Мне не хотелось произносить вслух ту мысль, которая поселилась у меня в голове. Мне не хотелось говорить обидные вещи, но… она ведь не смогла защитить даже собственного ребенка. Она позволила, чтобы его украли из колыбели, когда он был всего лишь младенцем. Если то, что он рассказывал мне, будучи Кэлумом, все же правда, то он продолжал жить со своим отцом и мачехой, никогда не встречаясь со своей биологической матерью. И каким образом королева Зимы сможет защитить меня? И зачем ей защищать меня? Для нее я была никем – пустым местом, ведь даже ее собственный сын так мало для нее значил.
– Она не повторит ошибки, которую совершила в прошлом, и она лучше, чем кто-либо другой, понимает, насколько важно жить со своей половиной. Маб ей этого не позволила, нарушив Соглашение, захватив ее половину, связав его узами политического брака с ней. Но они бросили ей вызов и встретились на одну ночь, чтобы сотворить меня. И тогда она заточила моего отца в пещерах Тар-Меса, а потом убила его, – объяснил он, положив мне руку на поясницу.
Мне было невыносимо смотреть на него, думать о жизни, которую он, должно быть, прожил под контролем женщины, убившей его отца.
– Она уже давно обнаружила, что обладание наследником своих соперников является гораздо более убедительным мотивом. Отец стал ей не нужен, потому что у нее появился я. Моя мать не позволит мне страдать так, как страдала всю жизнь она, зная, что моя половина в руках у Маб.
Я кивнула, хотя даже представить себе не могла, что это за пытка – знать, что тот, кто мне дорог, в руках моего врага. Маб пока не была мне врагом, но то, что я слышала о ней, говорило, что она им станет, если узнает о моем существовании.
Я взглянула на других меченых. Они уже начали пробуждаться, оглядывая широко распахнутыми глазами окраины города. На другой стороне улицы одна из боковых дорог уходила в пещеру. Казалось, что в дыре, ведущей глубоко под землю, исчезало все живое, как будто оттуда, из глубин отчаяния, выползло что-то огромное, поглощая все вокруг себя.
– В этом месте Калфолс хоронил мертвых, когда город процветал, – объяснил Калдрис, перекидывая мне волосы через плечо.
Он аккуратно распутывал узелки волос с такой нежностью, от которой меня пробирал холодок.
– Вот, значит, где их похоронили, когда ты поднял на ноги мертвых и поставил Калфолс на колени, – сказала я, мысленно отмечая, что надо будет подойти поближе, если у меня когда-нибудь будет возможность передвигаться по своему желанию.
Меня переполнила внезапная потребность понять, насколько глубока яма, как глубоко в земле зарыты мертвые и насколько мощной была сила, чтобы столь многие поднялись.
На той же стороне улицы возник размытый образ женщины. Ее фигура выглядела лишь струйкой воздуха на ветру, а платье развевалось, переливаясь оттенками белого и серого. Она была более прозрачной, чем всадники Дикой Охоты, и сквозь нее были видны деревья. Я повернулась к Кэлуму, вцепившись в его руку своими изломанными ногтями.
– Это дух? – спросила я, тяжело сглотнув, пытаясь сопротивляться желанию еще сильнее прижаться к его телу и найти в нем утешение.
– Дикая Охота идет, – сказал он, кивая головой, как будто это что-то объясняло. – Непокорные духи тянутся к предводителю Охоты и следуют за ним по земле, пока не найдут собственную версию мира.
Он наклонил голову назад, к уходившей в глубь земли пещере, откуда поднимались призраки мужчин, и женщин, и – детей. Они парили в воздухе, не касаясь земли ногами, хотя двигались точно так же, как и живые. Женщина приблизилась первой, встала на перекрестке и замерла. На короткое мгновение она остановила взгляд на нас, черные пятна ее глаз контрастировали с призрачной бледностью лица. В груди у нее была дыра, темная пропасть, которая, должно быть, и была той раной, что убила ее.
В отличие от нее у некоторых других призраков не было никаких повреждений, их прозрачные тела были практически целыми, наверное, их смерть не была сопряжена с полученными ранами. Но те, кто умер насильственной смертью, несли признаки этого на своих душах.
– Я думала, что смерть стирает все с грифельной доски жизни. Дает нам возможность начать с чистого листа, – сказала я, вспомнив обещания, которые давал мне Верховный жрец.
Я хотела забвения, которое пришло бы вместе со смертью, прекращения всех страданий, которые я перенесла в этой жизни.
– Так и происходит, как только мы находим путь в Пустоту. А до тех пор мы блуждаем с воспоминаниями о том, кем мы когда-то были. Вот почему быстрый переход через реку Стикс – это доброта, детка. Ничего хорошего не выйдет, если мы будем долго вариться в собственных сожалениях, – ответил Калдрис.
Дух женщины наконец отвел свой взгляд, оглянувшись через плечо на пропасть, когда над гребнем утеса появился первый всадник Дикой Охоты. Тот самый мужчина, который едва не увидел меня той ночью в лесу, тот самый, что сражался с Кэлумом на утесе после того, как другой всадник прикончил моего брата.
Он ехал с высоко поднятой головой, пока скелет его лошади выруливал на улицу, стуча копытами по камням. За ним последовала группа других всадников, их ряды расходились веером за ним и духами, которые прокладывали путь. Взгляд предводителя остановился на Калдрисе, который поднял меня на ноги. Я стояла прямо, а все остальные меченые сбились в кучу. Несмотря на страх на их лицах, в них не было даже проблеска силы. Виникулум у них на шеях так и не ожил. Наверное, ему не нужно было защищать их от того, что счел бы опасным любой нормальный человек. Для меченых Дикая Охота никогда не представляла опасности. Наоборот: единственной задачей было найти их и доставить в Альвхейм.
Калдрис шагнул ко мне, обмениваясь долгим взглядом с предводителем Дикой Охоты. Из пустых могил на вершину холма поднялись остальные призраки. Их было около двадцати, и все они стояли в том порядке, в каком я увидела бы стаю гусей, улетающих в теплые края на зиму.
Лошадь предводителя сделала первый шаг. Ее костяное копыто звякнуло о камень, и стук эхом разнесся по дороге. Никогда мне не забыть жуткое зрелище, которое я тогда увидела впервые: серо-голубые отметины на его лице были заметны даже на расстоянии. Все всадники Дикой Охоты были отмечены такими льдисто-голубыми линиями.
Некоторые лошади шагали вперед, неся на спинах всадников, а некоторые тащили за собой телеги. С крутого уклона дороги одна за другой спрыгивали гончие Дикой Охоты, чтобы последовать за всадниками. Их было с дюжину, и все они выглядели ужасно, с ядовитыми тенями, которые, как нити слюны, стекали у них из пасти. Клыки толщиной с мое запястье блестели в свете восходящего солнца, торча из челюстей, с которых свешивались остатки сгнившей шкуры.
Я сглотнула, представив, каково это – стать их добычей и видеть, как эти клыки пронзают твою кожу, впиваются в плоть, пока наконец не наступит момент смерти.
За ними следовали три белых волка с малиновыми кончиками ушей. Уголки губ Калдриса приподнялись в улыбке, и я с болью вспомнила того игривого мужчину, которого знала раньше. Три зверя вырвались вперед, промчавшись мимо всадников Дикой Охоты. Я содрогнулась, увидев их оскаленные пасти и рычащие морды, и впилась ногтями в рукав Калдриса.
– Кэлум, – пробормотала я, понимая, что звери не собираются останавливаться.
Казалось, что они становились все больше с каждым прыжком, приближавшим их к нам, пока не стали размером выше моей талии.
Улыбка сползла с лица Калдриса, на мгновение мелькнуло раздражение, а потом он сжал челюсти.
– Черт, – проворчал он, вырывая свою руку из моей.
Первый из волков прыгнул и в следующий момент ударил его лапами в грудь, отбросив на шаг назад, когда он поймал огромное существо в свои объятия. Задними лапами животное упиралось в землю, а передние положило на плечи Калдрису. Так они и стояли, почти одинаковые по росту, глядя друг на друга.
– А-а-а, не делай этого, черт…
Волк радостно тявкнул и облизал Калдрису лицо, и я судорожно выдохнула.
Подбежал второй волк, прыгнув на спину первому, отталкивая его от Калдриса. Первый тут же опустился на все четыре лапы, радостно прыгая вместе со своим собратом. Они тыкали Калдриса носами, покусывая за руки, когда он пытался оттолкнуть их.
Я так увлеклась наблюдением за их общением, что не заметила третьего волка, приближавшегося ко мне. Он налетел на меня всем телом, сильно ударив в грудь и сбив с ног. С глухим стуком я грохнулась на землю, больно ударившись спиной так, что у меня перехватило дыхание.
– Фенрир! – закричал Калдрис, но огромное существо удерживало меня между лап как в ловушке.
Он прижал меня своим телом и полз вперед, пока не добрался мордой до лица, внимательно уставившись на меня. Моя голова оказалась у него между лап, а его голова по-звериному склонилась набок, как у бога Мертвых, и мне стало почти больно от его взгляда.
Я тяжело сглотнула, стараясь успокоиться, и взглянула прямо ему в глаза. Казалось, он изучал меня, обнаруживая недостатки, выискивая слабости, которые, как я знала, скрывались прямо у меня под кожей. Вцепившись руками в землю, я приподнялась, чтобы приблизиться к морде волка, к его зубам, которые он скалил на меня, когда я пыталась пошевелиться.
– Мне не хочется делать тебе больно, – сказала я, глядя в его гранатовые глаза. – Но это не значит, что не сделаю, если ты не слезешь с меня сейчас же.
Он вздохнул, и его красноватые глаза на мгновение замерцали. Потом нос у него дернулся, будто волк наконец почуял мой запах. Он наклонил морду к моей шее, я схватила горсть земли и приготовилась к бою, в котором у меня не было шансов выжить. Его влажный нос коснулся моей шеи и двинулся к завиткам моей метки фейри, заставив меня вздрогнуть.
И как только я подумала, что сейчас он перекусит мне горло, волк лизнул меня, оставив влажную дорожку на плече, шее и щеке. Выражение морды у него было не таким восторженным, как у его собратьев, когда они радовались встрече с Калдрисом, но когда он все-таки выпустил меня из ловушки своих лап, в его взгляде отразилось невольное принятие.
Калдрис поднялся, глядя на волка, который сбил меня с ног. Два других сидели рядом с ним, навострив уши, и смотрели, как поднимаюсь и я.
– Вы не должны нападать на мою половину, – сказал он, когда Фенрир приблизился к нему. – Вы должны ее защищать.
Фенрир был самым крупным из троих, и его голова доставала почти до груди Калдриса.
Два других волка встали, подошли ко мне и обнюхали мои руки, которые я держала совершенно неподвижно, крепко прижав к бокам. Пальцы у меня дернулись, несмотря на самые лучшие намерения, когда один из них прижался мокрым носом к моей коже, подсовывая голову под руку. Я почесала ему макушку, наблюдая, как удовлетворенно он вертит шеей, как любая из бродячих собак, которых я видела в Мистфеле.
– Они были совершенно невыносимы, – сказал предводитель Дикой Охоты, подъехав поближе на своей костяной лошади.
Он остановился прямо передо мной, но не сводил глаз с Калдриса, стоящего рядом.
– Даже и не думай оставлять их у меня в следующий раз, – предупредил он, спешившись с грацией, противоречащей логике.
Там, где все прочие духи парили, неуклюже двигаясь, и казались потерянными, этот мужчина выглядел во всех смыслах человеком.
За исключением того, что он им не был.
Его уши были слегка заострены на кончиках, скрытые темной тенью волосы убраны с лица, падая на отороченный мехом капюшон плаща. Его белые глаза выглядели жутко, когда он перевел их с Калдриса на меня и пригвоздил взглядом, которым смотрел на меня в тот день в лесу.
