Обещание на закате

Анахера уверила, что цвет ничуть не нарушит похоронных традиций Моту, но Зори сомневалась в том, что белый наряд – подходящий выбор для такого случая. Ей, привыкшей, что с усопшими прощаются исключительно в черном, это, мягко говоря, претило. Хорошо хоть в ее чемодане нашлось белое платье-футляр – приталенное, с юбкой чуть выше колен и короткими рукавами. Руководствуясь местными обычаями, Анахера добавила к нему аксессуары черного цвета из тех, что Зори взяла с собой, – тонкий кожаный ремешок и ободок с крохотной черной бабочкой.

– На Моту так жарко, что даже на похороны принято ходить в белом. Пары-тройки черных деталей вполне достаточно.

Зори оставалось только надеяться, что в церкви все будут одеты примерно так же.

– Машина уже у ворот. Ступай, Эдмунд ждет.

Голос Анахеры вплыл в кухню вместе с ней. К облегчению Зори экономка тоже была одета в белое платье с круглым воротом. В руках она держала вязаную черную сумочку, а грудь украсила черной деревянной брошью в виде птички с хохолком и длинным тонким хвостиком.

– Райская мухоловка, – пояснила Анахера, заметив интерес Зори. – На Моту очень много птиц, но мухоловка – настоящая гордость.

– Я поеду с дедом? – опомнилась вдруг девушка. – А как же мама с папой?

– О, в этой суматохе совсем забыла тебе сказать! Они уехали еще до того, как ты проснулась, – Анахера развела руками. – Эдмунд ждет в машине, а с родителями встретишься уже на месте, – и, не дав Зори вставить ни слова, она замахала руками. – Ну все, беги, не то опоздаете. Я приеду следом с нашим садовником.

Зори вытерла руки и губы салфеткой и побежала в холл. Нырнув в удобные балетки, она вышла на улицу и увидела машину деда. Вопреки ее ожиданиям, это было вовсе не старенькое такси, как вчера, а блестящий, черный «Кадиллак» с затемненными стеклами. Замок задней двери щелкнул, она приглашающее открылась. Зори сбежала с крыльца и юркнула на сиденье.

– Ну, наконец-то, – услышала она зычный бархатный бас. – Как я рад видеть тебя, моя дорогая девочка!

В тот же миг Зори встретилась взглядом с дедушкой и оторопела. Эдмунд оказался не просто старым, а древним. Девушку изумили не сутулые плечи, абсолютно седые, местами поредевшие волосы и худой, высохший торс, а дедушкино лицо. Глубокие, некрасивые морщины избороздили его лоб и щеки. Крупный нос загибался книзу. Брови выглядели, точно два куста сухостоя, покрытых ноябрьским инеем. Но больше всего поразили его глаза. Когда-то они были синими, но теперь словно выцвели, превратившись в пугающе мутные, точно Зори смотрела сквозь паутину. По ощущениям перед ней сидел трехсотлетний старик. Неужели это последствия слабого здоровья? Торжественный, вопреки местным традициям, черный, смокинг, висел на нем, как на жерди. Это лишь усиливало впечатление старческой немощности.

– Ты напугана?

На фоне отталкивающей внешности голос деда звучал приятно. Такой контраст сбивал с толку. Зори шумно втянула воздух носом и попыталась улыбнуться.

– Н-нет, – выдавила она, – просто не ожидала, что ты такой… такой… – она лихорадочно искала слово помягче.

– Жуткий, дряхлый, отвратительный?

В голосе Эдмунда послышалась добрая насмешка, но Зори все равно смутилась.

– Я не это имела в виду.

Несколько томительных секунд в машине стояла тишина. Наконец, старик гортанно рассмеялся.

– Ты слишком добра, внучка! Я знаю, какое впечатление произвожу, так что не будем притворяться, что твой дед, – он доверительно склонился к ней, – красавчик. Кстати, – добавил Эдмунд, все еще улыбаясь, – твоя бабушка полюбила меня тоже далеко не сразу.

Не выдержав, Зори прыснула и рассмеялась. Однако мгновенно взяла себя в руки и грустно сказала:

– Мои соболезнования, дедушка.

Она замолчала и принялась разглядывать пол автомобиля, изредка поднимая глаза на Эдмунда. Тот затих, уставился в окно, а затем снова заговорил. Зори показалось, что это было продолжение монолога, который начался в его голове.

– Катрин приняла это место. Моту был ее домом. Без нее здесь все уже не то. Даже утром стало темнее, ты заметила?

Не дождавшись ответа, он продолжил:

– Но Катрин всегда выбирала тьму, даже в те времена, когда до ужаса страшилась ее. Понимаешь?

Дед повернулся к Зори и вопросительно посмотрел на нее. Та не поняла ни слова, поэтому только растерянно захлопала ресницами. К счастью, в этот момент автомобиль замер. Зори поспешила открыть дверь и выбраться наружу. Оказалось, парковка была уже до отказа забита, и не только машинами, но и людьми. Ого! Похоже, с бабушкой решил попрощаться чуть ли не весь остров! На Зори моментально уставилось множество пар глаз одинакового темно-коричневого цвета. Она смутилась и опустила взгляд в землю.

Через минуту в сопровождении Эдмунда она вошла в церковь, тоже набитую людьми. Одного взгляда на маму и папу хватило, чтобы она наконец осознала: несмотря на белые наряды и роскошный вид за окном, вопреки тому, что повсюду витал знакомый цветочный аромат, это все же были похороны. Увидев заплаканную маму, Зори ощутила комок в горле.

Пробравшись сквозь толпу незнакомых, одетых в бело-черное людей, Зори встала рядом с родителями и нежно сжала материнский локоть. Та ответила полным признательности взглядом и легонько кивнула. Дрожащими руками Марта протянула Зори несколько свежих белых лилий и желтых хризантем, а еще, к молчаливому изумлению последней, венок на шею из белоснежных цветов с желтой сердцевиной. От неожиданности название вылетело из головы. Растерянно осмотревшись, Зори поняла, что все люди в церкви – и сидевшие на деревянных скамейках, и стоявшие в проходах – были в таких же цветочных венках.

– Традиция, – тихо шепнул ей прошедший мимо Эдмунд, ласково поцеловав Марту в висок, будто той было восемь.

Он тяжело опустился на стул, приготовленный специально для него. Теперь, когда все были в сборе, старый священник со смуглой кожей и карими глазами поднялся на небольшое возвышение. Гроб с телом бабушки поставили перед ним. Расправив кипенно-белое одеяние в пол, священник начал на том же корявом английском, что и вчера. Смысл Зори поняла, а остальные, казалось, знали речь наизусть.

– Мы собраться почтить память Катрин, любимой мама, жена, бабушка и… – он посмотрел на Зори и, почудилось, обратился именно к ней, – та, что много значить для мира. Мы вспоминать ее доброту в сердце. Легкость, что она идти за судьбой. Бесстрашие, что проявить, когда предстоять важный выбор.

Стоявшая рядом Марта всхлипнула, отчего у Зори на глазах тоже навернулись слезы. Силясь не раскиснуть, она отвела взгляд. Ей было неловко плакать при незнакомцах. Чтобы переключиться, девушка принялась изучать церковь, которую вчера толком не рассмотрела. Простые деревянные скамейки, массивные металлические подсвечники, старый орган в глубине и большая люстра не вызывали особого интереса. В отличие от потолка, на который она уставилась, как завороженная. По задумке художника церковный свод украсили необычной цветной росписью. На одной половине красовалось огромное позолоченное солнце, изображенное на восходе. На другой, на фоне ночного неба сияла серебристая луна в окружении звезд. На мгновение Зори даже забыла, где находится. Столь необыкновенной казалась эта искусная работа. Но потом Марта подняла руку, чтобы утереть слезы, девушка очнулась и принялась тайком поглядывать на гостей.

Стыдно признаться, на похоронах она присутствовала впервые в жизни. Ей жутко повезло – почти восемнадцать лет она не теряла никого из близких. А если это и случалось, то были дальние родственники, на прощание с которыми ее ни разу не брали. Бабушка стала первой, с кем ей предстояло попрощаться по-настоящему. Возможно поэтому Зори не понимала, как должна была себя чувствовать. С одной стороны, внутри саднило от грусти. С другой, она никак не могла отделаться от дикой мысли, что церемония не такая уж печальная. Все были одеты в белое, у каждого на шее красовался венок из цветов, плюс никто не убивался, будто все это – часть какого-то хорошо знакомого всем, кроме нее, ритуала. Конечно, мама плакала, а отец обнимал ее, покачивая из стороны в сторону, как ребенка. Остальные же выглядели собранными. Зори ощущала растерянность, но уговаривала себя, что, наверное, местные похороны такими и должны быть. Она бесцельно рассматривала одинаково смуглые лица, некоторые до глубокой черноты, пока не встретилась взглядом с единственным знакомым.

Это был Сильвер, одетый в безукоризненно белый брючный костюм, под которым сегодня виднелась строгая черная рубашка. Выглядел он потрясающе, но был серьезен. Стоял от нее через ряд деревянных скамеек и неотрывно смотрел на священника. Пользуясь тем, что парень не видит, Зори любовалась его лицом. Вдруг, будто почувствовав ее интерес, Сильвер обернулся и с легкой улыбкой кивнул. Девушка смутилась, но в ответ тоже кивнула. Тем временем священник закончил речь и произнес:

– А теперь я просить кого-то сказать добрые слова о Катрин.

То же самое он повторил на местном языке. Никто в церкви и опомниться не успел, как под сводами раздался мягкий голос Сильвера:

– С большим удовольствием.

Парень начал пробираться к возвышению, а гости взволнованно зашептались. Решительно оттеснив священника, Сильвер обвел присутствующих скорбным взглядом.

– Знаю, не все поверят, но я искренне любил Катрин, – он говорил по-английски, хотя большая часть пришедших вряд ли его понимала. – С первого дня нашего знакомства и до последнего ее вздоха она была для меня воплощением душевной чистоты. Напоминала, что есть вещи, на которые никто не в силах повлиять, – он бросил взгляд на Марту. – А также о том, что в делах по-настоящему важных окончательный выбор всегда за нами, – теперь он посмотрел на Зори.

В его прекрасных небесно-голубых глазах вспыхнула искра, смысл которой девушка не поняла, но почувствовала. Зори как будто ударило током, отчего кровь прилила к щекам. Чтобы не пялиться на Сильвера, замершего у гроба, Зори посмотрела на мать. Необычно бледная Марта не сводила с говорившего глаз. Несколько долгих мгновений в церкви стояла абсолютная тишина, нарушаемая только птичьим чириканьем, доносившимся с улицы.

– Э-э-э, я благодарить, – наконец нашелся священник. – Теперь можно прощаться с Катрин.

Он обернулся и махнул кому-то за своей спиной. В тот же миг церковь наполнили звуки органа, а в проходах выстроилась печальная процессия. Тихие перешептывания потонули в музыкальных аккордах.

Зори смотрела под ноги и терпеливо ждала своей очереди. Когда родители положили цветы рядом с усопшей, девушка, наконец, подошла к гробу. Устланный яркими бутонами, он напоминал разноцветное лоскутное одеяло, укрывшее Катрин в последний раз. Цветочный аромат здесь был настолько густым, что у Зори закружилась голова. Она сильнее сжала в руках хризантемы с лилиями и сконцентрировалась на дыхании. «Вдох – выдох, и все будет хорошо», – убеждала она себя. Однако, взглянув на бабушкино лицо, не сдержалась и всхлипнула. Две крохотные слезинки выкатились из глаз и упали на белый атлас внутри новой постели Катрин. В последний раз Зори видела бабушку так давно, что воспоминания о ней сильно размылись. Девушка смутно помнила моложавую, с ясным взглядом и задорной улыбкой белокурую женщину. Теперь она, конечно, постарела, но продолжала едва заметно улыбаться. Этого смерть изменить не смогла. Только глаза Катрин были навсегда закрыты.

– Пора прощаться, малыш.

Подошедший сзади Дэвид тронул плечо дочери. Та кивнула и положила цветы на гроб. Дальнейшая часть церемонии прошла как в тумане. Вот Катрин вынесли на кладбище и опустили в землю. Вот сверху положили море принесенных цветов. Вот кто-то из местных сказал что-то утешительное маме на своем языке. Вот Сильвер почтительно кивнул Эдмунду и ободряюще пожал руку самой Зори. А вот они уже приехали домой, и та провалилась в рваный, беспокойный сон в своей комнате.

Следующим утром она проснулась с тяжелой головой. Часы показывали десять. Приняв душ, Зори спустилась в столовую, Эдмунд, Марта и Дэвид завтракали и тихонько переговаривались. Увидев ее, все трое замолчали.

– Дочь, нам нужно с тобой поговорить.

Отцовский голос звучал приветливо, но Зори уловила едва заметное беспокойство.

– Что-то случилось? – спросила она, занимая свободное место за столом.

– Да, то есть нет… То есть да, но… – попыталась объяснить Марта, однако, не справившись, умоляюще посмотрела на Дэвида.

– Время пришло, дорогая, – осторожно сказал он. – Понимаешь, о чем я?

Зори, успевшая присмотреть зеленое яблоко в вазочке с фруктами, так и застыла с протянутой рукой. Она мгновенно поняла, о чем говорил отец. Таким нарочито мягким тоном они обсуждали – если это вообще можно было назвать обсуждением – только одну тему. Сердце Зори подскочило куда-то к горлу, а рот слегка приоткрылся. Осипшим от волнения голосом она спросила:

– Я что, должна познакомиться с будущим мужем? Сейчас?

Ее лицо вспыхнуло румянцем, дыхание участилось. Она переводила изумленный взгляд с матери на отца. Оба молчали и выглядели не менее взволнованными. Марта нервно покусывала нижнюю губу. Дэвид не сводил глаз с Зори и машинально сжимал пальцы на правой руке. Тишину в столовой наконец нарушил Эдмунд.

– Мистер Найтли уже тебя ждет, внучка.

«Мистер Найтли, – пронеслось в пылающей голове Зори. – Вот, значит, как его зовут. Моего будущего… мужа». Слово обожгло непривычной новизной. Она почувствовала, как вспотели ладони, а по телу прошла волна нервного возбуждения. Сидеть спокойно стало невмоготу.

– Но почему сейчас?

Зори вскочила, обошла стул и вцепилась в спинку, чтобы скрыть дрожь в руках.

– Как сказал твой отец, время пришло, – Эдмунд был похоже единственным, кто сохранил невозмутимость. – А еще, – помедлив, добавил он, – потому что по традиции это должно произойти на Моту. Ты уже здесь, а мистер Найтли скоро приедет. Откладывать ни к чему.

– Вот как?

Ну и совпадение! Зори не знала, что еще сказать. Она не ожидала, что все решится так скоро и так не вовремя. Ведь только вчера они прощались с бабушкой, а уже сегодня обсуждают будущее. Ее будущее!

– Милая, – наконец, подала голос Марта. – Ты же помнишь, мы много раз говорили тебе, что однажды этот день наступит, – она выдавила из себя слабую улыбку, – и мы все устроим.

– Но почему именно сейчас?

Зори никак не могла взять себя в руки. В висках стучало, щеки горели, голос срывался.

– Эй, – Дэвид вдруг вышел из оцепенения и притянул дочь к себе. – Малыш, – он прислонился лбом к ее лбу, – да что с тобой? Вспомни, сколько раз мы с мамой, – он легонько поцеловал ладонь Марты, – обещали тебе, что все будет хорошо. Это очень древняя семейная традиция, которая подарила Катрин твоему деду, а твою маму мне, – он нежно посмотрел на жену и снова перевел взгляд на дочь. – И вот что вышло. Мы счастливы, у нас есть ты!

Зори помолчала, а потом, сглотнув нервный комок, выдавила:

– Н-ну, не знаю.

– Детка, бояться в такой ситуации – нормально, – поддержала мама. – Уверена, мистер Найтли волнуется не меньше твоего, но это, в основном, приятное волнение.

Зори облизала пересохшие губы. Ее мозг лихорадочно обрабатывал информацию, параллельно пытаясь проанализировать бурлившие в ней эмоции. Шок от неожиданной новости и страх перед неизвестностью смешались с привычкой доверять родителям и чувством долга, воспитанным в ней с самого детства. Ведь никто и никогда не скрывал, что существует договоренность об этом браке. С другой стороны, подробностей с ней не обсуждали. Все, что она теперь знала, это фамилия будущего супруга. Найтли. Негусто. Каков он в жизни? Подойдут ли они друг другу? Что, если нет? До этого момента Зори безоговорочно верила родителям, а теперь вдруг засомневалась.

Увидев смятение внучки, Эдмунд откашлялся и протянул ей аккуратный голубой конверт, который достал из внутреннего кармана пиджака.

– Думаю, это поможет.

Зори на автомате взяла конверт и покрутила в ладонях. На внешней стороне уверенным почерком было написано: «Для Зори». Письмо! Трясущимися руками девушка вскрыла уголок и достала послание, сложенное вдвое, а потом, сделав глубокий вдох, нырнула в ровные строчки. С первых же слов ей стало ясно, кто их написал, отчего сердце в груди снова сбилось с ритма.

«Моя дорогая Зори!

Прости, что вместо личного приветствия я пишу. Увы, дела задержали меня на материке, а интернет и сотовая связь, как ты, верно, уже убедилась, на Моту не работают. Но я не мог упустить возможность, пусть и такую старомодную, передать весточку той, которую мне обещали в жены.

Не знаю, что тебе говорили, но хочу, чтобы ты понимала: в 21 веке никто не может принудить нас к браку. Если ты не желаешь исполнять договор, заключенный между нашими семьями, то прямо сейчас я освобождаю тебя от этого обязательства. Ты вольна навсегда забыть обо мне.

Но признаюсь, если ты решишь поступить так, я расстроюсь. Разговоры о тебе и подготовка к нашей встрече давно стали частью моей жизни. Иногда мне кажется, что мы уже знакомы, особенно когда я смотрю на твое фото (не сердись на родителей, они хотели как лучше, поэтому прислали его мне).

Хоть наш союз имеет весьма необычные причины, я надеюсь, что мы подружимся и, в конце концов, полюбим друг друга. По крайней мере, девушка, которую я вижу на фото, вызывает желание заботиться о ней и оберегать. В письме всего не объяснишь, поэтому я вынужден заканчивать и оставить решение за тобой. Знай, что поместье Найтли с радостью примет тебя и твою семью на несколько дней или навсегда.

С уважением и надеждой Блум Найтли.

P.S. ты сказочно красива, и я мечтаю однажды сказать об этом лично!

P.P.S. прими мои соболезнования по поводу Катрин, остальное при встрече.

P.P.P.S. я переписал текст раз семь (!);-)»

Дочитав, Зори затихла и еще несколько секунд рассматривала письмо. Звучало приветливо. Кажется, мистер Найтли вежливый и тактичный. «Я не мог упустить возможность, пусть и такую старомодную, передать весточку». А еще честный. «Ты вольна забыть обо мне». И предупредительный. «Поместье Найтли с радостью примет тебя и твою семью на несколько дней или навсегда». Зори это определенно нравилось. Как и его прямолинейность. «Я переписал текст раз семь (!)». «Ты сказочно красива, и я мечтаю однажды сказать об этом лично». Сначала она и впрямь рассердилась, что мама и папа без ее ведома передали ему фото, но после этих слов смягчилась.

– Может, дадим ему шанс? – прервала ее мысли Марта.

Она дотронулась до щеки дочери и мягко улыбнулась. Зори почувствовала, как буря внутри постепенно утихает. И правда, откуда такая реакция, если все давным-давно решено. Ей прочили этот брак с детства. Не доверять выбору родителей оснований у нее не было. К тому же Блум сам сказал, что последнее слово за ней. «Если ты не желаешь исполнять договор, заключенный между нашими семьями, то прямо сейчас я освобождаю тебя от этого обязательства». Написать такое было смело и благородно с его стороны. Пожалуй, это Зори тоже нравилось. Что ж, от личного знакомства еще никто не умирал, правда? Но на всякий случай она спросила:

– Я ведь смогу отказаться?

Марта и Дэвид переглянулись.

– Давай не будем бежать впереди паровоза, – ответил за всех отец, хотя в его взгляде читалось, что это крайне нежелательно.

Зори была в таком смятении, что не придала этим словам значения.

– Ладно, – неуверенно ответила она.

– Что ж, – заключил Эдмунд, – если выехать сейчас, можно успеть до темноты.