Пещеры тысячи будд
Синдэ спросил у полководца, как он прочел его имя на доспехах, если не знает грамоты.
– Это не я, а его светлость Юань-хао, – загадочно ответил Чжу Ванли и ничего не стал объяснять.
После этого случая Чжу Ванли время от времени призывал Синдэ к себе и давал ему разные поручения. Полководец заинтересовался простым ханьским солдатом, потому что тот умел писать и читать. Кажется, он даже проникся уважением к молодому цзюйжэню.
В середине пятого месяца Юань-хао повел армию к Ганьчжоу – уйгурскому гарнизону. Ночью, накануне того дня, когда ханьский конный полк должен был выступить в поход, Чжу Ванли вновь вызвал Синдэ.
– Я позволю тебе присоединиться к моему полку. Мои всадники еще не проиграли ни одной битвы. Большая часть погибнет, но выжившим достанется победа. Я оказываю тебе великую честь, солдат, ты должен это понимать.
Синдэ, однако же, принял предложение довольно равнодушно. Чжу Ванли продолжил:
– Если мы выиграем следующее сражение, я хочу возвести памятник в честь моего полка. Ты напишешь на нем поминальное слово.
– Где ваше превосходительство собирается его поставить?
– Пока не знаю, возможно, в пустыне или в какой-нибудь деревушке близ Ганьчжоу. Если мы победим слишком дорогой ценой, то возведем памятник прямо на поле брани.
– А что, если мы тоже погибнем?
– Мы? Ты имеешь в виду себя и меня? – Проницательные глаза Чжу Ванли прищурились. – А и верно. Даже я могу погибнуть. Если это случится, памятник поставишь ты.
– А если погибну я?
– Это усложнит задачу. Постарайся выжить… Впрочем, старание тут не поможет. Каждый, кто говорил со мной накануне битвы, погибал… Да, ты тоже можешь умереть.
Синдэ эти слова пришлись не по душе, но мысль о смерти не очень-то испугала его. Когда он спросил, на каком языке должна быть памятная надпись – на ханьском или тангутском, – Чжу Ванли захохотал:
– Вот дурень! Конечно, на ханьском. Мы же не тангуты. Их язык годится лишь для оглашения приказов.
Поговаривали, что раньше Чжу Ванли был офицером сунской армии в Лянчжоу и сдался в плен, когда город захватили тангуты. С тех пор он всегда служил в передовом полку их воинства. Разумеется, это были всего лишь сплетни – никто не осмеливался спросить Чжу Ванли напрямую. Но он определенно стыдился своего прошлого и, если кто-нибудь напоминал ему об этом, приходил в дикую ярость.
Синдэ нравился этот немолодой герой.
Глава 3
рассвета до рассвета армия Западного Ся покидала Лянчжоу. Двести тысяч ратников были разделены на десяток войск, выходивших за каменные ворота с интервалом в один или два часа, так что целый день и всю ночь нескончаемый поток солдат катился по плодородным землям на запад. Конечной целью этого марш-броска был Ганьчжоу. В авангарде каждого войска ехали всадники, за ними длинной цепью тянулась пехота, замыкали шествие обозники с сотнями верблюдов, нагруженных запасами продовольствия.
Синдэ в составе авангарда покинул город одним из первых. Более половины передовых отрядов состояли из ханьцев, в остальных служили тангуты, аша и представители других племен. Вскоре на равнинах все чаще стали попадаться проплешины песка, каменистые участки перемежались соляными болотами, и после полудня продвижение вперед значительно затруднилось.
Расстояние от Лянчжоу до Ганьчжоу составляло семьдесят с лишним ли. Между этими городами струились реки с истоками в горах Цилянь, орошали пустынные земли и создавали оазисы. В первую ночь ханьский полк разбил лагерь у кромки вод Цзямбы, вторую провел на Даньшани, а третью – на каменистом берегу безымянной реки вблизи гор. До самой зари уныло завывал ветер. Наутро четвертого дня войска добрались до русла Шуймо, а на следующий день вошли в ущелье, с севера и юга укрытое от взоров хребтами.
На шестой день пути, за горным перевалом, тангутская армия остановилась на привал. Отсюда дорога до Ганьчжоу бежала по ровной местности. Отдохнув, воины восстановили походный порядок и снова двинулись в путь. Они шли по пустыне, где не было видно ни одного деревца; на седьмую и восьмую ночь разбили шатры на берегу мутной желтой реки, которая глубоко врезалась в такие же желтые плато. С этого дня на ночь стали выставлять караулы.
На девятый день вернулись разведчики, высланные вперед двое суток назад, и сообщили о приближении уйгурской армии. Воины взяли в руки оружие. На утро десятого дня дозорные увидели скопления черных песчинок, стремительно скользивших широкой лентой по склонам пологого холма, – это были уйгуры. Как только враг был обнаружен, тангутские военачальники отдали приказ идти в атаку. Первые пять отрядов передового войска разбились на шеренги по двадцать всадников в каждой. Пехота и обозники остались позади.
Армии помчались навстречу друг другу по волнистым пескам. Три конные сотни Чжу Ванли, над которыми реяли желтые треугольные знамена, возглавили наступление.
Вскоре черные песчинки увеличились в размерах и приобрели очертания всадников. Словно повинуясь странному притяжению, два воинства неотвратимо неслись к одной точке. Загрохотали барабаны. Синдэ ослепила пыль из-под копыт скакавших впереди лошадей. Он отпустил поводья. Воздух огласили боевые кличи, засвистели стрелы и камни. Передовые полки столкнулись, тангутские сотни прорвали ряды противника. Опьяненные запахом битвы воины принялись наносить врагам удары.
Справа и слева к Синдэ мчались уйгуры, накатывали приливной волной. Все они побросали поводья, привстали в седле, сжимая коленями бока коней, и одну за другой выпускали стрелы из лука.
Как и прежде, Синдэ прижался к шее своего скакуна и принялся расстреливать врагов камнями из ручницы. Вокруг него жужжали арбалетные болты, гремели яростные крики, жалобно ржали раненые лошади, все заволокло клубами пыли. Под градом стрел и ядер всадники сталкивались, кони ломали ноги, падали на землю, расплющивая седоков – живых и мертвых. Синдэ решительно пробивался вперед, но одна и та же сцена кровавой битвы преследовала его повсюду.
Внезапно он заметил, что вокруг посветлело, как будто незримая сила вынесла его из угольно-черного мрака пещеры на яркий солнечный свет. Синдэ оглянулся – Чжу Ванли, с налитыми кровью глазами, с кровожадным оскалом, летел за ним по пятам на огромном вороном жеребце и рубил мечом направо и налево.
Ханьские конные сотни прорезали линию уйгурского авангарда, затем, словно огромное сито, просеяли сквозь себя центральные и замыкающие ряды противника и вырвались на простор. Все происходящее на оставшемся за спиной поле боя стало казаться Синдэ мимолетным видением. Всадники во главе с Чжу Ванли собрались большим полумесяцем на обозначенной холмами кромке поля боя, где по-прежнему сражались две армии. Синдэ загнал своего коня повыше на склон и замер от изумления – вдалеке передовой отряд вражеской конницы, пробивший ряды тангутов, построился таким же полумесяцем, люди и лошади замерли и внезапно, в едином порыве, опять устремились в самое пекло. И вновь авангарды обоих полчищ понеслись друг к другу, словно притягиваемые огромным магнитом, расстояние между ними стало стремительно уменьшаться. Мгновение, еще одно – и они сошлись в схватке. Синдэ оказался в центре ревущего, качающегося, кровавого лабиринта. На этот раз вокруг кипел жестокий рукопашный бой, раздавались свирепые вопли, сверкали мечи. Потоки всадников слились, перемешались. Отбросив ручницу, Синдэ выкрикнул что-то неразборчивое, выхватил меч и, пришпорив коня, ринулся на бесконечные ряды уйгуров. А потом он, как и прежде, перенесся из кровавой тьмы в умиротворяющее море света. Сияло солнце, Синдэ был на склоне холма, ввысь поднимались клубы пыли, в лазурном небе плыли облака. Рядом были люди, тангутские и ханьские воины, но их строй значительно поредел, осталась лишь небольшая горстка уцелевших в битве, и среди них – всего десяток знакомых лиц… Синдэ пытался найти Чжу Ванли, но нигде не видел его. Внизу, в долине, шеренги всадников скакали в разных направлениях, пересекаясь друг с другом, словно шелковые нити, которые прядильщицы тянут из коконов. Казалось, поле битвы и всадники живут своей жизнью, не замирая ни на минуту.
Отряд Синдэ вновь был на некотором удалении от поля боя и строился огромным полумесяцем. Выжившие в третий раз искали врага, но его уже не было видно – уйгуры больше не осмеливались атаковать.
Оставив позади место, где продолжался рукопашный бой, и первое поле брани, где еще кипели смертельные схватки, отряд Синдэ направился на запад. Отъехав на изрядное расстояние, всадники укоротили поводья. Когда лошадь встала как вкопанная, Синдэ, которого оставили последние силы, начал валиться на землю. Голубое небо и широкая белая пустыня поменялись местами, он повис вниз головой, чувствуя, что вот-вот сознание померкнет, и вдруг краем глаза заметил, что к нему приближается огромный воин с забрызганным кровью лицом. Великан заговорил с Синдэ, глядя на него сверху вниз:
– Значит, ты уцелел!
Голос показался странно знакомым. Это был Чжу Ванли.
– И вы, как вижу, ваше превосходительство, – прохрипел Синдэ.
Чжу Ванли усмехнулся:
– На кого ты похож! – и помог ему вернуться в седло.
– Я рад, что вы живы, – признался Синдэ, с искренней радостью глядя на своего командира.
– Я тоже. Но это ненадолго. Соберем отряд смертников и войдем в Ганьчжоу. Я буду в этом отряде и позволяю тебе присоединиться к нам.
Крики, доносившиеся с поля боя, становились все тише и слабее. Потом из числа уцелевших военачальники отобрали три тысячи всадников, приказав им немедленно идти на Ганьчжоу. Чжу Ванли встал во главе пяти конных сотен, и Синдэ оказался у него в подчинении. Когда войска тронулись в путь, он, словно во сне, покачивался в седле, к которому был по-прежнему пристегнут. Подходя к берегу ручья или реки, воины останавливались на короткий привал, и каждый раз во время отдыха Чжу Ванли приносил Синдэ воду. Войска шагали всю ночь, приказ разбить лагерь был дан, лишь когда они достигли оазиса. В серебристом свете луны простирались грушевые и сливовые сады. Спешившись, Синдэ упал на землю и заснул как убитый, а проснувшись утром, обнаружил, что их окружают многочисленные оросительные каналы и возделанные поля. Вдали виднелись высокие каменные стены. Это был Ганьчжоу.
В час, когда предрассветный воздух особенно прозрачен и свеж, тангутская конница подскакала к крепостным воротам, и лучники осыпали город мириадом стрел. В ответ – тишина. Атака повторилась – и вновь ни малейшего намека на сопротивление.
Чжу Ванли подошел к сидевшему на земле Синдэ. Лицо полководца, запачканное кровью, выглядело столь же зловеще, как и вчера, но было невозможно понять, его это кровь или убитых врагов.
– В город ворвется отряд из пятидесяти смертников. Ты тоже пойдешь со мной.
Добровольцы поползли к крепостной стене. Обнажив мечи, подкрались к воротам и беспрепятственно проникли в город. Взорам открылся пруд с чистой водой, две лошади стояли на берегу, и… ни уйгурских солдат, ни мирных жителей. Поблизости виднелось несколько домов за глинобитными стенами, каждый дом обступали деревья с густой листвой.
Захватчики углубились в город. Огибая углы оград и строений, они вытягивались в шеренгу. По приказу Чжу Ванли Синдэ возглавлял отряд. Домов становилось все больше, но по-прежнему нигде не было ни души. Только однажды в отряд полетела стрела и ранила лошадь – значит, в городе кто-то все же остался…
Каждый раз, подъезжая к развилке, Синдэ предоставлял лошади самой выбирать путь. Воины приподнимались в седле, заглядывали за ограды, входили в жилища, но так никого и не встретили.
Чжу Ванли велел Синдэ пришпорить коня. За ним по городу галопом неслись пятьдесят безудержных захватчиков. Незримые противники выпустили в них еще две стрелы, которые неуклюже вонзились в землю. Стреляли с большого расстояния. Похоже, все жители Ганьчжоу, за исключением горстки самых отчаянных, бежали, бросив добро и землю, которую возделывали много десятилетий.
– Надо подать дымовой сигнал. Полезай наверх, подожги волчий помет, – приказал Чжу Ванли.
Сообразив, что полководец обращается к нему, Синдэ спешился. Они стояли на площади у городской стены рядом с восточными воротами. К гребню стены вели выбитые в камне ступени, на самом верху возвышалось круглое строение, напоминающее маяк, – сторожевая башня с сигнальной вышкой. Синдэ, закинув за спину мешок с волчьим пометом, стал взбираться на стену. На высоте примерно двадцати сяку перед ним открылся панорамный вид на равнины, окружавшие Ганьчжоу.
– Пригнись! – крикнул снизу Чжу Ванли.
Но Синдэ не желал прятаться. Страх смерти совершенно исчез. Вначале сторожевая башня показалась ему совсем маленькой, но теперь, стоя на гребне стены, он понял, что ошибался: до сигнальной площадки под круглой крышей было около тридцати сяку. К тому же башня оказалась двухъярусной: внизу было небольшое помещение, в котором могли разместиться два или три человека; там находился огромный барабан. Шаткая бамбуковая лесенка вела на второй ярус. Взобравшись по ней, Синдэ замер. На сигнальной площадке сидела на корточках молодая девушка. Тонкое лицо, нос с изящной горбинкой, огромные, темные, глубоко посаженные испуганные глаза… Синдэ догадался, что в жилах незнакомки течет ханьская и уйгурская кровь. На ней было одеяние с узкими рукавами, открытым воротом и юбкой в складку. С первого взгляда становилось ясно, что это не простолюдинка.
Прежде чем ступить на площадку, Синдэ ободряюще произнес по-ханьски:
– Не бойтесь. Я не причиню вам зла. – Затем он повторил то же самое по-уйгурски.
Неизвестно, поняла его девушка или нет, только она ничего не ответила и продолжала глядеть на воина в запыленных доспехах тангутской армии.
Синдэ высыпал сухой волчий помет на пол и поджег. Воздух тут же наполнило зловоние, от костра повалил черный дым; когда он струей выскользнул из-под навеса и устремился ввысь, Синдэ поджег вторую горку помета, затем еще одну и так до тех пор, пока над крышей не взвилось пять дымов, подавая главной армии и другим тангутским войскам знак, что передовой отряд захватил город. Покончив с этим, Синдэ повернулся к девушке:
– Ничего не бойтесь. Оставайтесь здесь. Я скоро вернусь и отведу вас в безопасное место. Вы, должно быть, дочь купца?
Очевидно, девушка все-таки понимала ханьский, потому что едва заметно покачала головой.
– Ваш батюшка – чиновник?
И вновь она покачала головой. Внимание Синдэ привлекли два ожерелья на ее шее.
– Вы знатного происхождения? Девушка молча смотрела на него.
– Кто же ваш отец? – не отступался он.
На этот раз она прошептала:
– Младший брат правителя.
– Правителя?!
Синдэ с новым интересом взглянул на девушку. Если ее отец – брат правителя, значит, она принадлежит к царской семье… Оставив таинственную царевну в башне, он спустился на гребень стены, а потом на площадь, где уже строились ханьские воины под предводительством Чжу Ванли.
– Ты первым вошел в город, возглавил разведотряд и, рискуя жизнью, подал дымовые сигналы. На днях я отправлю в ставку главнокомандующего прошение, чтобы тебя назначили начальником трех десятков всадников, – торжественно произнес Чжу Ванли, обращаясь к Синдэ – единственному уцелевшему воину из передовых рядов его конницы.
Ханьский отряд смертников, не потерявший ни единого бойца, расположился на отдых в ожидании, когда в город войдут тангутские войска. Чжу Ванли приказал пятерым солдатам раздобыть вина и лапши, потом послал еще пятерых обыскать ближайшие дома: вдруг там спрятались женщины. А Синдэ между тем тихо сидел в сторонке на камне, время от времени поглядывая на башню, где пряталась уйгурская царевна. Он думал, как с ней поступить, долго не мог принять решения и наконец пришел к выводу, что ему ничего не остается, кроме как рассказать о девушке Чжу Ванли и просить его помощи. Но Синдэ почти ничего не знал о полководце, кроме того, что тот дружески относился к нему и проявлял небывалую отвагу в битве.
Три тысячи тангутских ратников, стоявших за крепостными стенами, вошли в Ганьчжоу. Солдаты получили вольницу и теперь, впервые за много дней, могли делать все, что пожелают. Они рыскали по опустевшему городу, точно стая голодных волков; найдя богатые одеяния, с шутками и прибаутками напяливали их поверх доспехов и дурачились друг перед другом, а наткнувшись где-нибудь на сосуды с вином, разбивали их и жадно глотали пьянящую влагу, как воду. Лишь когда на Ганьчжоу опустились сумерки, разгул постепенно начал затихать.
Синдэ в этом веселье участия не принимал – с полудня и до наступления ночи он просидел у крепостной стены напротив сигнальной вышки и все время был начеку, чтобы помешать какому-нибудь шатающемуся по городу вояке подняться на сторожевую башню. Отлучился он со своего поста лишь однажды, чтобы отыскать подходящее убежище для высокородной девушки. Синдэ заходил в разные дома, но ни один не годился для этой цели. Наконец рядом с большим особняком он нашел хижину, предназначавшуюся, очевидно, для хранения запасов пищи. Там был большой погреб, в котором могли бы свободно разместиться два или три человека. Синдэ решил, что это как раз то место, где царевна будет в безопасности, и отнес в погреб несколько циновок.
Поздно ночью он выскользнул из храма, где расположился на отдых отряд смертников из пятидесяти человек, который первым вступил в город. Небо было усеяно тысячами звезд, но ночь была такой темной, что молодой человек с трудом различал землю у себя под ногами. Ему понадобилось довольно много времени, чтобы добраться до места своего дневного дежурства, а оттуда он начал на ощупь пробираться к крепостной стене. Осторожно поднявшись по лестнице, Синдэ увидел сотни огней, рассыпанных по равнине, – там разбили лагерь основные войска Западного Ся. Он думал, что при свете костров сумеет различить очертания солдат и лошадей, но все пространство между очажками пламени было погружено во тьму, с которой неразрывно слились земля, кусты, живые существа.
Синдэ взобрался на сигнальную площадку сторожевой башни. Там тоже царил мрак, поглотивший стройную фигурку девушки. Похоже, она сидела в той же позе, что и днем. Синдэ велел ей следовать за ним в безопасное место. Но царевна не пошевелилась. Нарушив долгое молчание, она наконец заговорила по-ханьски своим ясным голоском, заявила, что хочет остаться здесь, потому что уже не боится смерти. Синдэ понял: девушка не доверяет ему, и попытался успокоить бедняжку, объяснить, что нашел надежное убежище и намерен проводить ее туда. Еще раз позвав царевну за собой, он принялся спускаться по лестнице. Девушка, поколебавшись немного, все же последовала за ним. Глаза Синдэ привыкли к темноте, и теперь он отчетливо видел свою спутницу. Она оказалась намного выше, чем он ожидал. Синдэ запретил девушке говорить и велел ни при каких обстоятельствах не отходить от него. Оставив позади равнину с разбросанными по ней огнями костров, он медленно спустился с городской стены, осторожно нащупывая ногами ступеньки. Царевна неслышно шла за ним по пятам. Синдэ пересек площадь, прошмыгнул по улице, обогнул два угла и свернул в ворота дома, который отыскал днем. За глинобитной оградой был большой сад. Там Синдэ пропустил девушку вперед, указав на тропинку, ведущую к хижине, у дверей предложил ей войти, но она так и не решилась переступить порог – внутри было очень темно, да и присутствие воина тангутской армии все еще нагоняло на нее страх. Синдэ отдал девушке свою дневную порцию лапши с луком и посоветовал переночевать на лежанке, а с рассветом спуститься в погреб – подальше от посторонних глаз. Затем торопливо добавил, что ему пора в казарму, поскольку понимал: пока он рядом, девушка не осмелится войти в хижину. После испепеляющей дневной жары ночной воздух был пронизывающе холодным. Синдэ припас в погребе несколько циновок, но знал, что этой ночью девушка вряд ли ими воспользуется, – скорее всего, она найдет другое место для сна. И спорить с ней было бесполезно. Больше он ничего не мог сделать и поспешно удалился.
На заре Синдэ тайком улизнул из храма, где спали его товарищи, и наведался в хижину – принес для своей подопечной немного еды и воды. Заглянув внутрь, он не увидел девушки и решил, что она убежала, но оказалось, царевна послушалась его совета и спряталась в погребе. Отдав ей узелок с завтраком и флягу из тыквы, он тотчас ушел.
В тот день подразделение регулярной армии тангутов под командованием самого Ли Юань-хао торжественно вступило в Ганьчжоу. Все ожидали, что это будет войско наемников из покоренных племен, ночевавшее за крепостной стеной, но город наводнили уроженцы Западного Ся, внешне очень отличавшиеся от ханьцев. Синдэ понял, что битва, в которой участвовала ханьская конница, была лишь частью крупной военной операции. У истоков Черной реки, что текла с севера на юг по западной оконечности провинции Ганьчжоу, и на берегах Даньшани, мимо которой проскакала конница Чжу Ванли, направляясь к городу, кипели бои между основными силами; из них тангутская армия вышла победительницей. Говорили, что уйгуры потерпели поражение на всех фронтах и бежали на запад, как будто заранее условившись об отступлении и месте сбора. На третий день тангутской оккупации Ганьчжоу сначала уйгурские ремесленники, а потом и другие местные жители стали потихоньку возвращаться в город. Их неожиданное появление удивило захватчиков: выходило, что все это время мирное население скрывалось где-то поблизости. Впрочем, ломать над этой загадкой голову никто не стал. Разумеется, вернулась лишь малая часть горожан, тем не менее гарнизон вновь сделался похожим на оживленное гражданское поселение: открылись торговые лавки, на главной площади развернулся овощной базар. Но пока в Ганьчжоу не вернулась ни одна женщина, и по этой причине Синдэ по-прежнему вынужден был прятать уйгурскую царевну в хижине. Каждый день он носил своей подопечной еду. Однажды, на вечер пятого, не нашел ее ни в хижине, ни в погребе и решил, что на сей раз девушка действительно сбежала. Однако вскоре она неожиданно появилась из сада. Когда Синдэ упрекнул ее за столь необдуманный поступок, царевна заверила его, что беспокоиться не о чем: она выходила каждую ночь, чтобы умыться и выпить воды, и ничего страшного не случилось. Девушка стояла у входа в хижину. Синдэ отчетливо видел ее в лунном свете – на ее лице уже не было усталости и страха.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
У китайцев принято на первое место ставить фамилию, на второе имя; такой порядок в романе сохранен. (Здесь и далее примеч. ред.)
2
Бяньлян – старое название города Кайфын в Китае.
3
Сун – имеется в виду Северная Сун (960 – 1127), императорская династия, основанная военачальником Чжао Куаньинем (император Тай-цзу; 927–976).
4
Сын Неба – обозначение китайского императора.
5
Чжэнь-цзун (968 – 1022) – государь из династии Сун.
6
Шестикнижие («Лю цзин») – общее название шести древних трактатов, составивших конфуцианский канон: «Книга перемен» («И цзин»), «Книга песен» («Ши цзин»), «Книга документов» («Шу цзин»), «Записи о ритуалах» («Ли цзи»), «Книга музыки» («Юэ цзин»), «Весны и осени» («Чунь цю»).
7
Цзюйжэнь – обладатель второй ученой степени, которая присваивалась людям, сдавшим экзамены на уровне провинции; цзюйжэни получали доступ к столичным экзаменам на высшее ученое звание цзиньши.
8
Юней, 984–987 гг. – один из девизов правления во времена императора Тай-цзуна (976–997).
9
Тангуты – племена тибето-бирманской группы.
10
Западное Ся (Си Ся) – государство, основанное тангутами в конце X в. на территории современной китайской провинции Ганьсу и западной части провинции Шэньси. Сначала Западное Ся формально входило в состав империи Сун тангутские ваны из рода Тоба признавали себя вассалами сунских государей. С 982 г. тангуты сражались за независимость и в 1006 г. фактически добились ее признания от императора Чжэнь-цзуна, но распри с Китаем продолжились.
11
Туфани – китайское название тибетцев, в VII в. основавших в верховьях реки Брахмапутры государство Туфань; в эпоху расцвета их власть распространялась на Восточный Туркестан, западный Китай, склоны Гималаев Уйгуры – один из древнейших тюркоязычных народов Центральной Азии, выходцы из Восточного Туркестана; после распада в IX в. Уйгурского каганата на реке Орхон уйгуры создали два независимых государства с центрами в Кочо (современный китайский город Турфан в Турфанской впадине, Синьцзян-Уйгурский автономный район) и Ганьчжоу (Чжанъе в провинции Ганьсу).