В голове у меня крутилось множество вопросов и мыслей и о той ночи, и о следующей, когда они с Калдрисом сражались на утесе.
Отороченный мехом плащ предводителя был распахнут, на груди скрещивались кожаные лямки, соединяя его полы. Больше под плащом ничего не было – только голая кожа, несмотря на холодную погоду. А на коже закручивалась бледно-голубыми завитками метка, спускаясь на грудь и ниже, до самого живота.
Кэлум рыкнул у меня за спиной, и низкий рокот этого звука заставил меня вздрогнуть. Я резко развернулась и уставилась на него широко раскрытыми глазами.
– Посмотри на него еще немного, звезда моя. Давай, попробуй.
Мне захотелось подальше спрятать свое любопытство, и щеки вспыхнули от смущения. Предводитель Дикой Охоты усмехнулся, его пухлые губы скривились, пока он с высокомерием смотрел на меня.
– Я не собираюсь жаловаться, бестия, – сказал он, и при упоминании этого имени мои вены заледенели. – Все, что раздражает, идет мне бонусом.
Я взглянула ему за спину, скользнув глазами по перьям, вплетенным в пряди его черных волос. Призрачные, почти прозрачные всадники Дикой Охоты сидели верхом на лошадях с совершенно ничего не выражающими лицами. Я внимательно рассматривала их, пока мой взгляд не остановился на том, кого я никогда не смогу вычеркнуть из своих кошмаров. Его лицо врезалось мне в память: угловатое, с невероятно высокими скулами.
Губы у него были тонкими, нос с ярко выраженной горбинкой. Темные волосы были длинными и свободно ниспадали на плечи, за исключением тех прядей, которые он убрал с лица и приколол к затылку двумя костями. Взгляд его серых глаз встретился с моим. И этот взгляд говорил, что я недостойна даже того, чтобы посмотреть на меня. Ноздри у него раздулись, и на мгновение на лице мелькнуло раздражение. Но быстро исчезло, и он тут же забыл про меня, считая чем-то неважным, на что не стоит тратить время.
Он убил моего брата, забрал у меня последнего члена семьи – просто так, безо всякой причины, кроме собственного злобного крестового похода против людей.
Я бросилась вперед, шагнув в брешь между волками, которые были полны решимости обнюхать каждую часть моего тела. Пробегая мимо предводителя Дикой Охоты, я трясущимися пальцами схватила кинжал, висевший у него на поясе, вытащила клинок из ножен и помчалась к мужчине, который заслуживал смерти больше, чем кто-либо другой.
Если бы у меня была возможность действовать по-своему, то они все встретили бы свою судьбу. Но у меня был долг перед одним, и этот долг можно было заплатить только кровью.
– Эстрелла, нет! – закричал Калдрис, и что-то в его голосе проникло внутрь меня.
Это напомнило мне о тех временах, когда я бежала от угрожающей нам опасности, когда поклялась всегда быть на его стороне. Только для того, чтобы в конце концов сделать обратное. Я отмахнулась, покачав головой, когда добралась до скелета лошади всадника, которого хотела убить. Его костяной скакун отпрянул, когда я схватилась за свисавший сбоку плащ и, приложив всю силу, сдернула его вниз и повалила на землю. Он упал на бок, рухнув на землю сердитой кучей, но быстро вскочил на ноги.
– Чувствую, я с тобой намучаюсь, заноза в заднице, – сказал он, стряхивая пыль со своей одежды. – Из всех клинков ты схватилась за Дайнслейф? Глупица.
Я рванулась к нему, намереваясь пронзить кинжалом, но лишилась решимости, когда он внезапно отпрянул в удивлении. Я не поняла, почему он удивился, когда я бросилась на него, желая выпотрошить. Когда мы виделись в последний раз, я ударила его клинком, который принадлежал ему.
– Не понимаю, о чем ты, и мне, собственно, по хрену, – сказала я, вращая рукой с кинжалом.
– Тогда, может, тебе не стоит играть с игрушками, о которых ты ничего не знаешь, – сказал предводитель Дикой Охоты у меня за спиной. – Дайнслейф выковали гномы и прокляли его. Каждый раз, когда его используют в бою, он требует заплатить жизнью. Как только его вынимают из ножен, он требует оплаты долга жизнью.
– Меня это вполне устраивает, – пожала плечами я. – Я не собираюсь отпускать мужчину, убившего моего брата.
Предводитель изогнул бровь и перевел свой любопытный взгляд туда, где стоял Калдрис, наблюдая за происходящим.
– Эта твоя половина вполне тебе подходит. Она такая злобная.
– Это же здорово, – согласился Калдрис, поглаживая руками по костям, которые представляли собой морду лошади.
Я не стала думать о последствиях того, что бог Мертвых, по всей видимости, считал привлекательным, или о том, что я, очевидно, поэтому ему и подходила.
Снова обратив все свое внимание на всадника, который должен был умереть, я увидела, как он закатывает глаза.
– Смотрю, от тебя помощи не дождешься, – сказал он, глядя на предводителя. – И как я должен с ней драться? Калдрис живо снимет с меня шкуру, если я причиню ей боль.
– Не причинишь, – ответил предводитель, подняв руку, чтобы осмотреть свои ногти, как будто ему было все равно. – Но, думаю, будет забавно понаблюдать, как она поиграет с тобой.
– Я не собираюсь с ним играть, – возразила я, снова бросаясь вперед, чтобы ударить его кинжалом.
Он едва избежал удара, который должен был попасть ему в живот, извернувшись с таким мастерством, на оттачивание которого, наверное, ушли столетия.
– Я его просто убью.
– Ты ударила меня уже три раза, маленькая чертова злодейка! Я бы сказал, что мы квиты, – запротестовал он, уворачиваясь, когда я снова замахнулась.
Клинок согревал мне ладонь, и скрытая в нем магия пульсировала у меня в руке. Он жаждал платы. Жаждал крови.
– Черт возьми, Арамис, хватить ныть. Просто позволь уже девушке нанести тебе смертельный удар. Дайнслейф потребует жизнь в качестве оплаты, и ему все равно, чья это будет жизнь. Пусть будет твоя, – сказал предводитель Дикой Охоты, скрестив руки на груди.
Он медленно оперся спиной о своего костяного коня, скрестив ноги, когда тот выгнул шею, чтобы нежно ткнуться ему в плечо.
– Но с кончиной всегда столько хлопот и неудобств, – ответил Арамис.
Но даже эти слова меня не остановили. Я не задумалась, что они могут значить, а просто воспользовалась возможностью, которую он мне дал, и вонзила лезвие ему в грудь. На мгновение он запнулся, уставившись на темный клинок так же, как Бранн, когда всадник убил его. Потом медленно опустился на колени, когда я вытащила нож из раны, глядя, как черная кровь льется наружу и заливает землю у его ног. Она лилась плавным потоком, а не толчками, как я ожидала. Он взглянул на меня в последний раз и рухнул в грязь лицом, под его телом растеклось чернильно-черное пятно.
Предводитель Дикой Охоты встал рядом со мной, вынул кинжал из моей руки и вложил его в ножны на поясе.
– Теперь подождем, когда он снова встанет.
– Встанет? Я же его убила, – сказала я, растерянно глядя на Калдриса.
Возможно, он умел воскрешать мертвых, но, судя по тому, что я видела, эти всадники больше не были самими собой. Они были просто телами тех, кто жил когда-то.
Предводитель вернулся к своей лошади, стащил со спины сумку и снова повернулся ко мне.
– Нельзя убить то, что уже мертво.
7
Один из членов Дикой Охоты перевернул Арамиса на спину. Но ничего больше они делать не стали, оставив своего товарища лежать в грязи. У меня в голове всплыли слова Калдриса, что для всех мертвых он старается провести надлежащий похоронный обряд, подтверждая все, что сказал предводитель Охоты.
Он не был мертв, и кажется, я никогда не смогу выплатить свой кровный долг по-настоящему.
– Холт, это моя половина, Эстрелла, – сказал Калдрис, отталкиваясь от лошади и направляясь ко мне.
Он заправил прядь волос мне за ухо, и радостное выражение у него на лице заставило меня в отчаянии сжать челюсти.
– Эстрелла, Холт – самое близкое мне существо. Он у меня вместо друга.
Не друг, а самое близкое существо. Если эта фраза не убедила меня в том, каким человеком была моя проклятая половина, то не знаю, что еще мне надо было услышать или увидеть.
– Тогда почему он дрался с тобой на утесе? – спросила я, скрестив на груди руки.
Калдрис усмехнулся, повернувшись к своему другу.
– Сначала он просто не узнал меня. Даже Дикая Охота не всегда может разглядеть, кто есть кто, сквозь чары бога. А когда до него дошло, нам пришлось притворяться ради тебя. Пока ты не сбросила свою упрямую задницу с гребаной скалы.