– Ни подозрений, ни сомнений. Есть правило – не верь никому, даже самому себе.
– Надо же, а я думал, верить надо всем, – улыбка полковника была похожа на усмешку. – Сомневаться, проверять, при этом не терять веру.
– Вы неправильно поняли, – попытался защититься Черкашин, чем разозлил Мостового еще больше.
– С такой позицией прямая дорога в НКВД или в Гестапо. Слава Богу, ни того, ни другого уже нет. Что касается правила, то оно гласит: потеря веры в людей сравнима с потерей себя.
– Это не позиция, мера предосторожности.
Нахмуренные брови говорили о том, что в голове Черкашина начали набирать обороты процессы обратной связи, когда требовалось объяснить то, чего он сам до конца не понимал.
– Извини, капитан, – не дал закончить Мостовой. – Любая мера должна иметь причины возникновения. У тебя такой причины нет.
– Есть! – Воскликнул Черкашин. – Мне не нравится, как продвигается следствие.
– Что значит – не нравится?
– Это значит, что есть моменты, которые невозможно объяснить словами и которые не поддаются логике.
– Например?
– Например, история с записной книжкой и то, как мы на нее отреагировали – практически пошли на поводу.
– А ты хотел, чтобы оставили без внимания?
– Я только констатирую факты.
– Ладно. Констатируй дальше.
– Арбалетчица наведалась в квартиру Мытника задолго до того, как там оказались мы. Что могло заставить незнакомку пойти на столь серьезный шаг? Стремление отыскать то, что должно было превратить риск из неоправданного в оправданный. Насколько трудно было решиться, но ведь решилась. Ради чего?
Замолчав, Матвей вопросительно глянул на полковника.
– И в чем прикол? – воспользовавшись заминкой, произнес Антон.
– Прикол в том, что мы направляем в квартиру людей, которые просвечивают стены и ничего не находят. Факт более чем странный. Арбалетчица знает – тайник есть, иначе бы рисковать не стала. Мы же без всякого риска не только не можем ничего найти, но, и заявляем, что в квартире Мытника нет потаенных мест.
– Честно сказать, история с тайником меня не то, чтобы напрягает, но и не дает расслабиться, – вынужден был признаться Мостовой.
– Теперь о том, что касается заключения экспертов, – поблагодарив полковника взглядом, продолжил говорить Черкашин. – Не верю, что киллерш было две. Не верю и все.
В воздухе еще витали произнесенные Матвеем слова, но на какое-то время установилось молчание. Потребовалась минута, чтобы все трое привели в порядок мысли и смогли систематизировать услышанное.
Первым на призыв Черкашина держать ухо востро отреагировал полковник.
– Что скажешь по поводу путешествия Гладышева в Ступино?
Пожав плечами, Матвей попытался изобразить улыбку.
– Ощущение не положительное и не отрицательное. Здорово, конечно, что появилась зацепка. В то же время она слишком легко далось. Не успел Антон объяснить причину появления, как вот она – тарелочка с голубой каемочкой – рассказ про Басманова, про его умение поражать цель, про дочь, про то, что она не желает продавать дом. При этом Ермилов отрезал путь к отступлению: к тому не ходи – умер, другой в тюрьме, третий вообще не мастер.
– Но результат-то налицо, – произнес Гладышев.
– Согласен, результат налицо. Вопрос в том, каков будет эффект и будет ли он вообще.
Произнеся это, Черкашин глянул в сторону Мостового с надеждой на поддержку.
– Помнится, вы, товарищ полковник, нас учили – что легко дается, рано или поздно будет обращено против следствия. И я подумал: что если Ермилов не такой уж добряк, каким хотел казаться? Что, если ждал кого-то из – нас – меня, Гладышева, вас? По такому поводу приготовил «пирог», от вкуса которого Антон забыл о главной заповеди сыщика – «доверяй, но проверяй».
– Легко сказать – доверяй, но проверяй, – предпринял попытку выпустить шипы Гладышев. – Как проверишь, если оружейников всего ничего.
– А ты искал? Посетил пару секций, получил пять фамилий и посчитал, что работа сделана?
– Нет, я должен был оббежать всю Москву, убить уйму времени и при этом получить тот же результат.
– Хорошо. Поставлю вопрос по-другому, – видя, что Гладышев недопонимает, вынужден был перейти к конкретике Матвей. – В музее был?
– В каком еще музее?
– В любом, где среди экспонатов есть средневековое оружие.
– Зачем?
– Где экспонаты, там реставраторы – люди, которые не делают арбалеты, но восстанавливают их. В той же Третьяковке, наверняка, найдется специалист по средневековому оружию.
Стоило Черкашину произнести слово «Третьяковка», как в сознании Мостового всплыл образ Евтушенко.
– Про Третьяковку забудьте, – произнес полковник.
Переглянувшись, Черкашин с Гладышевым пожали плечами.
– Почему?
– Забудьте и все.
– Появились сомнения в действиях реставратора? – не удержался, чтобы не спросить Черкашин
– Сомнений никаких. Интуиция подсказывает, что не следует напоминать Евтушенко о том, что МУР проявляет к нему интерес.
– Вот! – непонятно чему обрадовался Гладышев. – Наглядный пример того, что доверять – означает подставлять себя под риск.
– Капитан! – повысив голос, оборвал Антона Мостовой. – Давай не будем…
Полковник хотел было добавить «обсуждать то, о чем и без того сказано слишком много», вместо этого произнес:
– Лучше скажите, что делать с квартирой Мытника?
– Надо установить видеокамеры, желательно с прослушивающими устройствами. И чтобы этим занялись люди не из МУРа и не из милиции, а, к примеру, из ФСБ, – произнес Черкашин.
