Я перебила ее вопросом:
– А вас как зовут?
Заметив, как она изумилась, я пояснила:
– Видите ли, если вы намерены называть меня по имени, мне придется обращаться к вам так же. В противном случае я буду называть вас «инспектор», а уж вы тогда называйте меня «мисс Варади».
Констебль, стоявший у двери, попытался скрыть ухмылку.
Мои слова инспектор Морган восприняла довольно спокойно.
– Что ж, вы правы, так действительно будет справедливо, – согласилась она. – Ладно, когда мы наедине, можете называть меня Дженис. Итак, Франческа… – мягко повторила она, – прошу вас, расскажите о жизни в сквоте. Расскажите о себе и о своих друзьях. Больше всего, как вы понимаете, меня интересует Тереза Монктон.
– Мы звали ее Терри. – Я в самом деле больше почти ничего не могла сказать о ней. Знали мы ее не очень давно. Кое о чем в связи с Терри я догадывалась, но никаких доказательств у меня не было, поэтому и упоминать о моих догадках сейчас не стоило. О себе Терри не распространялась. Возможно, что-то о ней известно Люси. Так я и сказала инспектору Дженис.
– Были у нее еще друзья, кроме вас? – спросила она.
– Не знаю, она с нами не откровенничала. К ней никто никогда не приходил.
– Вы часто спорили, ссорились?
Ссорились мы довольно часто, потому что Терри была ужасной лентяйкой и все время ныла. И все же я ответила не сразу. Мне не понравился вопрос. Интересно, что у нас произошло, по их мнению?
Вслух я сказала:
– Да не очень часто. У нас были обычные стычки из-за того, чья очередь мыть посуду. Терри была довольно скрытная. Мы всегда старались уважать личную жизнь друг друга. Даже у таких, как мы, знаете ли, есть право на личную жизнь! И сохранять его непросто, когда живешь в одном доме. Надо стараться не задавать лишних вопросов – мы их и не задавали.
– С кем из ваших… товарищей она жила?
– Ни с кем! В сквотах люди приходят и уходят! Случайно получилось так, что остались две девушки и два парня! – Справедливости ради я добавила: – Знаете, я ведь не обязана оставаться здесь и отвечать на ваши вопросы!
– Франческа, вы добровольно согласились поехать в участок.
Я такого не припоминала и так ей и сказала.
– Понимаю, вы перенесли сильное потрясение, – продолжала инспектор Морган, пытаясь меня задобрить. – Но мы обязаны выяснить все обстоятельства дела. Будем очень благодарны вам за помощь. Давайте попробуем покончить с расспросами как можно быстрее и безболезненнее, хорошо? Расскажите, когда вы видели мисс Монктон в последний раз.
– Живой? Вчера, примерно в обед. В следующий раз я увидела ее уже мертвой.
– Она висела под потолком?
– Конечно, она висела под потолком! Где же еще?
Поскольку инспектор Морган молчала, я продолжала:
– Нев захотел снять ее, потому что выглядела она ужасно, но я запретила ему прикасаться к ней и напомнила, что мы должны вызвать полицию. Мы и собирались вас вызвать, но к нам неожиданно нагрянули два хмыря из муниципалитета.
– Значит, вы собирались известить полицию о случившемся?
– Да! – вскинулась я. – Хотите верьте, хотите нет!
– Франческа, успокойтесь! Я вам верю, верю! С чего вы взяли, что я сомневаюсь в ваших словах?
– С того, что мы – сквоттеры. Только не уверяйте меня, будто представители полиции беспристрастны. Расскажите это вашему сержанту, а то он не знает!
Светло-серые глаза Дженис стали похожи на два кусочка стали. На несколько минут она забыла, что со мной надо разговаривать вежливо и мы болтаем, как две подружки.
– Вы хотите пожаловаться на действия сержанта Парри?
Ну уж нет, подумала я, я себе не враг.
– Славный малый, – сказала я. – Мечта любой женщины!
Дженис Морган посмотрела на меня в упор:
– Скоро у нас будет подробный отчет о вскрытии, и тогда многое выяснится. Но уже сейчас кое-что нас озадачивает. Вы совершенно уверены, что вчера вышли из дому все вместе?
– Я же вам сказала: да! Мы с Невом пошли в Камден проверить одно местечко, где вроде можно было поселиться. Фитиль ушел еще куда-то, скорее всего, в западном направлении. Он искал свободный кусок тротуара, где можно нарисовать картину. Он уличный художник.
– Да, мы как раз его проверяем. Кстати, почему вы зовете его Фитилем? Насколько я поняла, его зовут Генри.
– Не похож он на Генри. Кстати, не я прозвала его Фитилем. Насколько мне известно, так его звали всегда. Никто не зовет его по-другому.
Если бы она получше знала Фитиля, она бы и сама догадалась, что у него мозги слабоваты; кто-нибудь когда-нибудь наверняка отпустил шутку – мол, запал у него пропал.
– Да нет, он ничего, – продолжала я. – Любит животных, а они любят его… – Я наклонилась вперед. – Я знаю, как он выглядит, и знаю, что вы думаете, но Фитиль нормальный! Ему можно доверять!
– А что вы скажете о Невиле Портере?
Я посмотрела на нее в упор и заговорила очень тихо, потому что хотела, чтобы она внимательно выслушала меня и запомнила мои слова:
– Не запугивайте Нева. Запугать его ничего не стоит. Он не умеет сопротивляться. Скажет вам все, что вы хотите, правда это или нет. Он был болен, у него нервное расстройство. Он очень умный, только с жизнью справляться не умеет. Поэтому и бросил учебу. Ему нужен врач. Кстати, вы можете все проверить. Он ничего плохого не сделал, а если вы хитростью или силой вырвете у него признание, достаточно взглянуть на его медицинскую карту, и станет ясно, что никакой суд его показаний слушать не станет. Так что оставьте его в покое.
Инспектор Морган натужно улыбнулась:
– Кое-что нам уже известно. Нам позвонил поверенный его семьи.
Быстро они работают! Зря времени не теряют. Но я догадалась, что произошло. Как только Нева оставили одного, он распсиховался и попросил адвоката.
– Нев сам попросил позвонить адвокату?
– Да… – вкрадчиво ответила Дженис и продолжила: – Насколько нам известно, он очень нервный и у него, похоже, было нервное расстройство. И все-таки зачем ему адвокат? Может быть, сошел бы просто родственник или знакомый? Или кто-то из врачей, лечивших его? Если он ничего не сделал, ему придется всего лишь ответить на несколько самых простых вопросов.
Я разозлилась, потому что только что попыталась все объяснить, а инспектор будто ничего и не слышала. Но я понимала, что не имею права выходить из себя. Я посмотрела инспектору в глаза и ответила решительно, но вежливо и отчетливо, именно так, как нас учили говорить в частной школе:
– Но ведь он имеет право на защиту?
– Д-да… – Она захлопала глазами.