Сон в красном тереме. Том 1
Жена Чжоу Жуя тут же послала девочку-служанку осторожно разузнать, подавали ли обед старой госпоже.
Пока служанки не было, женщины продолжали беседу.
– Ведь барышне Фын-цзе нынче, наверное, исполнилось лет восемнадцать-девятнадцать, – говорила бабушка Лю. – Редко кто может в таком возрасте вести хозяйство такой огромной семьи!
– Ах, бабушка, не знаю, что и сказать тебе, – ответила жена Чжоу Жуя. – Госпожа Фын-цзе и вправду молода годами, но управляется с такими делами, что не каждому взрослому под силу! И какая она красавица! Мало того, что привлекательна, еще и на язык остра! Поставь тут сразу хоть десять мужчин, умеющих поговорить, все равно она их переговорит! Погоди, увидишься с ней – сама убедишься. Одно плохо – чересчур она строга со слугами.
Тут вернулась девочка-служанка и сообщила жене Чжоу Жуя:
– Старой госпоже подали обед в ее комнату, а вторая госпожа Фын-цзе находится в комнате у госпожи.
Услышав это, жена Чжоу Жуя встала и заторопила бабушку Лю:
– Скорее идем! Она свободна только во время обеда. Уж лучше мы там немного ее подождем. Стоит чуть опоздать, как к ней начнут приходить с разными делами, и не удастся поговорить. А если она ляжет отдыхать, тогда и подавно ничего не выйдет.
Женщины сошли с кана, оправили на себе одежду, бабушка Лю сделала еще несколько наставлений Бань-эру и следом за женой Чжоу Жуя поплелась к дому, где жил Цзя Лянь.
Оставив старушку ожидать, жена Чжоу Жуя обогнула каменный экран перед воротами и скрылась во дворе. Зная, что Фын-цзе еще не приходила, она сначала разыскала ее доверенную служанку по имени Пин-эр, рассказала ей о бабушке Лю и в заключение добавила:
– Старушка пришла издалека, чтобы узнать о здоровье госпожи. В прежние годы госпожа часто ее принимала, поэтому я и осмелилась привести ее сюда. Когда придет вторая госпожа, я ей все подробно расскажу, – надеюсь, она не прогневается на меня за мою дерзость.
– Что ж, пусть войдет и посидит здесь, – после некоторого раздумья решила Пин-эр.
Жена Чжоу Жуя вышла и вскоре привела бабушку Лю и Бань-эра. Когда они взошли на крыльцо, девочка-служанка откинула перед ними ярко-красную дверную занавеску. Едва бабушка Лю переступила порог зала, в лицо ей пахнул какой-то неведомый аромат, и ей показалось, будто она плавает в облаках.
Вещи, стоявшие в зале, сверкали одна ярче другой, их блеск ослеплял глаза: от него кружилась голова и рябило в глазах. Бабушка Лю только одобрительно кивала головой, причмокивала губами да поминала Будду.
Миновав зал, они попали в комнату, расположенную в восточной стороне дома, где находилась спальня дочери Цзя Ляня. Пин-эр, стоявшая возле кана, окинула бабушку Лю внимательным взглядом, поздоровалась с ней и предложила сесть.
При виде Пин-эр, одетой в шелка, украшенной золотыми и серебряными украшениями и прекрасной, как цветок, бабушка Лю решила, что это и есть Фын-цзе, и уже хотела назвать ее «уважаемой госпожой», как жена Чжоу Жуя сказала:
– Это барышня Пин-эр.
Только услышав, что Пин-эр в ответ назвала жену Чжоу Жуя «матушкой Чжоу», старушка поняла, что перед нею всего лишь служанка, пользующаяся доверием своей госпожи.
Предложив бабушке Лю и Бань-эру сесть на кан, Пин-эр и жена Чжоу Жуя присели напротив их. Служанки тотчас подали чай.
Вдруг бабушка Лю услышала шум и шипение, словно кто-то просеивал муку через сито, и она невольно стала оглядываться по сторонам. В глаза ей бросился какой-то ящик, висевший на колонне, а под ним – похожий на весовую гирю предмет, который все время равномерно раскачивался.
«Что это? – подумала про себя бабушка Лю. – Для чего этот ящик?»
Пока она дивилась, неожиданно раздался звук «дан-н», словно ударили в медный колокол, и бабушка Лю испуганно вытаращила глаза. Но тут же последовало еще восемь или девять ударов.
Ей захотелось спросить, что все это значит, но она заметила, что служанки вдруг засуетились, забегали, послышались возгласы:
– Госпожа идет!..
Пин-эр и жена Чжоу Жуя проворно встали, предупредив бабушку Лю:
– Сиди пока здесь. Когда нужно будет, мы тебя позовем.
С этими словами они поспешили навстречу госпоже.
Затаив дыхание, бабушка Лю прислушивалась к голосам, доносившимся из-за двери. Ей показалось, что десять или двадцать женщин, шурша шелковыми платьями и юбками, смеясь и разговаривая между собой, прошли через зал и скрылись в боковой комнате. Затем появились еще три женщины с темно-красными лаковыми ларцами в руках и остановились неподалеку от входа в ту комнату, где сидела бабушка Лю. С противоположной стороны зала послышался голос: «Подавайте!» Все сразу исчезли, осталось лишь несколько служанок, разносивших чай.
Наступила мертвая тишина. Через некоторое время две женщины внесли столик, уставленный мясными и рыбными блюдами, и поставили его на кан. Некоторые чашки и тарелки на нем были нетронутыми, из других взято понемногу.
При виде кушаний Бань-эр раскапризничался, заявил, что хочет мяса, и бабушка вынуждена была дать ему шлепка.
Вдруг в дверях появилась улыбающаяся жена Чжоу Жуя и рукой поманила бабушку Лю. Та быстро спустилась с кана и вышла в зал. Жена Чжоу Жуя что-то прошептала ей на ухо, и бабушка Лю заковыляла к дверям комнаты на противоположной стороне.
Перед дверью на медных крючках висела мягкая узорчатая занавеска, в глубине комнаты под окном, выходящим на южную сторону, находился кан, застланный красным ковром, а на нем, у восточной стены, лежала подушка, какие обычно подкладывают под спину, подушка для сидения, матрац, сверкавший золотым шитьем, и серебряная плевательница.
Фын-цзе в соболиной шапочке Чжао-цзюнь, в темно-зеленой шелковой на беличьем меху шубке с жемчужным поясом, в отороченной горностаем темно-красной креповой юбке, густо нарумяненная и напудренная, сидела в комнате и бронзовыми щипцами разгребала золу в жаровне для согревания рук. Возле кана стояла Пин-эр с лаковым чайным подносом в руках, на котором была лишь одна маленькая чашечка с крышкой.
Не поднимая головы и по-прежнему занимаясь разгребанием золы, Фын-цзе медленно спросила:
– Еще не пригласили?
Она подняла голову и протянула руку, чтобы взять чай с подноса. И в тот же момент заметила, что перед нею стоят старуха и мальчик, которых привела жена Чжоу Жуя. Фын-цзе сделала движение, собираясь встать. Лицо ее сразу приняло ласковое выражение, она поинтересовалась здоровьем бабушки Лю, а затем повернула голову и недовольным тоном сказала жене Чжоу Жуя:
– Что же ты сразу мне не сказала!
Бабушка Лю несколько раз низко поклонилась и осведомилась, как чувствует себя уважаемая госпожа.
– Сестра Чжоу, поддержи ее, пусть она не кланяется, – попросила Фын-цзе. – Ведь я с ней незнакома, не знаю, кем она мне приходится по старшинству, и даже не решаюсь именовать ее!
– Это та самая бабушка, о которой я только что вам докладывала, – поспешно сказала жена Чжоу Жуя.
Фын-цзе кивнула головой.
Бабушка Лю присела на край кана, а Бань-эр спрятался у нее за спиной, и никакими уговорами нельзя было заставить его выйти оттуда и поклониться.
– Оказывается, родственники не очень охотно поддерживают с нами связь, – с улыбкой заметила Фын-цзе. – Те, кто в курсе дела, говорят, что вы нас недолюбливаете, поэтому не хотите к нам приходить. Те же, кто ничего не понимает, уверяют, что это мы относимся с пренебрежением к вам.
Еще раз помянув про себя Будду, бабушка Лю сказала:
– Нам дома и так тяжело приходится, денег на дорогу нет, когда нам думать о визитах?! Сюда ходить – только унижать вас да себя ставить в смешное положение перед слугами.
– Ты нас обижаешь, бабушка, – улыбнулась Фын-цзе. – Мы ведь люди бедные, живем только славой предков. Кто из нас имеет что-нибудь? Наше богатство – только видимость! Недаром пословица гласит: «При императорском дворе всегда найдется три ветви бедных родственников». А что уж говорить о нас с вами?! Ты докладывала госпоже? – внезапно спросила Фын-цзе, обращаясь к жене Чжоу Жуя.
– Ждала ваших указаний, – ответила та.
– Поди погляди, – наказала ей Фын-цзе. – Если там кто-либо есть, не говори ничего, а если госпожа одна – доложи ей и послушай, что она скажет.
Жена Чжоу Жуя почтительно кивнула и вышла.
Между тем Фын-цзе велела дать Бань-эру фруктов, и едва успела спросить бабушку Лю о кое-каких пустяках, как появилась целая толпа экономок с разными хозяйственными делами. Пин-эр доложила об этом Фын-цзе.
– Я занята с гостями, – ответила Фын-цзе, – пусть приходят вечером. Если у них что-нибудь особо важное, впусти!
Пин-эр вышла, но через минуту вернулась обратно:
– Я опросила их – ничего важного нет. Я их пока отпустила.
Фын-цзе одобрительно кивнула.
Вскоре вернулась жена Чжоу Жуя и обратилась к Фын-цзе:
– Госпожа говорит: «Сегодня у меня нет времени. Пусть примет вторая госпожа – все равно. Премного благодарна за внимание. Если бабушка пришла по какому-нибудь делу – пусть скажет второй госпоже».
– Нет, нет, – заторопилась старушка. – Я просто хотела повидаться с госпожой да со второй госпожой – ведь это долг родственников.
– Нечего сказать – ладно, – вставила жена Чжоу Жуя. – А если есть – говори второй госпоже, это все равно что обратиться к самой госпоже.
С этими словами она подмигнула бабушке Лю. Старушка покраснела. Она уже раскаивалась, что пришла, но делать было нечего, и, собравшись с духом, она произнесла:
– Откровенно, мне не следовало ничего говорить, поскольку я попала сюда впервые. Но так как я пришла издалека, все же придется сказать…
Тут ее прервал голос служанки, донесшийся от вторых дверей:
– Пришел молодой господин из восточного дворца Нинго.
– Погоди! – махнув рукой бабушке Лю, сказала Фын-цзе и вслед за тем спросила: – Это ты?
Заскрипели сапоги, и в двери показался стройный юноша лет семнадцати-восемнадцати с прекрасным, чистым лицом, в роскошной одежде и расшитом головном уборе. На нем была легкая шубка, подпоясанная драгоценным поясом.
Бабушка Лю не знала, нужно ли ей встать, хотелось спрятаться, но было некуда.
– Сиди, – спокойно сказала ей Фын-цзе, – это мой племянник.
Бабушка Лю робко подвинулась на край кана.
Цзя Жун, осведомившись о здоровье Фын-цзе, обратился к ней со словами:
– Отец прислал меня к вам с просьбой, тетя! Завтра у нас будут важные гости, и он просит у вас на время стеклянную ширму, которую прислала вам жена дяди. Как только гости уйдут, мы вам ее вернем.
– Опоздал, – усмехнулась Фын-цзе, – я еще вчера ее отдала.
Цзя Жун, хихикая, оперся коленями о край кана и стал просить:
– Тетушка, не откажите в просьбе, а то отец опять скажет, что я не умею разговаривать с людьми, и задаст мне трепку. Пожалейте меня, добрая тетя!
– Что вы ни увидите, все вам надо! – засмеялась Фын-цзе. – Прямо хоть ничего не показывай, не то потом покоя не будет!
– Умоляю вас, тетя, сделайте милость! – продолжал упрашивать Цзя Жун.
– Ладно! – уступила Фын-цзе. – Но если разобьешь – берегись!
Она приказала Пин-эр принести ключ от верхней комнаты и позвать служанок, чтобы они помогли Цзя Жуну отнести ширму.
– Я привел своих людей! – просияв от радости, сказал Цзя Жун. – Не беспокойтесь, они не разобьют!
С этими словами Цзя Жун бросился к выходу. Словно о чем-то вспомнив, Фын-цзе крикнула ему вслед:
– Цзя Жун, вернись!
Несколько голосов за окном тотчас же подхватило:
– Господина Цзя Жуна просят вернуться!
Цзя Жун с веселым видом вернулся обратно и стал ждать, что ему прикажут. Фын-цзе неторопливо прихлебывала чай, долго о чем-то думала, потом вдруг залилась румянцем и улыбнулась:
– Ну ладно, иди! Поговорим после ужина. У меня люди, да и я устала.
Цзя Жун кивнул и, еле сдерживая улыбку, удалился.
Бабушка Лю после этого немного успокоилась и сказала:
– Я привела твоего племянника. Отец его голодает, сейчас наступили холода, и пришлось обратиться к тебе. Как тебя отец учил? – Она вдруг с ожесточением ткнула Бань-эра в бок и добавила: – За чем он нас послал? Только и знаешь, что есть фрукты!
С первых же слов старушки Фын-цзе поняла, что она не умеет вести учтивые разговоры.
– Можешь не объяснять, я все поняла, – прервала она старуху, а затем, обращаясь к жене Чжоу Жуя, спросила: – Бабушка уже ела?
– Мы пришли сюда спозаранку, – поторопилась вставить бабушка Лю, – откуда у нас могло быть время поесть!
– Живо накормите ее! – распорядилась Фын-цзе.
Жена Чжоу Жуя тотчас накрыла в восточной комнате стол и повела туда бабушку Лю и Бань-эра.
– Сестра Чжоу, угости их получше, – напутствовала Фын-цзе, – жаль, что я не могу составить им компанию.
Через некоторое время она снова позвала жену Чжоу Жуя и спросила:
– Ты докладывала госпоже? Что она говорит?
– Госпожа говорит, что дело не в том, что они наши родственники, а в том, что когда-то их дед служил с нашим старым господином и они были друзьями, – ответила жена Чжоу Жуя. – Только в последние годы они не поддерживали с нами никаких связей. Но так как в прежние времена они никогда не уходили от нас с пустыми руками, то и сейчас, когда бабушка пришла с добрыми намерениями, надо быть внимательнее к ней. Если же она явилась по какому-нибудь делу, госпожа велит вам самой распорядиться.
– Странно все же, – выслушав ее, недоверчиво произнесла Фын-цзе. – Если они наши родственники, почему я даже с виду их не знаю?
Пока между ними происходил этот разговор, бабушка Лю успела поесть и вновь появилась в комнате с Бань-эром. Облизываясь и причмокивая губами, она без конца благодарила Фын-цзе.
– Ладно, – засмеялась Фын-цзе, – садись и послушай, что я тебе скажу. Я знаю, что вам надо. Если уж говорить по-родственному, нам не следовало ждать, пока вы к нам придете, а самим о вас позаботиться. Только вот у нас в доме без того дел много, госпожа уже в летах и всего, разумеется, упомнить не может. Сейчас хозяйством ведаю я, но и я не всех родственников знаю. К тому же лишь со стороны кажется, будто мы живем роскошно, на самом деле никто не знает, что и у богатых бывают большие затруднения, только об этом приходится молчать, так как все равно никто не поверит. Но раз уж ты пришла издалека и разговариваешь со мной впервые, я не могу отпустить тебя с пустыми руками. К счастью, двадцать лян серебра, которые мне вчера дала госпожа на одежду служанкам, еще не тронуты, и ты можешь взять их, если тебе этого не покажется слишком мало, и израсходовать по своему усмотрению.
Сначала, когда Фын-цзе повела речь о затруднениях, бабушка Лю совсем потеряла надежду что-либо получить, но, услышав, что ей дают двадцать лян серебра, вся засияла от радости.
– Мы тоже знаем, что такое затруднения, – вставила она. – Но только есть верная пословица: «Самый тощий верблюд все же больше лошади». Как там ни говорите, а если вы оторвете от себя один волосок, он все равно окажется толще нашей поясницы!
Жена Чжоу Жуя, стоявшая рядом и слушавшая грубые, неуклюжие выражения бабушки Лю, тайком делала ей знаки замолчать.
Фын-цзе, не слушая излияний старухи, приказала Пин-эр принести вчерашний сверток с серебром, взять еще связку монет и все это отдать бабушке Лю.
– Эти двадцать лян, – сказала Фын-цзе, – истрать на покупку зимней одежды детям. Заходи в свободное время – так будет по-родственному. Ну ладно, уже поздно, не стану тебя задерживать. Передай от меня поклон всем вашим!
С этими словами она встала. Бабушка Лю, рассыпаясь в благодарностях, вышла из комнаты следом за женой Чжоу Жуя.
– Матушка ты моя! – начала возмущаться жена Чжоу Жуя. – Пришла к ней, а сама-то и сказать ничего толково не умеешь! Не успела рот раскрыть, как сразу «твой племянник». Я тебе скажу прямо, даже если ты и обидишься: пусть это был бы хоть ее родной племянник, все равно следовало выражаться повежливее. Настоящий ее племянник – это господин Цзя Жун, а этот откуда еще выскочил?
– Ах, тетушка, – засмеялась бабушка Лю, – когда я ее увидела, сразу растерялась! Где там было думать о вежливых выражениях?!
Разговаривая между собой, обе женщины вернулись в дом Чжоу Жуя и посидели еще немного. Бабушка Лю хотела оставить жене Чжоу Жуя один лян серебра на гостинцы детям, но жена Чжоу Жуя наотрез отказалась его взять.
Бабушка Лю еще раз поблагодарила ее и наконец ушла тем же путем, каким пришла.
Если вы не знаете о том, что произошло дальше, загляните в следующую главу.
Глава седьмая, повествующая о том, как Цзя Лянь развлекался с женой, когда принесли цветы, и как Бао-юй во дворце Нинго познакомился с Цинь Чжуном
Проводив бабушку Лю, жена Чжоу Жуя отправилась к госпоже Ван, но ее не оказалось дома. Служанки сказали, что она ушла к тетушке Сюэ.
Жена Чжоу Жуя вышла через восточную калитку, миновала восточный дворик и направилась во «двор Душистой груши». Подойдя к воротам, она увидела на крыльце дома служанку госпожи Ван по имени Цзинь-чуань, которая играла с какой-то девочкой.
При виде жены Чжоу Жуя они сразу умолкли, понимая, что она пришла о чем-то доложить госпоже.
Жена Чжоу Жуя осторожно приподняла занавеску на дверях и увидела госпожу Ван, которая сидела напротив тетушки Сюэ и беседовала с нею о семейных делах.
Жена Чжоу Жуя не посмела потревожить женщин и незаметно прошла внутрь дома. Бао-чай, одетая по-домашнему, с собранными в узел на макушке густыми волосами, сидела на краю кана, склонившись над столиком, и вместе со служанкой Ин-эр переснимала узоры для вышивания. При появлении жены Чжоу Жуя она опустила кисть и с улыбкой сказала:
– Садитесь, пожалуйста, сестра Чжоу.
– Как вы себя чувствуете, барышня? – тоже улыбаясь, осведомилась жена Чжоу Жуя и присела на кан. – Уже несколько дней я замечаю, что вы не приходите к нам. Не обидел ли вас старший брат Бао-юй?
– Что вы! Что вы! – засмеялась Бао-чай. – Просто ко мне вернулась старая болезнь, и пришлось два дня полежать.
– В самом деле? – спросила жена Чжоу Жуя. – Чем же вы больны, барышня? Надо сейчас же позвать лекаря! Ведь заболеть в детстве – не шутка!
– Ох, не напоминайте! – махнула рукой Бао-чай. – И каких только врачей ни приглашали, каких только лекарств я ни пила, а улучшения никакого – только деньги зря потратили. И вдруг случайно попал в наши края один монах, умеющий исцелять от всяких неизвестных болезней. Его пригласили ко мне, он осмотрел меня и сказал, что это горячка, которую я принесла из чрева матери, но, так как я в прежней своей жизни была здорова, болезнь для меня не опасна. А от пилюль, добавил он, пользы не будет. Затем он дал мне рецепт какого-то чудесного порошка и целебного настоя, которым порошок надо запивать, и поручился, что, если это лекарство один раз выпить во время приступа, все сразу пройдет. И как ни странно – его средство помогло!
– Вы не запомнили этот рецепт? – спросила жена Чжоу Жуя. – Мы бы тоже записали его на случай, если кому-нибудь понадобится. Может быть, кто заболеет такой же болезнью, так мы сможем сделать доброе дело.
– Уж лучше бы вам и не спрашивать о рецепте, – проговорила Бао-чай. – Он такой сложный, что, пока приготовишь лекарство, можно несколько раз умереть! Правда, снадобий, которые входят в состав этого лекарства, немного, и имеются они повсюду, но достать их трудно – тут, как говорится, должна быть «удача». Прежде всего, надо собрать двенадцать лян тычинок и пестиков белого пиона, распускающегося весной, двенадцать лян тычинок и пестиков цветка белой лилии, распускающейся летом, двенадцать лян тычинок и пестиков цветка белого лотоса, распускающегося осенью, и двенадцать лян тычинок и пестиков цветка сливы, распускающейся зимой. На следующую весну во время Чунь-фын нужно высушить эти тычинки и пестики, смешать с лекарством и растереть в порошок. Затем еще необходимо двенадцать цяней[39] дождевой воды, собранной в период Юй-шуй…
– Ай-я-я! – засмеялась жена Чжоу Жуя. – На все это потребуется не меньше трех лет! Ну а как быть, если в период Юй-шуй не будет дождя?
– В том-то и дело! Откуда вовремя взять дождь? – с улыбкой согласилась Бао-чай. – Тогда придется ждать следующего года. Кроме того, требуется еще двенадцать цяней росы, которая выпадает в период Бай-лу, двенадцать цяней инея в период Шуан-цзян да двенадцать цяней снега, выпавшего в период Сяо-сюэ. Все эти четыре вида воды надо слить вместе, развести в ней порошок, потом скатать пилюли величиною с глаз дракона, положить их в старый фарфоровый кувшин и зарыть в землю под корнями цветов. Как только начинается приступ, надо проглотить одну пилюлю, запив ее отваром из кипариса.
– Амитофо! – воскликнула жена Чжоу Жуя. – Тут и в самом деле умереть можно! Всего этого и за десять лет, пожалуй, не соберешь!
– Мне все-таки посчастливилось достать все необходимое и кое-как составить лекарство! – сказала Бао-чай. – Я привезла его с собой сюда и закопала под грушей.
– Как называется это лекарство? – снова спросила жена Чжоу Жуя.
– Тот монах сказал мне, что называется оно «пилюли холодного аромата», – ответила Бао-чай.
– Каковы признаки болезни?
– Особых признаков нет – просто начинается кашель, – пояснила Бао-чай. – Стоит проглотить одну пилюлю, и все проходит.
Жена Чжоу Жуя хотела спросить еще о чем-то, но в этот момент послышался голос госпожи Ван:
– Кто здесь?
Жена Чжоу Жуя тотчас отозвалась, вышла к госпоже Ван и доложила ей о том, как приняли бабушку Лю.
Госпожа Ван молчала, поэтому жена Чжоу Жуя немного подождала и уже собралась уходить, как вдруг к ней обратилась тетушка Сюэ:
– Погоди немного, я тебе кое-что дам – отнесешь, – сказала она и позвала: – Сян-лин!
Зашуршала занавеска, и на пороге появилась та самая девочка, которая на крыльце играла с Цзинь-чуань в тот момент, когда пришла жена Чжоу Жуя.
– Вы меня звали, госпожа? – спросила она.
– Дай сюда цветы, что в той шкатулке, – велела ей тетушка Сюэ.
Сян-лин тотчас почтительно поднесла ей маленькую обтянутую парчой шкатулочку.
– Это новые образцы цветов из тонкого шелка, которые недавно сделали при дворе, – пояснила тетушка Сюэ. – Здесь ниткой связано в пучок двенадцать штук. Вчера мне пришло в голову, что они лежат без толку и только портятся. Лучше отдать их сестрам – пусть носят. Хотела послать еще вчера, но потом позабыла. Раз уж ты пришла, захвати их! У вас там три барышни, ты каждой дай по два цветка, а из шести оставшихся два отдашь барышне Линь Дай-юй и четыре отнесешь Фын-цзе.
– Оставьте для Бао-чай, – напомнила ей госпожа Ван.
– Ах, госпожа, – сказала тетушка Сюэ, – Бао-чай какая-то странная: не любит ни цветов, ни пудры.
Жена Чжоу Жуя взяла шкатулку и вышла из дому. Цзинь-чуань сидела на прежнем месте и грелась на солнце.
– Так Сян-лин и есть та самая служанка, которую купили перед отъездом в столицу? – спросила у нее жена Чжоу Жуя. – Это из-за нее был суд по делу об убийстве?
– А то как будто из-за кого другого! – неохотно ответила Цзинь-чуань.
В это время, хихикая, подошла Сян-лин. Жена Чжоу Жуя взяла ее за руку, внимательно оглядела с головы до ног, а затем обратилась к Цзинь-чуань и сказала:
– С виду она чем-то напоминает жену господина Цзя Жуна из восточного дворца Нинго.
– То же самое и я говорила, – подтвердила Цзинь-чуань.
– Где твои родители? – спросила у Сян-лин жена Чжоу Жуя. – Сколько тебе было лет, когда ты попала в семью Сюэ? Откуда ты родом?
– Я ничего не помню, – в ответ покачала головой Сян-лин.
Жена Чжоу Жуя и Цзинь-чуань вздохнули. Затем жена Чжоу Жуя отправилась на внутреннюю половину дворца Жунго, где жила госпожа Ван.
Не так давно матушка Цзя заявила, что с нею живет слишком много внучек, всем вместе тесно и неудобно. Оставив у себя только Бао-юя и Дай-юй, чтобы не было так скучно, она распорядилась переселить Ин-чунь, Тань-чунь и Си-чунь во флигель рядом с домом госпожи Ван, а Ли Вань получила повеление находиться с девушками и присматривать за ними. Вот почему жена Чжоу Жуя попутно решила зайти сначала сюда.
В передней молча сидело несколько девочек-служанок, ожидая, когда их позовут. Вскоре дверная занавеска отодвинулась, и из внутренних покоев вышли Сы-ци – служанка Ин-чунь, и Ши-шу – служанка Тань-чунь, в руках у них был поднос с чайными чашками. Жена Чжоу Жуя поняла, что сестры сейчас вместе, и вошла к ним.
Ин-чунь и Тань-чунь играли в облавные шашки. Жена Чжоу Жуя поднесла им цветы и объяснила, откуда они. Девушки прервали игру, привстали, поблагодарили ее и велели служанкам принять подарок.
– Четвертой барышни Си-чунь нет дома? – спросила жена Чжоу Жуя. – Она, наверное, у старой госпожи?
– А разве ее нет в той комнате? – удивились служанки.
Жена Чжоу Жуя прошла в боковую комнату и увидела Си-чунь, которая о чем-то болтала с Чжи-нэн, монашенкой из буддийского монастыря Шуйюэ. При появлении женщины Си-чунь осведомилась о причине ее прихода. Жена Чжоу Жуя открыла перед ней шкатулку.