла, что страшно проголодалась. Мы сели рядом, и я, грызя яблоко, рассказала ему все, что можно. Правда, о многом пришлось умолчать. Инспектор Дженис строго-настрого запретила мне что-либо рассказывать посторонним. Хотя… какой Ганеш посторонний? И потом, если он уже слышал, что в доме найден мертвец, ему известно почти столько же, сколько и мне.

И все же не зря я какое-то время училась на актрису. Я умело подвела свой рассказ к кульминации и, понизив голос, сообщила: по мнению полицейских, Терри не покончила с собой. Ее убили!

Дешевые театральные эффекты не произвели на Ганеша никакого действия.

– В квартале сплетничают, что она повесилась.

Да, слухи распространяются быстро.

– Полиция считает, что ей помогли.

– Кто? – Вот вам Ганеш как на ладони: всегда задает неудобные вопросы.

– Наверное, мы. Но мы ей не помогали. – В голову мне вдруг пришла одна мысль, от которой мне снова стало тошно. – Ган, если ее правда кто-то убил… значит, она сама впустила его в дом.

Мы повесили на парадную дверь нормальный замок. Точнее, его повесил Деклан. Уходя, мы запирали дверь на ключ. Не хотелось, чтобы наш сквот захватили другие, не говоря уже о представителях власти, которым не терпелось лишить нас крыши над головой. Возвращаясь по вечерам, мы запирались изнутри из принципа. Кроме чиновников из муниципалитета, неприятности нам могли устроить многие, и в первую очередь застройщики. После наступления темноты мы даже закрывали ящик для писем, чтобы в щель не просовывали горящие тряпки – такие случаи уже бывали.

Если кто-то из нас оставался дома один, принимались дополнительные меры предосторожности. Войти в сквот можно только через парадную дверь. Терри обычно запирала ее и не открывала никому, кроме тех, кого она знала и кому доверяла. Проникнуть в сквот через окна нижнего этажа почти невозможно. Старые деревянные рамы разбухли от сырости и покоробились от времени, и створки почти не поднимаются. Для того чтобы приоткрыть какое-нибудь окошко всего на дюйм, требуются напряженные усилия двух человек, а дело того не стоило.

– Как только полицейские это сообразят, нам придется еще хуже, – заключила я. – Они решат, что ее убил кто-то из своих.

– Терри была знакома не только с вами, – возразил Ганеш. – Наверняка она впустила в дом своего знакомого. Пусть полицейские найдут его и к нему пристают!

– В том-то и дело, Ган. Я не могу назвать ни одного ее знакомого. Мы совершенно ничего о ней не знали. Мы не знали, куда она уходит и чем занимается, когда она не дома. Она всегда была подозрительной и скрытной.

Ганеш на это не слишком любезно заметил: Терри всегда казалась ему больной на всю голову.

Тут вышел его отец, чтобы узнать, почему Ганеш прохлаждается. У мистера Патела своего рода шестое чувство, которое в ста процентах безошибочно подсказывает, где и когда прохлаждается тот, кто должен ему помогать. Иногда я работаю в его магазине по субботам и уже испытала его шестое чувство на себе.

Увидев меня, он сначала как будто обрадовался:

– Ага! Вот ты где, Франческа! А мы так волновались за тебя, дорогая. Что там у вас стряслось?

– Папа, как раз об этом она мне сейчас рассказывает! – терпеливо ответил Ганеш.

– Мистер Пател, Терри умерла, – сказала я.

– Та, вторая девушка? Очень, очень плохо. Как она умерла?

Когда я ответила, мистер Пател озабоченно сдвинул брови. Я неосторожно сболтнула: мол, полицейские считают, что смерть наступила при подозрительных обстоятельствах. Тут мистер Пател не выдержал и начал с самым непримиримым видом тыкать в меня указательным пальцем. Он побагровел; мне показалось, что его сейчас хватит удар.

– Неужели ее убили?! Франческа, скажи, что это неправда! Убийство… на нашей улице, совсем рядом с моим магазином! В том месте, где ты живешь? – Мистер Пател развернулся к сыну и напустился на него: – А что я тебе говорил?!

Ганеш что-то ответил отцу на гуджарати[7]. Миг – и они оба начали орать друг на друга. Я не понимала ни слова.

Впрочем, перевод мне не требовался. Я и так догадывалась, в чем дело. Через какое-то время мистер Пател отвернулся от нас и зашагал назад, в магазин.

– Извини… – отдуваясь, проговорил Ганеш.

– Ничего страшного, я понимаю.

– Слушай, ты нравишься моим родителям! – Ган, словно защищаясь, выставил вперед подбородок. – Но и папу можно понять. Ну да, он слегка вышел из себя, но все потому, что разнервничался. Не очень-то приятно узнать, что в соседнем доме произошло убийство… К тебе его крик не имеет никакого отношения!

– Ган, прекрати! – приказала я.

Ганеш сжал губы; в углах рта проступили глубокие складки. Он вскочил и принялся укладывать штабелями пустые ящики. Трудился он с совершенно ненужным пылом. Через несколько минут, когда его гнев поостыл, он снова сел и сравнительно спокойным голосом спросил:

– Ее убили вчера во второй половине дня? Что говорят копы? Она умерла вчера под вечер?

– Они ничего нам не говорят, но нас всех не было дома с половины второго. Мы с Невом вернулись около семи. Фитиль пришел позже. Труп, когда мы его нашли, уже окоченел. Да, скорее всего, смерть наступила вчера во второй половине дня.

Он задумчиво смотрел в пространство.

– Слушай, может быть, одно никак не связано с другим, но вчера во второй половине дня я заметил на нашей улице одного типа…

Он замолчал, чем привел меня в бешенство.

– Ну говори же! Где? – в досаде спросила я.

– Он слонялся по улице без дела. Потом какое-то время стоял у почтового ящика на той стороне. Раньше я никогда его не видел, поэтому внимательно рассмотрел его, потому что… словом, если чужак начинает слоняться по соседству, как будто что-то замышляет, лучше запомнить его приметы, верно?

– Если он собирался ограбить кого-нибудь из здешних жителей, он явно оптимист! – заметила я. – Здесь ни у кого нет ничего стоящего.

– Нет, на грабителя он не был похож. Крупный такой здоровяк, ростом футов шесть, спортивная фигура, явно следит за собой. На вид ему лет тридцать с небольшим. И одет он был хорошо. То есть в обычную, повседневную одежду, но не старую, не ношеную и не паршивую. По-моему, так одеваются любители охоты, рыбалки и стрельбы. На нем была твидовая куртка.

Я задумалась.

– В какое время ты его видел?

– Точно не скажу. Рано, около трех, а может, и раньше. По крайней мере, тогда я его заметил. А когда он явился на нашу улицу, точно не знаю. Я был в магазине. Вышел на улицу и увидел его. Немного постоял снаружи, потому что мне хотелось за ним последить. Вскоре мне пришлось вернуться в магазин, но я все равно то и дело поглядывал на него в окно. Потом меня отвлекли, а когда я снова посмотрел на то место, где он стоял, его уже не было.

– Он на машине приехал?

– Если и на машине, он оставил ее не на нашей улице. Важно одно: он стоял и разглядывал дома на нашей стороне. Возможно, его интересовал именно ваш сквот.

Я задумалась. То, что таинственный незнакомец не оставил машину на нашей улице, меня совсем не удивило. Ни один нормальный владелец мало-мальски приличной машины не оставит ее здесь. Возможно, он – агент по недвижимости, застройщик или как-то связан с будущей реконструкцией. Да, скорее всего, он приехал на нашу улицу по делу. Так я и сказала Ганешу.

– Я уже подумал об этом. Но он ничего не записывал и не фотографировал. И вид у него был вороватый; он как будто не хотел, чтобы его увидели.

– Ну, значит, точно застройщик! – Я встала. – Покажи, где ты его видел.

Мы вышли на улицу, и Ганеш показал нужное место. Почтовый ящик находится футах в двадцати от нашего дома, на той стороне улицы. Незнакомец вполне мог следить за нашим сквотом. Знаю, мы незаконно вселились в пустующий дом, и все равно по привычке называю его «нашим».

– По-моему, он скоро понял, что я его засек, – продолжал Ганеш. – Отвернулся, ссутулился и сделал вид, будто читает рекламу на почтовом ящике. Актер из него никудышный, уверяю тебя! Может, испугался, что я вызову полицию?

– Наверное, так тебе и следовало поступить. – Его рассказ встревожил меня больше, чем мне хотелось показать.

Неожиданно из-за угла вывернула машина и с визгом затормозила рядом с нами. Я узнала «фиесту» Юана. Он вылез и направился к нам, то и дело озабоченно поглядывая на бурную деятельность у нашего сквота.

– Вот вы где, Фран!

– Сегодня я прямо нарасхват, – буркнула я.

– Вы наверняка забыли о суде! – Юан поморщился. – Надо сказать, у меня у самого из головы вылетело. Успел в последнюю минуту! Мы получили ордер на немедленное выселение. С другой стороны… не думаю, что сейчас… после того, что случилось… вы захотите там ночевать!

– Да, там произошло убийство! – сердито вмешался Ганеш, не дав мне ответить. – А вы по-прежнему достаете ее, собираетесь выкинуть на улицу!

Юан побагровел от злости, но спорить с Ганешем, человеком, по его мнению, посторонним, который не имел ко мне никакого отношения, он не стал. Демонстративно повернувшись к Гану спиной, Юан обратился ко мне:

– Не вешайте нос, Фран! У меня для вас неплохая новость. Мы нашли вам временное жилье.

Значит, в полицейском участке меня не обманули. И все же я подозрительно спросила:

– Что еще за жилье?

– Квартиру. Правда, всего на полгода!

– Просто замечательно! – не выдержал Ганеш. – Значит, для того, чтобы она наконец получила хоть какую-то крышу над головой, надо было кого-то убить?

– Квартира не роскошная, – продолжал Юан, по-прежнему делая вид, будто не замечает Ганеша. – И все же это лучше, чем ничего. Ключи у меня на работе; я дам их вам, как только вы ко мне придете.

Юан уехал, и я попрощалась с Ганешем. Уже в дверях я услышала, как кто-то окликает меня по имени. Я обернулась и увидела спешащего за мной мистера Патела.

– Франческа! – Он подбежал ко мне, тяжело дыша. – Я хотел попросить у тебя прощения за то, что разволновался и поднял такой шум.

– Все нормально, мистер Пател, – ответила я.

– Нет, нет! – взволнованно воскликнул он. – Ничего нормального нет! Это просто ужасно, ужасно! Такое преступление! Хорошо, что с тобой ничего не случилось, дорогая. Очень хорошо. Ты не пострадала?

– Не пострадала, – заверила его я.

Мистер Пател замахал руками:

– Видишь ли, нам с женой сейчас очень трудно. Судя по всему, ты образованная девушка и из хорошей семьи. Образование – вещь хорошая. Но тебе не следует жить так, как ты живешь… в том доме. Теперь ты понимаешь, что случается в таких местах?

Я ответила, что высоко ценю его заботу, но за меня не нужно беспокоиться. Мистер Пател бросил на меня растерянный взгляд, как будто не мог придумать, что еще сказать, хотя сказать что-то ему очень хотелось. Он по природе был беспокойным. Почесал плешь, поправил шариковую ручку за ухом. Некоторое время мистер Пател пытался осмыслить то, что лежало за пределами его понимания. Наконец, он махнул рукой и вернулся в магазин.

Я и так догадывалась, что у него на уме. Он не мог понять, почему я, с виду совершенно нормальная, не душевнобольная, не преступница, живу в доме, который скоро снесут, с группой таких же одиночек. При первом знакомстве со мной мистер Пател пришел в замешательство, узнав, что у меня нет близких родственников и обо мне вообще некому позаботиться. Мое положение казалось ему совершенно неправильным и внушало страх. Конечно, больше всего он волновался из-за того, что я оказываю на Ганеша дурное влияние.

Можно подумать, причина их постоянных конфликтов с Ганешем во мне!

С пол года назад сестра Ганеша, Аша, вышла замуж за бухгалтера по имени Джей. Зять, что называется, подавал большие надежды. С тех пор Ганеша как подменили: он стал мрачный и задумчивый. Ему кажется, что он так всю жизнь и будет здесь прозябать.

– Еще год! – по секрету говорил он мне. – Всего один год, и я ухожу!

С родителями он своими планами не поделился. Правда, они и так догадывались. Они все время давили на него. Мне он ничего не говорил, но я представляла себе, каким будет их ответ на его жалобы. Хорошенькая шестнадцатилетняя девушка с безупречными манерами и неплохим приданым. Родители Ганеша считают, что я буду против его женитьбы. Они ошибаются.

Я вспомнила о квартире, обещанной Юаном, и разволновалась.