– Ну и что?
– Как бы тебе это понятней объяснить… Сны подобного рода, как правило, не поддаются расшифровке, поскольку при минус «К» тенденция система матричных уравнений Гольштейна-Черногорова не имеет решений. Но такие сны могут сниться, если кто-нибудь из близких совершает путешествие по времени на очень большие его отрезки и против темпотока.
Горинг рассмеялся.
– И ты еще можешь смеяться?! – вспыхнула Эллис, отстраняясь от мужа.
– Эллис, дорогая, – мягко сказал звездолетчик, вставая с кресла, – сейчас во всем мире всего три машины времени, и охраняются они куда тщательней, чем в свое время ценности английской короны. А этот сорви голова Кларк рискует «прокатиться» на любой из них туда или сюда только лет на сорок-пятьдесят… Или ты полагаешь, что наш Артур, переодевшись хорошенькой девочкой, сумел добраться до Кларка, вечно окруженного женским полом, и уговорить душку-хронолетчика прокатиться вместе лет на тысячу в прошлое?.. Ну, ну… ладно… Не плачь… Завтра я запрошу комиссариат, и они отыщут нашего разбойника. Иди-ка спать.
Внезапно где-то совсем рядом застрекотал мотор геликоптера, а еще через несколько секунд бесстрастный голос робота громко отчеканил:
– Звездолетчик Горинг! Звездолетчик Горинг! Пилот Армгейм просит Вас занять место в кабине.
– Это от Бернардского, – сказал жене Горинг. – Звездолет Кука попал в переплет где-то в поясе астероидов. Меня срочно вызывает «Центр». До утра, дорогая!
Горинг обнял жену, старающуюся прочесть правду на лице мужа, и затем неторопливо пошел к выходу.
2
– Ну, звездолетчик Горинг, – торжественно сказал Вишневский, после того как астронавт уселся напротив него в кресло, – коньяка или же виски с содовой?
– Не пью, – последовал лаконичный ответ.
– Значит, писатели и в этом не соврали, – удовлетворенно пробурчал комиссар. – Звездолетчики действительно никогда не пьют.
– Почти никогда, – сказал Горинг и добавил немного спустя. – Приступим к делу?
– А мы уже приступили, – дружелюбно ответил Вишневский. – Каждое Ваше слово фиксируется, а электрон-секретарь по записям составит протокол по раз и навсегда заданной ему программе.
– Пока что фиксировать нечего.
– Может быть, – согласился Вишневский, наливая себе виски и разбавив его содовой.
– Так что же случилось, комиссар?
– Хотя Вы и знаменитый звездолетчик Горинг, но вопросы буду задавать я!
– Сколько вам угодно…
– Отлично, если согласны.
Вишневский отхлебнул из стакана и попросил Горинга рассказать что-нибудь о сыне.
– Что именно вас интересует, комиссар?
– Все, – ответил Вишневский.
– Должен признаться, я не хотел его рождения, – начал Горинг.
– Не рекомендовано космическим уложением?
– Да, не рекомендовано. Но только в космосе можно понять целесообразность подобных рекомендаций. Короче, я не хотел его появления на свет. Однако он все-таки родился… Надеюсь, комиссар, Вас не интересует, как случилось, что моя жена забеременела на расстоянии нескольких десятков световых лет от Земли?
– Абсолютно не интересует, – заверил звездолетчика Вишневский.
– Тем лучше… Я пытался уговорить Элис не рожать. Какое! Что ж, ее можно было понять. При возвращении на Землю ей было бы относительно много лет, чтобы иметь детей. И пускай власть командира звездолета в космосе подобна власти древнего диктатора, он, однако, не может приказать женщине не рожать. Артур появился на свет… Спустя четыре месяца после своего зачатия…
– То есть как это? – на лице у Вишневского было написано неподдельное изумление.
– А вот так, комиссар… Разумеется, я не имею права рассказывать все. Как вы, конечно, догадываетесь, немалая часть информации, касающейся нашей экспедиции, засекречена и еще долго будет оставаться совершенно закрытой для подавляющего большинства землян. Но неделю назад правительство сняло гриф секретности с некоторых сведений… Так вот. Артур был зачат во время взрыва сверхновой, оказавшейся относительно недалеко от нашего звездолета.
– Как понимать «относительно недалеко»?
Горинг ответил не сразу. Похоже, он решал, что имеет право рассказать, принимая во внимание конфиденциальность информации. Наконец последовал ответ:
– Понимать надо так. С одной стороны, расстояние, на котором от сверхновой находился наш звездолет, было вполне достаточным, чтобы он не был сожжен или даже безнадежно поврежден при взрыве. Но, с другой стороны, расстояние это оказалось явно недостаточным, чтобы гарантировать нас от негативных последствий информационно-релятивистских эффектов. Комиссар, вам понятно, о чем я говорю?
– Не очень, – честно признался Вишневский.
– Попробую объяснить подоходчивей. При взрыве сверхновой в ее окрестности, как оказалось, происходят не только искажения пространства-времени, но, что значительно важнее, их трансляция. Короче, имеет место некий синхронный сдвиг вдоль пространственно-временной и информационной осей. Словом, на шесть месяцев мы оказались сдвинутыми в пространство и время, адекватные информационному пространству и времени шестнадцатого столетия христианского летоисчисления. Мы вдруг очутились в информационно-вселенском поле эпохи Высокого Возрождения, в поле времен Рафаэля и Леонардо, Шекспира и Коперника, Генриха VIII и Филиппа II. Вы и представить не можете, что творилось в звездолете в эти шесть с лишним месяцев. Не стану вдаваться в подробности, скажу лишь следующее. Физические и биологические процессы начали протекать с совершенно иными скоростями в этом сдвинутом и искривленном пространстве. Например, нормальный период внутриутробного развития человеческого плода сократился с девяти месяцев до четырех… Артур родился вполне здоровым во всех отношениях человеком. Вот только родился-то он фактически в шестнадцатом веке.
– Когда?!
– В шестнадцатом! Вы, комиссар, должно быть, знаете, как влияет мировое информационное поле на психику индивидуума, начиная с момента его зачатия.
Полицейский в ответ кивнул головой.
– Ну так вот. Артур был зачат в информационном поле шестнадцатого столетия, и этим все сказано. Мы же – и космонавты, и роботы, и компьютеры – в период нахождения в информационном поле далекого прошлого оказались не от мира того. В прямом и переносном смысле. Чужой мир начал нас усиленно отторгать. У людей начались острые психические расстройства, компьютеры и роботы стали ломаться или дьявольски чудить. Один мой сын чувствовал себя, похоже, превосходно. И не удивительно, он-то был фактически дома… Ценой неимоверных усилий нам удалось вырваться из этой временной ловушки. Но многих членов экипажа мы не досчитались; кроме того была безвозвратно утрачена часть ценной информации, находящейся как в памяти бортовой ЭВМ, так и в памяти персональных компьютеров… Нам удалось справиться с трудностями, и мы наконец легли на обратный курс – к родной Земле. И вот тут-то начались сложности с Артуром. Теперь он-то оказался не от мира сего; во всех смыслах. В мальчике царила частичка иного бытия, и она изо всех сил пыталась слиться с целым… Впрочем, если б даже Артур и не родился в шестнадцатом веке, то все равно проблем, связанных с его существованием на звездолете, было бы хоть отбавляй.
Судите сами. Когда мы прилетим на Землю, парню будет что-то около двадцати лет. К этому возрасту каждый нормальный человек обязан приобрести профессию и, помимо специальных знаний, кое о чем иметь представление. Словом, сыну следовало дать образование – специальное и общее. Попробуйте, дайте! Ну математика, физика, химия, астрономия, кибернетика – это еще куда ни шло. Но мировая литература, языки, география, элементарная физическая география!.. Мы, конечно, делали, все, что могли. Но так ли много мы могли?!.. Когда Артуру было восемь, он пристрастился к чтению. К чтению литературы сугубо для взрослых, ведь никому из членов экипажа не могло перед отлетом прийти в голову снабдить свои электронные библиотеки детскими произведениями… Господи! У пилота Барроу были сплошь порнографические романы и комиксы, у штурмана Хавкина – одни поэты 43-го века. Астроном Эмми Хьюз предпочитала любовные романы, а второй астроном Мак Каски – фантастику. На борту было что угодно, только не сказки про звездного мальчика. Однако Артур увлекся произведениями из личной библиотеки погибшего физика Фролова. Библиотека эта сильно пострадала при аварии, и добрую половину закодированного в ней нельзя было воспроизвести. Фролов страстно увлекался древнеанглийскими авторами второго тысячелетия христианской эры и, как следствие этого, древнеанглийским и древнейшей историей Британии. И вот мой Артур начинает бредить какой-то там «Войной Алой и Белой розы», каким-то там Нарло или Марло (не помню, как правильно) и, наконец, древнеанглийским. А в один прекрасный момент он заявил, что хочет быть поэтом и драматургом. Он, видите ли, собирается писать трагедии по-древнеанглийски в духе этого Карло, да еще на сюжеты из древней истории! И попробуйте доказать шестнадцатилетнему сопляку (да еще на расстоянии многих световых лет от Солнца и в суперпространстве!), что на Земле уже никому не нужны трагедии в духе этого самого Карло, да еще на древнеанглийском. Какое! Он не верит нам. Он просто убежден: его обманывают, потому что хотят сделать физиком, астрономом, математиком, – словом, кем угодно, только не создателем драм в духе Нарло. Как-то случайно я застал его за следующим занятием: Артур переводил на древнеанглийский стихи из трагедии, которую он недавно начал писать. Я их и сейчас помню:
«Я герцогство против гроша поставлю,
Что до сих пор в себе я ошибался.
Клянусь, хоть это мне и не понятно,
Я для нее мужчина хоть куда».
Увидев меня, Артур поспешно спрятал написанное и смутился. Тогда я решил раз и навсегда объясниться с сыном. После двухчасового разговора мы решили, что я не буду противиться его увлечениям, он же со своей стороны обещал в совершенстве изучить математику, химию, кибернетику, физику, основы парапсихологии, астрономию. Он выполнил свое обещание. Я – тоже. Мы вернулись к Солнцу. Это было, как Вы знаете, два месяца назад. И через две недели после возвращения Артур сказал мне, что проклинает тот день, когда он впервые ступил на Землю.
– Не понравилось, значит, под солнышком? – задумчиво произнес Вишневский.
– Нет!.. И мне, похоже, тоже.
– А Вам, звездолетчик, почему?
После некоторого молчания Горинг ответил:
– Ну хотя бы потому, что за время моего отсутствия на Земле программы для персональных компьютеров очень сильно изменились. Сумею ли я освоить их? Вот, в чем вопрос. Хотя каждому члену экипажа нашего звездолета был предоставлен опытнейший…
