banner banner banner
Как взрыв сверхновой
Как взрыв сверхновой
Оценить:
 Рейтинг: 0

Как взрыв сверхновой


– До встречи с профессором Африкантовым я и представления не имел о подобных возможностях драгоценных минералов. Как это происходит?

– В двух словах не расскажешь. Если же коротко и примитивно, то драгоценный камень, особенно ограненный, имеет свойство записывать модулированное биополе, то есть поле, несущее конкретную информацию о событиях, Отдаленным аналогом тут может служить полупроводниковый кристалл. Как Вы, конечно, знаете, он записывает информацию, закодированную в электромагнитных колебаниях. Чем выше драгоценность камня, чем выше его качество, тем качественней и запись. Но камень сам по себе ничего не записывает. Он начинает работать, находясь на пальце человека. Если между человеком и камнем существуют гармония, соответствие, качество записи будет высочайшим. При воспроизведении взаимное соответствие тоже крайне желательно… Итак, любезный Александр Михайлович, Вас волнует тайна камня?! Так попробуем ее разгадать. Технические подробности узнаете в ходе сеанса…

3

Над смуглыми, мускулистыми воинами, обросшими черными, вьющимися бородами, взметнулось знамя с изображением фантастического существа. При виде его профессор Африкантов переглянулся с сидящим рядом профессором Константиновым, ассирологом.

– Ашшур, бог войны, – шепнул Иван Петрович соседу.

Тот в ответ согласно кивнул головою и в свою очередь тихо ответил гебраисту:

– Сейчас начнется новая атака.

И действительно, сначала раздалась команда по-ассирийски, потом в сторону израильтян (а именно они были обороняющейся стороною) полетели стрелы. Израильские воины тотчас подняли щиты, защищая туловище и голову.

– Артподготовка! – слегка усмехаясь, чуть слышно произнес Африкантов. – Кончат стрелять и двинутся на противника. Снова рукопашная закипит. Кстати, Сергей Васильевич, к какому году Вы бы отнесли происходящее событие?

– Полагаю, мы присутствуем при взятии Самарии ассирийским царем Саргоном. Ветхозаветные времена. Вы согласны?

– Полностью. И, стало быть, семьсот двадцать второй год до нашей эры. Падение Израильского царства. Пленение последнего израильского царя Осии. Ага, началось…

Ассирийские воины двинулись на израильтян. Было, однако, видно, что очередная атака снова закончится ничем. Наступающая сторона явно не обладала нужным превосходством в живой силе и, стало быть, не могла ни окружить отступающего противника с флангов, ни прорвать его линию обороны в центре. К тому же израильтяне защищались отчаянно – ведь они прикрывали отступление довольно большого обоза с женщинами и детьми, с имуществом и мелким рогатым скотом. Колеса повозок скрипели, ослы и мулы, запряженные в них, время от времени громко ревели, а овцы и козы жалобно блеяли.

– Любезный Иван Петрович! – сказал профессор Константинов. – Если мне не изменяет память, то ассирийцы после падения Самарии угнали в рабство более двадцати семи тысяч израильтян. Десять колен израилевых из двенадцати.

– Кому-то, похоже, удалось вырваться, – Африкантов кивнул в сторону рукопашной. Она явно складывалась не в пользу атакующей стороны. – Постойте. Кажется, жрец собрался снова заговорить.

На одной из повозок обоза полулежал древний, изможденный жрец, облаченный в белое одеяние с голубым подбоем. Рядом с повозкой шагал стройный, тонкий юноша, тоже в белом с голубым подбоем. Жрец, долгое время не подававший никаких признаков жизни, вдруг вздрогнул и приподнял правую, исхудалую руку. И тут все, присутствующие на воспроизведении биозаписи, увидели, как у левия на безымянном пальце правой руки мрачно блеснул рубин.

– Да это же…

Константинов посмотрел в сторону Лифшица, сидящего в специальном кресле и опутанного с ног до головы проводами. Рубиновый перстень на пальце у жреца был полностью идентичен перстню Александра Михайловича.

Все, присутствующие в экспериментальном зале, испытали одновременно некое чувство, очень схожее с чувством зрителей очень хорошей детективной кинокартины в тот самый момент, когда события приобретают совершенно неожиданный поворот. А вокруг людей 20-го века тенями давно ушедших из жизни людей разыгрывалась библейская драма из эпохи 8-го века до христианской эры, драма, в которой дряхлый жрец бога Яхве начал свой очередной монолог. Смысл монолога был хорошо понятен профессорам Африкантову и Константинову, двум авторитетам в истории древнего востока, владевшим древнееврейским, арамейским, древнеассирийским и в придачу древнегреческим с латынью.

– Адонай! – прошамкал жрец почти беззубым ртом. – Адонай! Страшна кара твоя за отступничество! Страшна кара твоя за поклонение Ашторет и Ваалу! Страшен гнев твой, посланный на головы сынов и дочерей израилевых за непотребства Иеровоама из дома Ефремова, за деяния гнусного царя Ахава и блудницы его Иезавели. Огонь твой испепелил Самарию, в прах обратил ты жителей столицы Израилевой!

Один из израильских воинов сказал другому:

– Шломо! Похоже, левий опять заговорил.

– Не взяли бы его с собою, не говорил бы.

– Он, говорят, пророк! Не взяли бы, а вдогонку тебе проклятья. Проклятья пророка! И тебе и потомкам твоим до седьмого колена… Нет уж…

– А что за отрок при нем?

– Внук.

– Ему бы щит в руку да копье в другую. Мы тут отбиваемся от ассирийских собак, а он около деда. Он что, тоже пророк?

Воин неприязненно посмотрел на юношу.

– Шломо! Не трогай его. Парень, говорят, мысли человеческие читать может и разговаривать с тобою мысленно. И может заставить тебя делать все что угодно. Я слышал, он с самим Всевышним общаться может. Как пророк Моисей!

– Адонай! Страшна кара твоя за отступничество..– шамкал старый жрец, указуя слабой, высохшей рукою в сторону горящей Самарии. – Страшен гнев твой за непотребства Иеровоамово из дома Ефремова…

– Шломо! Похоже, айсоры поворачивают.

– Ну и слава Богу! Чего им драться с нами и жизнью рисковать. Не ради же пергаментов, которые лежат в повозке рядом со жрецом.

– Про что в них?

– Не знаю… Ты кто? Воин? Вот и занимайся своим делом! Чтение не по нашей части.

– Шломо! Повернули! Повернули!

– Ну и слава Богу! Небось, другие уже город во всю грабят, а этим воевать. Я бы на их месте давно смотался.

– …Огонь Твой испепелил Самарию, в прах обратил Ты жителей столицы Израилевой…

– Ох, заладил!.. А перстень видел на его руке? С рубином. Говорят, он самому Соломону принадлежал. Он якобы волшебный.

– Да мало ли что говорят.

– А надпись?!

– А я такую же могу сделать вот на этом, – воин сунул под нос товарищу сердоликовый перстень, надетый на средний палец правой руки.

– А мне клялись, перстень волшебный. Наденешь его и будешь понимать язык зверей и птиц. А царь Соломон, говорят, и с божьими тварями мог разговаривать. Понимал их язык.

– Понимал, понимал… В бабах он понимал. Полстраны финикийцам продал. Оттого-то и распалось царство после его смерти. При этом дураке Ровоаме…

– Адонай! Страшна кара твоя… – слова жреца были прерваны одинокой стрелой, посланной на прощанье в стороны противника отходящими ассирийцами. – Ее острие угодило левию прямо в горло, и тут же озвученное голографическое изображение далекого прошлого померкло, а звуки стихли. Казалось, будто обоз с беженцами ушел далеко за горизонт, и вот уже не слышны причитания женщин, плач детей и блеянье овец и коз.

В экспериментальном зале зажегся свет, и лаборанты принялись снимать с Александра Михайловича Лифшица провода. Из-за пульта управления вышел Голицын, усталый и счастливый. Волосы ученого были в беспорядке, глаза лихорадочно блестели. К Павлу Николаевичу подошли восхищенные Африкантов и Константинов. Гебраист трижды расцеловался с Голицыным (они дружили с детства), а ассиролог крепко пожал биофизику руку.

– Ну, Павел! – воскликнул Африкантов. – Поздравляю! Поздравляю! Ошеломляющий успех. Не грех и выпить по маленькой!

– Выпьем. Приличный коньяк с шоколадом у меня всегда в лаборатории имеются. После сеанса полагается дать медиуму, – Голицын кивнул в сторону Лифшица, – граммов пятьдесят-семьдесят. Но для начала давайте поздравим и Александра Михайловича и, главное, поблагодарим. Главный виновник сенсации все-таки он.

Трое ученых направились к Лифшицу. Лаборанты уже почти полностью освободили его от проводов, и обладатель перстня, утомленный и расслабленный, продолжал полулежать в экспериментальном кресле.

– Александр Михайлович, – торжественно сказал Голицын. – Мы с Вами сегодня большие именинники. Полнейший успех! Сногсшибательный! Я вижу, Вы здорово устали. Петя! – окликнул завлаб сотрудника. – Александру Михайловичу положенную порцию плюс премиальные. И нам всем заодно. По маленькой.

– Будет исполнено, Пал Николаевич! – отозвался лаборант.

– Павел, – задал вопрос Африкантов, – насколько я понимаю, после смерти жреца рубин перестал записывать окружающие события.