Книга К истокам - читать онлайн бесплатно, автор Следы на Снегу. Cтраница 3
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
К истокам
К истокам
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

К истокам

На него накатила злость. На самого себя, на мальчишку, который был настолько глуп, чтобы погнаться за ним, на своё прошлое, на этот город – и он едва не утратил контроль. Возможно, что-то выдало его – выражение лица, блеск в глазах, так как во взгляде жертвы он уловил самый настоящий первобытный ужас. Да, тот самый, которым питались его предки. Поколения хищников.

А чем он в этот момент отличался от них? Да ничем! Страх подпитывал его, Алек наслаждался своей властью, упивался своей силой.

Его предки тоже были Охотниками. Они загоняли свою добычу, но действовали не как животные, которые делают это из необходимости, нет, они были людьми – жестокими и расчётливыми.

Он всё же совладал с собой, не сразу, но справился с инстинктами. В который раз. Он чертовски устал от этого – идти против своей природы становилось все тяжелее. Особенно в этом городе, с этим тонущим в ужасе мальчишкой, который лепетал что-то про его татуировку.

Веселье прошло, осталась только досада на самого себя, что сорвался. Чтобы хоть как-то сгладить впечатление, Алек ответил на последний вопрос, как ему казалось, шуткой. Может, не совсем удачной, может, странноватой. Вряд ли этот паренёк оценит её.

Дома было по-прежнему. Скучно. Много назойливых запахов. Почти все спали – раннее утро выходного дня. Поднимаясь по лестнице, он улавливал покой, царивший в полумраке квартир. На площадке тоже было тихо – соседи наконец-то изволили утихомириться, его так и подмывало нанести им визит вежливости. Напугать их он точно смог бы – ничего сложного, по прежнему адресу он быстро навёл порядок. Но здесь каждый раз откладывал – и так прошёл почти год. Он не был уверен, что это бездействие по доброте душевной. В последнее время он стал терпеть многое. Стискивал зубы и терпел. Как наказание.

Звучит, конечно, глупо.

Он захлопнул дверь и замер в тесной прихожей. Стянул куртку, скинул кроссовки. Постоял, восстанавливая дыхание после быстрого подъёма. Взглянул на себя в зеркало. На плече извивалось клеймо, знак его хищного рода. Он с радостью бы избавился от него, если бы знал, как. Удивительно, что этот мальчишка вообще заметил рисунок, но поразительнее было то, что никто из посторонних никогда не должен был увидеть ту фотографию. Алек вспомнил, что этот снимок хранился в их семейном альбоме – а потом исчез, и пропажу заметили пропажу только спустя несколько недель. Значит, вот в какие руки он попал. Наверное, стоит выяснить, кто за этим стоит. Алек вздохнул – перед ним вновь распахивалась дверь в прошлое. Достал из кармана телефон и набрал сообщение. Несколько раз редактировал его, пока не получилось скупое короткое послание, просто информация к сведению того, кому оно адресовалось. Ничего лишнего, лишь сухая констатация факта. Ему не хотелось, чтобы этот человек прочел больше, чем Алек хотел сообщить. Эта игра длилась уже много лет – с момента, как он переехал в город. Хотя, точнее сказать, сбежал. Нажал «Отправить», две галочки известили о том, что сообщение получено. Он не стал дожидаться ответа – поспешно спрятал телефон обратно в карман куртки, закрыл глаза и прижался лбом к холодной поверхности зеркала. Алек давно бежал прочь от прошлого, в котором, казалось, были одни потери и разочарования. Он выкладывался на работе так, чтобы приходить домой и падать от усталости; в выходные загонял себя до изнеможения, преодолевая десятки километров бегом; он старался выстраивать свой день, чтобы не было ни одной свободной минуты; ему было необходимо всё время находиться в движении – и все ради того, чтобы не думать о том, что осталось там, позади. Точнее, о тех, кого он оставил. Время от времени к его сознанию всё же пробивались тревожные звоночки, отдельные болевые сигналы, которые незваными гостями бесцеремонно стучались в сердце, и заставляли его сжиматься, словно в ожидании удара. Тогда он, чтобы вернуть душевное равновесие, вынужден был убегать всё дальше и дальше в лес, протянувшийся за парком. Волки, которые его преследовали, были вовсе не теми, кого мог представить городской житель – не хищниками с грозным оскалом, горячим дыханием и пастью, из которой капала кровь их жертв, нет, его личная стая состояла из тяжёлых воспоминаний, боли, горечи, сомнений и потерь. И он бежал от них семь лет, без надежды на передышку или покой.

Алек услышал, что телефон в кармане требовательно завибрировал, но не стал читать ответ – это могло подождать до завтра. На сегодня с него достаточно. Он прошёл на кухню, поставил чайник и в полумраке наблюдал, как в голубоватой подсветке стеклянной колбы пляшут пузырьки воздуха. Высыпал три ложки кофе в турку, залил кипятком, поставил на огонь, снял, как только поднялась пена. Всё это он проделал машинально, как и каждое утро. Многие жалуются на рутину, а ему она была на руку. Привычки были одновременно и его якорем, и спасательным кругом – благодаря им он держался на плаву и сохранял хоть какую-то видимость стабильного существования.

Достал кружку, перелил в неё дымящийся кофе, устроился за столом, не включая свет, хотя на кухне было темновато. Глотнул – горечь и жар напитка обожгли ему нёбо. И снова в сердце натянулись струны, которые он предпочел бы давно обрезать, и раздался тревожный сигнал – протяжная тоскливая нота, больше похожая на вой. Алек обхватил голову руками – в этот момент он почувствовал дыхание, вырывающееся из множества голодных пастей и топот лап за спиной. Он резко поднялся, выплеснул остатки кофе в раковину, быстро переоделся, захватил другую куртку, рюкзак со всем необходимым, который всегда был наготове, и ключи. Ему необходимо было развеяться.

В гараже его ждал мотоцикл – не тот, который пугает утробным рыком всю округу, а лёгкий, маневренный и быстрый, как раз то, что нужно, когда возникнет необходимость убежать от преследователей. Или когда захочется разогнаться до максимальной скорости и, лишь слегка повернув руль, вылететь с дороги. Возможно, это был бы самый удобный для всех исход. Он иногда тешил себя этой мыслью, но не позволял ей укорениться у себя в голове. Несмотря ни на что, он ценил жизнь. Алек в этом отношении был прагматиком – в отличие от большинства, был убежден, что человеку отпущен только один срок, и никакого загробного мира не существует, как не будет и второго шанса. Но это его качество имело и оборотную сторону – ему требовалась и дверь с зелёной табличкой с надписью «запасной выход», в которую он мог бы шагнуть, если бы уровень боли зашкалил за «невыносимо». Линию эту он давно для себя определил – и пока жизнь была сносной, он за неё держался. Пока были силы – он бежал. Когда они иссякнут, когда он дойдёт до предела – он распахнёт эту дверь.

Но пока этот момент не наступил, Алек просто жил. Многие считали, что он слишком рисковый – бегает на длинные дистанции в одиночестве, в любое время года, включая зиму, и любое время суток – он мог выбираться в парк даже ночью, в темноте; на работе со временем стал вызываться на самые сложные задания; а усевшись за руль мотоцикла, всегда гнал на большой скорости. Но Алек, вопреки сложившемуся мнению, всегда соблюдал предельную осторожность – он умел заранее просчитывать степень риска и никогда без нужды не подвергал себя угрозе. Конечно, он осознавал, что не может предусмотреть все возможные ситуации, но относился к этому, как фаталист – если этому суждено случиться, значит, так тому и быть. Он не переживал о вероятностях, предпочитая иметь дело с грубой материей реальности.

Алек знал, куда ехать – по дороге заглянул в супермаркет, который открывался раньше всех, купил готовую еду, сложил в рюкзак и стремительно вырвался за пределы города. Гул встречного ветра в ушах и долгожданное весеннее солнце быстро развеяли хандру. За эти годы он научился опережать своих преследователей и искусно путать следы – это помогало ненадолго, и Алек понимал, что не сегодня, так завтра снова увидит приближающиеся тёмные силуэты у себя за спиной. Но он умел наслаждаться моментом – пользоваться теми краткими незамутнёнными мгновениями бытия, которые весьма скупо были отмерены на его долю. Пожалуй, он бы даже хотел уйти именно в такой момент ликования и счастья – а не медленно угасать на больничной койке, страдая от боли, осознавая свою скорую кончину, отчаянно цепляясь за оставшиеся дни и до последнего надеясь на отсрочку приговора. Алек прекрасно знал, каково это – уже проходил подобное. Прошлое не вычеркнешь – собственная память становилась заклятым врагом, воспоминания тянули ко дну, отравляли сон, заставляли просыпаться по ночам и без приглашения вторгались в его дни. Запахи, звуки, голоса – мимолётные впечатления, выцепленные откуда-то, вдруг вызывали к жизни очередного дремлющего демона. Он никогда не знал, когда это случится – и никогда не бывал готов к очередному удару. Оставалось только одно: просто бежать дальше. Сжать зубы, закрыть глаза, заглушить боль музыкой, усталостью, скоростью.

Этим утром Алек снова решил выбраться к небольшому тихому озеру, расположенному далеко за городом. Ему нравилась атмосфера этого места – узкая грунтовая дорога, о которой мало кто знал, стройные сосны, растущие вдоль неё и напоминавшие о доме, бледно-жёлтые метёлки камышей, деревянные мостки, к которым была привязана старая лодка. Алек остановился на опушке, прислонил мотоцикл к дереву, закинул рюкзак на спину и уверенно начал спускаться к озеру. Снег полностью сошёл, хотя в самых тёмных уголках леса всё ещё лежали посеревшие сугробы, усыпанные сухими сосновыми иголками и шишками. Солнце ощутимо грело – Алек расстегнул куртку и закатал рукава. Тепло в эти края приходило раньше, чем у него на родине. Он с удовольствием вдыхал запахи прошлогодней листвы и терпкий аромат смолы. Спокойная гладь озера, окаймлённая соломенным кольцом камышей, раскинулась перед ним. Алек пошарил среди кустов и вытащил вёсла. Он не знал, кто и зачем держал здесь лодку, но был благодарен этому человеку.

Совсем скоро он оказался на другом берегу и вновь зашагал вперёд, но уже по узенькой тропинке, едва заметной среди густого подлеска. Сосновый бор остался позади, лес на этой стороне был совсем другим – более диким, менее исхоженным. Мало кто добирался до этих мест – Алеку это и было нужно. Уединение, тишина и покой. Спустя полчаса он выбрался из леса на небольшую лужайку и, решив перекусить, устроился прямо на земле, прислонившись спиной к могучему стволу лиственницы. Не было нужды смотреть на часы – в лесу он забывал о необходимости следить за временем. Впереди были почти сутки, которые он мог посвятить исследованию новых мест – обычно он оставлял вещи в каком-нибудь укромном месте и налегке обегал окрестности, порой наматывая круги по двадцать-тридцать километров. Вечером возвращался к стоянке, разжигал костёр, готовил или подогревал ужин, а потом устраивался на ночлег. Для него это был лучший способ отдохнуть и восстановить силы.

Поев, он закинул вещи на развилку между ветвями лиственницы и углубился в лес. Он уже достаточно хорошо изучил окрестности, и теперь его ждали куда более удалённые маршруты. Тропинка уводила всё дальше, и с каждым шагом гул города, который он продолжал слышать, даже находясь за его пределами, становился тише. Умолкли пронзительные сирены, бесконечный шорох шин по асфальту, рёв моторов, вой самолетов, людские голоса. Алек чувствовал, как ему становится легче дышать и двигаться, он словно сбрасывал с себя тяжелый панцирь, свою защиту, выпрямлялся и шёл вперёд размашистым шагом, с удовольствием ощущая каждое своё движение, каждое усилие, предпринимаемое его телом, каждый свой вдох и выдох. Охотник внутри тоже ликовал – это, пожалуй, была единственная радость, которую разделяли оба. Лес дарил им не только покой, но и чувство безопасности – в этих глухих местах не было никого, кто проявлял бы по отношению к ним агрессию. В эти часы они сосуществовали в полной гармонии друг с другом – человек и Охотник.

Спустя час, выбравшись к большому лугу, Алек побежал. Кое-где ещё стояла вода – солнце нагрело ее, и он с удовольствием нёсся по ней, поднимая фонтаны брызг. На другой стороне его вновь ждал лес – мрачноватый старый ельник, густой, практически непролазный, но Алека это не пугало, ему нравилось бросать себе вызов. Он устремился в самую гущу деревьев, с трудом продираясь через переплетения мёртвых веток. Вскоре ели уступили место соснам – он вздохнул свободнее и ускорился. Рельеф тоже изменился – Алек ощущал пологий подъём. Он бежал, чувствуя под ногами упругую подстилку из толстого слоя иголок и шишек; солнце постепенно клонилось к закату; становилось прохладнее; но он и не думал останавливаться, ему хотелось непременно добраться до вершины. Спустя полчаса склон вдруг резко пошел вверх, Алек устремился вперёд, подгоняемый мыслью, что цель близко. Он так неожиданно оказался на гребне сопки, к которому стремился не первую неделю, что даже едва не перебежал его, приняв за очередной уступ. Лишь обернувшись и увидев перед собой десятки километров сплошной тайги, он осознал, что стоит на вершине. Лес был в тени, солнце село, но с этой высоты он мог полюбоваться его последними лучами. Алек устроился под причудливо изогнутой сосной, которая росла прямо над обрывом, свесил вниз усталые ноги, достал воду и перекус и неторопливо поужинал, любуясь догорающим закатом. Покончив с едой и стряхнув крошки, достал из рюкзака куртку – вечер обещал быть холодным. Обратный путь получился трудным даже для него, и к месту ночлега он прибежал совершенно измотанный. Быстро развёл огонь, переоделся, скинул мокрые кроссовки, подогрел воду и вновь поел. Мельком взглянул на часы – почти полночь. Он уже не вспоминал об утренних событиях – они отступили под натиском дневных впечатлений. Совсем скоро он вновь почувствует дыхание и топот хищной стаи за спиной, но пока Алек мог наслаждаться тишиной как во внешнем мире, так и у себя в голове. Он устроился на ночлег, закутался в одеяло, и моментально уснул.

Утро выдалось морозным – изо рта вырывался парок, Алек, продрогший за ночь, решил немного пробежаться по округе. Спустя пять минут он почувствовал, как кровь побежала быстрее. У него было ещё полдня, которые они с Охотником могли провести в покое.

Спустя несколько часов он пустился в обратный путь. Уставший, но довольный, он переплыл озеро. Его успокаивали скрип уключин и мерное движение лодки, он медленно грёб, наслаждаясь каждым мгновением. Солнце стояло низко, тёплый свет лился с небес, казалось, мир купается в золотистой пыльце. Алек остановился на середине озера, чтобы полюбоваться видом, потом, когда дрожащий диск светила исчез за деревьями, нехотя поплыл дальше. Аккуратно причалил, привязал лодку к мосткам и уже доставал свой рюкзак, когда услышал приближающиеся шаги. Он торопливо вскочил на ноги и застыл в напряженном ожидании, готовый ко всему. Охотник тоже насторожился – их общее сердце забилось быстрее.

– Так вот кто каждые выходные угоняет мою лодку! – из-за камышей показался старик. Небольшого роста, жилистый, с загорелым обветренным лицом, на котором особенно ярко выделялись насмешливые голубые глаза, в потрёпанной куртке с заплатками на локтях, в резиновых сапогах, на голове – выцветшая вязаная шапка, в которую было воткнуто пёстрое перо.

Алек немного расслабился – от этого человека не исходило угрозы.

– А я-то гадал, кто бы это мог быть! Ты из города, да? – старик лукаво посмотрел на него, потом, не дождавшись ответа, продолжил, – Далековато забрался, сынок, хотя с таким двухколёсным другом это несложно. Хорошая у тебя машинка! Может, поменяемся? Я тебе лодку, ты мне свой мотоцикл? – он улыбнулся и протянул руку, – Я местный отшельник, зови меня Захар.

– Алек, – он всегда испытывал неловкость, когда нужно было себя как-то представить. Кем он мог отрекомендоваться? Курьером? Охотником? Торгоном? Ни одно из определений не казалось ему исчерпывающим и, скорее, вызвало бы град новых вопросов. Поэтому он предпочел просто назвать свое имя.

– Очень приятно! А теперь удовлетвори моё любопытство – ты уже столько времени сюда ездишь, скажи, а зачем? Не представляешь, как я ломал голову, пытаясь придумать, кто и по какой причине появляется в этой глуши. Делать мне особо нечего, вот и маюсь. Может, потешишь старика, расскажешь о себе? Кстати, могу предложить тебе горячий чай и какой-никакой, но ужин, если согласишься составить мне компанию.

Алек внимательно всмотрелся в лицо нового знакомого – тот держался бодро, в глазах горели озорные искорки, но было заметно, что старик истосковался по общению с людьми, и он решил принять предложение:

– Да, почему бы и нет?

Они углубились в сосновый бор и вскоре вышли к небольшому аккуратному домику.

– Проходи, чем богаты, тем и рады, – Захар жестом пригласил его внутрь, – Я сейчас поставлю чайник, а ты устраивайся.

Алек огляделся – на стенах висели мастерски выписанные миниатюрные пейзажи: пасмурные небеса, нависшие над свинцово-серой гладью озера; белоснежные сугробы, за ними – тёмные силуэты деревьев в сумерках; от каждого рисунка веяло покоем и тишиной; старинные чёрно-белые фотографии с виньетками в громоздких деревянных окладах; в углу скромно притулилась этажерка, забитая книгами, красками, кистями, альбомами, свёрнутыми в рулон холстами; рядом – небольшой рабочий стол, на котором в беспорядке валялись карандаши и разномастные обрывки бумаги; над ним висел яркий светильник, когда как остальная часть дома была погружена в полумрак; сбоку – диван, с небрежно наброшенным покрывалом с оленями – еще одна вещь из далёкого прошлого.

– Понятно, чем я тут занимаюсь, да? Малюю потихоньку, так, под настроение. Пойдём, попьём чаю, нечасто ко мне заносит гостей.

Большая часть второй половины дома была отведена под кухню – старый буфет с мутными стёклами, за ними пылились посуда и фарфоровые безделушки; деревянный стол, некрашеная поверхность которого впитала в себя следы сотен трапез; несколько шатких с виду табуреток; дребезжащий холодильник в углу.

– Ну что, начинай свой рассказ, я готов слушать.

Алек замялся, но всё же заговорил:

– Вы правы, это я у вас беру лодку. Приезжаю по выходным отдохнуть.

– Один? – удивился Захар, – Насколько я знаю, городские обычно наезжают толпами. И как именно ты отдыхаешь?

– Да, один. Бегаю.

– Какой же это отдых, если бегаешь? Ты спортсмен?

– Нет.

– Вижу, ты не из разговорчивых.

Алек кивнул – ему нечего было возразить.

– А что ты делаешь на том берегу? Я сам крайне редко туда выбираюсь, места уж слишком дикие. Можно так заплутать, что потом вовек не выберешься. Нет, ты не думай, я хорошо знаю округу, но далеко от озера обычно не отхожу, возраст не тот. Да и зрение стало подводить, я художник-миниатюрист, считай, профдеформация.

– Это ваши работы там, на стенах? – Алек решил сменить тему разговора.

– Нравятся? Знаю, что да. Всю жизнь малевал на шкатулках сказочных героев, надоело так, что глаза б мои на них больше не глядели, пестрота одна. Но что поделать, если покупатель берет что поярче. Зато теперь, будучи честным пенсионером, могу позволить себе рисовать то, чего просит душа. А ей треба именно природа. Нас не станет, не станет наших детей, внуков, их детей, а с природой ничего не случится. Люблю я её тихие краски: бледный свет зимы, тусклое небо октября, цвета пожухшей листвы, мглистые утра, серебро росы… Вижу, ты меня понимаешь. Слушаешь, как заворожённый. Ты ведь не из местных? Как ты вообще оказался в городе?

– Нет. Я из заречья. Как вы узнали? – Алек немного смутился.

– Знакомые места. Бывал там пару раз, много слышал о вашем племени. Внешность у тебя характерная для того района. Я художник, мне положено замечать такие вещи. Значит, отдыхаешь на бегу? Или охотишься?

– Нет, просто бегаю.

– Ты ведь один из этих, из торгонов. Странно, я слышал, что все ваши охотятся. Было время, когда очень хотелось попасть в вашу деревню, поговорить со стариками. Когда-то нас отправляли в творческие командировки, набираться вдохновения. Меня особенно интересовали, как ты понял, сказки – я вначале записывал их, а потом переносил сюжеты на холст, точнее, на дерево. Объездил ваш район от и до, только у вас не побывал. Не пустили меня. А я всегда хотел ознакомиться именно с вашим фольклором, уверен, он у вас очень своеобразный. Конечно, я сужу по тому, что говорят люди, от вас самих ведь ничего не дождешься.

– Может, вы и правы, – Алек впервые задумался об этом. Они всегда держались обособленно, жили закрыто, и чужакам в их мир вход был закрыт – в прошлом это было им на руку, как и их неоднозначная репутация, но сейчас, скорее, оборачивалось против них.

– Так ты действительно оттуда? Надо же, как порой может повернуть судьба! Все эти годы жил здесь, и не знал, что мою лодку берет не абы кто, а один из торгонов! Удивительное совпадение! Надо было раньше тебя застукать, а я всё не мог улучить момент и выбраться из своего медвежьего угла. Всё какие-то дела мешали. Казалось бы, живёшь один, распоряжайся своим временем, как душе угодно, никто не торопит, не дёргает, ан нет – и тут ты обязан подстраиваться под обстоятельства. Конечно, какие здесь могут быть срочные дела, одна рутина, ничего важного, но когда нужна отговорка – сойдёт и эта. Вот только сегодня вышел подышать, уж больно хороша была погода. Видел, какой свет плыл над озером? Не отвечай, я знаю, что да – ты там прямо застыл. Красивая картинка получилась, кстати, – Захар мечтательно улыбнулся, – Подлить тебе ещё чаю?

– Нет, спасибо вам за гостеприимство. Мне пора. Завтра с утра на работу.

– Понимаю-понимаю. Но ты заезжай, если что, хорошо? Всегда будешь желанным гостем, – Захар невольно засуетился, было заметно, что он рассчитывал на более продолжительную беседу.

– Я приеду в следующие выходные, – пообещал Алек и, уже выходя, записал ему на одной из бумажек свой номер и вручил её старику, – Если вам что-то нужно, я привезу. Просто позвоните в течение недели.

– Только если это тебя не затруднит…

– Нет, всё в порядке, я буду рад помочь, всё-таки, столько лет пользовался вашей лодкой, – Алек пожал на прощанье руку старика и вышел в сумерки.

– Постой, – окликнул его Захар, – Может, тебе фонарик дать? Стемнело, оказывается, я и не заметил, как время пролетело…

– Не беспокойтесь, я хорошо вижу в темноте, – Алек махнул ему и уверенно зашагал по тропинке. Старик остался стоять в ярко освещённом проёме двери, качая головой.

Алек вскоре вновь оказался у озера. Юный месяц только-только поднялся над громадой леса. Он постоял на берегу, любуясь его отражением в тёмном зеркале воды, потом нехотя сел на мотоцикл и завёл двигатель. С сожалением окинул тихий пейзаж взглядом, надел шлем и выехал на дорогу.

***

Он издали почувствовал беспокойный зов города, тихий гул, который нарастал по мере приближения к нему. Остановился на сопке, откуда открывался вид на долину, в которой раскинулась столица, и постоял, привыкая к яркому свету, шуму и суете на улицах. Достал наушники, сделал музыку погромче – и лишь после этого решился съехать на кольцевую дорогу. Машин было мало, но Алек предпочел бы абсолютно пустые улицы. Иногда он вставал пораньше, чтобы застать город спящим, и объезжал его, наслаждаясь хрупким покоем, царившим под светом фонарей.

Спустя полчаса он был возле дома. Взглянул на часы – почти два. Самое тёмное и странное время суток, когда мир кажется особенно зыбким и ненадёжным. Правда, гулянка, которую устроили соседи сверху, оказалась вполне реальной. Алек какое-то время лежал, пытаясь отрешиться от шума, но потом не выдержал. Охотник был в полной боевой готовности – лапы широко расставлены, шерсть на загривке вздыблена, зубы оскалены, уши прижаты к голове. Он чуял предстоящую схватку и заранее предвкушал её, зная, что человек устал, слаб и уязвим, и был готов снести стены своей тюрьмы. Алек поднялся на следующий этаж, позвонил в дверь, из-за которой доносился шум, неосознанно улавливая запахи и звуки из соседних квартир, составляя из них цельную картину – зверь с человеческим разумом. Или человек со звериным чутьём? Крайне редко он был первым, но чаще ему удавалось оставаться самим собой. В эту ночь он был слишком измотан, напряжён, да и час был поздний – время для Охотника, а не для человека.

Дверь медленно открылась, за ней стоял парень, почти его ровесник, может, чуть старше. Он с вызовом посмотрел на незваного гостя, но одного движения Охотника оказалось достаточно, чтобы сбить его с ног. Алек уловил ужас, который волнами разошёлся по всей квартире, остальные её обитатели тоже каким-то непостижимым образом почувствовали его, словно и у них включился древний инстинкт, когда страх одного животного мгновенно передаётся всему стаду. Он уже не мог сдерживать внутреннего хищника – тот нёсся вперед, сея вокруг хаос, разрушения и боль. Спустя пять минут в квартире воцарилась тишина. Алеку ценой невероятных усилий удалось удержать Охотника от чрезмерной жестокости – с этой кучки пьяных (хотя нет, к тому времени уже абсолютно трезвых) молодых людей хватило и минимального физического воздействия. Кому-то он заехал в челюсть, другому разбил нос, третьего просто вышвырнул на лестницу – его жертвы, постанывая и всхлипывая, забились по углам, а он сам отвёл душу, устроив в квартире разгром. Охотнику было всё равно, с чем или с кем расправляться. В такие моменты он не видел разницы между живым и неодушевлённым, и Алек пользовался этим, направляя его ярость на вещи, а не на людей. Это помогло усмирить хищника, загнать его, уставшего и покорного, обратно в клетку.