Слишком уж больно было как-то по-человечески. Погодите… Немного не так… Человечно не по-человечески? Так?
Короче! Царапал какой-то человек. Дураку было понятно. Ну а если не человек… тогда кто?
Нечисть?
Барни *** трус!
На такое был способен кто угодно. Жилой комплекс, как и здешняя атмосфера, не славились своим благополучием: обшарпанные дома, запущенные подъезды, сомнительные лица. (Мало ли психов.) Но то, что он услышал дальше – по-настоящему ужаснуло. К царапанию прибавилось неразборчивое бормотание. Еле слышный голос напоминал некое колдовское заклинание или бредовое состояние психически нездорового человека. Барабанщик затаил дыхание, и замер на месте, вслушиваясь в речь колдуна по ту сторону пространства.
Мужчина? Там за дверью мужчина.
Скрипящий голос с хрипотцой. Двадцативосьмилетнему рок-музыканту стало пуще не по себе. Ноги вновь зашагали. Любопытство шло параллельно с липким страхом. Бадри приблизился к выходу (теперь слышал и дыхание со свистом). Он предельно осторожно – боясь выдать своё присутствие – вставил правый глаз в глазок. Увиденное в следующий миг его крайне напугало. Он даже слегка отпрянул назад, поддавшись эффекту неожиданности. Аж проснулся! Такое можно было увидеть только в каком-нить хорроре или психологическом триллере. Но нет же! – Бад видел наяву. И тощий дед по ту сторону был тому доказательством.
Мать – моя женщина!
Распахнутые – подверженные депигментации – глаза. Седые жиденькие волосики. Кожа лица сморщенная, как сухофрукт. Колдун – высокий и дряблый старик – лениво царапал дверь пальцами рук; выполнял все эти бессмысленные вещи посреди ночи, беспокоя своего соседа. Жуткий старик находился в белой пижаме. Он смотрел в одну точку, словно витал в некоем трансе. Этакий персонаж из фильмов ужасов.
Шорохи за дверью… Глазок… Эффект неожиданности… Бледная старческая физиономия…
Однако страх рассеялся.
Пожилой мужчина являлся дедушкой молодого человека, который заселился здесь на днях. Их съёмная лачуга располагалась на одном этаже с берлогой Бада (рядом: в тридцати двух футах). У семидесятилетнего гражданина была деменция, которая провоцировала ярко-выраженный сомнамбулизм, о чём новый сосед Бадри – во время их знакомства – ему об этом (зачем-то) рассказал.
Дряблокожий дед с редкими волосами продолжал точить когти о железную дверь музыканта. Что делать, Бад не знал: он впал в некий ступор. Своеобразней ситуации Бадри в жизни не мог себе представить. Такое может только случиться на страницах романа проходного писателя, у которого явно не все дома. Но, как показала практика, это возможно и в реальном мире. «Да иди ты уже спать, *** дед», – вслух выругался Бадри, глядя в глазок.
Почему он выбрал именно мою дверь, а не какую-нибудь другую? Десять квартир! Д-е-е-е-сять дверей! – Бадри хотел спать, и был взбешён. – Половина пустуют. Нет! – надо было именно в мою!..
Давай, Бади, думай… рожай быстрее… а иначе снова будешь на работе «в какашку».
Медленно повернул ночную задвижку. Щелчок. Плавно надавил на скрипучую рукоять, собираясь открыть дверь, и прогнать старого лунатика.
– Дедушка! – разрядил обстановку вдруг раздавшийся голос. Бадри тут же убрал руку с дверной ручки. Он щёлкнул собачкой, и вновь прильнул к глазку. Усатый – как достопочтенный Марк Твен
– внук уже уводил старика восвояси, попутно ему что-то втирая.
Слава тебе господи.
Смачно зевнув, и не в силах больше стоять на ногах, наблюдавший отправился досыпать оставшиеся несколько часов, думая о работе, о том, как не выспится и – по какой неординарной причине прервались его сновидения; и о том – кстати, лишь сейчас он об этом вспомнил, – как сегодня его отшила очередная девчонка по переписке.
***
…чириканья каких-то птичек. Вроде даже отголоски ветра. Бушующие волны где-то там. Гитарка, кажется, струнками перебирает. Звуки фортепьяно: то медленный ритм, то быстрый; то пиано
, то форте
…
Ах, ну да! Это ж «обожаемая» Бадом мелодия «долгожданного» будильника, которая просто разорвала в клочья его идиллию сна. Ну, а если по чесноку, то это даже «идиллией» сложно было назвать: быстрый и тревожный сон. Более того: ощущение, будто вообще не спал. Мозги в данном состоянии, как варёные овощи, если прикидывать всё это визуально. Надо поменять срочно мелодию будильника, вскользь, и максимально раздражённо подумал Бадри, вырубая ненавистную ему пищалку. Довольно долгое время эта мелодия будила барабанщика по утрам, что в итоге начала ассоциироваться у него со злом, безысходностью и концом света.
В каком-то из углов жужжала назойливая муха; или даже несколько крылатых тварей – одновременно. В неубранной квартирке теснила духота; а тело было характерно липким. Голова-то как предательски болела. Не выспался? Обычная головная боль? Или вообще… мигрень? Бадри не придал этому особого значения.
Но если б он только знал, что это – предвещает…
***
Дугообразные – цвета хрома – склады-ангары раскинулись вдоль базы с обеих сторон, отражая своими волнистыми крышами солнечный свет ясного утра. На территории хранится керамогранит – товар компании, который вынужден пачками греться под солнцем (и на котором без проблем потом можно жарить яичницу). Мужики на вилочных погрузчиках (на карах) рассекают по базе, подымая столбом пыль, занимаясь перемещением товара, его сортировкой и упаковкой, согласно задаче, поставленной им руководством. Местами мелькают любопытные клиенты, которые бродят по территории в поисках стоящего (достойного) керамогранита: выбирают для своего фэн-шуя подходящие цвет и толщину. Гармонично дополняют атмосферу труда – громкие голоса строителей, занятых стройкой очередного сооружения в интересах базы.
Горящие мозоли Бадри давали о себе знать, даже сквозь шершавые перчатки. Бад спрыгнул с брусьев. Это был шестой подход. Можно было, конечно, ещё разочек; но после двадцатого раза уже никак не хотелось напрягать подуставшие мышцы рук. В ходе перерывов на работе, Бадри любил так вот тренироваться на свежем воздухе. Физические упражнения для него были антидепрессантом, а также перезагрузкой мыслительных процессов. После выполненных подходов становилось легче, настроение подымалось, а приход вдохновения и новых идей – написания какой-нибудь песни для группы – не заставляли себя долго ждать.
Бадри засучил рукава красной потёртой кофты, разглядывая с восхищением на предплечьях плоды воркаута: вздутые, выпирающие сквозь кожу, подобно длинным червям, вены. Его венам – как сейчас – позавидовал бы любой наркоман, который вопреки своей воле вгоняет себе иглой всякие гадости.
Если и Бадри ощущал всем естеством себя неудачником, то окружающие на базе думали о нём совершенно иначе. В свой адрес он часто слышал похвалу и восхищение; и безусловно, это его заряжало. Это мотивировало измениться; подталкивало стать таким в реальной жизни: быть, а не – казаться. Бад ежедневно посещал площадку вблизи гаражей, на которой (по инициативе начальника базы) были сварены самодельные турник и брусья. Потому… его знали, как спортивного, постоянного и улыбчивого паренька. Этим он и вызывал к себе некое уважение среди местных рабочих.
В кофте и серых штанах с лямками спортсмен-любитель выглядел обычным парнем – незнакомым с миром спорта; однако стоило ему оголить торс, картина мигом менялась: пропорциональные трапеции, вздутая и подчёркнутая грудь, рельефные плечи, массивные широчайшие спины, четыре (словно выгравированных) кубика пресса. Всё это говорило о многолетних тренировках, интенсивных кардионагрузках и, наверняка, всякого рода – различных диетах. Разумеется, Бадри нельзя было назвать эталоном фитнеса, а тем более – бодибилдинга; но…
…учитывая, что я наработал рельеф собственным весом, – это неплохое достижение.
Мезоморф – идеальный тип телосложения для бодибилдинга, любил хвастаться Бадри.
– Эй, Джон, как дела? – выкрикнул Рони. Он проходил мимо неподалёку, исполняя обязанности помощника начальника охраны. («Джон» – это Джон Рэмбо. Сотрудник базы называл так Бадри с тех пор, когда увидел его впервые без футболки на площадке возле гаражей.)
Маленький афроамериканец шёл уверенно, твёрдо придерживаясь прямой осанки. Спортсмен-любитель молча поднял руку, продержав её в воздухе секунды четыре, в знак взаимного уважения. Между ними были тёплые отношения. Тот уважал Бада, и даже порой обращался к нему на «вы», таким образом вгоняя его в малый ступор. Ещё бы: знали они друг друга не один день, более того, Рони был старше Бада на пятнадцать лет; но при этом всё равно умудрялся иногда обращаться на «вы». Ну, конечно же, Бадри было чертовски приятно это слышать.
Оголил вспотевшие руки и засунул перчатки в карман. В следующий миг набирал свою мать по телефону.
Гудки…
– Привет, – улыбнулся Бадри, присаживаясь на широкую скамью рядом с турником. Ждал ответа, слушая гудки, недолго.
– Привет, сынок, – нежно ответила Роза на входящий звонок. – Как твои дела?
– Всё в порядке, – выразился парень – вот так, хотя было не совсем так. Впрочем, он не хотел делиться тем, как каждый вечер испытывает апатию и депрессию (особенно в последнее время), и что он подумывает наложить на себя руки, но не делает этого из-за того, что боится попасть в ад. – Не отвлекаю?
– Нет. Что ты! – возразил мягко женский голос. – Как работа? Наверное, сильно устаёшь, бедный, – последовала забота от матери.
– Терпимо, мам. – В мозгу снова мелькнула мысль о смене профессии, но Бадри воздержался сказать это вслух. – Да достала меня эта работа!
– С твоей-то поясницей? – скептически отреагировала Роза. В трубке раздалось лёгкое покашливание.
– Мама, сейчас мне уже лучше. Тренируюсь иногда. И чувствую себя замечательно, – сказал правду Бад. – Ты простыла?
– Нет, – отрезала Роза, как отрезают розы в саду. – Этот кашель у меня уже давно. Наверное, аллергия. Я не знаю. Но врач сказал, что с лёгкими у меня всё в порядке.
– Ты была у врача? – удивился сын, задав риторический вопрос.
– Да. На прошлой неделе, – прочистила горло женщина. – Но ты не переживай. Я же говорю, что ничего серьёзного, – уверила мать сына, но тот не совсем поверил.
– Слава Богу, – вздохнул Бадри.
