Целитель. Малышка из Рио

Валерий Большаков

Ц Е Л И Т Е Л Ь – 12

Закономерность видна лишь в перспективе, а вблизи она выглядит,

как цепочка совершенно случайных событий

Глава 1.

Понедельник, 16 января 1989 года. Утро

Московская область, Щелково-40

– Пока, папусечка! – звонко прощебетала Юлька, подбегая и дотягиваясь губками до моей щеки.

Не покидая кресла, я ласково обнял дитё.

– Пока, Юльчонок.

Девочка резво затопала к дверям, шлепая не застегнутыми войлочными сапожками.

«До чего ж она у нас хорошенькая!» – засмотрелся я.

И коричневое школьное платьице, и задорный хвостик с пышным белым бантом, и даже октябрятская звездочка на лямке фартучка – всё Юле шло.

Пыхтя, первоклашка затягивала тугую «молнию», когда по лестнице поспешно спустилась Рита – одетая, накрашенная, но в тапках. Мимоходом чмокнув меня, она картинно застонала, набиваясь на жалость:

– Везет же некоторым… А мне еще целый час добираться!

– Зато – столица, – наставительно поднял я палец, – и табун поклонников.

Жена смешливо прифыркнула, накидывая короткую шубку.

– Время пленять прошло… – вздохнула она, не слишком, впрочем, печалясь. – Тридцать годиков!

– Подумаешь! – хмыкнул я. – Софи Лорен или… Джина Лоллобриджида как раз в тридцать и расцвели только. А ты из их числа.

Хотел сперва упомянуть не Джину, а Монику Белуччи, но вовремя вспомнил, что этой красотке всего двадцать пять, и она пока не слишком известна.

Рита молча обула изящные сапожки, и выпрямилась, рассеянно оглаживая вязаное платье. Ее губы то изгибались в туманной улыбке, то приоткрывались, словно не решаясь молвить заветное. Я с удовольствием наблюдал за девушкой – да, именно за девушкой, а не за молодой женщиной, пусть даже ухоженной и шикарной!

– Миша… – смущенно вытолкнула Рита. – Мы на днях… Я с Инной… Да, с Видовой. Инна сама позвонила мне… – она заторопилась. – В кафешку зашли, по запретному эклеру слопали… В общем… М-м… Инна привела Гайдая. И… Он зовет меня сниматься!

– Поздравляю! – сказал я удивленно и обрадованно. – Такую красоту надо обязательно запечатлеть.

Девушка зарделась.

– Я серьезно, Миш! – ее голос прервался от волнения.

– Так и я полон серьезности! – не сразу, но мне удалось выбраться из мякоти кресла. – Снимайся, конечно! Тем более, у такого режиссера. Пусть весь Союз увидит, какая ты у нас красавица! Да, Юль?

– Ага! – охотно поддакнула доча. – У мамочки ножки ровные, ты сам говорил! Помнишь?

– Стройные, – заулыбался я, мечтательно заводя глаза к потолку: – И восхитительно длинные!

– Да ну вас! – румянец нежно окрасил Ритины скулы. – Кроме ног от ушей надо еще что-то между ушами иметь. Талант, например. Иначе на экране выйдет не героиня, а функция!

– Риточка, – проникновенно заговорил я, – а кто сказал, что ты лишена способностей? Поверь мне, каждая женщина – немного актриса, это зашито в генах! У тебя когда пробы?

– З-завтра, – пролепетала «старлетка».

– Вот и расскажешь вечером, как тебя Леонид Иович хвалил!

– Ох, не зна-аю! – заныла Рита. – Я бою-юсь!

Пришла моя очередь тискать и ворковать.

– Чего ты? Всё будет хорошо, и даже лучше!

– Ох, ладно… – наша звезда торопливо засобиралась, пряча стеснение за суетливостью. – Еще не хватало мне опоздать! Юлечка, ты оделась?

– Да, мамулечка!

– Рит, Юльчонка и сам отвезти могу, – вызвался я.

– Нет-нет, мы успеваем! Мне же всё равно по дороге… Так… Ничего не забыла? – Рита завертела головой, оглядывая холл. -Ключи… Радиофон… Вроде, в сумке. Чао-какао!

– Чава-какава! – радостно попрощалась Юля, попой отворяя тугую дверь.

– Только про кино никому! Ладно, Юлиус? – донесся Ритин голос, звуча за порогом.

– Ладно, мамулиус! – вызвенел ответ, и створка закрылась. Мягко щелкнул замок.

Улыбаясь по инерции, я прошаркал на кухню. За окном белел двор, сверкая на солнце ночной порошей. Слабый ветер порою тревожил ветки сосен, и снег просыпался искрящимся дымом.

Ворча, из гаража выкатился зеленый «Москвич-417».

Он мне сразу понравился, стоило его увидеть на «фестивале», как называли площадку перед магазином «Автомобили». Ладная, юркая машинка, смахивавшая на «Ниссан-Ноут» из будущего.

Я даже переплатил барыгам со 2-й Южнопортовой – уж очень «Москвичонок» подходил девушке. Как шубка…

…Обе моих красавицы усердно помахали мне – Юлька даже двумя руками – и выехали за ворота. Рита водила очень осторожно – автомобиль у нее двигался плавно и не быстро, на улице я его сразу узнавал, как женщину по походке.

«Москвич» мазнул зеленым бликом, и скрылся за поворотом.

Я пригнулся, выглядывая в небо. В белесой рванине туч ширились голубые прогалы, обещая ясную студеную высь.

«У индивидуалистов не извилины, а загогулины, раз они так пугаются зависимости, привязанностей… – мои губы дрогнули в невольной улыбке. – До чего же здорово зависеть от родимых женщин!»

– Ма-ау! – Коша активно потерся о мои ноги.

– Жрать хочешь, что ли? – изобразил я удивление.

Кот басисто мурлыкнул, и облизнулся.

– Сначала я! – хозяйский голос звучал до того непримиримо, что котяра понурился, изображая самое несчастное существо на свете.

– А еще говорят, что нами женщины манипулируют… – проворчал я, накладывая в Кошину миску. – Лопай!

Урча, зверюга набросился на завтрак, а мне досталась половина глазуньи, еще теплой, с колечками помидорок и непременной «зелепушкой» – Рита помешалась на луке, укропе и прочих «вершках». Впрочем, «корешки» она нам тоже скармливала, как зело полезные…

Без пятнадцати девять я был готов к труду и обороне.

Тот же день, позже

Щелково-40, проспект Козырева

Сразу за порогом НИИ Времени меня закрутила, завертела маета текучки. Замдиректора – это, может, и статусно, но до чего же хлопотно и скучно!

Отбившись от нудных приставаний особистов, выслушав бодрый доклад Ромуальдыча, я заглянул в аналитический отдел – отдохнуть душой в женском коллективе.

«Малинник! – мелькнуло у меня. – Работа кипит…»

Ядзя с Наташей изящно прислонились к испытательному стенду и, небрежно отодвинув тестеры, оживленно листали польский журнал «Мода».

Лизавета неуклюже вязала шарфик, сверкая спицами – лохматая мохеровая нить тянулась из выдвинутого ящика стола, где перекатывался клубок. Женские губы шевелились – Лиза считала петли.

Ударно трудилась лишь Алла Томилина, фигуристая практикантка из ленинградского Физтеха, натуральная блондинка и большая умница, обожавшая притворяться глупенькой очаровашкой.

Сосредоточенно закусив губку, Томилина стояла у колонны электронного микроскопа, подгоняя фокусировку. Завидев меня, она обворожительно улыбнулась.

– Добренькое утречко, Михаил Петрович! – практикантка незаметно оказалась на «пионерской дистанции» с замдиром.

– Добренькое, – отзеркалил я девичью улыбку.

– Михаил Петрович, а вот… Давно хотела спросить… Это правда, что Госпремию вам за ОГАС дали? – Алла распахнула голубые глазищи.

Они сияли столь невинно, что обычная моя стыдливая настороженность вблизи от красивой девушки поменяла свой знак на снисходительность. Лиза, правда, предупреждала меня, что у Аллочки начался весенний охотничий сезон – «Бублик» с Почкиным уже пали жертвами в борьбе роковой. Но у меня-то опыт! Если сложить обе моих жизни, то лет девяносто. Да больше уже…

И я различал в глубине метко стрелявших глазок темные, опасные огонечки – знойного призыва и шалой готовности на всё.

«Ну уж, нет уж!» – решимость моя была тверда.

– ОГАС, Аллочка, занимались Глушков и Китов, – бегло улыбнулся я. – За мной только подсказка для Госкомупра – не делать сеть жестко централизованной, а то одной ракеты хватит, чтобы накрыть какую-нибудь РАСУ, и – хлоп! – вся республика отрезана… Понимэ?

– Понимэ, – Томилина ослепительно улыбнулась, но в холодеющих зрачках оседало разочарование. Напоследок девушка повернулась, задевая меня тугим бедром, и я еле удержался, чтобы не шлепнуть прелестницу по мягкому месту.

Зато поймал одобрительный взгляд Лизы Пуховой – та ревниво относилась к «молодой смене».

– Наташ, – пользуясь служебным положением, я вклинился между модниц, – что там со вчерашним образцом?

– А вот! – Киврина бойко повернулась, цепляя распечатку и протягивая мне. – Всё, как в той серии с недельной дистанцией.

– Вырожденность материи минимальна, – подала голос Томилина.

– Угу… – глубокомысленно выразился я, просматривая сухую цифирь.

– Вот бы на месяц тому вперед! Хотя бы в будущее… – вздохнула Ядвига мечтательно. – А то тянут с этой АЭС, тянут… Сколько можно?

– Сколько нужно, – я вернул листки Наташе. – К лету раскочегарят реактор, и будет нам счастье!

– Миш, а ты читал статью Боуэрса? – резко выпрямилась Лиза, пряча вязание в стол.

– Володька ее на сайт выложил! – похвасталась Киврина.

– Да у меня комп глючит, – я горестно задрал брови. – Отдал его «Бублику» на поток и разграбление… И кого там Лит наш Боуэрс посылает далеко и надолго?

– Тебя! – хихикнула Наташа. – И твою теорию совмещенных пространств. Говорит, что она противоречит постулатам Эйнштейна!

– На костер меня, еретика… – пробормотал я. – Лизочка, а у тебя можно глянуть?

– Конечно, конечно! – подхватилась Пухова, освобождая мне место.

«И чего Володька жалуется на свой отдел? – пришло мне в голову. – Прекрасный коллектив! Во всех смыслах. Но, с другой стороны, при таких делах…»

Я оценивающе скользнул взглядом по кипенно-белому Лизиному халату, по всем его роскошным округлостям и западинам – и мои пальцы нервно зажали «мышу», кликая по иконке Интерсети.

«…Столько бед и забот, – додумал я, – ах, спаси, Аллах!»

Как успокоительное, на меня сошло воспоминание о первом пробном запуске. Это было в конце прошлого лета.

Вообще, «Интерсеть» зачиналась, как один из проектов СЭВ, вроде «Интеркосмоса» или «Интератомэнерго», а мы со «старосятами» всего лишь развили начатое не нами. Вначале было слово…

Ровно в пол-одиннадцатого вечера двадцать девятого октября шестьдесят девятого года Чарли Клейн из Калтеха подключился к компу Билла Дюваля в Стэнфорде, и передал слово «LOGIN».

А мы, если можно так выразиться, перехватили эстафету. Сразу зарядили наши ЭВМ всем, что нужно для зачина – советской моделью интернет-протоколов, вроде стека TCP/IP, протоколами чата и HTTP, браузером «Мозаика» (да простит меня Маркуша Андерссен)…

«Ура! – сказал Шарик. – Заработало!»

Сорок с чем-то тысяч компьютеров СССР, Чехословакии, ГДР, Венгрии, Югославии, Польши и даже Кубы «попались» в «Интерсеть». Поговаривают, что американские ARPANET и NSFNet тоже не прочь в нее угодить, и терпеливо ожидают, когда же КГБ даст «добро»…

Сайт институтской «локалки» открылся, зарябив буквами, цифрами и причудливыми значками. Ага… Вот, Володька специально выделил абзац красным:

«Г-н Гарин настаивает на том, что с 23-го по 25-е декабря прошлого года якобы наблюдал локальное возмущение неких «межпространственных четырехмерных полей», трактуя его, как резонанс явлений типа «прокол» или «переход». Самое забавное заключается в том, что в указанное время нами действительно фиксировался линейный ретросдвиг с шестиминутным радиусом. Однако г-н Гарин на полном серьезе утверждает, что данный ретросдвиг имел место не на территории США или СССР, а в так называемом пространстве «Бета» (максимально приближенном к нам «сопредельном» пространстве)! Г-ну Гарину следовало бы знать, что общепринятая модель пространственно-временных структур отвергает существование гипотетических «совмещенных (взаимопроникающих) пространств», поскольку оно нарушает признанные эйнштейновские постулаты…»

– Как мне только не стыдно… – пробормотал я, живо уступая место сладко улыбнувшейся Лизе. – Кощунствую, хулу возношу на Святого Альберта…

– Михаил Петрович! – мелодично воззвала Аллочка. – Ой, я совсем забыла… Вас же Браилов искал!

– Что опять не слава богу? – заворчал я по-стариковски, огибая лабораторные камеры, и восхитился девичьей находчивостью.

Томилина низко прогнулась, задумчиво пялясь в экран дисплея – и выставив «нижние девяносто», соблазнительно обтянутые халатиком. Этакий озорной посыл с толстым намеком – не видишь, что ли, чего лишаешься?

«Вижу», – подумал я, шагая мимо, и ущипнул коварную.

Аллочка радостно взвизгнула…

* * *

Я спокойно стоял, прислонившись спиной к хронокамере, а Мишка Браилов метался по лаборатории, заложив руки за спину и сильно сутулясь. В этой позе он напоминал мне Адольфа Алоизыча, психующего после неудач на Восточном фронте. Кадры из киноэпопеи «Освобождение» – генералы с фельдмаршалами тянутся во фрунт, а фюрер бегает перед ними в неадеквате…

– Не мельтеши, – посоветовал я, тотчас же поняв, что выдернул чеку.

– Не мельтешить?! – взорвался «иномирец». – Ты что, не понимаешь? Всё пропало! Президент приезжает, установка не фурычит…

– Ты неправильно цитируешь Козодоева, – хладнокровно сказал я, отталкиваясь от гладкой панели. – Как говорит наш дорогой шеф, в нашем деле главное – социалистический реализьм!

Отшагнув, оглядел огромный преобразователь пространства. Величиной он был с силосную башню. Спаренную. Густо обмотанную кабелями, медными жилами, утыканную блестящими пластинами… Мега-сайенс.

Браилов глубоко вдохнул, медленно выдохнул – и будто сдулся. Поник и увял.

– Помнишь, как вы нас… туда? – глухо вытолкнул он. – Хватило одного бета-ретранслятора, ведь с той стороны работала вот такая вот бандура, – Мишка кивнул на преобразователь. – А теперь – всё! Халява кончилась. Они там понаставили вышек с отражателями, и… Да сам же видел! Возмущения четырехмерных полей не прекращаются пятый год подряд. И если б локальные, а то на весь Советский Союз!

– И что теперь? – послышался голос от двери.

Мишка застыл столбом, а я учтиво поклонился.

– Здравствуйте, Юрий Владимирович.

– Здравствуйте… Миши! – мягко улыбнулся президент СССР.

Он сделал нетерпеливый жест, и «другие официальные лица» остались за порогом-комингсом. Прикрепленный тихонько лязгнул стальной дверью.

– И что теперь? – повторил Андропов, блеснув очками. – Вход в «Бету» закрыт?

– Только в пределах тамошнего СССР! – поспешно ответил Мишка

– А за пределами?

– Межпространственная «буря» спадает до нуля, не достигая побережья Турции, – взбодрился «брат-близнец». – На западе гаснет примерно посередине Балтики, а на юге выходит к границам Пакистана. Но! Выстроить преобразователь за границей… – он озабоченно покачал головой. – Ненадежно как-то… Ну, если только где-нибудь в Чехословакии, в расположении Центральной группы войск!

Я слушал его рассеянно, поглядывая за огромное окно на длинные плоские здания института. Их стены темнели, словно впитывая тень – просветлевшие небеса вновь затягивались хмарью.

– Мне кажется, есть вариант попроще, – вырвалось у меня. – Корабль в океане.

– Корабль?! – вытаращился Мишка.

– Вернее, судно, – я неопределенно повертел кистью. – Какой-нибудь, там, балкер-сухогруз под флагом Либерии! Не маленький, и не большой – средний. Таких по морям, по волнам – сотни, затеряться среди них – нечего делать. Ну, конечно, подшаманить посудину придется. Скажем, заховать в трюм преобразователь пространства, плюс атомный реактор. Не от ДЭСки же запитываться… – и пояснил для Ю Вэ: – Проникновение из нашего пространства в соседствующее происходит тем легче, чем больше концентрация энергии.

– Сто-оп… – в Мишкиных глазах блеснуло понимание. – Так это же… Слушай, тогда можно весь корабль туда перебросить, в «бету»!

– Так, а я о чем? Отплываем из Одессы, по пути измеряем телегенность… э-э… пространственную проницаемость, и следуем… Не знаю… Подальше куда-нибудь, чтобы никого на тысячу километров вокруг, и спутник-шпион не высмотрит с орбиты… Южная Атлантика лучше всего подходит. Там перемещаемся в «бету» – и возвращаемся в Черное море. А дальше… – я усмехнулся. – Ночная высадка нелегалов на берег.

– Годится! – энергично кивнул Андропов.

– Юрий Владимирович… – затянул я. – Всё, что от нас зависит, мы сделаем. И даже, сверх того. Только… Объясните, если это не совсекретно, отчего вдруг такое беспокойство? Зачем нам срочно потребовались засланцы в «Сопределье»? Думаете, «бета-СССР» представляет для нас угрозу?

– Всё проще, ребята… – вздохнул президент. Он смолк, потирая щеку, словно собираясь с мыслями, и продолжил негромко: – Щелково-40 у меня на особом контроле, и даже вы, Миша, не в курсе всех тутошних тайн. После событий на объекте «В», мы максимально ужесточили контроль за научными исследованиями в области хронофизики. А после охватили и физику пространства… – он тонко улыбнулся. – Мы провели удачную инфильтрацию нашего агента в «бета-СССР» еще восемь лет назад!

«Знаю даже, кто вам помог из моих», – подумал я, не пуская к губам ехидцу.

– Раз в месяц выходили на связь… – со вкусом вспоминал Андропов. – И узнали много интересного. Помните, в восемьдесят третьем пропала археологическая экспедиция профессора Каневского? То ли в окрестностях Самарканда, то ли Пенджикента… Ну, не важно. Важно то, что наш человек в «Бете» обнаружил их – там, в спецлагере, на территории «Орехова-40», такого же закрытого научного города, как ваш. И археологов обнаружил, и еще сотню человек, пропавших без вести здесь, в «альфе». Пять лет назад агент крайний раз вышел на связь… – Ю Вэ пожевал губу, и взглянул на меня в упор. – Их нужно вытащить оттуда, Миша. Вот и всё мое беспокойство…

– Ч-черт… – огорчился я. – Если бы мы знали, то ускорили бы работы, и…

– Нет-нет, Миша, – вежливо перебил меня Андропов. – Ваш институт и так работал без выходных! – он сложил ладони и медленно их потер. – Судно мы найдем, наберем экипаж… А ваша задача, товарищи ученые, уменьшить габариты вот этого… м-м… агрегата! – Ю Вэ повел рукой в сторону преобразователя.

– Есть, товарищ президент, – ответил я без улыбки.

– Бу-сде! – подхватил Браилов, и расплылся от облегчения.

Пятница, 20 января. Утро

Вашингтон, Пенсильвания-авеню

С утра устоялось тепло. Правда, стоило задуть знобкому ветру, как разморенные горожане мигом кутались в пальто и шубы. Но ближе к десяти воздух застыл, будто из почтения.

Даунинг усмехнулся. Встал он сегодня рано, семи еще не было, а церемония инаугурации уже, выходит, шла. Как говорил Конфуций, ритуал – прежде всего…

– А что это вы один, Джек? – живо поинтересовалась Нэнси, растягивая ярко накрашенные губы. – Без Синти?

«Лучше бы тебе не улыбаться, – брюзгливо подумал вице-президент. – Дряблая кожа, как мятый пергамент…»

– Синтиция сейчас в Калифорнии, – вежливо ответил он, – ее отец серьезно болен.

– О, да, да! – закатила глаза Розалин Картер, кончиками пальцев подбирая подол платья. – Дочерний долг!

– Прошу, прошу, гости дорогие! – слащаво улыбнулась миссис Рейган, отворяя двери Голубой комнаты.

Действующий президент шагнул навстречу новоизбранному Джимми Картеру – оба сверкнули белозубыми улыбками, хотя глаза их блестели по-разному. У Картера во взгляде светилось отложенное торжество, а за прищуром Рейгана искрилась горькая ирония.

«Ритуал!» – мелькнуло у Даунинга.

Чайная церемония двух президентов вошла в обычай, а традиции, как издавна принято у англосаксов, должны поддерживаться неукоснительно.

Вышколенные слуги сервировали стол – сиял фарфор от Веджвуда, и… Джек не удержал бесстрастного выражения, кривовато усмехнулся – изысканные пирожные подавались на блюдах старинного китайского фаянса.

Нэнси была неравнодушна к супруге бывшего директора ЦРУ? Прознав о китайских корнях Синти, хотела ей польстить? Или больно уколоть? Впрочем, все мелкие пакости старой дуры не имеют больше значения – ровно в полдень Первая Леди превратится в обычную пожилую тетку.

Успокоившись, вице-президент пригубил чай. М-м… Очень даже недурно. Правда, он давно привык к зеленому, но и духовитый «Эрл Грей» хорош.

В пустопорожней дискуссии Даунинг почти не принимал участия. Словесная эквилибристика, когда говорят много, красиво – и ни о чем, его не увлекала. Он отделывался короткими «о, да, разумеется», «благодарю, нет» и «кто бы мог подумать?», а сам прокручивал в голове вехи своей жизни. Хоть бытие и прошло хитрым зигзагом, но самую вершину ему удалось-таки покорить…

* * *

Даже президентский кортеж подчинялся церемониальным тонкостям. Первым отъехал «Кадиллак» вице-президентов, с Джорджем Бушем и Джеком Даунингом на заднем сиденье. Следующий лимузин вез жен президентов, а в арьергарде катили их мужья. Причем, уходящий президент сидел справа, а вступающий в должность – слева.

«Почему?» – Так положено, сэр…»

Толпы народа выстроились по обе стороны Пенсильвания-авеню. Черно-белые лица сливались в гомонящую пестроту, машущую звездно-полосатыми флажками и весело орущую.

Ровно в полдень Джимми Картер присягнет, и теперь уже он займет правое сиденье в лимузине. А Ронни Рейган тихонько шмыгнет на восточную площадку за Капитолием, и умахнет на президентском вертолете к базе Эндрюс…

Ритуал прежде всего.

Вице-президент прислушался к себе, ощущая глухое волнение. Оно росло и требовало выхода, и тут никакая цигун помочь не могла. Близился звездный час Джека Грегори Даунинга.

Кортеж доехал до Капитолия…

На пышной Западной лестнице столпились конгрессмены и сенаторы, блещут объективы телекамер…

Без пятнадцати двенадцать.

Невесомый, ощущая, как сердце толкается в горле, Даунинг возложил вздрагивавшую ладонь на библию.

– Я торжественно клянусь, что буду поддерживать и защищать Конституцию Соединенных Штатов против всех врагов, внешних и внутренних, – разнесся его голос, усиленный динамиками, и вице-президент неожиданно обрел спокойствие. – …Что я буду хранить к ней истинную верность и лояльность; что я принимаю это обязательство свободно, без какой-либо внутренней оговорки или цели от него уклониться; и что я хорошо и добросовестно буду исполнять обязанности той должности, в которую ныне вступаю. Да поможет мне бог.

Глава 2.

Суббота, 28 января. Утро

Москва, Воробьевское шоссе

Огромный киногородок никак не сочетался со скромным понятием «студия». Мосфильмовская «фабрика грёз» и выглядела, как промышленный комбинат – блоки павильонов высились, будто цеха. Только что трубы не уходили к пасмурному небу, не коптили нависшую облачность.

Рита вошла через парадный въезд, фланкированный колоннами в духе сталинского ампира, и дисциплинированно сунула пропуск суровому вахтеру. Тот благожелательно кивнул пока еще не зажегшейся «звезде». Много их тут хаживало…

Иные уж потухли, выгорев до мелкого донышка, а он всё сидит в стеклянной конуре. ВОХР – форева!

Актриса, осторожно ступая по наезженному снегу – сапоги предательски скользили – зашагала к монументальному главному корпусу. Капище искусств…

На пробах ее помучили изрядно. Пожилой фотограф с забавным хвостиком седых волос, в растянутом свитере и мешковатых джинсах, резко командовал: «Прямо! Голову чуть левее! В профиль! В полоборота!» – и щелкал, щелкал, щелкал… Стоя, пригнувшись, на коленях и даже лежа. Зато снимки вышли такие, что Рита заробела – неужели это она?

Откуда в ней эта, капельку жеманная надменность и обжигающий взгляд недотроги? Деланное безразличие и неласковая усмешка стервы?

Хиппующий камерамен вытащил на свет целую галерею образов, теснившихся в ней одной!

За неделю Рита даже подружилась с Максимычем, а тот всё опекал новенькую, остерегая от богемных причуд или увлеченно рассуждая о «правиле третей».

Гайдай ее и вовсе загонял. Худой и длинный очкарик, прятавший под линзами очков добрые глаза, он и сам был похож на своих героев. Особенно на Шурика. Но до чего ж придирчив!

«Пройдитесь, Рита… Старайтесь не покачивать бедрами, у вас и без того танцующая походка… Гимнастикой занимались? Отлично… Свет! Камера! Снимаем! Рита, обратно… Остановились! Обернулись… Улыбнулись! Снято!»

А потом произошло событие, в реальности которого она сомневается до сих пор. Ее утвердили на роль. На главную женскую роль!

«Расхитительница гробниц» – название дежурное. Это не совсем комедия, не совсем мелодрама… – Леонид Иович вышагивал перед нею, хлопая себя тростью по ноге, и отчаянно жестикулировал свободной костистой рукою, помогая выразить суть. – Будут гэги, будут трюки, погони, смешные ситуации, но и приключения тоже будут! Предательство, подвиги и подставы – всё, как полагается.