Маленькие женщины

Глава семнадцатая. Верная душа

Целую неделю старый дом был так переполнен добродетелями, что их хватило бы на всю округу. Это было поистине поразительно: все и каждый, казалось, пребывали в самом великолепном расположении духа, и самоотречение стало здесь последним криком моды. Первоначальное тяжкое беспокойство о здоровье отца оставило девочек, и они, не сознавая того, ослабили свои столь достойные похвалы усилия, постепенно возвращаясь к прежним привычкам. Они не забывали о своем девизе, но надеяться и трудиться теперь им казалось легче, а после своих неимоверных усилий они почувствовали, что Старание вполне заслуживает выходного дня, и устроили таких довольно много.

Джо подхватила сильную простуду из-за того, что не озаботилась потеплее укрывать коротко остриженную голову, и ей было велено сидеть дома, пока не поправится, ибо тетушка Марч не любила, чтобы ей читали люди с насморком. Джо это чрезвычайно понравилось, и, энергично перерыв весь дом, от чердака до подвала, она водрузилась на диван с книгами и арсеникумом[89] – лечить свой насморк. Эми сочла, что искусство и работа по дому – вещи не вполне совместные, и вернулась к своим «пирожкам из глины». Мег ежедневно отправлялась к своим ученикам и занималась дома шитьем – или полагала, что им занимается, но очень много времени уделяла писанию писем матери или же читала и перечитывала депеши из Вашингтона. Бет продолжала свою обычную деятельность с весьма нечастыми приступами праздности или грусти.

Все ее небольшие обязанности тем не менее каждый день ею выполнялись, как и многие обязанности других ее сестер, потому что те о них частенько забывали, и тогда дом походил на часы, чей маятник ушел в гости. Когда душу Бет обременяла тоска по маменьке или накипали слезы о папеньке, девочка укрывалась в одном из стенных шкафов, прятала лицо в складках любимого старого халата, и тихонько стонала, и тихонько молилась в полном одиночестве. Никто ее не слышал, никто не знал, что ее ободряло, когда она брала себя в руки, однако все ощущали, как нежна с ними Бет, как велика ее помощь, и начинали все чаще обращаться к ней за утешением или советом по поводу разных небольших дел.

Девочки не сознавали, что этот опыт стал для каждой из них испытанием характера, и, когда прошли первые волнения, почувствовали, что все получилось хорошо и они достойны похвалы. Так оно и было в действительности, но их ошибкой стало то, что они перестали поступать так же, и поняли это, лишь получив урок в виде новых волнений и сожалений.

– Мег, мне хотелось бы, чтобы ты навестила Хаммелей. Помнишь, мама говорила, чтобы мы о них не забывали? – сказала Бет дней через десять после отъезда миссис Марч.

– Сегодня я слишком устала, – отвечала Мег, удобно расположившись с шитьем в кресле-качалке.

– А ты не могла бы, Джо?

– Слишком ветрено для моего насморка!

– А я думала, он почти уже прошел.

– Он настолько прошел, что я могу выйти к Лори, но не настолько, чтобы отправиться к Хаммелям, – смеясь, возразила Джо, но вид у нее был несколько пристыженный из-за такой непоследовательности.

– А почему бы тебе самой не пойти? – спросила Мег.

– Я там бываю каждый день, но малышка больна, а я не знаю, что с этим делать. Миссис Хаммель уходит на работу, о малышке заботится Лотхен. Но ей с каждым днем все хуже и хуже, я думаю, тебе или Ханне надо туда пойти.

Бет говорила настоятельно, и Мег обещала пойти к Хаммелям завтра.

– Попроси у Ханны чего-нибудь вкусненького и отнеси им, Бет, свежий воздух пойдет тебе на пользу, – извиняющимся тоном посоветовала Джо. – Я бы пошла, но мне хочется закончить мою писанину.

– У меня болит голова, и я устала, вот и подумала, что, может быть, кто-то из вас пойдет, – призналась Бет.

– Эми вот-вот будет дома, она сбегает за нас, – предположила Мег.

Так что Бет прилегла на диване, старшие вернулись к своим делам, и Хаммели были на время забыты. Прошел час. Эми не возвращалась. Мег ушла в свою комнату – примерить новое платье, Джо заканчивала свой рассказ, Ханна крепко спала у печки на кухне, когда Бет тихонько оделась, наполнила корзинку всякими мелочами для бедных детишек и вышла в холодный сумрак с тяжелой головой и полными горестного терпения глазами. Когда она вернулась, было поздно, и никто не видел, как она пробралась наверх и закрылась в маминой комнате. Через полчаса после этого Джо пошла взять что-то из маминого стенного шкафа и обнаружила там Бет, сидящую на ящике с домашней аптечкой, очень печальную, с покрасневшими глазами и с пузырьком камфары в руке.

– Христофор Колумб! Что случилось? – вскричала Джо, когда Бет протянула к ней руку, как бы желая ее от чего-то предостеречь, и поспешно спросила:

– У тебя была скарлатина, нет?

– Сто лет тому назад, когда Мег болела. А что?

– Тогда я могу сказать. Ах, Джо, малышка умерла!

– Какая малышка?

– Малышка миссис Хаммель. Она умерла у меня на коленях, еще до возвращения ее матери, – рыдая, проговорила Бет.

– Бедняжка моя дорогая, как это ужасно для тебя! Надо было мне пойти! – полным раскаяния голосом произнесла Джо, обнимая сестру и садясь с нею в большое мамино кресло.

– Это было не ужасно, Джо, только так печально! Я в первую же минуту увидела, что ей хуже, но Лотхен сказала, что миссис Хаммель пошла за доктором, так что я взяла у нее малышку, чтобы Лотти отдохнула. Казалось, она заснула, только вдруг она тихонько вскрикнула и вздрогнула, я попыталась ей ножки согреть, а Лотти дала ей молока, но она не пошевелилась, и я поняла, что она умерла.

– Не плачь, моя хорошая. И что же ты сделала?

– Просто сидела и тихонько ее держала, пока миссис Хаммель не вернулась с доктором. Он сказал, что она умерла, и посмотрел Генриха и Минну, у которых горло болит. «Скарлатина, мадам, надо было позвать меня раньше», – сердито сказал он. А миссис Хаммель сказала, что они – бедняки и что она пыталась лечить ребенка сама, но теперь уже поздно, и она может только просить его помочь другим детям, и чтобы он поверил, что благотворители оплатят его услуги. Тут он улыбнулся и стал добрее, но все это было очень грустно, и я плакала вместе с ними, пока он вдруг не повернулся ко мне и не велел мне тотчас уйти и сразу принять белладонну, не то я тоже заболею скарлатиной.

– Нет! Ты не заболеешь! – вскрикнула Джо, бросив на сестру испуганный взгляд и прижимая ее к себе. – Ох, Бет, если ты заболеешь, я себе никогда не прощу! Что мы тогда будем делать?!

– Не пугайся так, Джо, думаю, я не заболею так уж тяжело. Я посмотрела в маминой книжке и увидела, что скарлатина начинается с головной боли, боли в горле и странных ощущений вроде моих, так что я уже приняла немного белладонны и чувствую себя лучше, – утешала сестру Бет, положив холодные ладони на свой горячий лоб и пытаясь казаться вполне здоровой.

– Ах, если бы только мама была дома! – воскликнула Джо, хватая мамину книжку: она вдруг ощутила, как невероятно далеко от их дома находится Вашингтон. Прочитав страничку, она осмотрела Бет, пощупала ее лоб, заглянула в горло и мрачно заключила: – Ты дольше недели наклонялась над малышкой и находилась среди других детей, которые вот-вот заболеют, Бет. Я позову Ханну, она все знает про эту болезнь.

– Не позволяй Эми подходить ко мне. У нее-то скарлатины не было, и мне вовсе не хочется ее заразить. А у вас с Мег не может она повториться? – взволнованно спросила Бет.

– Думаю, нет. Да и пусть я заболею, будет мне поделом, такой свинье-эгоистке! Надо же – отпустить к ним тебя, чтоб самой остаться писать всякую ерунду! – упрекала себя Джо, отправляясь на кухню – советоваться с Ханной.

Добрая женщина тотчас же совершенно проснулась и, посчитав, что нет нужды волноваться, ведь все всегда болеют скарлатиной, а если их правильно лечат, то никто не помирает – чему Джо безусловно и с большим облегчением поверила, – вместе с Джо пошла позвать Мег.

– А теперь я скажу вам, что мы сделаем, – заявила Ханна после того, как осмотрела Бет. – Мы позовем доктора Бэнгса, просто на тебя посмотреть, моя милая, и сказать, правильно мы начинаем или нет. Потом мы отошлем Эми к тетушке Марч на какое-то время, чтоб вреда ей тут не приключилось, а одна из вас – старших – сможет оставаться дома пару-тройку дней, чтобы Бет не скучно было.

– Конечно, останусь я. Я ведь старшая! – взволнованно и виновато начала было Мег.

– Останусь я, ведь это моя вина, что она заболела. Я обещала маме, что буду выполнять эти поручения, и не выполняла, – решительно прервала ее Джо.

– А ты-то из них кого хочешь, Бет? Нужна-то ведь всего одна, – спросила Ханна.

– Джо, пожалуйста. – И Бет с довольным видом прижалась лбом к сестре, что сразу же решило дело.

– Пойду предупрежу Эми, – сказала Мег, чувствуя некоторую обиду, но одновременно и облегчение, так как ухаживать за больными ей было не очень по душе, тогда как Джо это нравилось.

Эми тотчас же взбунтовалась и гневно заявила, что она скорее согласится заболеть скарлатиной, чем отправиться к тетушке Марч. Мег приводила резоны, умоляла, приказывала – все было тщетно. Эми твердо заявляла, что не поедет, и Мег, уйдя от нее в совершенном отчаянии, решила спросить у Ханны, как поступить. Она еще не вернулась, когда явился Лори и, войдя в гостиную, застал Эми в слезах, уткнувшуюся лицом в диванные подушки. Она рассказала ему обо всем, ожидая, что он ее станет утешать, но он засунул руки в карманы и принялся шагать по комнате в глубокой задумчивости, что-то насвистывая и нахмурив брови. Затем он сел возле Эми и заговорил своим самым «обольстительным» тоном:

– Послушай, будь разумной маленькой женщиной и сделай, как они говорят. Нет, ты не плачь, а выслушай, как здорово я все придумал. Ты отправишься к тетушке Марч, а я буду каждый день приходить за тобой и брать тебя на прогулки или в поездки, и мы станем ужасно здорово проводить время. Разве это не лучше, чем хандрить тут в одиночестве?

– Я не желаю, чтобы меня отсылали прочь, будто я тут всем мешаю! – начала было Эми оскорбленным тоном.

– Да что с тобой, деточка?! Это же чтобы сохранить твое здоровье! Тебе же не хочется болеть, правда?

– Конечно же нет! Но я уверена, что заболею, ведь я все время была с Бет.

– Тем больше причин тебе немедленно уехать, чтобы ты смогла от этого уберечься. Смена всего окружения и забота поддержат тебя в здоровом состоянии, я уверен, или, даже если не совсем в здоровом, скарлатина у тебя пройдет гораздо легче. Я советую тебе убраться отсюда как можно скорее, потому что скарлатина – не шутка, мисс!

– Но у тетушки Марч такая скука, а сама она такая злая! – со страхом проговорила Эми.

– Там не будет скучно, ведь я стану забегать каждый день, чтобы сообщать, как Бет, и забирать тебя, чтобы пуститься в разгул. Старая дама хорошо ко мне относится, а я буду с ней ласков до предела, так что она нас не заклюет, что бы мы с тобой ни вытворяли.

– А вы возьмете меня прокатиться на коляске для скачек, с Паком?

– Слово джентльмена – возьму!

– И будете приходить каждый божий день?

– Вот увидишь.

– И отвезете меня обратно, как только Бет поправится?

– В ту же самую минуту.

– И в театр со мной пойдете, честно?

– В целую дюжину театров, если будет можно.

– Ну… Думаю, тогда я поеду, – медлительно произнесла Эми.

– Вот и умница! Позови Мег и сообщи ей, что сдаешься, – сказал Лори, одобрительно погладив ее по головке, что было Эми еще неприятнее, чем «сдаешься».

Мег и Джо вбежали в гостиную и узрели чудо, сотворенное Лори, а Эми, ощутившая себя высоко ценимой персоной, приносящей себя в жертву, пообещала им, что уедет, если доктор скажет, что Бет заболевает.

– А как наша маленькая любимица? – спросил Лори: к Бет он чувствовал особую привязанность и беспокоился о ней больше, чем хотел это выказать.

– Она лежит в маминой постели и чувствует себя лучше. Смерть малышки ее ужасно взволновала, но я бы сказала, что она всего лишь простудилась. Ханна тоже так говорит, но выглядит обеспокоенной, а это заставляет и меня дергаться, – ответила Мег.

– Ох и несносный же этот мир, в котором мы живем! – сказала Джо, нервно ероша свой ежик. – Только выбрались из одних треволнений, как на тебе – сыплются другие. И кажется, просто не за что ухватиться, когда мамы нет рядом, так что я в полной растерянности.

– Перестаньте превращать себя в дикобраза, Джо, это вам не к лицу. Приведите свою голову в порядок и скажите мне, не надо ли телеграфировать вашей матушке или сделать что-нибудь еще? – спросил Лори, так и не примирившийся с утратой «единственной красы» своей подруги.

– Как раз это меня и беспокоит, – призналась Мег. – Мне кажется, нам надо сообщить маме, если Бет действительно заболела, однако Ханна говорит, это их только обеспокоит. Бет не проболеет долго, и Ханна знает, что нужно делать, а мама говорила, что нам следует ее слушаться. Так что я думаю, что надо бы сообщить, но теперь мне это не представляется таким уж правильным.

– Хмм… Ну, тут я не могу ничего сказать. Может быть, вам стоит спросить у дедушки, когда доктор у вас побывает.

– Так мы и сделаем. Джо, сейчас же пойди пригласи доктора Бэнгса, – велела Мег сестре. – Мы не можем ничего решать, пока он не придет.

– Не двигайтесь с места, Джо. Это я – мальчик на побегушках в этом учреждении, – сказал Лори, берясь за шапку.

– Боюсь, вы слишком заняты… – начала было Мег.

– Нет, на сегодня я с уроками покончил.

– А вы что же, и в каникулы занимаетесь?

– Я беру пример со своих соседей, – последовал ответ, и Лори тут же выбежал из гостиной.

– Я возлагаю большие надежды на этого мальчишку, – заметила Джо, с одобрением глядя, как он прямо-таки перелетает через изгородь.

– Для мальчишки он ведет себя на удивление хорошо, – ответила Мег, не испытывая особой благодарности, поскольку сей предмет ее не очень интересовал.

Доктор Бэнгс пришел, сказал, что у Бет – симптомы скарлатины, но что он надеется, болезнь не будет тяжелой, хотя на историю с Хаммелями он смотрел очень серьезно. Эми было велено отправить прочь из дома незамедлительно, и, снабженная кое-чем необходимым, чтобы устранить опасность, она с великой помпой отбыла с Джо и Лори в качестве эскорта.

Тетушка Марч приняла их с обычным для нее гостеприимством.

– А теперь что вам потребовалось? – спросила она, устремив на них пронзительный взор поверх очков, тогда как попугай, восседавший на спинке ее кресла, выкрикнул:

– Пр-рочь, пр-рочь! Мальчишкам вход воспр-рещен!

Лори отошел подальше, к окну, а Джо поведала тетушке их печальную историю.

– Меньшего я и не ожидала, если вам дозволяется совать нос в дела бедного люда. Эми может у меня остаться и постараться быть в доме полезной, если не заболеет, хотя я не сомневаюсь, что так оно и случится, она уже выглядит нездоровой. Не плачь, детка, мне неприятно слышать, как кто-то хлюпает носом.

Эми готова была разрыдаться, но Лори коварно дернул попугая за хвост, чем заставил Полли издать возмущенный возглас «Чер-рт побер-ри!», это прозвучало так забавно, что она вместо слез рассмеялась.

– Что слышно от вашей матери? – ворчливым тоном спросила старая дама у Джо.

– Отцу много лучше, – ответила Джо, стараясь удержаться от смеха.

– Ах вот как? Ну, мне представляется, вряд ли это долго продержится. Марч никогда особой стойкостью не отличался, – последовал ободряющий ответ.

– Ха-ха! Не говор-ри – дело швах, лучше нюхай табак, и пр-рощай, пр-рощай! – заверещал Полли, подпрыгнув на спинке кресла и цепляя коготками тетушкин чепец, так как Лори легонько ущипнул его сзади.

– Придержи язык, дерзкая птица! Ты – старая невежа! А тебе, Джо, лучше немедленно отправляться домой, не подобает девице так поздно шататься с пустоголовыми болтунами вроде…

– Придержи язык, дер-рзкая птица! Ты – стар-рая невежа! – выкрикнул Полли, неуклюже спрыгнув с кресла и подбегая клюнуть «пустоголового мальчишку», который трясся от смеха после заключительной речи попугая.

«Не думаю, что смогу это вынести, но постараюсь», – решила Эми, оставшись наедине с тетушкой Марч.

– Проваливай, ты, пугало! – выкрикнул Полли, и в ответ на эту грубую речь Эми не смогла не хлюпнуть носом.

Глава восемнадцатая. Черные дни

Бет действительно заболела скарлатиной, и гораздо тяжелее, чем кто-либо подозревал, кроме Ханны и доктора. Девочки ничего про эту болезнь не знали, а мистеру Лоренсу не позволяли ее навещать, так что Ханна делала все по своему собственному разумению, а очень занятый доктор Бэнгс старался изо всех сил, но оставлял многое на усмотрение этой замечательной сиделки. Мег оставалась дома, чтобы не заразить Кингов, и ведала хозяйством, чувствуя себя несколько виноватой, когда писала письма, ни словом не упоминая о болезни Бет. Она думала, что поступает дурно, обманывая мать, но ведь ей было велено слушаться Ханну, а та и слышать не желала о том, «чтоб сообчать миссис Марч» про скарлатину и беспокоить ее «эфтой юрундой».

Джо посвятила себя уходу за Бет, не разделяя дня и ночи. Впрочем, задача оказалась не слишком тяжелой, потому что Бет была очень терпелива и переносила болезнь, не жалуясь, пока могла себя контролировать. Но пришло время, когда при высокой температуре она начинала бредить, говорила быстро хриплым прерывающимся голосом, и пальцы ее бегали по одеялу, словно по клавишам ее любимого маленького рояля, а еще она пыталась петь, хотя горло у нее так распухло, что никакой мелодии вовсе не выходило. Наступала пора, когда она не узнавала знакомых лиц вокруг, называла всех другими именами и умоляюще призывала маму. Тогда Джо пугалась, Мег настаивала, чтобы ей разрешили написать правду, и даже Ханна обещала подумать об этом, хотя «пока еще опастности нет». Письмо из Вашингтона принесло им новое беспокойство, так как у мистера Марча произошел рецидив болезни и он мог не вернуться домой еще довольно долго.

Какими черными казались им эти дни, каким печальным и опустевшим стал домашний очаг, и как тяжко было на душе у сестер, пока они трудились и ждали под тенью смерти, нависшей над их, когда-то счастливым, домом.

И вот тогда Маргарет, сидевшая над шитьем и часто ронявшая слезы на свою работу, поняла, как богата была она прежде тем, что более драгоценно, чем любая роскошь, какую могут купить деньги, – ведь у нее была любовь, защита, покой и здоровье – истинные блага жизни. Тогда же и Джо, обитавшая теперь в затемненной комнате с тяжко страдающей маленькой сестрой, тут, прямо перед ее глазами, с этим жалобным голоском, то и дело звучащим в ее ушах, сумела увидеть красоту и нежность самой натуры Бет, осознать, какое глубокое и теплое чувство она рождала к себе в душах всех, кто ее знал, и понять, чего стоит стремление Бет жить для других и сделать их домашний очаг более счастливым, используя простейшие достоинства, какие могут быть свойственны каждому, те достоинства, что следует ценить более, чем талант, богатство или красоту. А Эми во время своей ссылки страстно тосковала по дому, мечтая что-нибудь сделать для Бет, чувствуя, что никакая услуга не была бы ей теперь в тягость, не вызвала бы раздражения, и вспоминала, как много поручений, не выполненных ею самой, с готовностью выполняли за нее руки Бет. Лори то и дело появлялся в опечаленном доме, словно беспокойный призрак, а мистер Лоренс запер концертный рояль, ибо ему было невыносимо, когда что-то напоминало о юной соседке, превращавшей для него сумерки в приятное время дня. Всем недоставало маленькой Бет. Молочник, булочник, бакалейщик и мясник спрашивали, как она себя чувствует, бедная миссис Хаммель приходила просить прощения за свое недомыслие, а еще – взять саван для Минны, соседи посылали всяческие утешения и добрые пожелания, и даже те, кто ближе всех знал девочку, были поражены тем, сколько у нее оказалось друзей.

А Бет тем временем лежала в постели со старенькой Джоанной под боком, ибо даже в беспамятстве она не забывала о своей несчастной протеже. Она тосковала о своих котятах, но не разрешала приносить их из боязни, что они заболеют, а в ее спокойные периоды ужасно волновалась о Джо. Она посылала полные любви слова Эми, уговаривала всех написать маме, что скоро сама ей напишет, и часто просила дать ей карандаш и бумагу, чтобы попробовать написать словечко папе – пусть не думает, что она о нем забывает. Но вскоре прекратились даже эти краткие периоды, когда она бывала в сознании, и девочка беспокойно металась в постели, изо рта ее вырывались неразборчивые слова, а порой она погружалась в тяжелый сон, не приносивший ей облегчения. Доктор Бэнгс приходил дважды в день, Ханна сидела с ней по ночам. Мег держала у себя в столе заранее заготовленную телеграмму, чтобы отослать в любую минуту, а Джо не отходила от постели больной сестры.

Первое декабря стало для них поистине зимним днем: задувал резкий ветер, сыпал снег, казалось, сам год готовится к смерти. В это утро доктор Бэнгс долго осматривал Бет, потом взял ее горячую ладошку в обе свои руки и держал так целую минуту, затем осторожно опустил ее на постель.

– Если миссис Марч сможет оставить мужа, ей лучше бы приехать, – тихо сказал он, обращаясь к Ханне.

Ханна кивнула, не промолвив ни слова, – у нее нервно подергивались губы. Мег упала в кресло, словно при этих словах все силы разом ее оставили, а Джо, с побелевшим лицом, постояла с минуту, затем влетела в гостиную, схватила телеграмму и, набросив на себя какие-то одежки, выбежала на завьюженную улицу. Вернулась она очень быстро, и когда бесшумно стягивала с себя пальто, в прихожей появился Лори с письмом и сообщил, что мистеру Марчу стало снова лучше. Джо прочла письмо с благодарным чувством, однако оно, казалось, не облегчило той тяжести, что лежала у нее на душе.

– Что такое? Бет стало хуже?

– Я вызвала маму, – сказала Джо, пытаясь стянуть с себя ботик. Трагическое выражение не сходило с ее лица.

– Вы молодчина, Джо! Вы это сделали на свой страх и риск? – спросил Лори, усадив ее в коридорное кресло и снимая непослушные ботики, – он заметил, как трясутся у нее руки.

– Нет. Нам доктор так велел.

– Ох, Джо, неужели так плохо? – с исказившимся от страха лицом вскричал Лори.

– Да, так плохо. Она нас не узнает, она даже не говорит уже о стаях зеленых голубей, как она называла виноградные листья на стене. Она стала не похожа сама на себя, моя Бет, и некому нам помочь это перенести. Мамы и папы с нами нет, и Бог кажется теперь таким от нас далеким, что я не могу Его отыскать!

Слезы ручьями катились по щекам несчастной Джо, она беспомощно протянула вперед руки, словно нащупывая путь во тьме, и Лори схватил их в свои, с трудом шепча сквозь вставший в горле ком:

– Я с вами. Держитесь за меня, Джо, моя дорогая!

Говорить она не могла, но она и вправду «держалась за него», так что горячая поддержка дружеской руки успокоила переполненное горем сердце девочки и, казалось, подвела ее ближе к Божественной деснице, которая одна лишь могла укрепить ее в этой беде.

Лори очень хотелось сказать ей что-нибудь ласковое и утешительное, но подходящие слова никак не приходили ему в голову, поэтому он стоял молча и только тихонько гладил ее низко склоненную голову, как, бывало, делала ее мать. Это было лучшее, что он мог сделать, гораздо более утешительное, чем самые красноречивые слова, ибо Джо чутко воспринимала его невысказанное сочувствие и в молчании познала сладость утешения, какое любовь дарует горю. Вскоре Джо осушила слезы, принесшие ей облегчение, и благодарно взглянула на друга:

– Спасибо, Тедди, теперь мне получше, я уже не чувствую себя такой всеми покинутой. Попытаюсь вынести это, если это случится.

– Не теряйте надежды на лучшее, это вам поможет, Джо. Скоро ваша матушка вернется, и все будет в порядке.

– Я так рада, что папе лучше. Маме теперь будет не так трудно его оставить. Да уж! Так и кажется, что все беды собрались в одну кучу, а на мои плечи навалилась самая тяжкая ее часть, – вздохнула Джо, расстилая мокрый носовой платок на коленях, чтобы он просох.

– А разве Мег не тянет наравне с вами? – с возмущенным видом спросил Лори.

– О да, она старается, но ведь она любит Бет не так, как люблю ее я, и не станет так остро ощущать ее утрату. Ведь Бет – это моя совесть, я не могу от нее отказаться. Не могу без нее! Не могу!

Джо уткнулась лицом в мокрый платок и зарыдала в отчаянии, ведь до сих пор она держалась мужественно, за все время болезни Бет не проронив ни слезинки. Лори провел ладонью по глазам. Он не мог говорить, пока не справился с душившим его комом в горле и дрожанием губ. Возможно, это было не по-мужски, но он не мог ничего с этим поделать, и я этому рада. Вскоре, когда рыдания Джо утихли, он сказал с надеждой: