Трансильванские рассказы

Меч Дракулы

Я, Мельхиор, мастер-алхимик из города Германнштадт, в день святого Игнатия Теофороса Антиохийского года Господа 1510 в правление доброго короля Владислава II пишу сие послание в назидание каждому, кто волею Всевышнего или по наущению Дьявола завладеет предметом, ныне пребывающем в моём распоряжении. Речь идёт о мече, который я получил от последнего его хозяина. Как писал святой Фома Аквинский, «Diabolus non sit causa peccati directe et sufficienter; sed solum per modum persuadentis, vel proponentis appetibile»4. Так вот клинок этот и стал орудием в руках Лукавого, с помощью которого он и предлагал объект желания, тем кто вожделел власти, могущества и богатства.

Оружием этим владело немало людей. Каждый из них пытался обуздать силы, в нём заключённые, но никто не смог совладать с ними, а потому все они или погибли от собственного неблагоразумия, или же по наущению Всевышнего смогли отказаться от предмета нечестивого и богопротивного. Причём чем больше отдавался владелец клинка страстям, тем ненасытнее и яростнее становились силы тьмы, и тем труднее становилось выстоять против их.

История моя берёт начало на Святой Земле. Когда христиане освободили Гроб Господень от неверных, в Иерусалиме на деньги одного достойного и благочестивого купца и его богобоязненной супруги был выстроен госпиталь, в коем каждый прибывавший из немецких земель находил поддержку и всяческое вспоможение. А достойные мужи, трудившиеся в нём, основали Тевтонское братство Святой Марии в Иерусалиме. Но, когда Саладин захватил Город Городов, все, служившие в доме милосердия, покинули его и долгое время скитались, испытав множество невзгод и лишений.

И вот в году Господа 1190 оставили те немногие последнее пристанище и направили свои стопы к городу Акра, который осаждало христово воинство. И побуждаемые любовью к ближнему и самоотверженностью, при поддержке многих торговцев из Бремена и Любека, братья обустроили новый госпиталь за кладбищем святого Николая между горой и рекой в палатках, сшитых из парусов. Вскоре же после поражения неверных в году Господа 1191 лечебницу перенесли внутрь городских стен в здания поблизости от башни святителя Николая и резиденции патриарха. И многие из тех досточтимых братьев боролись с нечестивцами не только молитвой и исцелением немощных, но и силой оружия.

Трудился тогда в доме милосердия один святой монах по имени Готтфрид из Эрфесфурта. Столь усердствовал он в делах, угодных Господу, что однажды, изнурённый строгим постом и многодневным бдением, упал без чувств, и никто не мог привести его в себя. На исходе трёх дней разомкнул он веки и рассказал, будто, пока он пребывал в забытьи, сам архангел Михаэль явился, и возвестил о мече, который надлежало выковать, предназначалось ему победить врагов христианской веры, освободить Гроб Господень и вернуть госпиталь на его прежнее место. Также явлено было святому человеку о том способе, коим следовало сей клинок изготовить. И сталось то в году Господа 1193. Тогда повелел приор Хайнрих Вальпот фон Бассенхайм выковать меч из лучшей стали, какую только сыскали на Святой Земле. А изготовил его досточтимый брат Бернхард, бывший в Золингене искусным оружейником. Прибыл сей благонравный муж в Палестину по зову Всевышнего в составе христова воинства и принес там обеты. Закалил он клинок в воде из реки Иордан, взятой в том месте, где крестился наш Спаситель. И говорили, будто, когда работал кузнец, вторило ударам его молота ангельское пение с небес.

Принесли меч Теобальду, епископу Акры, и прелат тотчас узрел на нём Божье предначертание и предсказал многие чудеса, которые осуществятся при посредстве его. Возложил пастырь клинок на алтарь и благословил его молитвой. Тотчас осветилась церковь, будто само солнце низошло под её своды, в воздухе разнеслось дивное благоухание, а все прихожане пали ниц. Тогда передал преподобный святое оружие монахам, и те весь день и всю ночь распевали над ним псалмы. Вот так обрели члены братства оружие, преисполненное неземной благодати.

Вскоре преобразовали братство святой Марии в орден. Мечом тем владели лучшие рыцари, превосходившие остальных по доблести, отваге, рвению, равно как и по благочестию и усердию в делах Божьих. Тогда же явил клинок миру потенции, сокрытые в нём. Не мог он ранить правоверного, но, будучи обращённым против нечестивцев, троекратно преумножал мощь воина, придавал силы, когда были они на исходе. Тяжёлая кольчуга становилась с ним легче рубахи из тончайшего шёлка. А ещё говорили, будто вода, стекающая по его долу, останавливала кровотечения и исцеляла раны. И ежели хозяин оружия сего падал в бою, взлетал меч в воздух и рубил врагов сам, как если бы находился в умелой руке, и никого не подпускал к поверженному рыцарю.

Однако правоверные на Святой Земле получали всё меньше поддержки. Ожидания большой армии, способной отвоевать Иерусалим у сарацинов померкли. Новоизбранный магистр ордена Германн фон Зальца, благороднейший муж исключительной дальновидности, преисполненный Святого Духа, узрел иное предназначение, вверенного ему братства. В ту пору немало язычников нападали на восточные рубежи христианских королевств. Подобно диким варварам, богомерзкие орды нечестивцев набрасывались на любой город или селение, огнём жгли дома и церкви, убивали людей, бесчестили женщин, оскверняли святые реликвии, вкушали плоть человеческую, приносили жертвы ненасытным идолам. Правил тогда в королевстве венгерском возвышенный помыслами монарх Андреас, за своё благочестивое рвение прозванный Крестоносцем. По совету ландграфа Тюрингена, Германна он пригласил братство святой Марии защищать далёкую Ультрасильванию от набегов куманов, распространять и преумножать среди диких народов истинную веру к вящей славе Божией. Обещал государь рыцарям дать область, именуемую terra Borza, за рекой Алт, у подножия Карпатских гор. Жили там лишь немногие отважные люди из числа немцев. В остальном же оставалась та земля deserta et inhabitata5.

Более остальных возжелал отправиться к новым рубежам могучий воитель, брат Дитрих, заслуживший уважение в ордене ревностным служением и непоколебимой твёрдостью духа. Его-то и назначил упомянутый Германн фон Зальца ландмайстером в будущую провинцию, и для успеха богоугодного предприятия даровал ему тот самый меч. Тогда собрал брат Дитрих две дюжины верных рыцарей, множество воинов, монахов, простых поселенцев и отправился в Венгрию в году Господа 1211. Прибыв в Ультрасильванию, не нашли они лучше места для города и столицы, чем холм у реки Алт, заложили они там крепость и назвали её Мариенбург в честь святой покровительницы ордена. Каждый год прибывали новые поселенцы из Тюрингена, Хессена и других концов империи и основывали деревни там, где раньше бегали лишь дикие звери. Все набеги куман отражались. Никто теперь не смел грабить, жечь и разрушать во всей Дакии.

Однако Лукавый с самого начала заронил тлетворное семя в данное предприятие. Потому желал упомянутый брат Дитрих покинуть Святую Землю, что хотел он освободиться от надзора со стороны других членов ордена, в особенности достославного магистра Германна. В Палестине, будущий ландмайстер ознакомился со многими богопротивными лжеучениями местных язычников, еретиков и колдунов, начала которых коренятся во тьме веков задолго до прибытия в наш мир Спасителя. Приобрёл он там множество кодексов и свитков по тёмным искусствам и демонологии, кои хранил в секрете от других братьев. Одно желание снедало его – опробовать поскорей те обряды, ведь авторы их сулили огромное могущество тому, кто освоит их нечестивые таинства. И те рыцари, которых отобрал брат Дитрих с собой в землю Ультрасильванскую, полностью разделяли его святотатственные убеждения и признавали его за первого и старшего.

Тогда в Мариенбурге обустроили они под церковью святой Марии крипту, куда не дозволяли никому входить: ни служкам, ни прихожанам, ни простым воинам. Спрятали они там те самые книги, начертали на стенах магические знаки, возвели богопротивный алтарь. И ещё говорили, будто со всей земли дакийской свозили они себе предметы римского идолопоклонства. Вот там, в подземелье проводили отступники свои порочные обряды. Призывал сей Дитрих множество падших духов, бесов и элементалей. Избранных он поглощал и подчинял, и, таким способом, обрёл разные колдовские способности и умения. И вот, когда могущество его и искушённость в тёмных искусствах многократно приумножились, явил брат Дитрих ужасающую сущность из самых глубин преисподней. И заявило нечестивое порождение, что в знак договора и пакта потребно ему осквернить самое священное, чем владеет орден. И тогда поднесли отступники ему тот самый меч, выкованный на Святой Земле. Тотчас изошла из клинка вся Божья благодать, а её место заняла скверна и пагуба. И хоть сила и могущество оружия в тот день многократно преумножились, происходил источник их не от Господа нашего, а от Лукавого.

Теперь о том, что говорили о мече, и тех свойствах, которые обретал с ним его хозяин. Как и прежде увеличивал он мощь рыцаря, им владевшего, но теперь не делало различий лезвие между праведниками и неверными, а разило всех без разбора. Раны же им нанесённые неизменно гноились и долго не заживали. Острие же, будучи опущено в напиток, наполняло его ядом более смертоносным, чем сок мандрагоры, дурмана или болиголова. Кровь же, попав на проклятый металл, не стекала и не сохла, а впитывалась внутрь, так как сущность, обитавшая внутри, использовала её в качестве пищи. Владелец мог отпустить нечестивое оружие, дабы оно само летало по воздуху и сражалось, будто управляемое кем-то незримым. И ещё рассказывали о нём, что, если желал владелец меча знать, что говорит тот или иной человек, стоило лишь поднести клинок к уху, как тут же раздавались слова, произносимые тем несчастным, хоть и находился он за много миль. Смелость с таким клинком переходила в безрассудство, а чувство боли притуплялось, выносливость возрастала, равно как и скорость, ловкость и проворство. А потому становился тот воин неистовым, словно раненый вепрь, и сражался за троих или четверых. Стрелы отскакивали от его доспеха. И каждый, кто пребывал подле него, разделял данное исступление, но в меньшей мере. А кроме всего прочего мог меч сам разговаривать с хозяином и внушать ему греховные мысли и желания. Одни говорили, будто собственными ушами слышали голос клинка. Иные же рассказывали, что видели только, как хозяин ему отвечает, а речи оружия будто бы возникали в голове его обладателя.

И тут кажется разумным спросить, как же такой святой клинок мог стать средоточием скверны и нечестивости. Ведь как писал преподобный Хайнрих Крамер, «Daemonem nihil posse efficere absque divina permissione»6. Представляется, что данный факт осквернения явлен потому, что христиане, поклявшись вернуть Иерусалим, не сумели собрать достаточно воинства, не проявили должного рвения, да и к тому же учинили и выпестовали разлад в собственных рядах, и, поэтому, не смогли отвоевать Гроб Господень у сарацинов. А ещё высказывали соображения, что Всевышний допустил дьявольские силы в клинок в назидание всем верующим, показывая, что может статься, когда благонравные мужи отворачиваются от поклонения Святой Троице и обращаются ко лжеучению и чернокнижию.

Поначалу отступникам удавалось скрывать свои нечестивые устремления. Они отбивали все набеги язычников, основывали деревни, строили крепости и замки, подчиняли себе новые территории. И говорили, будто удалось им перейти за границу Карпат и завоевать многие земли о ту сторону гор, кои никогда не находились во владении венгерского короля. И меч сей придавал их воинству и сил, и боевого исступления. Хранил он жизнь хозяина, предупреждал его о приближении врагов, подсказывал, когда сподручнее нанести удар, а когда вести оборону, ведь питался он кровью и страданиями убитых. А ещё неустанно побуждал клинок брата Дитриха изыскать способ выйти из-под власти монарха и править на terra Borza как полноправный государь. Брат королевы, архиепископ Бертольд Меранский, находясь в неведении о богомерзких обрядах, устраиваемых в крипте под церковью Мариенбурга, выхлопотал для ордена право чеканить монету и взимать десятину в году Господа 1212. А святейший папа Гонорий III к неудовольствию епископа Ультрасильвании вывел данные земли из ведения любого другого прелата. А потому ни один клирик во всей державе не мог вмешиваться в дела и намерения ордена.

Упомянутый Германн фон Зальца ежегодно посылал новых рыцарей со свитами и поселенцев в восточную провинцию. Брат Дитрих всячески скрывал от них свои нечестивые деяния. Но, как сказано в святом благовествовании от Марка, «non enim est aliquid absconditum quod non manifestetur; nec factum est occultum sed ut in palam veniat»7. Догадывались люди, какие непотребства творятся в подземелье под храмом, только боясь наказания, не могли открыто обвинить ландмайстера в чернокнижии и чародействе, однако слухи о том непрестанно множились. Тем временем пребывал добрый король Андреас на Святой Земле и не мог восстановить монаршую власть в terra Borza. Вернувшись же обратно, прознал он о том, что творится на границах его владений, как попираются его установления, и какие богохульные обряды устраивают вероотступники. Подавал он многие прошения к Святому Престолу, однако кроме пустых заверений, добиться ничего не смог. Тогда в году Господа 1225, расправившись с мятежными баронами, он собрал армию и вошёл в Ультрасильванию. Направляемый Всевышним, разбил монарх войско ордена святой Марии и пленил многих рыцарей.

И рассказывают, будто брату Дитриху удалось бежать с небольшим отрядом воинов. Долго прятался он в карпатских лесах, но не знал ни дня покоя. И решив покинуть владения государя, отошёл ландмайстер от своего лагеря и людей. Тогда взял он меч и долго говорил с ним. А по возвращении вручил оружие брату Вольфраму фон дер Рупрехтсвайде, говоря, будто его избрал сам меч. Затем простился отступник с рыцарями и покинул их. А куда он направился, никто не знает. Хотя известно, что королю Андреасу схватить его не удалось. Спутники же его разбрелись, кто куда.

Теперь о Вольфраме фон дер Рупрехтсвайде. Был он тогда ещё совсем юношей, не бреющим бороды. Родился воин Вестфалии пятым сыном в семье небогатого рыцаря, а потому рассчитывать на наследство не мог. Дядя его присоединился к ордену святой Марии и увлёк с собой племянника. Оба они прибыли в Ультрасильванию в год Господа 1223. Дядя заслужил доверие брата Дитриха, вошёл в круг нечестивцев и начал постигать тёмные искусства. Сам Вольфрам хоть и считал такие обряды святотатством, но по молодости и малодушию не смог противиться и дал себя втянуть в общество богохульников. Дядя же вскоре пал, пронзённый стрелой кумана во время вылазки, когда командовал обороной Тартлау. В том же бою племянник бился, как разъярённый волк, и так велико оказалось его неистовство, что сумел он сразить предводителя кочевников и нескольких вражеских воинов. Другие же при виде такой свирепости бежали в страхе. За ту победу Дитрих произвёл Вольфрама в рыцарское достоинство и держал юношу всегда при себе, хоть последний в душе мечтал избавиться и отдалиться от хексенмайстера. И почему меч не сообщил хозяину о тайных помышлениях юноши? Возможно, клинок видел, что через его посредство он попадёт в руки того, кто учинит более казней, расправ и прочих злодейств, чем кто-либо ещё.

Когда получил Вольфрам оружие, то услышал его голос, подстрекавший ко греховным делам. Но отрёкся юноша от всех богохульных учений и вернулся в лоно истинной веры. И хоть носил он меч при себе, но не внимал его речам, а всякий раз читал молитву Спасителю и деве Марии, когда обращалось к нему нечестивое порождение.

После долгих скитаний прибыл юноша на исходе осени в город Кронштадт и обосновался там. На следующий год сам выстроил он себе дом, а клинок Дитриха положил в сундук и спрятал в подвале, дабы оградить себя от его увещеваний. Вольфрам фон дер Рупрехтсвайде чувствовал на плечах ужасный груз вины за грехи прошлого и тщился вымолить у Господа прощение. Таким благочестием он отличался, что каждый месяц отдавал третью часть дохода женскому монастырю святой Короны белого и канонического ордена премонстрантского, а сам довольствовался лишь малым.

Так прошло много лет. В год Господа 1241 в монголы вторглись в землю Ультрасильванскую. В день пасхи местный воевода встретил их со всем своим отрядом. Армия его была разбита и почти никто не смог избежать смерти. Вскоре проникли кочевники в Бурценланд и учинили там резню, пожары и разорение. И где проходили они, не оставалось ни дома, ни амбара, ни святой церкви, ни живого человека. Когда подступили язычники к Кронштадту, жители города рассудили, что будет разумным разойтись на небольшие группы, отправиться в густые леса на горе Цинне и там укрыться, уповая на Божью помощь. Думали они, будто всадники не смогут ездить по крутым склонам и узким тропам на лошадях, да и не захотят долго искать беглецов. И так решив, собрали они всё, что смогли унести, и разбрелись по хребту всяк в свою сторону. И когда явились кочевники, нашли они селение пустым и оставленным. Разграбили они дома и храмы, а затем предали они город огню и разрушению. Позже решили монголы искать жителей и отправили отряды воинов на Цинне, Раупенберг, Шлосберг и другие скалы, и всех, кого нашли они изрубили на куски.

Находился тогда Вольфрам фон дер Рупрехтсвайде на самой вершине Цинне с сёстрами из обители святой Короны. Надел он старую кольчугу и шлем, взял свой меч, а клинок брата Дитриха в ножнах, завёрнутый в рогожу положил на груду камней. Здесь же охраняли монахинь пекарь с двумя сыновьями, мясник и два долговязых кнехта. Только все они воинскому искусству не обучались, и рассчитывать на них особо не приходилось. Было у беглецов припасено еды и воды на два дня. Из-за деревьев не видели они, что происходит в долине и не знали о судьбе других горожан.

Вдруг задрожал меч Дитриха и заговорил:

– Вольфрам-Вольфрам. Десять кочевников подступили к подножию Цинне. Идут они прямо к вам. Хотят вас убить. Вынь меня из ножен, дабы я смог покарать их за вероломство.

– Не бывать этому! – отвечал рыцарь. – Не пойду я на сговор с порождением Лукавого. Сами мы перебьём неверных. Да помоги нам святой Георгий, Михаэль Архангел и всё воинство его.