– Подумаешь, какая редкость! Все говорят только о ней, а меня и не вспоминают! Не нужна мне эта дрянь!
– У твоей сестрицы тоже была яшма, – прикрикнула на него матушка Цзя, – но когда умерла ее мать, она унесла яшму с собою, так как хотела сохранить память о дочери. Твоя сестрица была обязана положить в гроб вещи, которые любила ее мать, да и твоя покойная тетя при виде этой яшмы всегда будет думать, что видит дочь. Вот Дай-юй и сказала, что у нее нет яшмы – неудобно было хвалиться. Надень свою яшму, а то как бы твоя мать не узнала, что ты безобразничаешь!
С этими словами она взяла яшму из рук служанки и повесила на шею Бао-юя. Юноша сразу притих и замолчал.
Вскоре пришла кормилица и спросила, где будет жить барышня.
– Переселите Бао-юя в теплую комнату в моем флигеле, – сказала матушка Цзя, – пусть барышня Линь зиму проживет под голубым пологом, а весной подыщем другое место.
– Дорогая бабушка! – сказал Бао-юй, – мне будет удобно на кровати за пологом. Зачем переезжать и беспокоить вас?
– Ну ладно, – подумав немного, согласилась матушка Цзя и распорядилась, чтобы за Дай-юй с Бао-юем постоянно присматривали мамки и служанки, а вся остальная прислуга по ночам дежурила бы в прихожей. Ван Си-фын, со своей стороны, приказала людям расставить там светло-коричневый полог и перенести туда атласный матрац, парчовое одеяло и остальные постельные принадлежности.
Дай-юй привезла с собой только двух служанок: свою кормилицу мамку Ван и десятилетнюю девочку Сюэ-янь.
Сюэ-янь была еще слишком мала, а мамка Ван слишком стара, поэтому матушка Цзя сочла, что они не подходят для обслуживания Дай-юй, и отдала ей свою служанку по имени Ин-гэ. Теперь у Дай-юй, как и у Ин-чунь, кроме кормилицы, четырех мамок и двух служанок, которые ведали ее платьями, украшениями и подавали ей умываться, было еще четыре или пять девочек, подметавших комнаты и выполнявших самые разнообразные поручения.
Мамка Ван и Ин-гэ прислуживали Дай-юй под голубым пологом, а няня Ли, кормилица Бао-юя, и старшая служанка Си-жэнь прислуживали Бао-юю.
Си-жэнь, собственно, была служанкой матушки Цзя, и по-настоящему звали ее Хуа Жуй-чжу. Матушка Цзя любила Бао-юя и, опасаясь, что другие служанки не смогут ему угодить, отдала внуку Жуй-чжу, которая отличалась добротой и преданностью. Бао-юй знал, что «хуа» – означает «цветок». К тому же в одном древнем стихотворении он прочел фразу: «Ароматом цветок привлекает людей…» Поэтому, с позволения матушки Цзя, он переменил имя служанки на Си-жэнь – Привлекающая людей.
Си-жэнь была преданна сверх меры: прислуживая матушке Цзя, она только о ней и думала; теперь она служила Бао-юю и думала только о Бао-юе. Юноша был избалован, Си-жэнь всякий раз усовещивала его, и если он не слушался, она искренне огорчалась. И вот вечером, когда Бао-юй и мамка Ли заснули, Си-жэнь заметила, что Дай-юй и Ин-гэ все еще не отдыхают. Она сняла с себя украшения, бесшумно вошла в комнату Дай-юй и спросила:
– Барышня, почему вы до сих пор не ложитесь?
Дай-юй тотчас же предложила ей место.
– Садитесь, пожалуйста, сестрица!
– Барышня Линь Дай-юй очень огорчена, – добавила Ин-гэ. – Она все время утирает слезы и говорит: «Я только приехала и уже успела расстроить брата. Если бы он разбил свою яшму, разве не я была бы виновата?!» Мне насилу удалось ее успокоить.
– Барышня, не убивайтесь, – проговорила Си-жэнь. – Я уверена, что вам придется увидеть кое-что более удивительное! Не стоит по всякому поводу огорчаться и расстраиваться. Не принимайте ничего близко к сердцу!
– Все, что вы сказали, сестры, я запомню, – отозвалась Дай-юй.
Они поговорили еще немного и разошлись отдыхать.
На следующее утро Дай-юй, навестив матушку Цзя, пришла к госпоже Ван. Госпожа Ван и Ван Си-фын только что прочли письмо, полученное из Цзиньлина, и о чем-то шептались с женщинами, приехавшими от старшего брата госпожи Ван.
Дай-юй ничего не поняла, но Тань-чунь и ее сестры знали, что речь идет о старшем сыне тетушки Сюэ, по имени Сюэ Пань; он жил в Цзиньлине и недавно кого-то убил. Он думал, что это сойдет ему с рук, поскольку он богат и принадлежит к влиятельной семье. Но разбором его дела занялся суд области Интяньфу, и его дядя, Ван Цзы-тэн, получив об этом письмо, решил предупредить госпожу Ван, а также сообщал ей, что ее сестра с детьми едет в столицу.
Чем окончилось это дело, вы узнаете в следующей главе.
Глава четвертая, которая повествует о том, как юноша с несчастной судьбой повстречался с несчастной девушкой и как послушник из храма Хулумяо помог разрешить запутанное дело
Итак, Дай-юй и ее сестры пришли к госпоже Ван и услышали, что она беседует с женщинами, присланными женой ее старшего брата, и речь идет о том, что кто-то подал в суд на ее племянника Сюэ Паня, обвиняя его в убийстве. Так как госпожа Ван была занята важными делами, сестры покинули ее и отправились к вдове Ли Вань.
Эта Ли Вань прежде была женой Цзя Чжу. Цзя Чжу умер в молодых годах, но, к счастью, после него остался сын по имени Цзя Лань, которому сейчас исполнилось пять лет, и он уже начал посещать школу.
Ли Вань была дочерью известного чиновника из Цзиньлина. Ее отца звали Ли Шоу-чжун, когда-то он занимал должность возлиятеля жертвенного вина[29 - Возлиятель жертвенного вина – чиновник, член Гоцзыцзяня. Его обязанностью было совершать возлияния вина во время принесения жертв Конфуцию.] в императорской академии Гоцзы цзянь. Раньше в их роду все мужчины и женщины учились. Однако, начиная с Ли Шоу-чжуна, в отношении женщин стали придерживаться правила: «Чем меньше девушка талантлива, тем больше в ней добродетелей». Поэтому, когда родилась Ли Вань, ей не позволили учиться по-настоящему. Она прочла лишь «Четверокнижие для девушек» да «Жизнеописания знаменитых женщин», выучила кое-какие иероглифы и запомнила несколько имен мудрых и добродетельных женщин, живших при прежних династиях. На этом дело и кончилось. Главным занятием ее сделалось прядение и рукоделие, поэтому, собственно, ей и дали имя Вань, а прозвище – Гун-цай[30 - Вань – в переводе значит «тонкий белый шелк», Гун-цай – «мастерица шить».].
В ранние годы потеряв мужа, Ли Вань, несмотря на то что жила в довольстве и роскоши, исхудала, стала похожей на засохшее дерево или мертвый пепел, перестала интересоваться окружающим. Все ее внимание сосредоточилось на воспитании сына и на служении родителям покойного мужа; в свободное время она вместе со служанками занималась вышиванием или читала вслух.
Таким образом, Дай-юй хотя и жила здесь как гостья, сестры относились к ней по-дружески, и ей оставалось беспокоиться только о своем престарелом отце.
Теперь вернемся к Цзя Юй-цуню, который, как говорилось выше, получил назначение и отправился к месту службы. Едва он прибыл в Интяньфу и вступил в должность, как в суд на рассмотрение поступила жалоба: две семьи оспаривали покупку одной служанки, ни одна сторона не желала уступать, благодаря чему дело дошло до убийства. Цзя Юй-цунь немедленно распорядился арестовать истца и доставить к нему на допрос.
– Убит был мой хозяин, – говорил истец. – В тот день он купил себе девочку, вовсе не предполагая, что покупает ее у торговца живым товаром, который похитил ее с целью продажи. Торговец получил с нас деньги, и мой молодой хозяин сказал, что третий день будет счастливым и тогда он введет девочку в дом. За это время торговец вторично продал девочку в семью Сюэ. Мы об этом узнали, бросились искать продавца, чтобы отнять у него купленную нами девочку. К несчастью, семья Сюэ принадлежит к числу цзиньлинских деспотов, пользуется огромным влиянием, и когда мы пришли, толпа здоровенных слуг набросилась на моего хозяина и избила его так, что он вскоре умер. Убийцы – хозяин и слуги его – скрылись бесследно, осталось лишь несколько человек, совершенно непричастных к делу. Целый год я подавал жалобы, но никто не пожелал заняться их рассмотрением. Прошу вас, уважаемый господин начальник, сделайте доброе дело, арестуйте злодеев, и я до конца дней своих буду благодарить вас за великую милость!
– Как это так? – возмутился Цзя Юй-цунь, выслушав его. – Убили человека и безнаказанно сбежали! Неужели никого не задержали?
Он тотчас же распорядился выдать доверительную бирку на право ареста и послать служителей суда, чтобы те немедленно взяли под стражу семью убийцы и учинили допрос под пыткой. Но неожиданно Цзя Юй-цунь заметил, что стоящий у стола привратник глазами делает ему знак не торопиться.
В голове Цзя Юй-цуня мелькнуло подозрение, и он остановился. Покинув зал и пройдя в потайную комнату, он отпустил слуг, оставив при себе только привратника.
Когда все ушли, привратник приблизился к нему, спросил, как его здоровье, и с улыбкой сказал:
– Прошло уже почти девять лет, как вы начали подниматься по служебной лестнице, господин! Наверное, вы меня забыли?
– Лицо твое кажется знакомым, – произнес Цзя Юй-цунь. – Только не могу припомнить, где мы с тобой встречались.
– Неужели вы забыли родные места, господин? – снова улыбнулся привратник. – Вы не помните, как жили в храме Хулумяо девять лет назад?
Только сейчас у Цзя Юй-цуня в памяти всплыли события тех дней. Привратник оказался маленьким послушником из храма Хулумяо. После пожара, оставшись без крова, он принялся размышлять, как бы полегче заработать на пропитание; когда ему стало невмоготу терпеть холод и стужу, он, живя во дворе храма, отпустил себе волосы и поступил привратником в ямынь. Однако Цзя Юй-цунь и подумать не мог, что это тот самый послушник!
– Так вот в чем дело! – воскликнул Цзя Юй-цунь, беря привратника за руку. – Оказывается, мы старые друзья!
Он предложил привратнику сесть, но тот отказался.
– Ведь ты был моим другом в те дни, когда я терпел бедствия и нужду, – с улыбкой сказал ему Цзя Юй-цунь. – Мы здесь одни, помещение не служебное, не стесняйся, можешь садиться.
Лишь после этого привратник осторожно присел на краешек стула.
– Почему ты мне только что делал знак не выдавать доверительную бирку на арест? – спросил Цзя Юй-цунь.
– Неужели, получив назначение, вы не переписали себе «Охранную памятку чиновника» для этой провинции? – в свою очередь спросил его привратник.
– Что это за «Охранная памятка чиновника»? – удивился Цзя Юй-цунь.
– В нынешнее время каждый чиновник, получающий должность в провинции, имеет список, куда заносятся имена и фамилии наиболее влиятельных и богатых местных шэньши, – объяснил привратник. – Так делается в каждой провинции. Если по неведению, случайно придется столкнуться с одним из подобных людей, то не только за должность и звание, но и за жизнь трудно поручиться. Вот почему такой список и называется «Охранной памяткой чиновника». Семью Сюэ, о которой только что шла речь, вы никоим образом не должны затрагивать! Нынешнее дело разрешить несложно, и до сих пор не решено оно лишь потому, что прежние начальники ради своих личных интересов предпочитали поступиться долгом и честью.
С этими словами он вытащил из сумки переписанную им «Охранную памятку чиновника» и протянул ее Цзя Юй-цуню. Тот пробежал ее взглядом и увидел, что это всего лишь несколько пословиц и поговорок, сложенных в народе о самых могущественных и именитых здешних семьях. Там говорилось:
Семейство Цзя головы не клонит,
Из белой яшмы у них палаты, из золота кони.
Дворец Эфан[31 - Эфан был построен Цинь Ши-хуаном (246–209 гг. до н. э.); отличался необычайной роскошью.] На триста ли раскинулся вширь,
Но он вместить не сумел бы
семейство цзиньлинских Ши.
