Снайпер
Боб подумал, что именно это нервное возбуждение его и погубило. Когда ты возбужден, волнуешься или устал, стрелять нельзя. На выстрел надо идти спокойно, с профессиональной уверенностью, которая возникает после тысяч часов тренировки и после тысяч выпущенных пуль; вы должны быть абсолютно убеждены в том, что, если цель окажется в зоне вашего видения, вы ее обязательно поразите.
– Эс-четыре, вы слышите меня?
– Да, База, прием.
– Группа контроля докладывает, что автомобиль с объектом свернул на Линкольн-стрит и въехал в ваш район.
– Понял, База.
– РВП[11] – четыре минуты.
– Хорошо, База, прием.
– Эс-четыре, я только что получил плохие новости от группы контроля с маршрута автомобиля. Они сообщают, что парень орет на заложников и машет пушкой у них перед носом. Как только он видит стоящую поблизости полицейскую машину, у него происходит сдвиг по фазе. Плохие новости, очень плохие.
– Вас понял, База.
– Эс-четыре, вы уверены, что сможете сделать этот выстрел?
Боб посмотрел через линзы оптического прицела вниз, на дорогу, где скоро должен был появиться автомобиль.
– Отличная видимость, База, все четко. Я выстрелю, если вам это надо.
– Эс-четыре, этот парень в любой момент может начать палить из своей пушки и уложить еще несколько человек.
– Вас понял, База. Вы получили РВП для меня?
– Он на Линкольн-стрит, Эс-четыре, на углу Линкольна и Чесли. Переодетый офицер с маршрута сообщает, что он действительно чокнутый. Он заставляет меня нервничать.
– База, я буду стрелять, когда он будет в трехсот двадцати ярдах. На таком расстоянии я могу попасть в пятицентовую монету. Так что уверенность полная.
– Эс-четыре, я только что связался с руководством, они считают, что в машине сидит сущий дьявол. Мы… э-э-э… мы решили дать вам отмашку, Эс-четыре.
– Вас понял, База, готовлюсь к выстрелу. Все, отключаюсь от связи.
– Э-э… Эс-четыре, этого делать нельзя. У меня здесь два корректировщика, я сообщу вам, когда пистолет объекта будет направлен в безопасном направлении, и только тогда вы сможете выстрелить ему в голову, Эс-четыре. Мы не имеем права идти на риск, потому что даже в предсмертной судороге он может выстрелить, понимаете?
– Нет, База, я не могу во время стрельбы обращать внимание еще на что-нибудь.
– Тогда отставить, Эс-четыре, я не дам отмашку, пока своими глазами не увижу, что ствол пистолета сориентирован в безопасном направлении, так, как указано в инструкции.
Вот в какой ситуации оказался Ник Мемфис! Его просто обложили со всех сторон. Какой-то козел все время что-то бубнил ему на ухо, да к тому же указывал, когда ему стрелять, а когда нет, хотя… в противном случае Мемфису, вероятнее всего, пришлось бы встать и уйти, не сделав выстрела вовсе.
– Ладно, База, вы меня убедили. Сейчас займу позицию для стрельбы. Скажете, когда ваши люди сообщат, что можно стрелять.
Боб упер винтовку прикладом в плечо и посмотрел в прицел, где во всем своем ярком и смелом многообразии красок возник увеличенный, отчетливый, похожий на картинку из фильма мир.
– Эс-четыре, он свернул на Риджели, сейчас въезжает в вашу зону поражения.
Боб открыл затвор и положил туда один из патронов «Экьютек» триста восьмого калибра, потом дослал патрон в патронник. Прижав к себе поплотнее винтовку, он обнаружил, что микрофон мешает ему держать оружие, и резко, яростно отвел его в сторону.
Это была несколько усовершенствованная позиция для стрельбы сидя. Вес тела перенесен на левую ногу, корпус слегка наклонен к винтовке, прочно установленной на подставке из нескольких мешков с песком. Она удобно лежала на мешках, всем своим весом давя только на них. Верхняя часть тела Боба опиралась на локти, поэтому он свободно управлял винтовкой, всеми ее движениями, плотно прижимая ее к плечу и передвигая относительно точки опоры на песочной баррикаде. От напряжения бедро немного заныло, но с этой проблемой он смог справиться.
Взглянув в прицел, Боб едва заметно изменил хватку рук и положение корпуса, пытаясь найти максимально удобную позицию: нужно было, чтобы все предметы оказались на своих местах, чтобы ничто не мешало и не отвлекало его внимания, чтобы дыхание было естественным и свободным и чтобы он чувствовал себя единым целым с винтовкой и мешками.
Он следил за легкой дрожью перекрестья прицела, стараясь постепенно выровнять дыхание и успокоиться. Вот кто был его настоящим врагом – ни Вилли Даунинг или Ник Мемфис, ни даже «Экьютек» или кто-нибудь в этом роде – нет, самым страшным врагом было сердце, над которым он никогда не мог добиться полного контроля – да и вряд ли это вообще в чьей-либо власти – и которое независимо от разума посылало предательские сигналы беспокойства в различные части тела. Ужаснее всего, что оно может подвести любого человека в самый ответственный момент, выбросив огромный заряд страха. Результат может быть удручающим: дрогнет палец на спусковом крючке, дыхание задержится слишком надолго, неизвестно отчего навернутся слезы на глаза, сразу же уменьшив остроту зрения или четкость либо заставив изображение расплыться, ухо может неожиданно услышать слишком много или, наоборот, чего-то не расслышать, или вдруг нога, которая незаметно для своего хозяина затекла и онемела, станет отвлекать его от серьезного дела, на котором он сосредоточен.
Боб быстро закрыл глаза и приказал себе успокоиться.
Он медленно вдохнул воздух, позволив ему заполнить легкие где-то наполовину, а потом так же спокойно выдохнул. Он не хотел, чтобы у него в организме было много кислорода, который может отрицательно подействовать в самый неподходящий момент. Однако, черт побери, он еще не совсем успокоился! Довольно-таки странно, ведь все здесь было ненастоящим: он сидел в выдуманном здании, притворялся, что он агент ФБР, притворялся, что это 1986 год, и старался вести себя так, будто все происходит на самом деле.
«Хватит придуриваться, – подумал он. – Это всего лишь стрелковые упражнения, и нечего корчить из себя черт знает что».
Все необходимые вычисления он произвел еще раньше. Помня наизусть баллистическую таблицу, он подсчитал, что при использовании стапятидесятиграновой пули ее отклонение при стрельбе на триста двадцать ярдов составит порядка десяти дюймов. Скорость полета пули при этом снизится до двух тысяч ста шестидесяти футов в секунду. К тому же Боб уже знал, что патроны «Экьютек» несколько мощнее стандартных. Поэтому, прикинув кое-что, он сбросил еще два дюйма. Стрелять он будет сверху вниз, а это не совсем то же самое, что стрелять на ровной местности. Значит, надо вычесть еще несколько дюймов из отклонения, потому что пуля, выпущенная под таким углом, снижается достаточно плавно. Он отнял еще три дюйма. Теперь отклонение пули по вертикали при стрельбе на триста двадцать ярдов составило всего пять дюймов. Однако он не учел ветра: такой легкий бриз мог отклонить пулю во время полета где-то на четыре дюйма влево. Пришлось принять во внимание и скорость машины, которая в некоторой степени компенсирует отклонение. Он уточнил ее по рации, когда ему дали отмашку на выстрел.
– Эс-четыре, прием.
«А, чтоб тебя… – подумал Боб. – Чего он еще хочет?»
Он ничего не ответил. Микрофон находился под подбородком, и, чтобы вернуть его в нужное положение, пришлось бы сместить линию прицеливания, изменить хватку и нарушить драгоценное спокойствие. Он этого не сделает.
– Эс-четыре, черт бы вас побрал, где вы?
Боб хранил молчание, ожидая, когда автомобиль появится в правом нижнем углу прицела.
– Эс-четыре, черт побери, выйдите на связь! Подтвердите прием! Войдите в сеть, Эс-четыре, черт, мне надо удостовериться, что вы меня слышите.
Боб продолжал молчать, стараясь успокоить легкую дрожь визирных ниток прицела. Он пытался заставить свой мозг расслабиться и успокоиться, сделать так, чтобы в теле не осталось ни капли напряжения. Для него существовали сейчас только две вещи: сохранить правильную хватку и не нарушить ее во время плавного спуска курка. – Эс-четыре, вы не отзываетесь, я не даю вам отмашку, чтоб вас разорвало! Я должен услышать ваш голос, я же знаю, что вы меня слышите!
Боб продолжал молчать. Дыхание стало немного неровным. Он испытывал огромное желание выбросить наушники к чертовой матери! Этот козел будет ему тут выговаривать!..
Он попытался откинуть все лишние мысли и ничем не забивать голову, чтобы полностью сконцентрироваться на выстреле. Но ничего не получалось.
– Эс-четыре, отмашка взята обратно. Прекратите все. Полный отбой, Эс-четыре. Вы слышите? Разрешение на выстрел аннулировано. Эс-четыре, никакого выстрела, черт бы вас побрал!
И тут он увидел его.
В поле зрения появился кузов лимузина, который волокли при помощи троса. Угол был не очень острым – чуть больше сорока градусов. Автомобиль двигался со скоростью около двадцати миль в час. Боб без труда перемещал винтовку в импровизированной амбразуре, устроенной в баррикаде из мешков с песком, и держал автомобиль на прицеле. Главное – следить за захватом. Он старался не обращать внимания на всякие мелочи, но ему это никак не удавалось: довольно забавно было вдруг обнаружить, что место Даунинга в машине занимает арбуз, а заложников имитируют воздушные шары. Все это выглядело нелепо, однако довольно реально, особенно тогда, когда ветер, раздувая шары, сталкивал их самым непредсказуемым образом; в этот момент арбуз выглядел подозрительно эластичным и гибким, почти как человек. Боб чуть не рассмеялся. Выбрасывать такие деньги, чтобы выстрелить в арбуз! Абсурдность таких действий была для него очевидной: сто стрелков в подобной ситуации могли бы попасть в арбуз такого размера, и только один из них – в человеческую голову.
Но все эти мысли внезапно куда-то ушли. Боб почувствовал, что наконец занял нужную позицию, он закрепил ее, успокоился и понял, что сделает отличный выстрел. Автомобиль продолжал все так же плестись по дороге, когда Боб непроизвольно, совсем не думая о том, что сознательно нарушает приказ, стал медленно выбирать курок. Он выстрелит, несмотря ни на что, черт побери.
– Эс-четыре, подготовьте винтовку к выстрелу. Отмашка, отм… – раздалось в наушниках.
Но Боб к этому моменту уже выстрелил, самостоятельно приняв решение где-то в глубинах своего подсознания. Мозг подчинялся указательному пальцу. Решил сам палец, и за долю секунды до того, как прицел дернулся из-за отдачи и перед глазами все затуманилось, Боб увидел, как пуля мгновенно прошила арбуз: красные брызги полетели на зеленый пейзаж Мэриленда. Уже потом, когда прицел после отдачи вернулся в первоначальное положение, Боб заметил, что все четыре шарика по-прежнему качаются на ветру, а арбуз спокойно лежит – с дырочкой в середине.
– Поздравляю, – сказал Хэтчер. – Вы выиграли по всем параметрам.
Боб ничего не сказал, только посмотрел на него холодным взглядом. Спустившись с вышки, он сразу же оказался окружен людьми, которые выражали ему свое восхищение:
– Когда вы решили выстрелить?
– Это просто невероятно!
– После получения отмашки вы сработали очень быстро. Черт, это было невероятно быстро!
Боб не хотел разговаривать с ними, он еще не вернулся из того оазиса спокойствия и тишины, в который погружался каждый раз перед выстрелом.
– Вот расшифрованная распечатка радиообмена, можете прочитать ее сами.
Хэтчер протянул Бобу лист.
Боб быстро взглянул на распечатку. Ему этого хватило, чтобы убедиться: База действительно до последней секунды висела на ушах у бедняги Мемфиса.
БАЗА: Вы захватили цель?
АГЕНТ МЕМФИС: Да, сэр. Вот он появился в нижней части прицела, теперь поднимается к перекрестью, вот он…
БАЗА: Повремените с выстрелом, Эс-четыре, пока я не получу подтверждение, что его штуковина направлена в сторону.
АГЕНТ МЕМФИС: База, черт побери, я держу его, я держу его, я…
БАЗА: Выстрел не разрешен. Подождите, Эс-четыре, я не могу позволить вам выстрелить, я…
АГЕНТ МЕМФИС (неразборчиво): Черт, я могу…
БАЗА: Нет, нет. Эс-два, какая у вас там картина?
АГЕНТ О’БРАЙЕН: Я не вижу этого парня, База, я… О господи! Он собирается выстрелить…
БАЗА (неразборчиво): Огонь, отмашка, огонь, черт тебя побери, стреляй, сделай из него котлету…
АГЕНТ МЕМФИС (неразборчиво): Стреляю!..
БАЗА: Боже, ты попал в девчонку. Он попал в девчонку! О господи! Прямо в спину…
АГЕНТ О’БРАЙЕН: Он стреляет по заложникам. Господи, да пристрелите же его кто-нибудь! Ник, попади в него, попади, попади!
АГЕНТ МЕМФИС: Я не вижу его, кто-то заслоняет. О господи! Он стреляет в них. Я не могу выстрелить во второй раз. Господи, помогите им, ну помогите же им кто-нибудь, помогите!
АГЕНТ О’БРАЙЕН: Он только что снес себе башку… (нецензурно). Ник, он вставил ствол себе в рот – и крыши как не бывало (нецензурно), он…
БАЗА: Окажите этим людям медицинскую помощь, окажите этим людям медицинскую помощь. О боже мой! Окажите этим…
АГЕНТ МЕМФИС: Сволочь.
Этого было достаточно. Почему у Мемфиса не нашлось корректировщика или кого-нибудь еще, кто сидел бы рядом с ним? Снайперская стрельба – это работа для двоих: один может заниматься ею только тогда, когда вокруг никого больше нет. Ее нельзя выполнять, если у тебя на голове наушники. А База… Ну и скотина! Именно из-за него тот парень не попал: он же все время бубнил ему в ухо и причитал, как старая баба.
– Они его подставили, но так ему и надо, – сказал Боб, плотно сжав губы. Он думал об этом жалком сопляке, который смотрел на кровавую бойню через оптический прицел и в беспомощной, бессильной ярости сжимал свою винтовку, больше всего злясь на себя, зная, что он никогда не сможет простить себе этот промах. – Что с ним потом случилось?
– Он женился на той женщине, в которую попал. Он все еще служит в Бюро, и у него теперь на руках, до конца жизни, эта несчастная в инвалидной коляске.
«Дай Бог тебе здоровья, Ник Мемфис, – подумал Боб. – Если бы я все еще был алкоголиком, то обязательно опрокинул бы стаканчик за твое здоровье. И если вдруг я снова начну пить, то непременно это сделаю».
– Удивительно, как в экстремальных условиях проявляется сущность организации, – сказал Хэтчер. – Смотрите, Бюро – в общем и целом чисто бюрократическая организация, и на всем, что она делает, лежит отпечаток бюрократических отношений. Власть бюрократии. Поэтому-то Базе и пришлось контролировать Мемфиса даже в момент выстрела. Пришлось, хоть это было неестественно и лишь усиливало нервозность обстановки, ибо главный принцип в работе Базы – прикрыть собственную задницу. А бедолага Мемфис был командным игроком даже несмотря на то, что всегда играл в одиночку. Поэтому он подыгрывал команде. Поступая таким образом, он ставил под угрозу успех выстрела.
Наступила пауза.
– Но вы, мистер Свэггер, – продолжал Хэтчер, – не поставили свой выстрел под угрозу. Потому что вы не командный игрок и не придерживаетесь тех норм и традиций, которые приняты у них. Вы просто берете и стреляете. Вы заботитесь только о том, чтобы максимально сконцентрироваться. Мы пытались помешать и вам, поэтому вы прошли приблизительно через то же самое, что и Мемфис, но он оплошал, а вы уверенно разделались с Вилли Даунингом.
Вокруг Боба собралось еще несколько восхищенных почитателей. Они поддакивали неуклюжему Хэтчеру, но почему-то все эти восторги вызывали у Боба лишь раздражение.
– Итак, мистер Свэггер, сейчас мы предложим вам более интересное испытание. Хотите продолжить игру? – спросил Хэтчер.
Бобу очень хотелось вогнать в цель еще одну такую пулю, хотя он ощущал внутреннюю неловкость оттого, что ему так понравились эти патроны.
– Я выстрелю еще раз, – сказал он. – Может быть, еще раз повезет.
– Этот случай как раз по вашей части – чисто снайперская война. Он основан на событиях, произошедших в Медельине, в Колумбии, в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году. Все строго секретно, поэтому я вынужден попросить вас никогда не разглашать суть этого дела. Думаю, это вполне понятно?
– Я приехал сюда, чтобы стрелять, а не разговаривать.
– После того как я расскажу вам все подробности, вы поймете, в чем заключается деликатность этого дела. Речь идет о выстреле на тысячу четыреста ярдов, который агент УБН[12] сделал по одному торговцу наркотиками, уничтожившему ранее целую группу Управления. У торговца была фантастическая охрана, огромная банда колумбийцев, до зубов вооруженных всеми видами стрелкового оружия. Даже говорить не стоит о том, что произошло бы, если бы кто-нибудь попытался его зацепить. Его охранники сразу же начали бы крушить все налево и направо. Поэтому УБН хоть и с явной неохотой, но все же приняло решение убрать его неофициальным образом – без лишнего шума. Операция готовилась нелегально, подозрение в ее проведении должно было лечь на определенные организации в самой Колумбии.
– Это был прямой выстрел?
– Да. Как раз ваша работа. Никаких заложников, никаких помех. Просто человек и винтовка, да еще чертовски дальний выстрел.
– Из триста восьмого калибра вы никогда не выстрелите на тысячу четыреста ярдов, уверяю вас.
– Вы снова нас проверяете. Снайпер УБН стрелял из «Магнума Холэнд энд Холэнд» трехсотого калибра, двухсотграновой пулей «Сьерра». Вот и винтовка. Точно такая же.
Он кивнул, и один из техников принес винтовочный чехол. Когда он открыл его, Боб засмотрелся на винтовку.
Что за винтовка!
– Черт побери, – невольно вырвалось у него. – Это же просто сказка. Черт!
Это была семидесятая модель с поворотным продольно скользящим затвором, выпущенная до шестьдесят четвертого года, с длинным толстым стволом и тридцатишестикратным оптическим прицелом, длина которого почти равнялась длине ствола. Темный металлический отблеск напоминал о давно забытом искусстве делать настоящее оружие, которое достигло своего пика во время американского винтовочного бума двадцатых – тридцатых годов. Она была практически новой, чистой и хорошо смазанной; очевидно, к ней относились с любовью и заботой. Но деревянные части поразили его еще больше. Выполненные в стиле пятидесятых годов, они были почти черными. Он никогда не видел орехового дерева такого темного оттенка. Но это был явно не пластик: чувствовался естественный теплый цвет древесины. Может быть, черное дерево?
– Великолепная винтовка, – сказал Боб и быстро наклонился, чтобы взглянуть на серийный номер.
О господи, единичка с пятью очаровательными «гусиными яйцами» – 100 000! Стотысячная семидесятка! Мечта любого коллекционера, сделана около 1950 года.
– Выпущена на винчестерском заводе в сорок восьмом году. Металл был подвергнут термической обработке с закаливанием для придания ему прочности и надежности, необходимых при стрельбе специальными патронами на тысячу ярдов.
– Хорошо, давайте проверим ее. У вас есть патроны к ней?
Хэтчер протянул ему коробочку патронов «Экьютек снайпер грейд» для «Магнума H&H» трехсотого калибра.
Красными буквами на ней было написано: «ТОЛЬКО ДЛЯ ПРАВООХРАНИТЕЛЬНЫХ ОРГАНОВ».
Боб открыл коробочку и достал длинный патрон. Тот лежал на ладони как маленькая баллистическая ракета – четыре дюйма гильзы, пороха и пули. Тяжелый, как страусиное яйцо.
– Что за тип?
– Это самый большой размер. Мы делаем его из гильзы «Эйч-четыре-восемь-три-один» и нашей двухсотграновой веретенообразной пули с экспансивной полостью. Скорость полета пули – три тысячи футов в секунду.
Боб вспомнил таблицу и вычислил, что при тысяче ярдов отклонение пули по вертикали равно ста девяноста восьми дюймам, следовательно, при тысяче четырехстах ярдах оно составит триста пятьдесят пять дюймов.
Он взял винтовку. Семидесятая модель была его первой любовью. Ее называли «винтовкой настоящего стрелка». Сейчас у Боба было несколько таких, включая тот настойчиво сопротивляющийся винчестер двести семидесятого калибра, которым он был занят перед своим приездом в Мэриленд и проблемы которого он так до конца и не решил. Эта винтовка была для него как старый приятель.
– Где я могу ее пристрелять?
– О, она пристреляна. Один из наших мастеров уже сделал все необходимое. На этом расстоянии она бьет точно в цель.
– Подождите, сэр. Когда мне платят деньги, я предпочитаю стрелять из той винтовки, которую проверил.
– О-о, – протянул Хэтчер, несколько смущенный решительной настойчивостью Боба. – Я гарантирую вам, что…
– Вы не можете гарантировать мне то, чего я сам не знаю.
– Вы хотите, чтобы я обратился к полковнику?
– Почему бы и нет?
– Хорошо. Но я хочу сказать вам, что тот, кто ее пристреливал, в середине пятидесятых выиграл чемпионат страны по стрельбе на тысячу ярдов. Она пристреляна. Я гарантирую вам, что она стреляет нормально. У него есть награды, которые могут подтвердить мои слова.
Боб прищурился.
Наконец он сказал:
– Это идет вразрез с моими принципами, но, черт побери, только из уважения к этой модели я возьмусь за работу и так.
Боб лег в снайперскую нишу. Там было душно и грязно. Казалось, стены давят на него со всех сторон. Мир он видел через узкое отверстие размером где-то шесть дюймов на четыре. Сквозь него он различал ряд невысоких холмов. Далеко, очень далеко стояла ободранная стена, возле которой был сооружен вал из выкопанной бульдозером земли.
– Он ждал в этой нише две недели, – сказал Хэтчер. – Радуйтесь, что мы не подвергли вас еще и этому испытанию. А когда ожидание закончилось и настало время сделать выстрел, он промахнулся. Стыдно.
Гарсия Диего, так звали торговца наркотиками, был необычайно осторожным человеком. В радиусе мили от его асьенды[13] были расположены различные охранные приспособления и засады. После того как этот человек погубил целую группу УБН, он стал объектом номер один для уничтожения. УБН выследило его здесь. Ребята знали, что если он попытается улизнуть, то сделает это на закате и, перед тем как сесть в свой вездеход, на секунду или две появится на фоне задней стены своей асьенды.
– То, что вы увидите, Боб, – продолжил Хэтчер, – всего-навсего прекрасно сделанный манекен, который на таком расстоянии почти невозможно отличить от человека. Мы протащим его на проволочной растяжке вдоль стрельбища. Проволоку вам видно не будет. На этой дистанции он должен быть поразительно похож на того торговца. Вам необходимо сделать все возможное, чтобы попасть в центр корпуса.
Оставшись один, Боб принялся разглядывать винтовку. Именно на старом винчестере он учился стрелять в детстве во время оленьих сезонов в Арканзасе. Эта винтовка была как письмо из дома, как ностальгическое воспоминание о пятидесятых, когда еще был жив его отец.
Эрл Свэггер был смуглым и длинноволосым. Его голос напоминал звук напильника, стачивающего металл. Это был человек с чувством собственного достоинства, спокойный, уравновешенный, хорошо сложенный, сильный, который, однако, никогда никого не трогал первым и относился ко всем людям, включая даже тех, кого многие презрительно называли «ниггерами», с предельной вежливостью и учтивостью, говоря «сэр» любому, даже последнему ничтожеству на земле.
Он настойчиво и упорно воспитывал у Боба терпение. «А теперь, Боб Ли, – вспомнились ему слова отца, – запомни, что твое отношение к винтовке должно быть таким же хорошим, как и отношение к любому человеку, с которым ты будешь иметь дело. Если обращаться с ней хорошо, она будет верой и правдой служить тебе в раю и в аду, куда бы ты ни попал. А если относиться к ней небрежно, обходить ее стороной, как злую собаку, или перестать обращать на нее внимание, как на женщину, которая слишком много жалуется, то, поверь, рано или поздно она найдет способ наказать тебя. В умных книжках написано, что порой ад не так страшен, как плохая, неухоженная винтовка. В умных книжках не говорится об этом подробно, но это может случиться, Боб Ли. Ты слышишь меня?»
Боб Ли кивнул в ответ и дал себе клятву всегда обращаться с винтовкой так, как надо. Сейчас, много лет спустя, он с полной уверенностью мог заявить: он ни разу в жизни не подвел ни своего отца, ни свою винтовку.
Боб посмотрел вниз, на стрельбище.
Нигде не было никаких признаков движения. Все спокойно. Легкий ветер кое-где поднимал тонкие струйки пыли. Внизу что-то тихо и настойчиво потрескивало, напоминая стрекот цикад.
Можно сказать, что, находясь за тысячу ярдов от цели, вы живете совсем в другом мире. Ветер, который при стрельбе на триста ярдов может помочь вам, превращается в непреодолимое препятствие. Во время столь долгого полета скорость пули падает так сильно, что ее траектория становится уязвимой и чувствительной ко всяким изменениям, как дыхание ребенка. Секрет в том, чтобы заставить ветер работать на себя, но для этого его надо понимать и уметь читать. Это единственный способ попасть в цель.
Сняв винчестер с предохранителя большим пальцем, Боб плотно прижал винтовку к плечу и, приказав телу расслабиться, стал искать линию прицеливания.