Сквозь время. Вода и песок

Вступление

В тумане предрассветной зари прячется город. Мерцание его огней пробивается сквозь облако едкого дыма тусклыми размытыми чертами. Шум от никогда не прекращающих работу заводов и фабрик, стройплощадок и производств разносится на долгие километры вокруг ужасающим воем, уносясь эхом в выжженную пустыню – непригодную для жизни землю с её редкими приспособившимися обитателями. На вершинах упирающихся в облака небоскрёбов сверкают антенны, а у их подножий, переплетаясь спутанным клубком ярких тоненьких ниточек, пестрят магистрали. Высоко, прижимаясь к стене стеклянно-бетонной башни, протянулась дугой аэротрасса, по которой в безмолвной тишине скользит поток надутых аэробусов, а вслед за ним, лавируя меж блестящих глянцевых билбордов, на которых красуется реклама новой газировки “Луми”, несётся лавина автоматизированных дронов. По радио вещают о новой эре цифрового искусства в стиле “Даст-гранж”, называя это феноменом “Нью-вэйв”, вызывая при этом волну негодования и упрёков многомиллионной толпы слушателей. Открываются первые офисы, и в окнах загорается свет. В тесные душные залы вливается однородная чёрно-белая масса, и мерцание превращается в яркий светоч, сияние которого видно издалека.

Дребезжание басов и визги нот новомодной цифровой музыки. Переливающиеся всеми цветами радуги рекламные билборды, хаотичная мазня на стенах домов. Зазывающие в самые сокровенные места откровенные голограммы. Безумные идеи и их воплощение. Власть инстинктов над разумом и сексуальное рабство. Наркотики, коррупция, преступность и безнаказанность. Тотальное подчинение двум напыщенным и разрекламированным идолам – деньгам и власти. Направленная на деградацию и извращение общества волна пропаганды, именующаяся сильными мира сего такими громкими словами, как “прогресс”, “успех”, “равноправие” и “свобода”, под громкие возгласы проплаченных подпевал загнала человечество в плотные тиски, заставляя подчиняться. Быть тем, кем тебя хотят видеть якобы сильные, якобы красивые и якобы богатые, превращая в раба своих эмоций и желаний. Принуждая делать выбор без выбора, уничтожая суть и оставляя позади то, что всегда делало нас людьми – человечность.

Понятия об ответственности, доброте и честности канули в Лету, навязав извращённые нормы извращённой морали. Оставляя после себя огромную, наполненную ложными, врезающимися в мозг постулатами, дыру. Приправленная сладким ядом ложь проникла на каждую тесную, грязную улочку отстроенных на руинах мёртвых принципов и понятий городов. На каждую волну лживых радиостанций, виртуальных экранов и волн вливающегося в уши отупленных слушателей мусора – новостей.

Сверкающие призывным блеском в свете неоновых огней люксовые автомобили. Ядовито-зелёные, приторно-розовые, выжигательно-красные оттенки костюмов и линз. Отравленный воздух. Закрытые вип-секс-драйв вечеринки. Дорогой алкоголь. Обилие развлечений на самые низменные вкусы для самых изощрённых фанатов прогнившего розового безумия и погоня за славой. Взращенные на искусственных ценностях антиморали, преобладающей важности денег и разврата во всех доступных человечеству отраслях одурманенные, охмурённые волной чудовищной лжи на выгоду власти марионетки – мелькающие на экранах и живущие по принципам искусственных трендов шоумены, разукрашенные старлетки и увешенные брендами бизнес-леди. Называющие себя деятелями культуры и её же Авангардом с большой буквы писатели, музыканты и художники, продвигающие всеми возможными способами свой перенасыщенный похотью и грязью, откровенно низкосортный продукт, именуемый одуревшим обществом утратившим для него смысл словом: творчество. Учитываются все, не пропущен никто. Каждый, кто проявляет сопротивление и идёт наперекор, – не выдерживает критики. Каждый, кто поддерживает “новую волну”, – достигает высот.

Глава 1. Страшный сон

Утренняя тишина предваряет грядущую бурю. Ещё немного и дороги заполнятся автомобилями, воздух пропитается газами, а по тротуарам и мостовым звонко застучат каблуки. Засвистят дроны, загудит толпа, зарычат двигатели и зазвенят клаксоны недовольных водителей. Улицы окутывает лёгкий туман, от которого веет прохладой и сном. По дороге на всех парах мчится одинокий автомобиль, проскакивая перекрёстки на зелёный сигнал ещё не проснувшегося светофора. На водительском сиденье устроился молодой парень в кожаной куртке, сжимая в руке стаканчик крепкого кофе.

– “Голубые вороны” проигрывают “Ледникам” со счётом три-ноль! Это самое позорное поражение за всю их историю, которого от них никак не ожидали преданные фанаты. Толпа просто в ярости, и кажется, кто-то…ого! Один из фанов написал на цифровом табло: “Улетайте и никогда не возвращайтесь!”, а ещё он нарисовал…ну-у, о таком говорить всё-таки не принято!

– Это же прямо как в новой песне Джуди Ту!

– Ты сказал Джуди Ту?

– Именно!

– Это та самая горячая крошка, песня которой “Розовые мечты” держится на вершине чартов уже вторую неделю?

– Именно так!

– Уле-е-та-а-ай и никогда не вовзраща-а-айся! Джуди Ту!

– Помнишь её прошлый хит? Моя душа смотрит в небо, лучи солнца выжигают мне се-е-ер-дц-е!

– О-о, этот шедевр останется с нами надолго! Посмотрим, удастся ли её новому синглу “Розовые мечты” продержаться в топе дольше, чем “Лучи солнца”, а ещё ей прямо в спину дышит Джонни Блу с песней “Я твой” из своего нового альбома “Я – это я”, который отстаёт всего на миллион прослушиваний. Если здесь есть фанаты Джонни Блу, хочу вам сказать, что…

Кай нажал на кнопку и выключил приёмник. Он уже и забыл, когда по радио в последний раз вещали о чём-то, стоящем внимания. Особенно после того, как “Волну сай-икс” выкупила “Волта.” Он и включил-то его только для того, чтобы не уснуть.

Долгая тяжёлая ночь перерастает в холодное серое утро. По глазам бьёт подрагивающий свет уличных фонарей. Через открытое окно задувает ветер. Холодает, – подумал Кай, подъезжая к пустынному перекрёстку. На пересечении Вейтон-стрит с Алабами по ночам всегда было пусто. От промозглого ветра пробирает дрожь, а от усталости голова валится с плеч.

И зачем я согласился на четвёртую подряд ночную? С такой работой проще с ума сойти. На кой чёрт я вообще туда попёрся? Да если бы не…

Если бы не то, если бы не это. Тебе, Кай, всегда что-то мешает. Соберись! Ты сможешь. Ты сделаешь это! Осталось немного. Совсем чуть-чуть. Всего несколько лет до повышения, и всё, наконец, станет так, как…

…минимум два года, а то и три. Да что там, скорее всего, все пять. С постоянными переработками, почти без выходных, за нищенскую зарплату, занимаясь тем, от чего уже тошнит. Ещё не факт, что повысят всё-таки меня, а не очередного приближённого к телу, – размышляет Кай, глядя на то, как на светофоре загорается жёлтый. Ну уж нет, стоять не буду, иначе, того гляди, за рулём усну!

Кай вжимает педаль газа в пол, двигатель ревёт, набирая обороты, и старый “Роял” несётся по прямой. Колесо влетает в спрятавшуюся в тени ямку, машина подпрыгивает, кофе летит на пол, оставляя на штанах горячее тёмное пятно. Кай на мгновение отвлекается и вспоминает все когда-либо приходившие ему в голову ругательства. Когда он возвращается глазами к дороге, то видит автомобиль, которого ещё секунду назад не было. В свете фонарей ему удаётся разглядеть водителя – седого бородатого мужчину в тёмных очках с бутылкой спиртного в руках. Мужчина подносит бутылку ко рту и пьёт. На дорогу он даже не смотрит, поворачивая руль в сторону несущегося прямо на него автомобиля, выезжая на встречную полосу.

Кай бьёт по тормозам и выкручивает руль, чтобы избежать столкновения, но понимает, что слишком поздно. Сердце замирает, душа уносится в пятки, пальцы впиваются в руль мёртвой хваткой. Дальше всё происходит словно в замедленной съёмке. Разум за долю секунды до неминуемого ярким калейдоскопом прокручивает мгновения из жизни, начиная с раннего детства и заканчивая наспех оторванным огрызком киноплёнки настоящего. Удар с ужасающей силой бросает Кая вперёд. Лобовое стекло разбивается, склеивая между собой тысячи крохотных осколков. Машину разворачивает, и колёса отрываются от земли. Кая крутит из стороны в сторону, и ему кажется, что время растянулось в длинную нестройную цепочку. Кажется, что это жуткое вращение никогда не кончится. Будто всё происходит не по-настоящему. Разбитое стекло, скрежет мнущегося металла, привкус крови и жгучая боль, будто по телу проносится волна сжигающего изнутри пламени. Кай ударяется головой, и сознание отключается.

**

Громко пикнуло. Над ухом прожужжала муха. За стеной басит низкий мужской голос, но невозможно разобрать слова. Перед глазами тьма. На веки навалились две тяжёлые свинцовые гири. В ушах стучит сердце, изо рта с трудом вырывается тяжёлое дыхание. Кай попробовал шевельнуться и завыл от боли. Вернее, завыл бы, но изо рта вырвался только хрип.

Воспоминания нахлынули водопадом холодного ужаса. Перекрёсток. Автомобиль. Хруст мнущегося железа. Осколки стекла впиваются в руки. Уродуют лицо. Боль. Настолько сильная, что кажется, будто внутри всё горит.

Жжётся, жжётся, жжётся!

Огонь пылает по всему телу, запекая кровь, сжигая изнутри! В голове жужжит, будто в черепе заперлась стая жалящих пчёл. Мысли разбиваются на сотни маленьких осколков, которые невозможно собрать воедино. Кай двигает руками, и левая вспыхивает ужасной болью. Он снова кричит, но вместо крика снова хрип.

Бьётся стекло, стонет металл. Вспыхивает пламя. Языками проносится по рукам. Суставы раскаляются, вены лопаются, кожа плавится. Кай хочет закричать, хочет позвать на помощь! Хочет прекратить неистовые муки! Его начинает трясти, сознание мутнеет, и он отключается. Когда просыпается, старается больше не шевелиться. Боль на время уходит. Перед глазами снова картина произошедшего. Жёлтый сигнал светофора, задувающий из окна холод. Лицо мужчины он помнит плохо. Кажется, тот был в тёмных очках. Кажется, с бородой. Алкоголь? Пиво или…виски? Он не разглядел. Машина? Это он запомнил. “Мэллоун” последней модели. Роскошь.

Перед глазами мелькает вспышка света, и к горлу подкатывает тошнота. Изо рта выплёскивается громкое гортанное бульканье, но вместо рвоты с уголка губ тоненькой струйкой стекает слюна. Тошнота и боль проходят, сменяясь жалостью к самому себе. На глаза наворачиваются слёзы. Кай хочет потянуться рукой и смахнуть их, но забывает, что не может этого сделать, и от этого становится только хуже. Тело воспламеняется, руку словно режет ножами. Слёзы льются из глаз, а он лежит в непроглядной тьме и ничего не может с этим сделать. Терпит боль, которой нет конца. Его снова начинает тошнить. Кай делает глубокий вдох и выдыхает. Снова вдох, выдох. Вдох, выдох.

**

Одетый в белую заляпанную рясу старик стоит на холме, опираясь на сухую узловатую трость. Его седые спутанные волосы развеваются на ветру, в полуслепых глазах стоят слёзы. Он вытягивает руку и указывает пальцем на Кая, пытаясь что-то сказать ему, с трудом проговаривая слова сухими потрескавшимися губами.

– Что ты хочешь сказать мне?! Не понимаю, что?! Выкрикивает вопросы Кай, но те утопают в пустоте безмолвного пространства.

За спиной незнакомца краснеет горизонт. С неба белыми хлопьями, словно снег, сыплет пепел. Мужчина тонкой дрожащей рукой поднимает трость и что-то рисует в воздухе, продолжая говорить, но как бы Кай не прислушивался, ушей его достигает только неразборчивый хрип.

Горизонт вспыхивает ярким пламенем. Земля вздрагивает и с громким треском ломается, вздымая ввысь облако пыли, камни и валуны. Кай теряет равновесие и падает. Прежде чем рухнуть в бездонную пропасть земных глубин, он улавливает обречённый взгляд старика. Слёзы скатываются по его щекам и застывают, превращаясь в стекло, которое с громким треском разбивается, рассыпаясь на тысячи маленьких осколков. Кай летит вниз, вопя во всё горло, но не слышит своего крика. Пламя обрушивается на него сверху, захлёстывает волной, и по глазам бьёт вспышка белого света.

**

Изо рта вырывается хриплый стон, капельки слюны стекают по губам к подбородку. Липкий пот покрывает холодное тело. Старик с пылающим горизонтом застыли перед глазами.

Что это было?! Мысленно выкрикнул Кай.

В последнее время сны его практически не тревожили, что было немудрено с его-то работой. Тут и подумать времени не остаётся, какие уж там сны? Но дело было даже не в этом. Дело было в том, что настолько реалистичных снов он ещё никогда в своей жизни не видел. Это было так, словно происходило на самом деле. Более того, он чувствовал, что в увиденном есть какой-то смысл. Смысл, который он почему-то понять не может.

Размышления прервал стук каблуков за стеной и неразборчивые голоса, которые постепенно становились громче. Пискнула электронная панель, свистнули двери.

– Операцию нужно начать немедленно. Потом уже будет поздно, – проговорил незнакомый мужской голос.

– Это слишком большая сумма, и найти её в такой срок…понимаете, это…– этот голос Кай узнал сразу. Это был голос его матери.

– Повторюсь, повреждения необратимы, и единственный выход – это аугментация. В этом нет ничего страшного. Люди давно ставят протезы и пользуются ими. Большинство возвращается к нормальной жизни уже через несколько лет, а то и месяцев. У меня были пациенты, у которых всего через неделю организм принимал аугментированные конечности, а через две они выходили на работу. Времена, когда подобные операции были сопряжены с риском, давно прошли, уверяю вас. Когда протезы покроют слоем синтетической кожи, то вы даже не заметите разницы, а главное, Кай её не заметит.

К сожалению, на стоимость подобного лечения я повлиять не могу. Если вы в состоянии взять на себя такие расходы, то мы приступим к операции по замене повреждённых конечностей. Если нет, будем вынуждены их ампутировать. Я уже говорил вам, что вы всегда сможете обратиться к нам позднее. Тогда, когда у вас появится нужная сумма.

– Нужная сумма…

Мужчина тяжело вздохнул.

– Если вы готовы…

Мама заплакала.

Кай хотел бы что-нибудь сказать ей. Успокоить её. Обнять. Но не мог.

– Оставьте нас, прошу вас…

– Я ещё раз вам говорю, что…

– Дайте мне побыть наедине с сыном!

– Как пожелаете. Напомню, что он вас не слышит. Если вдруг что-то…

– То я вас позову, хорошо.

Свистнули двери, и доктор вышел из палаты.

Что со мной? Я жив? Мёртв?!

– Кай…, – услышал Кай голос матери над ухом и почувствовал, как нежная морщинистая рука, от которой веет успокаивающим теплом, легла ему на лоб.

Голос у мамы был севший, хриплый. Вымотанный и больной. Такой, каким Кай его ещё никогда не слышал. Ему стало настолько плохо, настолько погано и мерзко, как не было никогда. Затошнило.

– Всё будет хорошо, Кай, всё будет хорошо…– тихонько приговаривала мама. – Знаю, что ты меня слышишь. Я знаю. Врачи говорят, что…я думаю…знаешь, я очень тебя люблю. Я обещаю тебе, что…– женщина не смогла сдержать слёз.

Застучали каблуки, пискнула панель, свистнули двери. Через минуту снова те же голоса за стеной. Кай не мог их разобрать. В ушах у него свистело, в голове застыл непроницаемый лёд с выцарапанными на нём нестираемыми мыслями.

В кого я превратился? Что со мной?! ЧТО?! СО?! МНОЙ?!

На короткое мгновение перед глазами вспыхнула картина, где он, перевязанный бинтами, лежит в больнице без рук и без ног, на грани между жизнью и смертью. От беспомощности Кай застонал. Беспомощность переросла в злость. Он напрягся всем телом, пытаясь пошевелиться, вытянуть руку или дёрнуть ногой. Сорвать с себя бинты. Вскочить с кровати! Посмотреть в зеркало и увидеть своё уродство! Но тело, как и прежде, не желало его слушаться.

От нахлынувшей злости хотелось кричать! Рвать, метать, кромсать! Всё, что угодно! Лишь бы встать на ноги и сбежать куда подальше! Вернуться в прошлое. В тот самый миг, когда он надавил на педаль и набрал скорость. Остановить себя! Не допустить этого!

Порыв гнева сменился затишьем и безжизненной пустотой. Кай заплакал. Он не знал, сколько пролежал в сердцах проклиная судьбу, ненавидя её. Ненавидя себя. Не знал, сколько длились эти мучения, но когда понял, что больше не может думать, не может и не хочет ничего чувствовать, когда слёзы кончились, сон затянул его в свои объятия, даруя покой.

**

Кай проснулся. Перед глазами тусклый экран, на котором расплывчатой размазнёй горят незнакомые буквы и символы. В голове ни одной мысли. Не получается ни на чём сосредоточиться. Не получается думать. Сознание словно старое затвердевшее желе, которое лишь спустя несколько долгих минут начинает возвращаться в свою исходную жидкую форму, принося с собой неясные мысли, расплывчатые воспоминания и образы.

В висках застучало, голова закружилась. Кай понял, что дрожит от холода. Превозмогая страх жуткой боли, он пошевелил сначала пальцами, потом кистью правой руки, затем левой. Двинул головой. Как ни странно, пусть и с трудом, но у него получилось. Он зажмурился, сделал глубокий вдох и выдохнул, пытаясь унять дрожь и привести мысли в порядок. Когда он открыл глаза, то снова увидел перед собой экран. На этот раз слова были ему знакомы, и он совершенно не мог понять, почему не смог прочитать их с первого раза.

“Дата начала стазис-процедуры: четырнадцатое сентября две тысячи восемьдесят второго года. Дата окончания: четырнадцатое апреля две тысячи восемьдесят третьего”, – гласили надписи на экране.

Кай попытался расшевелить сознание. Попытался вспомнить, что произошло. Поначалу перед мысленным взором всплывало всё подряд: воспоминания из детства, школа, первые отношения. Потом появилась машина. С ней было связано что-то жуткое, что-то…страшное…что-то…

По глазам ударила вспышка света, в ушах громко бабахнуло! Кай скорчился от боли и застонал.

Авария.

Удар! Стекло с громким треском разбивается. Кая бросает вперёд, и он разбивает лоб. Скрежет металла режет уши, в голове царит неразбериха. Визжит сигнализация, над ухом шуршит вздымающееся пламя. Глаза заливает кровь, изо рта вместо крика вырывается жуткий хрип. Тело горит от боли. Его трясёт. Ногу зажало меж двух врезавшихся в мясо острых обрезков холодного металла. Левая рука выгнулась под неестественным углом. Кожа на ней висит обрезками. Тяжёлые красные капли крови градом сыплются вниз, заливая пол. Какой-то мужчина подбегает и пытается помочь, говорит что-то. Кай смотрит на него и ничего не понимает. Незнакомец успокаивает его. Говорит, что всё будет хорошо. Говорит, что он выкарабкается, и Кай, сам не зная почему, верит ему. Потом наступает тьма, и он слышит, как над головой жужжит муха. Доктор, слёзы матери, операция. Крио-капсула. Заморозка.

Операция.

Значит, он сейчас лежит в капсуле. Кай вытянул руку и коснулся ладонью тяжёлой двери. Надавил на неё со всей силы. Зубы заскрипели, изо рта вырвался глухой стон, но дверь не поддавалась.

Он проснулся раньше срока? Может, это просто сон? Сон, о которых рассказывали такие, как он. Те, кого замораживали после операции на аугментрированные конечности. Сон, в которых люди успевали прожить целую жизнь, а то и больше, прежде чем их возвращали к реальности.

Кая охватил ужас. Он попытался закричать, но не смог. В горле застрял застывший комок слюны. Он с трудом сглотнул и поморщился от боли. Захотелось пить.

– Эй! Здесь кто-нибудь есть? Выкрикнул Кай вопрос слабым севшим голосом. – Помогите! Слышите? Мне нужна помощь!

Обычно проснувшихся пациентов будили доктора или специальные дроны, но сейчас никого не было. Кай ни разу не слышал о том, чтобы кто-нибудь просыпался раньше срока, но сейчас, кажется, произошло именно это. Или капсула вышла из строя, но тогда бы сработала сигнализация, и явился кто-то из персонала.

Кай снова закричал. На этот раз настолько громко, насколько мог. Без толку. Становилось холоднее, и он понял, что если срочно что-нибудь не придумает, то замёрзнет насмерть. Наверняка на подобный случай в капсуле был предусмотрен какой-то выключатель.

Кай долго осматривался в полутьме, пытаясь отыскать хоть что-нибудь, что могло бы ему помочь, и нашарил взглядом маленькую алюминиевую пластину над головой. Он поднял руку и ударил по ней кулаком. На тонком металле появилась маленькая вмятина, да и только. Тогда Кай начал долбить по пластине до тех пор, пока она не отвалилась. Дрожа и постукивая зубами, он вгляделся в вывалившийся из чёрной коробки толстый клубок разноцветных, спутанных между собой проводов. Схватившись за них рукой, он рванул их на себя. Провода заискрились, Кай зажмурился, и экран с надписями погас. Щёлкнул замок, Кай навалился на дверь обеими руками, отбросил её, и его обдало потоком прохладного воздуха.

Едва ноги коснулись земли, Кай тут же упал. Тело настолько ослабло, что не способно было выдержать собственный вес. Пол был холодным и грубым. Если бы он вовремя не выставил перед собой руки, то разбил бы нос.

Что происходит?! Что, чёрт возьми, происходит?! Без устали стучал в голове вопрос.

– Помогите! Здесь кто-нибудь есть? Помогите! Хрипел Кай, свернувшись калачиком на холодном полу.

В окружающей его тьме невозможно было ничего разглядеть, но как только глаза начали привыкать, Кай понял – что-то не так. Где бы он ни оказался, это точно была не больница. Он жадно хватал ртом воздух, вдыхая его, пытаясь насытиться, но у него никак не получалось этого сделать. Его всё равно не хватало, было мало.

Послышался плеск воды. Звук был настолько живым и необычным, что заставил Кая застыть, вглядываясь в пространство. Он присмотрелся и увидел на чёрной стене блестящие голубизной отблески. Кай закрыл глаза, открыл и посмотрел ещё раз на то же место. Неровные линии изгибались дугой, отражаясь от водной глади, которая пряталась в недосягаемой глазу полости.

Кай застонал, лёг на грудь, упёрся ладонями в пол и приложил усилия, чтобы подняться. Руки, предательски дрожа, согнулись, и он рухнул обратно, больно стукнувшись подбородком. Кай выругался и, тяжело дыша, лежал и молча глядел в темноту.

Набравшись смелости, он решил повторить попытку. Руки по-прежнему дрожали, Каю казалось, что он вот-вот упадёт, но благодаря титаническим усилиям ему удалось встать на четвереньки. Со лба градом валил пот, дыхание стало тяжёлым, будто он только что пробежал несколько километров. Тело разогрелось, мышцы надулись и заныли, с трудом вспоминая, что такое нагрузка.

Передохнув, Кай предпринял новое усилие. Он подполз к капсуле и, цепляясь за неё руками, поднял ослабевшее тело на ноги, усевшись на краю бортика. Теперь он чувствовал себя ещё лучше. Если бы от резкого подъёма не закружилась голова, было бы вообще замечательно.

Кай огляделся. То ли это последствия стазиса, то ли его чем-то накачали, но то, что он видел, не могло быть правдой. Он снова вернулся мыслями к разговорам о том, что некоторые люди в заморозке проживали целые жизни.

Может, и со мной это случилось? Подумал Кай. Может, я один из тех, кто застрял?

Кай долго смотрел себе под ноги, восстанавливая дыхание, разминая руки и ноги, размышляя. Силы постепенно возвращались, чему он был несказанно рад, но когда он поднял взгляд и увидел всё то же самое, радость его быстро улетучилась. Ему начинало казаться, что всё это чья-то нелепая злая шутка. Рядом с капсулой справа стояли вытесанные из камня уродливые изваяния, которые ну никак не могли находиться там, где он сейчас должен был быть. Возможно, они были ненастоящими, и Кай собирался с силами для нового рывка, чтобы проверить. Он хотел подойти и потрогать их, чтобы знать, что не сошёл с ума.

Ещё он заметил некоторую странность, на которую сначала внимания не обратил. Один его глаз видел лучше другого. Правым он едва различал капсулу, а левым видел уродцев, к тому же чуть ли не во весь рост и в деталях. Кай посмотрел на свои руки и похолодел. Его левая рука представляла собой отполированный до блеска кусок лоснящегося металла. Он пошевелил пальцами, и они шевельнулись, он повернул руку, и она повернулась. Она слушалась его точно так же, как если бы была живой.

Снова громкий всплеск. Кай вздрогнул. Он оторвал взгляд от протеза и дотронулся до лица. Левая половина полностью восстановлена, но правая…с ней на первый взгляд всё было в порядке. Одна лишь проблема: ни на протезе, ни на лице слева не было кожи. Кай состроил гримасу и подавил смешок. Он смеялся над самим собой. Над своим уродством и нелепостью сложившейся ситуации. Ведь всё могло быть по-другому! Если бы он просто постоял на том светофоре, всё было бы совсем ПО-ДРУГОМУ!!

Кай сначала застонал, потом зарычал, схватившись за голову, впиваясь пальцами в волосы. Сейчас он ненавидел всё, что с ним случилось. Он ненавидел всех и каждого. Ненавидел себя, ненавидел пьяницу, который вырулил на встречную полосу, ненавидел доктора и ненавидел даже собственную мать, которая решилась на операцию.